269. Чайковский ‑ Мекк

Симаки,

21 июля.

1880 г. июля 21‑ 24. Сиамаки.

Вчера не успел ничего написать вследствие очень суетливого дня. Утром я ездил в Браилов и был на двух обеднях: в русском монастыре и в костеле. После обеда пришлось отвечать на несколько пересланных мне из Каменки писем. Меня усиленно приглашают приехать: 1) Кондратьев, продающий свое имение и дающий двадцать девятого числа прощальный обед, на котором желал бы очень видеть меня; 2) Жедринские, семейство, к которому принадлежит товарищ, друг и сожитель Анатолия, который и сам проведет там в конце месяца несколько дней, и 3) брат Николай, купивший себе имение в Курской губернии и сгорающий желанием показать мне его. По разным причинам я решился уклониться от всех трех приглашений и поспешил учтивым образом предупредить, чтобы меня не ждали. Едва успел написать эти три письма, как пришли сказать, что пора отправляться в Тартаки, куда, перебравшись на тот берег в лодке, я ходил пешком. Прогулка была чудная. Вместе с моей обыкновенной свитой приезжал туда же в лодке Марсель, которого я утром в Браилове пригласил подышать вместе с нами лесным воздухом. Он, бедный, вечно сидит в Браилове, и я нахожу, что ему, дабы окрепнуть, необходимо как можно чаще бывать в лесу и в поле. Возвратился домой пешком и опять наслаждался ни с чем не сравнимой красотой заходящего солнца и видом, открывающимся с полей, прилегающих к Тартацкому лесу. Дома почувствовал себя столь усталым, что тотчас после ужина лег спать. Эту неделю я во всяком случае остаюсь еще здесь. Попрошу Вас, милый друг мой, следующее Ваше письмо адресовать в Каменку.

22 июля.

Вчерашний [день] ознаменовался тремя сильными грозами. Из них вторая была особенно замечательная. В шестом часу я пил чай на балконе. Небо было почти чисто, но откуда‑ то издалека доносился непрерывный гул, который я вместе с Алексеем и Леоном не мог иначе объяснить, как быстрым ходом какого‑ нибудь особенно большого поезда железной дороги. Гул этот становился все ближе и ближе. Вдруг с юга, из‑ за горизонта, начала с невероятной быстротой ползти туча. Она состояла из лохматого, темного, с бело‑ красной каймой авангарда, за которым виднелась плотная одноцветная серая масса. Авангард этот стремился прямо на нас, гремя все сильнее и ужаснее. Замечательно то, что ни отдельных ударов грома, ни отдельных молний не было. Но он трепетал и мерцал бесчисленным количеством молний и при этом гремел грозно, страшно, но совершенно ровно, как бой какого‑ то колоссального барабана. Это было поистине страшно, но нельзя было оторваться от окна, до того зрелище было грандиозно, дико, чудовищно‑ красиво. Как только авангард очутился над нашими головами, поднялась еще никогда невиданная мною буря с градом. Деревья ложились на землю. Поминутно был слышен треск ломающихся сучьев, слабо долетавший до слуха сквозь рев невероятного урагана. В воздухе носились листья, ветви; все стонало, выло, рвалось! Я не понимаю, как наш дом остался на месте! Градом разбило стекло в столовой, но других повреждений, кажется, не было. Едва утихла эта буря, и я, открывши окно, наслаждался чудным очищенным воздухом, как начала с запада ползти другая туча. Эта разразилась тоже сильной, но менее сильной бурей, хотя град был крупнее. Зато удары молнии на сей раз ежеминутно падали в землю, и дом наш дрожал от треска. Я поддался чувству непобедимого страха, который иногда находит на меня вследствие грозы. Только к часу ночи все утихло, хотя молнии еще долго мерцали издали и откуда‑ то доносился гул уходившей тучи. Зато что за день сегодня! Ясно, светло, весело. Но в саду остались следы бури. Множество деревьев поломано, дорожки усыпаны сучьями и ветвями. Громадная ива внизу, за садом, повалилась. Думаю, что хлеб на полях повалило, но в настоящее время это уже небольшое несчастие.

23 июля.

Наступили африканские жары при совершенно чистом небе и сильном южном ветре, разогнавшем все тучи и уже высушившем доля. На свекловице заметны следы града; все листья продырявлены. Я думаю, что теплота хорошо на них подействует; вследствие холодной погоды они начали было желтеть. Вчера я никуда не ездил, так как дороги были сильно испорчены ливнем и бурей. Сегодня хочу поехать в наш милый Симацкий лес. Написал два романса. Много играл. Между прочим проиграл и сочинения Носковского [В подлиннике: Ношковского]. Я нахожу их не выходящими из границ посредственности, но не плохими.

24 июля.

Кажется, соединились все условия, чтобы последние дни, проводимые мною здесь, были безусловно счастливые. Никаких беспокоящих известий не получаю, с оперой покончил, чувствую большой прилив вдохновения и пишу романсы, которыми остаюсь доволен, погода стоит чудесная, наконец, и здоровье мое не оставляет желать ничего лучшего. Теперь мне остается только получить известие из Arcachon, что переезд совершился благополучно, что Вы здоровы и веселы, для того, чтобы я был вполне доволен и счастлив. Сейчас, несмотря на жар, совершил прогулку по полям и с удовольствием заметил, что свекловица Ваша смотрит бодрее, веселее, чем это было до наступления жаров. О если б у моего зятя хоть наполовину была такая свекловица, как здесь! Увы! на это нельзя надеяться.

Писал ли я Вам, милый друг, что занимаюсь понемножку английским языком? Здесь мои занятия по этой части идут очень правильно и успешно. Я надеюсь, что месяцев через шесть буду свободно читать по‑ английски. Это и есть моя единственная цель. Я знаю, что в мои годы уже нельзя выучиться бойко говорить. Но прочесть Шекспира, Диккенса, Тэккерея в подлиннике‑ это будет услада моей стареющейся жизни.

Сейчас отправляюсь на скалу и хочу от мельницы пройти пешком.

Будьте здоровы, дорогой друг!

Беспредельно любящий Вас

П. Чайковский.

⇐ Предыдущая 463 464 465 466 467468469 470 471 472 Следующая ⇒