Благодарности 19 страница

Роб хотел, чтобы они не тянули, чтобы ворвались прямо сейчас. Он считал, что разгадал психологию Клонкерри. Главарь банды, конечно, понимал, что он покойник, понимал, что не получит Книгу, но хотел прихватить Лиззи с собой на тот свет, причем сделать это самым отвратительным способом: чтобы отец своими глазами увидел ее смерть. Дрожь пробирала Роба до костей, когда он представлял себе, какими методами Клонкерри может умертвить его дочь. Прямо сейчас. Перед камерой.

Форрестер сжал плечо Роба, стремясь успокоить его. Гардаи в очередной раз изучали план дома: дымоход, окна и так далее. Может, бросить гранаты через окна верхнего этажа? Может, маньяка сумеет застрелить снайпер? Их спор безумно злил Роба, хотя он понимал — как только они попробуют хоть что-либо сделать, Клонкерри попытается убить его дочь. Дверь в комнату была прочно заперта на засов и замок. Тупиковая ситуация с единственно возможным исходом. Чтобы прорваться внутрь, понадобится две-три минуты. Как только полицейские начнут ломать дверь, преступник возьмет сверкающий нож и отрежет девочке язык. Выколет глаза. Рассечет артерию на бледном горлышке. Обезглавит…

Латрелл пытался не думать об этом. Салли беззвучно плакала. Их дочь, по-видимому, тоже. В дальней части «картинки» на экране журналист видел, как вздрагивают плечи Лиззи.

Салли вытерла мокрый нос тыльной стороной ладони и сказала то, что было у Роба на уме.

— Это тупик. Он убьет ее. О господи…

Журналист стиснул зубы. Его бывшая жена права.

Клонкерри на экране время от времени снова начинал говорить, и так на протяжении вот уже двадцати минут; его разглагольствования звучали странно, иногда почти бессвязно.

В данный момент он рассуждал о холокосте.

— Ты никогда не задумывался, Роб, почему Гитлер занимался подобным? Это было колоссальное человеческое жертвоприношение, разве нет? Я имею в виду холокост. Знаешь, как евреи называют его? Shoah. Всесожжение. Shoah означает всесожжение. Они подверглись всесожжению — точно так же, как сами жиды когда-то приносили своих младенцев в дань Молоху. В ben hinnom. В долине Смертной Тени. Да, именно здесь и мы с тобой, Роб, — в долине Смертной Тени. Где сжигают маленьких детей.

Маньяк облизнул губы. В одной руке он держал пистолет, в другой нож. И продолжал говорить.

— Великие люди всегда жертвуют другими. Наполеон переходил через реки по телам своих утонувших солдат. Сначала приказывал им бросаться в реку и тонуть, а потом использовал окоченевшие трупы как мост. Поистине великий человек. Был еще Пол Пот, в порядке эксперимента уничтоживший в Камбодже два миллиона своих соплеменников. Два миллиона, Роб. Это сделали красные кхмеры, а они, между прочим, были буржуа, верхний слой среднего класса, люди образованные и просвещенные.

Роб покачал головой и отвел взгляд от экрана. Клонкерри усмехнулся.

— Ах, ты не хочешь говорить об этом! Неудобно! Но тебе придется говорить, Роб. Взгляни в лицо фактам. Все политические лидеры мира в той или иной степени имеют склонность к насилию, то есть являются садистами. В Иракской войне мы сражались за свободу, да? Но сколько народу убили при этом кассетными бомбами? Двести тысяч? Полмиллиона? Мы просто ничего не можем поделать с собой, верно? Современное прогрессивное общество все равно продолжает убивать. Просто убивает более эффективно. Тут мы, люди, очень преуспели, потому что нами всегда руководили убийцы. Всегда. Что такое с нашими лидерами, Роб? Почему они всегда льют кровь? Что за потребность такая? Они кажутся безумными, но чем на самом деле отличаются от тебя и меня? Какую потребность ты испытываешь в отношении меня, Роб? Неужели не строишь в воображении сцен расправы? Сварить в масле? Исполосовать бритвой? Спорим, ты представляешь себе это. Все умные люди, сообразительные парни — все они убийцы. Все мы убийцы. Так что же с нами не так, Роб? Может, что-то… заложено в нас, а? — Он снова облизал губы. — Но я устал от этого, Роб. Я ни на миг не поверил, что Книга у тебя или ты знаешь, где она. Думаю, глупой мелодраме пришел конец.

Он отвернулся от камеры, подошел к креслу и развязал веревки, которыми Лиззи была привязана к креслу.

Дочь Роба корчилась в руках Клонкерри. Рот ее все еще был заткнут кляпом. Убийца поднес девочку к компьютеру, усадил ее на свое колено и снова заговорил в камеру.

— Ты когда-нибудь слышал о скифах, Роб? У них были странные обычаи. Они приносили в жертву своих коней. Загоняли их на горящие корабли и сжигали живьем. Изумительно! С той же жестокостью они относились и к потерпевшим кораблекрушение морякам: если человек сумел уцелеть во время бедствия на море, скифы бежали на берег, хватали его за руки, вели на утес и сбрасывали. Достойные восхищения люди.

Лиззи продолжала извиваться в руках Клонкерри, взглядом ища отца на экране. Салли рыдала, глядя, как дочь борется за жизнь.

— Сейчас я собираюсь зажарить ее голову. Живьем, конечно. Тоже в духе скифов — таким способом они приносили в жертву своих первенцев. Она ведь твой первенец, правда? На самом деле она твое единственное дитя? Ну, сейчас я разожгу небольшой костер и…

— Да пошел ты, Клонкерри! Пошел ты! — взорвался Роб.

Клонкерри рассмеялся.

— Да?

— Пошел ты! Если хотя бы прикоснешься к ней, я…

— Что, Робби? Что ты сделаешь? Станешь, словно кот, царапаться в дверь, пока я режу ей горло? Поносить меня, когда я сначала трахну, а потом застрелю ее? Что? Что? Что ты можешь сделать, жалкое хнычущее ничтожество, не то мужик, не то баба? Дамский угодник! Что? Что? Почему бы тебе не прийти сюда и не расправиться со мной? Эй? Беги прямо сюда и хватай меня, тупица! Давай, Робби, я жду…

Роб почувствовал, как его захлестывает гнев. Он вскочил с кресла и выбежал из палатки. Ирландские полицейские попытались остановить его, но он просто оттолкнул их с дороги. Он мчался со всех ног. Несся вниз по зеленому склону холма, чтобы спасти свою дочь. Бежал что было духу. Сердце, словно барабан, гремело в ушах. Он бежал и бежал, едва не упал на скользком от влаги дерне, но тут же выровнялся, помчался дальше, мимо других полицейских с пистолетами, в черных шлемах, попытавшихся остановить, но он заорал на них, и они отступили, и вот Роб добрался до двери в дом и оказался внутри.

Полицейские неслись вверх по узкой лестнице, но Роб обогнал их. Оттолкнул с дороги одного, чувствуя, что мог бы сбросить кого-нибудь и с утеса, если бы понадобилось. Он никогда в жизни не казался себе таким сильным и яростным; он собирался убить Клонкерри, причем немедленно.

Спустя несколько мгновений Роб оказался перед запертой дверью, и полицейские закричали, чтобы он убрался с дороги, но он проигнорировал их. Он бил в дверь ногами, бил, бил, и наконец она поддалась, замки уступили натиску. Едва не треснули лодыжки, но он стукнул еще раз, и дверь заскрипела, петли сорвало. Роб оказался внутри.

Он находился в спальне. И там…

… не было никого. Комната была… пуста!

Ни кресла, ни компьютера, ни Клонкерри, ни Лиззи. На полу мусор. Наполовину открытые консервные банки с едой. Какие-то тряпки и грязные кофейные чашки. Пара газет, и в углу груда одежды Кристины.

Роб почувствовал, как начинает терять рассудок, как его затягивает в водоворот безумия, в котором логике нет места. Где Клонкерри? Где кресло? Где сброшенный колпак? Где его дочь?!

Вопросы кружились в голове. Между тем комнату заполнили полицейские. Попытались увести Роба, но он отказывался уходить. Он должен был разрешить эту мрачную, страшную загадку. Он чувствовал себя обманутым, униженным и глубоко несчастным. Чувствовал, что находится в шаге от безумия.

Он неистово оглядывался по сторонам и вскоре увидел маленькие камеры, наведенные неизвестно куда. Клонкерри где-то в другом месте? Наблюдает за ними? Смеется? Латрелл почти слышал омерзительный смех главаря, находившегося невесть где; с помощью Интернета тот видит Роба и смеется над ним.

И потом он услышал реальный шум. Голос из шкафа в углу комнаты. Человеческий голос, приглушенный кляпом: к этому времени Роб научился очень хорошо распознавать подобные звуки.

Оттолкнув со своего пути полицейского, он бросился к шкафу и распахнул дверцу.

Из темноты на него глядели два круглых от ужаса глаза. Из-под кляпа вырывались звуки мольбы и облегчения, и даже любовный стон.

Это была Кристина.

Роб сидел во вращающемся кресле за письменным столом Дули в кабинете, расположенном на десятом этаже сверкающего нового здания, выходящего на реку Лиффи. Из окон открывалась изумительная панорама: от слияния реки с Ирландским морем на востоке до округлых холмов Уиклоу к югу от города. Под ясными небесами холмы выглядели девственно-зелеными. Прищурившись, Роб даже смог разглядеть километрах в десяти невысокий мрачный силуэт дома Монпелье на вершине одного из этих холмов.

Зрелище вернуло его к суровой реальности. Латрелл развернулся лицом к заполненной народом комнате. Всего полтора часа прошло после ужасающей драмы, развернувшейся в лесу Адского Огня. Они получили от Клонкерри одно короткое сообщение, демонстрирующее все еще живую Лиззи. Но откуда? Где она? Роб кусал ногти, пытаясь вычислить, пытаясь сложить вместе кусочки головоломки.

Кристина разговаривала живо и вполне здраво.

— Вам точно не требуется медицинская помощь? — спросил Дули, наклонившись к ней.

— Нет! Со мной все прекрасно. Я же говорила. Мне не причинили вреда.

В разговор вклинился Бойжер.

— Как они доставили вас в Ирландию?

— В багажнике машины. На пароме, судя по тошнотворному запаху дизельного топлива и морской воды.

— Вас засунули в багажник?

— Как видите, я уцелела. Всего несколько часов в машине, а потом судно.

— Ну, мы примерно так и предполагали, — заявил Форрестер. — Они переплыли из Британии в Ирландию на пароме, чтобы избежать таможенного контроля. Мисс Мейер, я знаю, это тяжело, но нам необходимо срочно выяснить все, что возможно.

— Как я уже говорила, детектив, со мной все в порядке. Спрашивайте о чем угодно.

— Хорошо. Что вы помните? Вам известно, когда бандиты разделились? Мы знаем, день или два они держали вас с Лиззи вместе в Англии. Есть хоть какое-то представление, где именно?

— Мне очень жаль. — Кристина говорила немного странно, заметил Роб: отрывисто, резко. — Я понятия не имею, где мы находились. Возможно, где-то около Кембриджа. Первая поездка была недолгой, примерно с час. Мы с Лиззи были в багажнике. Потом они вытащили нас, завязали рты и надели мешки. Бандиты много разговаривали, и я догадалась, что они разделились. Спустя полтора суток, наверно. Трудно сказать, когда ты с мешком на голове и дрожишь от ужаса.

Форрестер спокойно улыбнулся, но Роб чувствовал, что детектив изо всех сил пытается уразуметь логику событий.

— Я все равно пока не понимаю, — сказал Бойжер. — Ради чего целый спектакль? Несчастная женщина на видео, кол в саду, когда главарь угрожал убить девочку. К чему?

— Возможность терзать Роба психологически, — ответила Кристина. — Полностью в стиле Клонкерри. Он псих, склонный к пафосу и театральности. Я провела рядом с ним какое-то время. Поверьте, не лучшие часы моей жизни.

Они с Робом посмотрели в глаза друг другу.

— Он ни разу не прикоснулся ко мне. Возможно, он вообще лишен сексуальности. Одно знаю точно: по натуре он эксгибиционист. Хвастун. Любит все делать напоказ. Заставляет страдать и свои жертвы, и тех, кто их любит…

Форрестер встал и подошел к окну. Мягкое ирландское солнце осветило его лицо. Он повернулся и сказал:

— Человеческие жертвоприношения традиционно совершались на публике. Де Савари мне рассказывал. Как он выразился? Искупительная сила жертвоприношения исходит лишь в том случае, если оно совершается на глазах у зрителей. Ацтеки затаскивали людей на верхушки пирамид, чтобы весь город мог видеть, как у них вырывают сердца. Правильно?

— Да, — ответила Кристина. — Или вспомним погребальные суда у викингов — очень публичная церемония ритуального убийства. Или насаживание на кол в Карпатах — и снова публичное действо. Жертвоприношения для того и предназначались, чтобы их видели. Люди, короли, боги. Театр смерти. Именно это и нравится Клонкерри — растянутая во времени, демонстративная и очень изощренная жестокость.

— Именно это он планировал и для вас, Кристина, — мягко сказал Форрестер. — Публично насадить на кол.

— В саду дома. Вот только его банда в Ирландии напортачила.

— Как так?

— Они начали спорить и стрелять, — объяснил Дули. — Думаю, без него — без лидера — бандиты утратили контроль над ситуацией.

— Но здесь возникает другой вопрос, — сказал Бойжер. — Почему Клонкерри оставил своих подельников в Ирландии, почти наверняка зная, что их схватят или даже перестреляют?

Роб рассмеялся с оттенком горечи.

— Еще одно жертвоприношение. Он пожертвовал собственными людьми. Публично. Скорее всего, смотрел, как полицейские убивают их. По всему дому установлены камеры. Хорошо представляю, как он радовался, сидя у компьютера.

Пора было перейти к главному вопросу, что и сделал Бойжер.

— Итак, где Клонкерри? Где он, черт побери?

Латрелл переводил взгляд с одного полицейского на другого. Наконец высказался Дули:

— Видимо, в Англии?

— Или в Ирландии, — заметил Бойжер.

— Мне кажется, он во Франции, — добавила Кристина.

Форрестер насупил брови:

— Поясните.

— Когда я сидела там, связанная и с мешком на голове, то слышала, как он снова и снова заговаривал о Франции и своей семье. Он ненавидел родню, семейные тайны и все такое. Свое ужасное наследие. Основная тема его бесед — как сильно презирает близких, в особенности мать… и ее дурацкий дом во Франции.

— Иногда мне приходит в голову… — Бойжер выразительно посмотрел на Форрестера, и тот угрюмо кивнул. — Может, женщина на видео, которую он убил, его мать?

— Господи!

В комнате воцарилось молчание. Первым его прервал Роб:

— Но разве французская полиция не держит под наблюдением дом его родителей?

— Предполагается, что да, — ответил Бойжер. — Но мы связываемся с ними отнюдь не ежечасно. И они вполне могли упустить мать, если она тайком покинула дом.

Внезапно в разговор вмешалась Салли:

— Но как он мог добраться туда? На частном самолете? Вы сказали, что контролируете все авиарейсы.

Форрестер вскинул руку.

— Мы проверяли все отчеты авиадиспетчерских служб. Поддерживали постоянный контакт со всеми частными аэродромами в восточной Англии. Денег у преступников хватило бы на любой самолет. Марсинелли имел лицензию; может, и Клонкерри тоже. Тут вот какая проблема… — Он вздохнул. — В Объединенном Королевстве тысячи частных самолетов, а в Западной Европе десятки тысяч. Если Клонкерри под чужой фамилией успешно летал несколько месяцев, а может, целый год, как его поймать? Он имеет визу, все честь по чести. И вторая проблема: все искали шайку мужчин в машине или на частном самолете, а не парня, который летал один… — Он задумчиво потер подбородок. — Не думаю, что Франция позволила бы ему проскочить между пальцев — все крупные аэродромы начеку. Но в принципе такое возможно.

— Эти рассуждения не приближают нас к нему! — взорвался Роб. — Клонкерри может быть в Британии, Франции или Ирландии. Прекрасно. Надо обыскать всего три страны. Моя дочь по-прежнему у него. И возможно, он убил собственную мать. Что нам-то делать?

— А как насчет вашей подруги в Турции, Исобель Превин? — спросил Форрестер. — Она чего-нибудь достигла в поисках Черной Книги?

В душе Роба вспыхнула надежда, смешанная с отчаянием.

— Ночью я получил от нее сообщение. Она говорит, что близка к цели. Это все, что мне известно.

Солнце вспыхнуло на светлых волосах Салли, когда она наклонилась вперед.

— Что насчет Лиззи, вот главное? Хватит Черной Книги. Кого она волнует? Что Клонкерри собирается сделать с Лиззи? С моей дочерью?

Кристина подошла к дивану и мягко обняла Салли.

— Лиззи сейчас в безопасности. Я ему не нужна, потому что я всего лишь подруга Роба. Игрушка. Бонус. Материал одноразового использования, так сказать. Но этот парень не дурак. Он рассчитывает шантажировать Роба, пока не получит то, чего хочет. А хочет он Черную Книгу. И считает, что она у Роба.

— Но на самом-то деле я ничего не знаю, — подавленно сказал журналист. — Я солгал ему, сказал, что мне кое-что известно, но с какой стати он должен верить? Он не дурак, как ты только что сказала.

— Ты ездил в Лалеш, — ответила Кристина. — Я слышала, как он говорил об этом. Сколько неезидов побывало там? Может, несколько десятков за сотни лет. Вот что его зацепило. Он одержим Книгой и уверен: тебе что-то известно. Из-за Лалеша. Поэтому я думаю, сейчас Лиззи в относительной безопасности.

Последовала пауза, а за ней общий разговор на протяжении пары минут; беспомощный, фактически — о тех же самолетах, аэродромах и паромах, перевозящих машины. А потом сработала звуковая сигнализация портативного компьютера.

На линии появился Клонкерри.

Роб молча замахал рукой, и все в комнате повернулись к экрану.

Изображение было ясное, отчетливое. Звук прекрасный. Убийца ухмылялся.

— Снова привет! Я тут подумал, нам нужно немного поболтать. Итак, вы сумели схватить моих умственно отсталых помощников. Моих ирландских братьев. Какая скука! А я-то планировал насадить кое-кого на кол. Ну да вы наверняка поняли. Видели тот большой кол в саду?

Дули кивнул:

— Видели.

— Ах, детектив Дубина! Как поживаете? Стыд какой, что мы не сумели приготовить жаркое из французской суки! Столько суеты, и все без толку. Нужно было, по крайней мере, хорошенько помучить эту шлюху, как я и собирался. Впрочем, неважно. Потому что у меня по-прежнему есть друзья. Фактически одна из них прямо здесь. Поприветствуйте мою маленькую подружку.

Клонкерри протянул руку за пределы камеры и что-то взял.

Это была отрезанная человеческая голова.

Точнее, это была голова Исобель Превин, белая и слегка подгнившая. Серые нервы и зеленоватые артерии дрябло свешивались с шеи.

— Исобель! Скажи что-нибудь. Поприветствуй всех.

Движением руки он заставил голову кивнуть.

Кристина расплакалась. Роб в ужасе смотрел на экран.

Клонкерри лучился сарказмом и гордостью.

— Вот. Она говорит «привет». Но теперь, кажется, она хочет удалиться к себе. Я соорудил местечко для этой головы — из уважения к ее археологическим достижениям. — Клонкерри встал, сделал шаг вперед и точным ударом ноги послал голову через всю комнату. Она полетела к мусорной корзине в углу и со стуком упала в нее. — Го-ол! — Он снова повернулся к камере. — Я практиковался часами. Итак, с кем имею честь беседовать? Ах да! Роберт, журналист. Так называемый. Привет. Приятно снова увидеться с тобой. Не беспокойся, как я уже говорил, твоя дочь по-прежнему в безопасности. Смотри…

Наклонившись вперед, он повернул веб-камеру, пока не стала видна Лиззи. По-прежнему привязанная к креслу, но с виду живая и здоровая. Потом веб-камера возвратилась в исходное положение.

— Видишь, Робби-и-и… Она в полном порядке. В отличие от Исобель Превин. Я искренне каюсь, что не устоял перед соблазном устроить небольшой спектакль. По-моему, во мне есть что-то от кинорежиссера. Это была такая редкая возможность. Вот он я, слоняюсь по вонючим турецким улицам, и вот она, Исобель Превин! Знаменитый археолог! С лорнетом! На кой черт ей лорнет? Я и призадумался, всего на секунду. Я знаю своих археологов, знаю, что она коллега де Савари, знаю, что она учила счастливицу Кристину Мейер, знаю, что она эксперт по Ассирии, и особенно по езидам. И что же она делает в Стамбуле? Отдыхает?

Клонкерри фыркнул.

— Все правильно. Слишком много совпадений. Мы схватили ее, уж прости, и слегка отшлепали, и она рассказала нам немало, Робби, немало интересных деталей. А потом у меня было эстетическое озарение, если можно так выразиться. Я придумал нашу маленькую драму с колпаками, кастрюлей и ее кишками. Ты оценил, правда? Я ведь чего добивался? Чтобы ты думал, будто прямо на твоих глазах умирает Кристина, что это ее внутренности варятся в подливке, а потом — оцени всю красоту замысла! — потом ты объявляешься в Ирландии и видишь, как твоя сучка умирает снова, самым нелепым образом, насаженная на кол. Какая прелесть, правда? Скольким мужчинам довелось видеть мучительную смерть своей возлюбленной дважды? Сначала из нее варят суп, потом насаживают на кол… Продюсеры Уэст-Энда заплатили бы миллионы за такую пьесу! Coup de theatre! — Он сделал жест восхищения. — Разве я не заслуживаю аплодисментов? За сценарий, достойный Оскара?

Он смотрел с таким видом, будто всерьез ожидал одобрительных возгласов.

— Робби, ну скажи, разве я не молодец? Разве ты не испытываешь тайного восхищения? Одним заходом я сбил тебя со следа, провел через жуткие душевные страдания, заставил поверить, что ты увидишь, как на кол насаживают дочь, а потом на колу очутилась бы Кристина. В то время как сам я нахожусь в полной безопасности, но при этом ухитряюсь разговаривать с тобой и дергать своих кукол за ниточки. — Улыбка слегка увяла. — И тут мои кретины-помощники выходят и открывают стрельбу и этим все портят, не успев насадить на вертел Кристину. Ай-ай-ай! До чего же трудно в наше время нанять приличных работников. Итак, на чем мы остановились? Где… ты… был…

Голос Клонкерри «поплыл», взгляд утратил фокусировку. Выражение лица застыло. Роб многозначительно посмотрел на Форрестера, и тот кивнул.

— Нет, я не собираюсь сходить с ума, — усмехнулся Клонкерри. — Я уже давно это сделал. Ты наверняка заметил, детектив Форрест Гамп[29], что имеешь дело с форменным психом. Но я все равно в несколько раз умнее тебя. Поэтому все твои глупые ходы знаю наперед. Ну конечно, ты уже дошел до понимания того, что я в Курдистане. Ведь я тебе дал подсказку, поймав нашу бедненькую Исобель Превин и добравшись до ее поджелудочной железы. Сказать по правде, мне здесь не нравится. Паршивое местечко. Турки так плохо ведут себя с курдами! Просто стыд и позор. — Клонкерри покачал головой. — Я серьезно, они расисты, а я ненавижу расистов. Ты меня считаешь бессердечным психопатом, но это не так. Больше чем расистов я ненавижу только ниггеров. — Маньяк крутанулся вместе с креслом и остановился лицом к камере. — Почему чернокожие так тупы? Ну же, парни, признайте это. Вы никогда не удивлялись, глядя на чернокожих? Они теперь везде, куда ни сунься. Может, у них план такой? Собрались вместе ниггеры и подумали: эй, давайте посмотрим, не удастся ли нам иммигрировать в какое-нибудь милое местечко и превратить его в сортир? Будем жить в грязных халупах, грабить и стрелять в свое удовольствие. И жаловаться на белых людей. А пакистанцы! Пакистанцы! И арабы! Что им от нас надо? Сидели бы у себя в пустынях, любовались на своих баб через паранджу и слушали вой муэдзинов, так нет же… А как насчет жидов, вечно хнычущих про холокост?

Клонкерри фыркнул.

— «Холокост то, холокост се, пожалуйста, не бейте меня, я жертва холокоста». Холокост-шмолокост. Послушай, жиденок, может, пора уже перешагнуть через былое? Двигаться дальше? И если уж на то пошло, действительно ли холокост так плох? Нет, правда? По крайней мере, немцы действовали пунктуально. Они умеют соблюдать график. Даже имея дело с таким быдлом. Можешь себе представить, какой воцарился бы хаос, если бы этим занялись англичане? У них даже пригородные поезда не ходят по расписанию, где уж этим разгильдяям построить панъевропейскую Дорогу Смерти.

Преступник говорил теперь с акцентом кокни, вовсе ему не свойственным.

— Мы бы стали извиняться за опоздание в Освенцим. И обеспечили бы альтернативную доставку автобусом. А в поезд на Треблинку включили бы вагон-ресторан. — Он снова фыркнул. — Британцы! Тьфу! Пошли они… Высокомерные пьяницы, при малейшем затруднении умудряются перессориться. Ну а янки? Господи, спаси нас от янки с их толстыми задницами! Просто баснословными задницами! В чем тут дело? Почему у них такие большие задницы? Они еще не поняли, что есть связь между провалом в Ираке и их жирными задницами? Эй, Америка, вот в чем секрет! Хочешь знать, куда запропастилось оружие массового поражения? Оно в твоем Лос-Анджелесе, в «Данкин Донатc»[30]. На нем сидит какая-нибудь толстая сука. И даже не догадывается, потому что у нее задница размером с Нептун, не способная чувствовать, что под ней.

Клонкерри снова повернулся с креслом.

— Что до япошек, то это просто островные мартышки с талантом паять провода. А китаезы? Семь рецептов приготовления брокколи, надо же! Безмозглые пожиратели морепродуктов. — Он помолчал, задумавшись. — Если мне кто и нравится чуть-чуть, то это поляки. — Он усмехнулся. — Короче, Роб, ты меня видишь. Знаешь, чего я хочу. Лиззи у меня и до сих пор жива по единственной причине: мне необходима Черная Книга и я знаю, что ты знаешь, где она, Роб, потому что Исобель сказала: знаешь. Пришлось отрезать ей ухо, чтобы вытянуть информацию. Ухо я съел. Шучу. Я его скормил цыплятам. Нет, я и цыплят не кормил. Ладно, неважно. Суть в том, что она рассказала все. Рассказала, как ты послал ее сюда за Книгой, потому что не мог поехать сам из-за местного полицейского, элегантного мистера Кирибали, который засадил бы тебя в тюрьму. Поэтому ты послал Исобель Превин. К несчастью, здесь ее встретил я и приготовил ее печень a la Provencale[31]. Итак, Роб, в твоем распоряжении еще один день. Мое терпение подходит к концу. Где Книга? В Харране? В Мардине? В Согматаре? Где она? Куда собиралась Исобель? Мы пытали ее, как умеем, но старая лесбиянка оказалась не робкого десятка и главной подсказки не выдала. А мне нужно знать. Если в течение двадцати четырех часов ты не скажешь, мое терпение лопнет, и тогда придет черед Лиззи лезть в горшок для варенья.

Он покивал с серьезным видом.

— Я справедливый человек, как тебе известно, Робби, но пусть моя очевидная доброта не обманывает тебя. По правде говоря, я немного вспыльчив и могу не на шутку рассердиться. Теперь я обращаюсь к тебе, Салли, да, к тебе, бывшая миссис Латрелл, — я вижу, как ты таращишься на экран мокрыми поросячьими глазками. Салли, ты меня слышишь? Хватит лить слезы, шлюха. Одни сутки, вот что у вас с Робом есть, двадцать четыре часика, а потом… ну, потом я засуну вашу дочурку в горшок и похороню заживо. Поэтому рассчитываю очень скоро услышать ответ. — Он протянул руку к выключателю камеры.

Экран пошел полосами и потемнел. Салли попятилась к дивану и опустилась на него, негромко плача. Роб подошел и обнял ее.

Первой взяла себя в руки Кристина. Она вытерла слезы и сказала:

— Итак, он в Урфе. Это означает, что Клонкерри рассуждает так же, как… — она глубоко вздохнула, — как бедняжка Исобель.

— Ты имеешь в виду версию Остина Лейярда? — спросил Роб.

— Да, что же еще? Клонкерри, видимо, пришел к тому же выводу относительно Книги. И полетел в Курдистан с Лиззи на частном самолете.

Форрестер кивнул.

— Ну да. Может, летал не раз в течение нескольких месяцев. Фальшивые документы и все такое. Мы займемся турецкой авиадиспетчерской службой.

Роб отрицательно покачал головой.

— Вы не знаете Курдистана! Если Клонкерри умен — а он умен — то мог приземлиться практически незамеченным. В Турции есть области, где отсутствуют диспетчерская служба и таможенный контроль. И конечно, он мог полететь в Иракский Курдистан, а потом пересечь границу. Это огромная территория, там никакие законы не действуют.

Салли сделала умоляющий жест:

— Что же нам делать?

— Поищем здесь, — сказала Кристина. — В Ирландии.

— Что поищем?

— Черную Книгу. Она не в Урфе. Думаю, Исобель ошибалась. Книга все еще здесь.

Полицейские переглянулись. Роб нахмурился:

— Почему ты так считаешь?

— Я несколько дней просидела в шкафу, размышляя о Черной Книге. Мне известна история Лейярда. Но я думаю, Лейярд просто откупился от езидов деньгами, потому и сумел вернуться. Я считаю, что это тупик.

— Коли так, где же она?

— Давайте выйдем наружу. Мне нужен свежий воздух, чтобы додумать до конца. Дайте мне несколько минут.

Все послушно вышли из кабинета, спустились лифтом на первый этаж и вышли на летний воздух. Сейчас небо надо Дублином было бледно-голубым; с реки дул мягкий ветерок. Туристы с интересом разглядывали старые суда, пришвартованные у причала. Половину тротуара занимала странная «процессия» больших бронзовых статуй.

Дули кивнул на статуи.

— Мемориал Голода. Голодающие стояли в очереди на этой пристани, ожидая пароходов в Нью-Йорк. — Он сделал жест в сторону новых офисных зданий, тянущихся вдоль пристани. — Раньше здесь были ужасные трущобы с борделями — Монто, старинный район красных фонарей. Сюда ходил Джеймс Джойс, чтобы снять шлюху. — Он помолчал. — Теперь сплошные бистро.

— Все меняется, меняется до неузнаваемости… — пробормотала Кристина и… впала в молчание.

Роб посмотрел на нее и сразу догадался: она что-то поняла. Ее блестящий ум работал вовсю.

Они остановились у входа на красивый новый пешеходный мост, глядя на серую реку, вяло несущую свои воды в Ирландское море.

Потом Кристина попросила Форрестера повторить слово, которое де Савари написал перед смертью.

— Undish.

— Undish? — озадаченно переспросил Роб.

— Да. Произносится по буквам: UNDISH.

Кричали чайки. Салли первой задала вопрос, который был на уме у всех:

— И что означает это undish?

— Никто из нас понятия не имеет, — ответил Форрестер. — По-видимому, тут есть какая-то связь с музыкой, но вряд ли это имеет значение.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒