267. Чайковский ‑ Мекк

1880 г. июля 12‑ 15. Сиамаки.

Симаки,

12 июля 1880 г.

Вчера ездил в Жмеринку и провел три часа с сестрой и племянницами. Оттого ли, что сестре весело возвращаться домой, оттого ли, что она была рада меня видеть, но только она произвела на меня благоприятное впечатление. Мне показалось, что она возвращается все‑ таки более здоровая, чем уехала. Таня слегка пополнела, чему нельзя радоваться, так как у нее это всегда признак, что ей становится хуже. Вера одна вполне поправилась, на нее воды, очевидно, имели самое благодетельное влияние. Мне чрезвычайно отрадно было провести несколько часов с этими милыми моему сердцу особами. Свиданье‑ с ними рассеяло отчасти отвратительное состояние духа,. навеянное письмом известной особы и ее мамаши! Если б Вы только знали, милый друг, до чего может дойти безумие, соединенное с абсолютным бессердечием и остутствием чувства человеческого достоинства!

Получил корректуру и занимался. Погода сегодня холодная, дождливая и ветряная, но мне здесь все‑ таки так хорошо, так хорошо, что нельзя и выразить. Дни, проводимые мною здесь, ‑ сущее благодеяние для меня.

13 июля.

Погода чудная! Я вполне уже оправился от маленькой неприятности и теперь стыжусь, что из пустяка, подобного письму изв[естной] ос[обы], находил возможным испытывать тоску и расстройство. В этой личности, даже в почерке руки ее, есть какой‑ то убийственно действующий на меня яд! От одного вида адреса, надписанного ее рукой, я тотчас же чувствую себя больным и не только морально, но и физически. Вчера, например, у меня так болели ноги, что я едва двигался и чувствовал целый день невыносимую хандру и слабость, в которой совестно было признаться Вам. Но Симаки, со всей моей милой здешней обстановкой, очень быстро исцелили меня от болезненного припадка. Сегодня я опять вполне и безусловно здоров, счастлив, доволен и покоен. Сейчас отправляюсь пешком в Тартаки. Получили ли Вы, друг мой, все мои письма как каменские, так и браиловские?

14 июля.

Вчерашняя прогулка в Тартаки была в высшей степени удачна. Я туда и назад ходил пешком и лишь через реку против купальнн переезжал в лодке. По части грибов меня преследует упорная неудача; их, несмотря на дожди, нет нигде. Почему это? Какое таинственное произрастание‑ гриб! Возвращался при непостижимо чудном закате солнца.

Сейчас проигрывал уже окончательно приготовленные к печати первые два действия “Орлеанской девы”. Или я очень ошибаюсь или Вы не напрасно, милый друг мой, на подаренных мне часах велели изобразить героиню моего последнего оперного произведения. Я не думаю, чтобы “Дева” была лучшим и наиболее прочувствованным из всех моих писаний, но мне кажется, что это именно та вещь, которая может сделать меня популярным. Я чувствую, что “Онегин” и некоторые мои инструментальные вещи суть более близкие мне чада всей моей нравственной индивидуальности. Я написал “Деву” с меньшим самозабвением, чем, например, нашу симфонию или Второй квартет, но зато с большим расчетом на сценические и звуковые эффекты, а ведь для оперы это главное!

Адресую это письмо уже в Аркашон.

Что делает Влад[ислав] Альб[ертович]? Занимается ли композиторскими опытами? Как его глаза? Если он когда‑ нибудь в свободную минутку вздумает написать мне, ‑ доставит большое удовольствие.

Я имею сведения, что Н[иколай] Гр[игорьевич] проездом через Берлин был много раз у Иоахима и играл в тамошних музыкальных кружках, причем успех его был огромный. Будьте здоровы и покойны, дорогая моя! Юлье Карловне, Соне и Милочке (которая, вероятно, быстро растет и уж скоро превратится в Людмилу Карловну), а также мужскому поколению желаю всяких благ и удовольствий в дальнейшем путешествии. Безгранично преданный

П. Чайковский.

Ваша симацкая свекловица удивительно растет в последние дни. Мне кажется, что урожай будет отличный.

15 июля.

У меня был уже запечатан предыдущий лист и адресован в Arcachon на poste restante, как вдруг получаю большое, крайне заинтересовавшее и много порадовавшее меня письмо Ваше из Интерлакена. Поспешаю ответить на вопросы Ваши, милый, дорогой друг!

1) Достаточно того, что Вам хочется, чтобы “Орлеанская дева” была издана в четыре руки, чтобы я озаботился об этом. Только прошу Вас, друг мой, извинить меня, если я не буду иметь возможность устроить это в ближайшем будущем. Во‑ первых, ее нужно аранжировать, на что потребуется время; во‑ вторых, Юргенсон так завален работой по одновременному печатанию нескольких больших моих сочинений (опера, концерт, итальянская фантазия), что в настоящее время мне нужно подождать, дабы он мог сначала справиться с теперешней работой. Во всяком случае, позвольте Вам торжественно и положительно обещать, что я почту своим сладким и необычайно приятным долгом как можно скорее удовлетворить Ваше желание. Вы не знаете, какую услугу Вы мне оказываете, выражая такое желание, которое я могу удовлетворить! Мне так всегда хочется сделать что‑ нибудь угодное и приятное Вам, и так редко я нахожу к тому повод!

2) О композиторе Мошковском я имею понятие по его симфонической поэме “Иоанна д'Аpк” (мы сошлись с ним в выборе героини), слышанной мною нынешней весной в Берлине у Бильзe. Сочинение это показалось мне абсолютно бездарным, но исполненным претензии. Впрочем, по одному разу нельзя никогда составить вполне верного суждения. Может быть, я ошибаюсь, но таково было испытанное мной впечатление. Как пианиста, я его совсем не знаю.

3) Вещи Noskowsk'ого [В подлиннике: Poskowsk'oгo] я видел у Вас в Браилове, заинтересовался ими и привез их с собой сюда, но еще не проигрывал. Когда познакомлюсь с ними, напишу Вам свое впечатление.

На рысаках Ваших я не ездил еще, но непременно хочу познакомиться с ними и в первый раз, как попаду в Браилов, если и не поезжу на них, то по крайней мере посмотрю их. Признаться сказать (по свойственному мне маньячеству), я так привык, так люблю ту гнедую четверочку, которая находится в моем распоряжении, что мне и не хочется никаких других лошадей. Однако ж, так или иначе, с рысаками Вашими непременно ознакомлюсь.

Что касается Милочкиного пуделя, то я во время пребывания моего в Браилове находился с ним в самых интимных, дружеских отношениях и только по рассеянности забыл Вам написать про это милое, симпатичное создание. Впрочем, я был так увлечен Вашим попугаем, что Croquet оставался у меня на втором плане. Нужно Вам сказать, друг мой, что попугай, и именно серый попугай (которого Брем называет самым умным животным после человека и слона), всегда внушал мне страстную симпатию, а так как я редко имел случай их видеть, то, живя в Браилове, я иногда целые часы проводил в болтовне с попугаем. Иногда я садился на террасу у главного входа, ставил клетку на стол и до бесконечности наслаждался милой болтовней его. Если я не ошибаюсь, попугай этот отличается замечательной кротостью. Переезжая в Симаки, я хотел взять его с собой, и у нас с Марселем был разговор об этом, но потом я убоялся, что лишу его той Матрены, которую он беспрестанно поминает, и не решился разлучить его с ней.

Письмо Ваше пришло вчера как раз в ту минуту, когда я усаживался в фаэтон, чтобы ехать в Браилов, так что читал я его дорогой. В Браилове провел время очень приятно. Был встречен прежде всего Сroquet'ом, которого после Вашего письма мне вдвойне приятно было видеть. Долго беседовал с попугаем и ласкал его; виделся с Марселем, который, бедный, всю эту неделю проболел, очень похудел и едва еще волочит ноги; у него какая‑ то острая боль в пояснице. Обошел все комнаты и любовался новою мебелью Вашею; положил на место некоторые нотные книги и вместо них взял другие. Потом пил чай в Mаpиенгай, заезжал в монастырь ко всенощной и воротился домой, когда уже совсем стемнело.

Как мне нравится Ваш милый Саша с его страстью к горам, ледникам и восхождениям, и как я понимаю это! Мне кажется, что Zasenberg, на который он всходил с Пахульским, есть высшая точка верхнего Гринденвальденского ледника, называемого Mer de glaсе. Прав ли я? Как жаль, что я не посоветовал вовремя Саше сделать пешую экскурсию из Гринденвальда на Faulhorn. Был ли он там? Грандиознее вида, открывающегося с Faulhorn'a, нельзя себе ничего представить. Риги ничто в сравнении с этим. Радуюсь, что Вы побываете в Murren. Говорят, что он теперь неузнаваем, что там выстроили огромный великолепный отель, что там живет много англичан. В мое время там была жалкая лачужка, где едва‑ едва можно было утолить жажду и голод. Не правда ли, как англичане и американцы отравляют удовольствие делать экскурсии по Швейцарии! Я теряю всякую способность наслаждаться природой, когда рядом с собой вижу всех этих мистеpов, мистрисс и мисс, снующихся повсюду в Швейцарии не ради удовлетворения естественной потребности в впечатлениях от грандиозной природы, а как бы исполняя какую‑ то обязанность, какую‑ то повинность, наложенную приличием и обычаем на всякого благовоспитанного островитянина!

До свиданья! Дай бог Вам, дорогой друг, благополучно совершить переезд в Аркашон и найти в нем отдых!

Безгранично любящий Вас

П. Чайковский.

Поздравляю Вас, друг мой, с днем именин Владимира Карловича.

⇐ Предыдущая 461 462 463 464 465466467 468 469 470 Следующая ⇒