Благодарности 16 страница

Кристина положила руку спутнице на плечо.

— Это Лиззи, дочь Роберта. Ее мама в городе, на занятиях… и я сегодня заменяю ей маму!

Девочка потупила глазки и сделала реверанс, как будто ее представляли королеве, но тут же захихикала и старательно потрясла руку де Савари.

Кристина с Лиззи направились вслед за ним в сад; уже на ходу бывшая студентка принялась сообщать сплетни, новости и теории. Все было точно так же, как в его кабинете в Королевском колледже. Увлеченность, смех, необъяснимые прыжки от темы к теме — от археологии к любви, от Саттон-ху к Джеймсу Джойсу, от дворца в Паленке[24] к значению секса.

В саду де Савари налил в стаканы лимонад и предложил землянику. Кристина очень живо рассказывала о Робе. Профессор видел, что она всерьез увлечена журналистом. Некоторое время они говорили о нем, и Лиззи сообщила, что скоро приедет папа и привезет ей льва. И ламу. А потом спросила, можно ли поиграть на компьютере, и де Савари с готовностью разрешил, если только она будет сидеть так, чтобы взрослые все время ее видели. Девочка побежала в дом, уселась за стол рядом с открытым балконом и всецело погрузилась в игру.

Де Савари был рад этому: теперь они с Кристиной могли разговаривать свободнее.

— Ну, Кристина, — сказал он, — расскажите о Гёбекли. Это, похоже, нечто невероятное.

И весь следующий час Кристина описывала недавние события. Когда закончила, солнце уже коснулось верхушек деревьев, окаймлявших заливные луга. Профессор покачал головой. Они обсудили странный факт погребения храма. Затем перешли к «Клубу адского огня» и Черной Книге. Как в старые добрые времена, у них получился разговор интеллектуалов, людей с развитым живым умом и схожими культурными интересами: литература, история, археология, живопись. Де Савари поистине наслаждался беседой. Кристина как бы между делом сказала о попытках внушить Робу, какое удовольствие может доставить Джеймс Джойс, великий ирландский модернист, и глаза де Савари засверкали. Реплика напомнила ему об одной из его новейших теорий.

— Знаете, Кристина, я на днях в очередной раз листал Джеймса Джойса, и меня кое-что поразило…

— Что же?

— В «Портрете художника в юности» есть один эпизод. И я спросил себя, а что, если…

— Что?

— Простите?

— Что это было?!

Тут и он услышал. Грохот у них за спинами. Доносившийся из дома. Странный, зловещий грохот.

Де Савари сразу же подумал о Лиззи. Он поднялся, но не успел сделать ни шагу, как Кристина пронеслась мимо него. Ученый выронил стакан с недопитым лимонадом и кинулся следом. И услышал на бегу кое-что похуже: приглушенный вопль.

Вбежав в дом, он увидел, что Кристину крепко держат за руки несколько молодых мужчин в темных джинсовых костюмах и с лицами, закрытыми лыжными масками. Лишь у одного из них, черноволосого красавца, лицо было открыто. Де Савари сразу узнал его. Он видел изображение, полученное с телекамеры наружного наблюдения, которое Форрестер переслал по электронной почте.

Это был Джейми Клонкерри.

Ученому захотелось завыть от идиотизма происходящего. Бандиты были вооружены ножами и пистолетами.

Один из преступников нацелил пистолет на него. Это же просто-напросто нелепо. Это же Кембриджшир. Замечательный майский день. Он только что съездил в супермаркет и купил землянику. На обратном пути насвистывал Баха. А теперь в его доме вооруженные психопаты!

Кристина попыталась закричать, рванулась, один из мужчин сильно ударил ее кулаком в живот, и она перестала сопротивляться. Застонала. Ее глаза были широко раскрыты. Она смотрела на де Савари, и тот видел, что ею владеет непреодолимый ужас.

Самый рослый из налетчиков, Джейми Клонкерри, ткнул пистолетом в сторону де Савари.

— Привяжите его к стулу.

Произношение у него было на редкость правильное — устрашающе правильное. Де Савари услышал приглушенный плач в кухне. Лиззи. А потом детский плач стих.

Двое бандитов привязали профессора. В рот засунули тугой кляп и зафиксировали его полоской ткани — так туго, что из губ, прижатых к зубам, потекла кровь. Но не боль сильнее всего напугала де Савари, а то, каким образом его привязали к стулу. Заставили сесть задом наперед, так что грудь оказалась тесно прижата к спинке. Притянули крепкими ремнями. Лодыжки плотно привязали к ножкам. И запястья тоже очень крепко связали под сиденьем, отчего подбородок больно уперся в перекладину спинки. Все тело испытывало мучительную боль. Он не мог пошевелиться. Не видел ни Кристину, ни Лиззи, лишь уловил слабое хныканье, доносившееся из другой комнаты. Но потом все мысли отступили под натиском ужаса — как только он услышал слова, которые произнес стоявший у него за спиной Джейми Клонкерри.

— Профессор де Савари, вам доводилось слышать о такой процедуре, как выворачивание?

У него перехватило дух, а затем — он ничего не мог с этим поделать — хлынули слезы. Струйками побежали по щекам. Он предполагал, что его убьют. Но чтобы так? Таким немыслимо жестоким и мучительным способом?

Джейми Клонкерри обошел вокруг и наклонился к нему; на его красивом бледном лице появился легкий румянец.

— Конечно, вы знаете, что такое выворачивание, не правда ли? Как-никак вы сами написали эту книгу. Впечатляющий образчик популярной истории. «Жестокие нравы северных народов», — глумливо говорил Клонкерри. — Все об обрядах и верованиях викингов. Довольно жутко, если позволите мне высказать свое мнение. Но, я полагаю, это способствует увеличению тиражей… — Молодой человек раскрыл книгу и не спеша прочитал вслух: — «Теперь же мы подходим к одной из наиболее отталкивающих концепций, выделяющихся даже в исполненной жестокости летописи общества викингов: так называемому выворачиванию. Некоторые ученые сомневаются в том, что ужасный обряд жертвоприношения вообще имел место когда-либо, но неоднократные упоминания в сагах и скальдической поэзии позволяют нам заявить с практически полной уверенностью: процедура выворачивания существовала. И на самом деле практиковалась у народов Севера как жертвенная церемония. — Клонкерри взглянул на де Савари, оскалил зубы в улыбке и продолжил: — Жертвами достойного всяческого порицания обряда выворачивания стали, согласно норвежским анналам, такие выдающиеся личности, как король Эллу Нортумбрийский, Халфдан, сын короля Норвегии Харфагри, и король Эдмунд Английский».

Де Савари почувствовал резь в кишечнике и испугался, что может обделаться.

Клонкерри перевернул страницу.

— «Описания различаются в деталях, но основные элементы всегда одни и те же. Сначала жертве разрезали мускулы на спине вдоль позвоночника. Иногда перед этим со спины сдирали кожу. Потом оголенные ребра отламывали от позвоночника молотком или обухом топорика, возможно также, их отрубали. Потом отделенные ребра выворачивали подобно тому, как распластывают цыпленка перед жарением, открывая легкие. Жертва при этом оставалась полностью в сознании, а продолжающие работать легкие раздувались за пределами грудной клетки и выступали над плечами, так что жертва походила на орла, разворачивающего крылья. Иногда огромные раны посыпали солью. Рано или поздно должна была наступить смерть: или от потери крови, или от удушья, или просто от разрыва сердца. Ирландский поэт Симас Хини упоминает выворачивание в своей поэме „Викинг Дублин“: „Умело, как мясники, они вывернули наружу твои легкие, и над твоими плечами выросли теплые крылья“».

Клонкерри захлопнул книгу и положил ее на обеденный стол. Де Савари дрожал от страха. Высокий молодой человек широко улыбнулся.

— «Рано или поздно должна наступить смерть». Мы наконец-то выясним, так ли это. Верно, профессор де Савари?

Профессор закрыл глаза. Он слышал бормотание мужчин у себя за спиной. И — да, он обделался от ужаса. Отвратительный запах ударил в ноздри. Потом его пронзила первая жуткая боль — когда нож вонзился в спину и двинулся вниз. От шока его чуть не вырвало. Он закачался в кресле туда и обратно, слыша как бы издали прилетающий смех.

Потом Джейми Клонкерри снова заговорил.

— Я собираюсь переломать вам ребра простыми плоскогубцами, киянки у нас нет…

Снова взрыв смеха. Де Савари услышал треск и ощутил боль от удара рядом с сердцем — как будто в него выстрелили. Он понял, что ему ломают ребра, одно за другим. Чувствовал, как они сгибаются, а потом ломаются.

Крак! Словно вдруг лопнуло что-то туго натянутое. И снова треск, и еще. Его вырвало, несмотря на кляп. Он надеялся, собственная рвота задушит его. Что смерть наступит быстро.

Однако пока он не умер и потому чувствовал, как руки Клонкерри роются в его грудине. Он испытал совершенно сюрреалистическое ощущение, когда легкие вытаскивали наружу, и потом почти экстатическую боль, когда они оказались на воздухе. Его собственные легкие бились на его собственных плечах, скользкие и горячие. Отчасти пахнущие рыбой, отчасти металлом: его легкие! Де Савари едва не лишился чувств.

И все же не лишился. Бандиты знали свое дело: он оставался живым и в сознании. Чтобы страдать.

В зеркало он видел, как девочку и Кристину вытолкали из комнаты и куда-то увели. Банда тоже готовилась отбыть. Оставив де Савари умирать здесь, в полном одиночестве, со сломанными и раздвинутыми ребрами, с лежащими на плечах легкими.

Хлопнула дверь. Преступники ушли.

Притянутый ремнями к креслу, де Савари старался приглушить физическую боль и душевные страдания. Он собирался предупредить Кристину — но не успел. И теперь умирает. И некому спасти его.

Потом он заметил кое-что. На столе, очень близко, рядом с его книгой о викингах, лежала ручка. Может, он дотянется до нее ртом. И напишет кое-что. Тогда его последние мгновения не пропадут даром.

Он тянулся изо всех сил; от слез и боли все расплывалось перед глазами. В том числе и название собственной книги: Хьюго де Савари. «Жестокие нравы северных народов».

Роб сидел в офисе Форрестера в Скотленд-Ярде.

Сквозь открытое окно задувал прохладный ветерок. Был не по сезону холодный, влажный и хмурый день. Борясь с яростью и отчаянием, Роб думал о дочери.

Однако чувства были так сильны! Возникло ощущение, будто он, погрузившись до бедер, стоит в быстро текущей воде и в любой момент может потерять власть над собой, унесенный потоком эмоций, как человек, захваченный азиатским цунами. Ему требовались все силы, вся сосредоточенность, чтобы не сорваться в истерику.

Он рассказал полицейским все, что знал о езидах и Черной Книге. Помощник детектива, Бойжер, записывал, а Форрестер в упор, очень серьезно смотрел на Роба. Когда журналист закончил, старший офицер вздохнул и развернулся в своем кресле.

— Теперь совершенно очевидно, почему их похитили.

Бойжер кивнул.

— То есть? — мрачно спросил Роб.

Он узнал о похищении дочери всего несколько часов назад, сразу после того, как самолет из Стамбула приземлился в Хитроу. Тут же бросился в дом бывшей жены, а потом к полицейским. Поэтому у него не было времени обдумать, как именно все произошло.

— Очевидно, Клонкерри прочел вашу статью, несколько дней назад напечатанную в «Таймс».

— А-а…

Слова ощущались во рту сухими и лишенными смысла. Всё ощущалось сухим и лишенным смысла. Помнится, Кристина говорила: ассирийское название ада звучит как Пустыня Боли.

Там он и находился сейчас: в Пустыне Боли.

Полицейский продолжал говорить:

— По всей видимости, они считают, что вы, мистер Латрелл, располагаете какими-то сведениями относительно Черной Книги. Должно быть, они ввели ваше имя в Google и нашли адрес вашей бывшей жены. Вы ведь и сами там раньше жили, верно? Там вы зарегистрированы как избиратель?

— Да.

— Понятно. Видите, как все оказалось просто для них? Наверно, они несколько дней наблюдали за этим домом. И ждали.

— А потом появилась Кристина… — пробормотал Роб.

В разговор вмешался Бойжер:

— Она еще больше облегчила им задачу. Втроем они отправились в Кембридж, и банда, без сомнения, за ними.

— И оттуда ваша девушка поехала с вашей дочерью в некий уединенный загородный дом. Худшее место из всех возможных… К тому времени бандиты, видимо, уже знали о де Савари. Он был писателем и пользовался огромным успехом. В его книгах рассказывалось и о жертвоприношениях, и о «Клубе адского огня». Уверен, Клонкерри читал его. Или видел по телевизору.

— И они… — Роба все еще затягивал серый поток воды. Он заставил себя сосредоточиться. — И они ждали за пределами дома, понимая, что имеют возможность заполучить сразу и Кристину, и мою дочь.

— Правильно, — ответил Бойжер. — Наверное, выжидали несколько часов, а потом ворвались в дом.

Роб вперил взгляд в Форрестера.

— Она умрет? Моя дочь? До сих пор они убивали всех.

Форрестер вздрогнул и покачал головой.

— Нет… Вовсе нет. Нам неизвестно, что они задумали…

— Ох, перестаньте!

— Как вам угодно.

— Нет! — Роб уже почти кричал; он вскочил и теперь сверху вниз яростно смотрел на полицейского. — Как вы можете говорить такое? «Нам неизвестно, что они задумали»? Вы не знаете, на что это похоже, детектив! Не можете знать, черт бы вас побрал! Мою дочь похитили убийцы! Я вот-вот потеряю свое единственное дитя!

Бойжер делал ему знаки, прося успокоиться и сесть. Роб несколько раз медленно вдохнул и выдохнул. Понимал, что устраивает сцену, но ему было плевать. Он должен был выплеснуть свои эмоции, не мог дольше держать их в себе. Несколько мгновений он просто стоял, почти ослепший от гнева. Наконец сел.

Форрестер продолжал очень спокойно:

— Я понимаю, вам сейчас очень трудно это воспринять, но факт тот, что банда не причинила вреда ни вашей дочери Лиззи, ни Кристине Мейер. Насколько нам известно.

Латрелл кивнул с мрачным видом, но промолчал. Опасался открыть рот.

Полицейский постарался объяснить свою логику.

— На месте преступления не обнаружено других следов крови, только кровь де Савари. Во всех предыдущих случаях, как вы правильно заметили, бандиты убивали без сожаления. Однако на этот раз они похитили. Почему? Потому что хотят добраться до вас.

Кружащийся вокруг Роба водоворот замедлил свое движение. Теперь журналист смотрел на Форрестера внимательно и даже с надеждой. Тут определенно присутствовала некоторая логика. Робу страстно хотелось верить этому детективу.

— Вы указали в конце статьи свой электронный адрес? — спросил Форрестер.

— Да. Такова стандартная практика. Электронный адрес «Таймс».

Бойжер что-то писал в своем блокноте.

— Уверен, Джейми Клонкерри свяжется с вами, — заявил Форрестер. — И очень скоро. Он отчаянно хочет заполучить Черную Книгу.

— И что, если свяжется? Как действовать?

— Немедленно звоните мне. Вот номер моего мобильника. — Форрестер протянул карточку. — Мы должны подцепить его на крючок, убедить в том, что Книга у вас. Материалы езидов.

Роб был явно сбит с толку.

— Хотя у меня ничего нет?

— Они этого не знают. Мы намекнем, что у вас есть нужная им вещь, и это позволит выиграть время. Драгоценное время — для того, чтобы схватить Клонкерри.

Поверх плеча Форрестера Роб смотрел на окно и думал о сотнях полицейских, работающих сейчас в здании. Этим делом занимаются, наверное, несколько десятков человек. Они ведь сумеют найти эту банду убийц? За которой тянется широкий и длинный хвост крови и жестокости… Об этом сейчас пишут все газеты. Робу хотелось закричать так, чтобы услышали все в здании: «Ловите их! Делайте свое дело! Схватите гадов! Неужели это так трудно? »

Вместо этого он спросил:

— По-вашему, где они могут быть?

— Кое-какие догадки имеются, — ответил Бойжер. — Лука Марсинелли — итальянец, и у него есть лицензия на управление частными самолетами. Может, они используют самолеты, частные самолеты, чтобы покидать страну и возвращаться обратно.

— Но ведь они же просто дети…

Форрестер покачал головой.

— Не просто дети. Это богатые дети. Марсинелли сирота, но он унаследовал производство миланского текстиля. Баснословно богат. Второй член шайки, по нашим сведениям, сын менеджера хедж-фонда[25] в Коннектикуте. У «деток» есть трастовые фонды, личные состояния, счета в банке Джерси. Они могут купить новый автомобиль только так. — Форрестер щелкнул пальцами. — В Восточной Англии хватает частных аэродромов, американских взлетно-посадочных площадок, оставшихся после войны. Может, они вывезли вашу дочь из страны. Скорее всего, в Италию, учитывая связи Марсинелли. У него поместье около Итальянских озер. Еще есть семья Клонкерри в Пикардии. Тоже под наблюдением. Французская и итальянская полиция подключены.

Латрелл неожиданно для себя зевнул, по-настоящему зевнул — от огорчения и горечи, не от усталости. От избытка адреналина. Он чувствовал жажду, истощение, взвинченность, гнев. Два женских существа, которых он любил больше всех на свете, похищены. Они плачут и страдают в Пустыне Боли. Мысль о случившемся была невыносима.

Роб встал.

— Ладно, детектив. Я буду регулярно проверять электронную почту.

— Хорошо, мистер Латрелл. И можете звонить мне в любое время, хоть в пять утра. — На мгновение глаза полицейского затуманились. — Роб, я понимаю, что вы сейчас испытываете. Поверьте… Клонкерри — самоуверенный молодой человек и, конечно, псих. Считает себя умнее всех. Людям такого типа хочется подразнить полицию своим хитроумием. На этом их и ловят.

Форрестер подал Робу руку. Рукопожатие полицейского было крепким, и не просто по причине профессиональной уверенности: в нем чувствовалось и сопереживание. И было что-то еще во взгляде: ясно различимая печаль, даже боль.

Журналист поблагодарил, покинул здание, дошел словно зомби до автобусной остановки и поехал в Ислингтон, в свою тесную квартирку. Поездка измотала его окончательно. Куда ни глянь, дети, маленькие девочки: играющие с друзьями, прыгающие по тротуару, ходящие с матерями по магазинам. Он не мог не смотреть: а вдруг случайно — совершенно случайно! — одна из них окажется Лиззи? Одновременно Робу хотелось отвернуться, потому что каждая девочка напоминала ему дочь. Запах ее волос после купания, когда она была еще совсем малышкой. Доверчивые голубые глаза. На Роба в очередной раз накатила волна боли, огромная и сокрушительная.

Добравшись до дома и не обращая внимания на нераспакованные чемоданы и скисшее молоко на кухонном столе, он устремился к своему ноутбуку, включил его и проверил почтовый ящик.

Ничего. Он проверил еще раз, перезагрузив компьютер. По-прежнему пусто.

Латрелл принял душ, начал одеваться и… остановился. Распаковал один чемодан и… остановился. Он изо всех сил старался не думать о Лиззи, но ничего не получалось; он был зол и напряжен. Однако все, что он мог делать, это снова и снова проверять электронную почту.

Без рубашки, босиком, он вернулся к компьютеру, снова заглянул в ящик и… вздрогнул. Вот оно, послано десять минут назад. Электронное сообщение от Джейми Клонкерри.

Роб в страхе и надежде смотрел на название темы: «Ваша дочь».

Что там? Жуткая фотография ее трупа? Сожженного или обезглавленного тела? Или утверждается, что она в безопасности?

Напряжение и тревога стали непереносимы. Истекая потом, он открыл письмо. Никаких фото; только текст.

«Ваша дочь у нас, Роб. Если хотите получить ее обратно, отдайте нам Черную Книгу. Или объясните точно, где она. В противном случае ваша дочь умрет. Предоставляю вам самому вообразить, каким образом. Думаю, воображение у вас богатое. Ваша девушка тоже пока не пострадала, но мы убьем и ее, если вы не поможете нам».

Робу хотелось швырнуть компьютер об стену. Но он продолжал читать: это было не все, далеко не все.

«Кстати, я прочел ваши заметки о палестинцах. Очень трогательно. Душераздирающе. Вам бы следовало писать прозу, и получилось бы очень даже неплохо — не будь вы так предсказуемо либеральны. Интересно, вы когда-нибудь задумывались по-настоящему об израильской ситуации и о том, что лежит в ее основе? Только по-честному, Роб?

Взгляните на это вот с какой позиции: кто вас больше всего пугает? Какая раса сильнее всего нервирует вас, глубоко внутри? Рискну предположить, что черные, африканцы, — да? Я прав? Решитесь ли вы пересечь улицу Лондона, если на той стороне видите шайку чернокожих юнцов в капюшонах? Если решитесь, то вряд ли в одиночку. Мы все так поступаем. И страх перед чернокожими статистически оправдан — если иметь в виду мелкие уличные преступления. Гораздо вероятнее, что на вас нападет и ограбит чернокожий, чем белый. Не будем принимать в расчет японцев или корейцев, что разумно, учитывая пропорцию чернокожих в населении.

Однако подумайте об этом хорошенько.

Я читал ваши статьи и знаю: вы не глупы. Может, в вопросах политики вы и идиот, но вы не глупы. Подумайте. Какая раса на самом деле убивает больше всего людей? Какая из всех человеческих рас наиболее смертоносна?

Она же и самая умная, правда?

Давайте разберемся. Вы боитесь чернокожих. Но на самом деле сколько людей убили африканцы в мировом масштабе? Африканская армия? Африканские власти? Несколько тысяч? Может быть, несколько сот тысяч? И это если брать всю Африку. Поэтому, как видите, африканцы per capita[26] на самом деле не опасны. У них царит хаос, они, совершенно очевидно, не способны к самоорганизации, и в глобальном смысле они не несут угрозы. Теперь возьмем арабов. Вряд ли арабы смогли бы изобрести компьютер. С пятнадцатого века они не совершили ни одного успешного вторжения. 9/11 — их лучшая попытка за двести лет убить сразу много людей. И убили они три тысячи. Американцы могут напалмом сжечь столько за минуту. С помощью дистанционного управления.

Кто же те организованные народы, которые на самом деле убивают, Роб? Для ответа на вопрос нужно отправиться на север, туда, где живут умные люди.

Среди европейских наций англичане и немцы убили больше, чем кто-либо другой. Возьмем Британскую империю. Британцы стерли с лица земли тасманийских аборигенов, in toto[27]. В Тасмании для англичан это было как спорт — они собирались группами, выслеживали и убивали местных жителей. Кровавый спорт, типа верховой охоты на лис с гончими.

Единственные европейцы, сравнимые с британцами с точки зрения смертоносности, Роб, это немцы. Они медленнее набирали силу, не имели империи, но в XX столетии заметно преуспели. Они безжалостно убили шесть миллионов евреев, пять миллионов поляков и от десяти до двадцати миллионов русских. Столько, что всех и не сосчитаешь.

И каков уровень ай-кью у англичан и немцев? Примерно 102–105; значительно выше среднего и заметно выше, чем у всех других рас. Вроде бы не такой уж значительной разницы оказалось достаточно, чтобы англичане и немцы попали в число самых смертоносных наций в мире — и самых умных!

Теперь давайте заглянем вдаль. Кто еще умнее, чем британцы и немцы, Роб? Китайцы. У них средний показатель ай-кью 107. И китайцы в одном лишь двадцатом столетии уничтожили, возможно, сто миллионов. Конечно, они убивали только собственный народ, но какая разница?

И теперь мы приближаемся к сути.

Из всего народонаселения Земли кто с большей степенью вероятности может убить? Немец или англичанин?

Чернокожий или китаец? Кореец или казах? Ниггер или итальяшка?

Нет, это еврей. Евреи убили на нашей планете больше людей, чем кто-либо другой. Конечно, учитывая ничтожно малый размер их популяции, они вынуждены устраивать кровавые бойни чужими руками: эксплуатируя силу других народов или втравливая страны в борьбу друг с другом. Они живут и убивают, используя в качестве оружия свой ум. Подумайте об этом. Евреи придумали христианство: сколько людей погибло за крест и от него? Пятьдесят миллионов? Евреи изобрели коммунизм. Еще сто миллионов. Существует ведь и атомная бомба. Кто ее изобрел? Евреи. Скольких она убьет?

Евреи под маской неоконсерваторов даже развязали вторую Иракскую войну. Да, по их меркам, это была незначительная операция: всего миллион погибших. Так, пустячок. Но одно ясно: они приложили к случившемуся руку. Возможно, в качестве репетиции большой войны между исламом и христианством. Которая, это все понимают, не за горами и которую, это тоже все понимают, развяжут евреи. Потому что они развязывают все войны; потому что они так умны и изобретательны.

Каков показатель ай-кью среднего еврея? 115. Они по всем меркам самая умная раса на земле. Исторически они лишат жизни любого с большей степенью вероятности, чем кто-либо другой. Просто они делают это не на улицах, не бросаются с ножом, чтобы раздобыть десять баксов и купить крэк».

Роб смотрел на экран. Вся эта расистская пакость в ее безумии потрясала до глубины души. Вызывала головокружение. И все же из нее можно было кое-что извлечь.

Он перечитал письмо дважды, взял телефон и позвонил детективу Форрестеру.

Форрестер звонил по телефону, стараясь организовать встречу с Дженис Эдвардс; хотелось выслушать ее мнение по делу Клонкерри, поскольку она была экспертом в области эволюционной психологии, написала ряд небольших, но хорошо встреченных читателями книг.

Ее секретарь отвечала уклончиво. Дескать, Дженис очень занята, и на этой неделе относительно свободное время найдется лишь завтра, когда она будет в Королевском хирургическом колледже на ежемесячной встрече учредителей колледжа.

— Ну что же, прекрасно. Я могу встретиться с ней там?

Секретарь вздохнула.

— Хорошо, я запишу вас.

На следующее утро Форрестер доехал на метро до Холборна и дождался в вестибюле Королевского колледжа прибытия Дженис. Она повела его в большой сверкающий — весь «стекло и сталь» — музей колледжа; дескать, это хорошее место, чтобы поговорить.

Музей производил впечатление. Лабиринт огромных стеклянных стеллажей, уставленных банками с анатомическими образцами.

— Так называемая Хрустальная галерея. — Дженис обвела рукой коллекцию. — Ее обновили пару лет назад, и мы очень гордимся ею. Стоит миллионы.

Форрестер вежливо кивнул.

— Это одно из моих любимых местечек, — продолжала доктор. — Смотрите. Вот это перерезанное в процессе самоубийства горло — отлично видно, как была вскрыта плоть. Хантер был блестящим прозектором. — Она улыбнулась Форрестеру. — Итак, о чем вы хотели поговорить, Марк?

— Как вы полагаете, может существовать ген убийства?

Она покачала головой:

— Нет.

— Совсем нет?

— Один ген — нет. Но, может быть, набор генов. Да. Не вижу, почему это невозможно. Однако точно мы не знаем. Это совсем юная наука.

— Понятно.

— Мы только-только начали открывать для себя генетику. Например, вы когда-нибудь замечали, как взаимосвязаны гомосексуализм и высокий интеллект?

— А они связаны?

— Да. — Она улыбнулась. — У геев ай-кью примерно на десять пунктов выше среднего. И не вызывает сомнений, что какую-то роль здесь играет генетический элемент. Набор генов. Однако мы даже примерно не представляем себе механизма действия.

Форрестер кивнул и огляделся. Тут были и образцы тканей животных. Банка, содержащая миксину. Бледно-серый желудок лебедя.

— Что касается наследуемости склонности к убийству… — продолжала Дженис Эдвардс. — Зависит от того, как эти гены взаимодействуют друг с другом и с окружением. Человек, имеющий такую особенность, может жить совершенно нормальной жизнью, если его позывы не катализировать и не провоцировать.

— Но… как вы считаете — склонность к убийству можно унаследовать? — спросил Форрестер.

— Давайте возьмем музыкальные способности. Похоже, они частично наследуемы. Рассмотрим родословную Баха — среди его родственников на протяжении нескольких поколений были исключительно яркие композиторы. Конечно, окружение играло свою роль, но гены тут тоже определенно задействованы. Значит, если можно унаследовать столь сложную вещь, как способность создавать музыкальные композиции, почему то же самое не применимо к такой примитивной потребности, как убийство?

— А что насчет человеческих жертвоприношений? Можно унаследовать тягу к ритуальным убийствам?

Она нахмурилась.

— Не уверена. Странная концепция. Как она возникла?

Форрестер рассказал ей историю аристократической семьи Клонкерри, в которой были военные, и кое-кто из них изливал свою агрессию в виде жутких человеческих жертвоприношений. А теперь они произвели на свет Джейми Клонкерри: убийцу, который совершает жуткие преступления, не имея на то ни оправданий, ни логических обоснований. Еще более странно, что эту семью как будто притягивают места массовой гибели людей: они живут неподалеку от самого большого во Франции захоронения и полей Первой мировой, обагренных кровью, пролитой их предком, генералом Клонкерри.

Дженис задумчиво кивнула.

— Интересно. Говорят, убийцы часто возвращаются на место преступления. Но все равно это странно. Зачем жить там? Рядом с полями сражений? Может, просто совпадение? Может, они таким образом проявляют уважение к предкам? Вам нужно побеседовать об этом с антропологом.

Она пошла по Хрустальной галерее. На полу, скрестив ноги, сидели две девушки с блокнотами для набросков на коленях; рядом стояли жестянки с краской. Студентки-художницы, предположил Форрестер. Одна из девушек была китаянка; сосредоточенно щурясь, она не сводила глаз с пяти законсервированных утробных плодов — деформированных человеческих близнецов.

Дженис Эдвардс повернулась к Форрестеру.

— Лично я воспринимаю это как наследуемый психоз одержимостью убийством, которое, возможно, в определенных ситуациях проявляет себя как жертвоприношение.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒