Тень первая

Белое облако плывет по ярко‑ синему небу. Красиво. Лечу к нему с невероятной скоростью так, словно за спиной огромные крылья. То, что происходило еще мгновение назад, на раскаленной земле, кажется страшным сном. Я не знаю, что меня ожидает – тень на асфальте или луч света. Вспомнить бы молитву да раскаяться за нелепые погрешности, но в этот переходный момент меня окружают ничтожные (по сравнению с вселенскими) мыслишки. Хочется закурить, выпить сто грамм и спуститься на землю. Дожить. Хотя бы до пятидесяти. Родить сына. Увидеть глаза матери и любимой. Пожать руку другу. Просить прощение у девушки, которая отдала мне свою молодость, а я ею бездумно воспользовался. Беречь время. Уважать дни. Не рассуждать об истинах, а делать добро. Гулять по улицам и любоваться природой. Только сейчас мне раскрываются простые, человеческие желания, благодаря которым я мог ощутить счастье. Не зря в народе говорят: «Иди служить – заматереешь». Это горькая и дезинфицирующая, как водка, правда. В кирзовых сапогах я стал другим. Глядя на смерти, сначала становишься пылким и жаждущим подвигов, не думая, бросаешься в огонь и опускаешь голову, пропуская пулю, затем хочется покоя и тишины, хочется прижаться к матери, и ты проклинаешь всех, кто разжег войны, а потом приходит привыкание и серьезность. Душевная лирика превращается в серый пепел, который ветер швыряет тебе в лицо. И только, когда пуля ранит сердце, хранящее любовь, как в фильме «Летят журавли», начинаешь галлюцинировать березками. На мир смотришь другими глазами – не важно, моргающими, благодаря ангелу‑ хранителю, или доверчиво распахнутыми.

О том, чтобы служить в армии, я мечтал с самого детства. Сколько себя помню, в одной руке держал игрушечный танк, в другой – книжку с картинками, на которых изображены самолеты. Хотел стать бравым спецназовцем или, на худой конец, полководцем. Расчищать мир от врагов мне хотелось больше, чем быть воеводой. Тогда война казалась мне игрой в перестрелку. Я слышал истории седых генералов, видел награды и медали деда, читал книги о подвигах простых солдат, которых мгновение превращало из сопливого пацана в защитника отечества, и с завистью смотрел на молодых парней в военной форме. Хотел оказаться среди сильных и смелых, ловких и храбрых, мечтал стать бесстрашным героем и спасти мир от зла. В детстве мечты глобальны, а возможности слишком малы, в зрелости все наоборот – мечты ничтожны, а возможности велики. Круговорот жизни, в котором мало кому удается спаять желания с реальностью.

Я никогда не смогу описать жизнь в армии так, как сделал это Слава – мой друг. Он был писателем, который раскрасит любую историю фантазией, не исказив при этом истину. Ему, как творческому человеку, армия была необходима, чтобы видеть боль в глазах, а не на словах, и через свое, закаленное слово рассказывать людям о чести и дружбе, жестокости и предательстве, свете и тьме. У него была своя, важная миссия – снимать накипь с отчаянных душ, не ведающих о трудностях, но постоянно о них говорящих. Он очень переживал, что может умереть. В Чечне каждый из нас был проверен на прочность, везение и доставил уйму хлопот ангелу‑ хранителю. Нам повезло с лейтенантом. Невысокий, худощавый мужчина лет сорока с проникновенным взглядом карих глаз, столь выделяющихся среди стеклянных, отрешенных, был на удивление интеллигентным. В разговорах никогда не матерился, все задания давал четко и внятно, в разведке за солдатами не прятался, а старался, где надо, первым идти. Зауважал я его за бесстрашие и чуткость.

* * *

Сегодня отправляемся в дальнюю разведку. Поход в горы обещает быть опасным и трудным. Обычно уходят группы из шести‑ десяти человек, а возвращаются от силы пять. Нас было семь. Первым потеряли молодого солдата, который клялся еще вчера, что выживет, потому что его девушка ждет… Когда мы добрались до какого‑ то села, лейтенант предложил передохнуть пару часов. Тут же послышался храп. Я сидел и смотрел на небо, пересчитывал звезды. Слава задремал на моем плече. И вдруг я увидел, как вдали что‑ то сверкает золотисто‑ синеватым светом. Купол. Церковь. Я пошел туда. Храм был закрыт, но черные чугунные ворота распахнуты. На улице были выставлены три большие иконы – Богородицы, Иисуса Христа и Николая Чудотворца. Рядом с ними поликандило – лампадка, окруженная двенадцатью восковыми свечами. Темно. Тепло и тихо. Спокойно. Где‑ то поют птицы. На небе бледный лик луны. В этот момент на меня нахлынуло чувство умиротворения. Тревожные мысли не вытесняли заученную в детстве молитву «Отче наш». Как давно я не общался с Богом, как давно потерял это ощущение веры в святое. Почему так происходит? Когда никто не способен помочь, когда понимаешь свою малость перед страшной силой, только тогда начинаешь смотреть в небо и молить видимое и невидимое о спасении? Мир умещается в простых житейских буднях, но при этом он настолько духовно безграничен, что мы и представить себе не можем. Только сейчас я заметил, что чей‑ то черный силуэт застыл возле иконы Божьей Матери. Человек держал в руках свечку. Маленький огонек осветил его лицо. Лейтенант. Надо же, я даже не удивился, что он верит в Бога.

На мгновение мне показалось, что все в жизни наполнено светом и пропитано любовью. Но реальность была жестока для нас, исполнителей чьих‑ то политических и собственнических амбиций. Автомат висел на плече, за спиной затаилась смерть, которая тенью следовала за жизнью и то и дело прикасалась к кому‑ то холодной ладонью.

На рассвете мы отправились в горы. Слава, перечитав утром, как молитву, Светино письмо, был отчего‑ то хмур и со мной не разговаривал. Неужели она написала ему о нас? Нет. Не могла. Это подлость. Я просил ее отвечать ему на письма и уважать его любовь. Вот вернемся – и разберемся с чувствами. Путь действительно оказался долгим, наши потери росли. Шестеро… пятеро… четверо…

Я покрылся потом от навязчивой мысли, что никогда не смогу увидеть маму и Светку, обнять их и прижать к себе. Слава угрюмо ворочал ноги и что‑ то бурчал себе под нос. Мне почему‑ то безумно захотелось по‑ дружески ударить его по плечу и сказать: «Брат, все будет хорошо». Рядом с писателем, зарисовывающим жизнь цветными мелками, солдатом, служившим родине, сыном, души не чаявшим в своих родителях, в нем уживался еще один человек – настоящий друг. Нравится мне этот парень вопреки законам дружбы, которую разбивает девушка. Да, я чувствовал себя предателем, но, видя, как трепетно и нежно он относится к Свете, не мог ранить его признанием, которое было бы сродни пули. Я подошел к нему во время короткой стоянки и обнял. Глаза зажмурились. Небо из голубого стало превращаться в темно‑ серое, затем вспыхнуло яркой молнией и вовсе померкло, почернело. Земля исчезла из‑ под ног. Деревья закружились в хороводе, а в ушах словно дрель засверлила. Миг. Постепенно все стало рассеиваться и превращаться в легкие облака. Я летел над ними, не ощущая тела. Так, словно сбросил с плеч тяжелый ранец и облегченно вздохнул.

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒