КНИГА ВТОРАЯ 5 страница

Софья улыбнулась, услышав это, но самая обворожительная ее улыбка предназначалась Роберту.

Две недели спустя он обнаружил ее сидящей в бюро.

– Я тебя везде искал. Как ты нашла эту комнату? Чем ты здесь занимаешься? – Он показал на бухгалтерские книги, которые она разложила перед собой на письменном столе.

– Я попала сюда через низкую дверь, что недалеко от кухни. Мне хотелось узнать, куда она ведет. А что касается твоего второго вопроса, то я решила взглянуть на счета.

– Ты умеешь читать? – Роберт был не просто удивлен, а поражен.

– Да, – нетерпеливый жест ее руки говорил о том, что сейчас это не главное. – Роберт, я полагаю, должны быть какие‑ то доходы от имений в этом году.

– Откуда им быть? – Он сел на стул, которым обычно пользовался Гарри Хоукинс. – Никто не собирал никаких доходов для нашего дома на протяжении нескольких лет. С какой стати им опять начинать платить их? Кстати именно поэтому я и хотел тебя видеть. Из каких источников ты выплачиваешь" жалование всей этой прислуге?

– Я им ничего не платила, но веду аккуратные записи и обещала с ними расплатиться, как только смогу.

– Тито мне так и сказал, – вспомнил Роберт. – Тебя можно назвать героической женщиной, вот не предполагал в тебе этого.

– Ты многого не знаешь, что в доме делается. И не только в нем. – Софья с громким треском закрыла гроссбух. – Например, ты не знаешь, что в Андалузии уже нет французов. Это тебе известно?

Роберт покачал головой.

– Веллингтон в июне оттеснил драгунов на север к Бадахосу и они уже не вернутся. Теперь герильеро смогли вернуться к своей земле. Мне говорили, что в этом году великолепный урожай маслин. Поэтому я и думаю, что доходы должны быть. Может мне заняться их сбором?

– А что ты меня спрашиваешь? Я вижу, что ты достаточно освоилась в этом доме, чтобы никого ни о чем не спрашивать.

– Я всем говорю, что чтобы я здесь ни делала, я делаю по поручению идальго. Значит, мы об этом договорились, я так и думала. – Она посмотрела на него. – А знаешь, седина тебе к лицу. Особенно тогда, когда ты стал поправляться. Роберт, ты снова тот симпатичный мужчина, каким был.

Он принял этот комплимент с едва заметным поклоном и тут же высказал свой.

– А ты Софья стала еще красивей, чем прежде. И куда вся эта грязь подевалась?.. – Он обвел комнату рукой, имея в виду весь дворец. – При помощи мыла и воды ты сотворила чудеса. Но, ни мыло, ни воду нельзя превратить в золото.

– Тебя это беспокоит? – тихо и нежно спросила Софья. – Я думала, ты перестал думать о том, что станет с домом Мендоза?

– Перестал, – признался он. – Пока…

– Что «пока»?

– Пока ты мне не сказала, что после Пабло остался сын и пока я не познакомился с Рафаэлем. Софья, он очень хороший мальчик. После этого мне стало не по себе, что‑ то вроде стыда.

– Из‑ за того, что ему нечего будет получить в наследство?

– Да, из‑ за этого.

– Ах, Роберт. Вот поэтому я и хочу сделать так, чтобы он получил его.

– Ничего не получится. У тебя нет капитала, – снова запел свою старую песню Роберт. – Мы не имеем права ни на золото, ни на серебро, приходящее из колоний. Я передал все права на них. А без этого дом Мендоза – банкрот.

– Не совсем. Ведь осталась еще земля, Роберт? И твои виноградники в Хересе. Повсюду в Андалузии возрождается виноделие, войны же уже нет.

Прищурившись, он пристально смотрел на нее.

– Тебе удалось разобраться во всем этом? – Он сделал жест в сторону полок, забитых гроссбухами и другими документами.

– Ну, не во всем, но во многом. Ведь было же время, когда шерри составляло более половины годового дохода дома Мендозы, – напомнила она ему.

– Это было еще при царе‑ горохе, когда сравнительно небольшой доход означал большие возможности. А в нынешние времена давно уже не так, Софья. Возродить дом Мендоза с помощью торговли вином – пустая затея. Даже в том случае, если Англия настолько разбогатеет, что сможет опять ввозить вина столько, сколько ввозила обычно. И если Веллингтон вышвырнет Наполеона из Европы и торговля между Англией и Испанией начнет снова процветать, – даже в этом случае этого не хватит.

Софью раздирали противоречивые чувства. С одной стороны она испытывала восторг, когда слушала его, – теперь это был почти тот, прежний Роберт, с другой стороны он говорил ужасные вещи, которые ее всерьез беспокоили. Софье удалось изобразить на лице подобие улыбки.

– Но это же лишь начало, Роберт. Начать же мы в состоянии. Ради блага Рафи, – добавила она.

Роберт поколебавшись немного кивнул.

– Ради блага Рафи, я думаю, можем.

В конце октября Роберт собрался в Херес. Боже милостивый! Как же он волновался! Почему? Потому, видимо, что считал эту поездку чем‑ то вроде суда над собой. Он хотел, чтобы вместо него поехала Софья.

– Я не могу, – отказалась она. – При чем здесь я? Такие дела нельзя делать женщине. Это доверять вообще никому нельзя. Отправиться туда должен только ты. Там в Хересе должны убедиться в том, что Мендоза живы и в полном здравии.

Он понимал, что она была права. И теперь трясся в старенькой карете, которую где‑ то раздобыла Софья, по дороге, ведущей в Херес. Правил лошадьми слуга Софьи Энрике. Она одела его в ливрею дома Мендоза, которую тоже где‑ то умудрилась отыскать. Вместе с ними ехал и Тито, которого Роберт взял к себе в лакеи. Несмотря на царившую повсюду атмосферу возвращения людей к нормальной жизни, Роберт чувствовал себя не в своей тарелке. Его не покидала мысль, что в Хересе над ним состоится нечто вроде суда и суд вершить будет он сам. Сам будет и подсудимым и его обвинителем. А приговор, который он себе вынесет, поставит последнюю точку в решении вопроса, кто он есть: живой нормальный человек или ходячий труп.

Роберт был ошарашен открывшимся перед ним миром. Прозябая семь лет в своем дворце, он, конечно же, в какой‑ то мере одичал. Да и сейчас в карете он сидел молча, с закрытыми глазами, с опущенными на окнах шторами. Когда он, в конце концов, набрался мужества и поднял их, то увидел сменявшие друг друга мирные цветущие пейзажи Андалузии. Хотя осень уже вступала в свои права, вокруг все было зеленым.

– Гм… Все выглядит так, как и раньше, – недоуменно бормотал он. – Мне казалось, что солдаты…

– Здесь было не очень много боев, дон Роберт. Земля пострадала от запустения, потому, что многие крестьяне ушли к герильеро, – пояснил ему Энрике. – Так что раны здесь зажили довольно быстро.

Роберт кивнул, шире раздвинул занавески и дал волю своим глазам. Он понял, что его возвращение к прежней жизни вошло в новую стадию.

Через четыре дня они добрались до Хереса, где располагались бодеги и виноградники дома Мендоза, лежащие на высоких меловых взгорьях, окружавших город.

– Давай туда, к этому зданию, вот там, – сказал Роберт Энрике.

Главное здание выглядело по‑ прежнему: крепость, возвышавшаяся над городом, выложенная из желтого камня и фасадом смотревшая на шпили многочисленных церквей. Когда они въехали на небольшую площадку перед главными воротами дома, Энрике натянул поводья. Тито выскочил из кареты и встал у ее двери. Он протянул Роберту руку, желая помочь ему, но идальго на этот жест внимания не обратил. Было три часа пополудни, время сиесты, – никого не было видно и стояла тишина. Доносилось лишь журчание маленького водопада, скрывавшегося за ветвями раскидистого дуба.

Роберт в здание войти не решался. Его трясло, он обливался потом и повинна в этом была не только жара. Что делать дальше? – крутилась в голове у него паническая мысль. Как я вел себя здесь раньше, до того как отстранился от всего? Подойти к дверям и позвонить? Нет, не то. По крайней мере, не следует делать это самому. Раньше он бы послал слугу, тот разбудил бы всех и доложил бы им о приезде хозяина. Хотя, быстрее всего, они были бы извещены об этом заранее, и уже готовы были бы к его приезду. Ну а сейчас? Надо было что‑ то делать, а не стоять и пялиться на свои владения, как баран на новые ворота.

Роберт повернулся к Тито и хотел было его послать в дом, но двери главного входа вдруг открылись и из них вышел молодой человек, на ходу натягивая на себя синий сюртук. Человек сбегал по широкой лестнице прямо к ним.

– Матерь Божья, да неужто это Вы, идальго? Моя жена сказала мне, что это вроде вы приехали, а я ей не поверил, – он потянулся к руке Роберта, схватил ее в свои и стал целовать. – Добро пожаловать, дон Роберт. Я знал, что вы приедете. Сейчас я, правда, не готов, это так неожиданно, но хвала Деве Марии и всем святым…

Роберт таким приемом растрогался до глубины души и даже чуть не прослезился. Боже милостивый, не может же он реветь при всех как баба. Он скрыл свои чувства под маской грубой неприветливости.

– Кто вы, черт возьми такой? Где Руэс?

– Вы меня не признали, идальго? Меня зовут Федерико Руэс. Мой отец был здесь управляющим, пока в позапрошлом году не умер. Я видел вас в Кадисе шесть лет тому назад. Я тоже там работал, неужто не помните?

Роберт, конечно, не мог его помнить, но все равно кивнул головой.

– Да, да, помню. Кадис, 1805… Год Нельсона и Трафальгарской битвы, год погребения… – Вы сказали, что ваш отец умер? – Роберт был смущен.

– Это так, идальго. Два года тому назад. Я был в горах с герильеро, с Хуаном Санчесом, но когда отец помер, вернулся сюда. Больше здесь за всем хозяйством некому присматривать. – Он, наконец, справился с пуговицами своего сюртука и теперь стоял перед хозяином чуть ли не навытяжку. – Но не надо стоять на солнце, дон Роберт. Пожалуйста, зайдите в дом, мой дом – ваш дом. – Руэс широким жестом пригласил их подняться по ступеням.

Его молодая жена, которая из окна своей спальни следила за развитием событий, уже ждала их. Она тоже поцеловала Роберту обе его руки и отослала Тито и Энрике на кухню в компанию слуг. Затем, раскрыв двери гостиной, пригласила обоих мужчин войти и сама последовала за ними. Еще один слуга, оставшийся без отдыха, дарованного сиестой, появился с тарелками инжира, фиников и миндаля в сахаре в руках.

Федерико наполнил бокалы палевым амонтильядо и на серебряном подносе предложил Роберту. Когда все уселись, Федерико поднял свой бокал первым – он как‑ никак был хозяином этого дома. – За ваше здоровье, дон Роберт и за ту радость, которую вы доставили нам своим приездом.

Роберт выпил вина и попробовал фруктов. Жена Федерико, которую звали Марисоль, еще немного посидела, потом, извинившись, оставила их одних. Пора было поговорить о деле.

– Вы занимались вином все это время, пока я… пока я был нездоров? – спросил Роберт.

– Все время, – ответил Федерико. – Но мало, потому что большинство работников воевали с драгунами. В тот год, когда умер отец, мы смогли осилить меньше, чем две тысячи батов. Столько же было и в прошлом году. В этом году мы имеем пять тысяч, только… – Он запнулся.

– Ну, в чем дело, продолжай, парень. Что «только»?

– Только мы ничего не можем с этим вином сделать, дон Роберт. Мы храним его здесь, в Хересе. Склад в Кадисе битком забит. Ведь четыре года не было морских перевозок, идальго. Но теперь вы здесь и я полагаю… – Он выжидательно посмотрел на Роберта.

Мендоза понял, в чем состояла причина столь радушного и гостеприимного приема, той радости, с которой его здесь встретили. Он являлся для них каналом сбыта, транспортным средством, без которых никакая торговля немыслима. Семья Руэс прекрасно и без него могла произвести хереса сколько угодно, но отправлять его в Англию она без Мендозы не могла.

– Ты что‑ нибудь слышал о моем брате Лиаме? – спросил Роберт Федерико.

– Ни единого слова, идальго, уже больше двух лет. У нас ходят слухи, что в Лондоне дела идут – хуже некуда. Даже сейчас английские корабли доходят до Кадиса, а в порт зайти не могут. Говорят, что Англия правит морями, но что с того, если драгуны не дают нам торговать?

– Это очень плохо, парень, что драгуны нам мешают. – Роберт говорил медленно, давая себе время подумать. – Идем, покажешь мне бодеги. А что нам делать дальше, поговорим после того, как я на них взгляну.

Федерико Руэс был управляющим на бодегах Хереса – это было традицией их рода виноделов. Бодеги, в которые помещали вино на период спячки, блистали чистотой. Бочки были аккуратно и надежно составлены одна на другую, что позволяло обеспечить соблюдение особого способа тройного розлива. О каждой бодеге имелась информация, которую скрупулезно собирали на протяжении не одного столетия. Роберт осмотрел хранилище, выслушал объяснения молодого Руэса, изредка кивал, говорил сам мало, в основном слушал.

Из головы его не выходил его брат Лиам. Он являлся ключевой фигурой в торговле вином с Англией, а он с ним не общался уже больше шести лет, прошедших со дня их последней встречи в Кадисе. Он предполагал, что какие‑ то отношения между Лондоном и Хересом должны были сохраниться. Отправляясь в Херес, он рассчитывал встретиться с управляющим и поговорить о том, как восстановить получение прибыли от торговли вином, по праву принадлежащей Кордове. Но, прибыв на место и осмотревшись здесь, он убедился в том, что ситуация стала в Хересе иной.

– Хорошо, – сказал он, осмотрев последнюю бодегу, которая носила название «Ла рейна». – Славно ты поработал, Федерико. Теперь нам надо пойти в дом и кое о чем потолковать.

– Да, идальго, но вы можете уделить мне еще немного времени?

Роберт кивнул.

– Мне хотелось бы предложить вам попробовать кое‑ что вот из этого бочонка.

Он подошел к стоявшей на полке миниатюрной бочке с краником и, открутив его, нацедил в кружку вина янтарного цвета. Роберт принял от него кружку и пригубил вино. Оно было сладким, но не этим отличалось от других вин. Его мягкий и терпкий вкус, как бархатом обволакивал небо. Это был самый нежный Херес, какой когда‑ либо приходилось пить Роберту.

– Поразительно. Ты его сам приготовил?

– Да, дон Роберт. Я проводил опыты с новым сортом винограда, который мой отец посадил в тот год, когда я родился. Он называется «Педро Хименез». Это белый виноград и, что главное, он может расти на слабых почвах и при этом давать обильный урожай.

– И это вино из этого самого «Педро», или как бишь его?..

– Не совсем, дон Роберт. Все дело в мусте, виноградном сусле. Если начать его крепление чуть раньше и добавить коньяку еще до завершения ферментации, получится вот это… Я не знаю, как его называть, идальго.

– Молоко, – вдруг вырвалось у Роберта. – Это – материнское молоко. А много его у тебя?

– Всего лишь батов[12] двести, не больше. Я начал заниматься им уже несколько лет назад, но война… сами понимаете.

– Да, да, конечно, – Роберт допил свое «молоко», отставил кружку и направился к дому.

Перед тем, как войти в дом, они большими щетками, висевшими тут же, смели с обуви и одежды мел. Пройтись по бодегам Хереса и не запачкаться в мелу, было просто невозможно.

– Теперь в ваших волосах мел не заметен, дон Роберт, – произнес молодой человек. Потом, поняв свою оплошность, залился краской. – Я имел в виду…

– Я понимаю, что ты имел в виду, – улыбнувшись, сказал Роберт. Ему нравился этот молодой винодел, хотя он и был чуточку фамильярен. Наверное, Испания за последние годы воспитала новый тип людей. Люди, боровшиеся против французов, шли в бой, сознавая свое равенство с теми, кто на социальных ступенях стояли выше их. Значит, так тому и быть. Может это совсем неплохо.

Марисоль их ждала. Для идальго на сей раз она предусмотрительно приготовила большее количество еды и питья. Для Роберта нашлась и великолепная комната в доме, так что условия пребывания в Хересе мало чем отличались от тех, которые были заверены раньше. Он заявил, что хотел бы отдохнуть до ужина. Поднимаясь по лестнице, он ощущал на спине сверлящий взгляд молодого человека.

О делах заговорили лишь на следующее утро.

– Я могу предложить тебе одно простое решение, – начал Роберт. – Я напишу Лиаму и узнаю от него, в состоянии ли он прислать в Кадис корабли. Но даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, на это потребуется несколько месяцев. Ты сможешь выдержать столько времени и продолжать дело?

– Да, идальго. Это будет непросто, – у меня очень мало денег, а людям надо платить. Слава Богу, мы закончили работать с урожаем этого года, и теперь нам не потребуется много работников. Но бочкарей ведь не выгонишь. Мы используем зимние месяцы для того, чтобы изготовить побольше бочек, иначе на следующий год нам придется выливать вино на землю.

– Попытайся как‑ то выйти из положения, – выслушав Фредерико, сказал Роберт. – Это все, что я могу тебе предложить, но если тебе выжить удастся, есть надежда, что положение значительно улучшится.

Роберт колебался.

– Может быть… я смогу предложить тебе гораздо выгоднее дело.

На столе в той комнате, где они беседовали, стояла стеклянная бутыль, в которой обычно приносили вино из бодеги.

– У меня возникла одна идея. Твое новое вино – «молоко», я предлагаю отправлять в бутылках, а не в бочках, как раньше. И на каждой бутылке должен стоять сорт вина.

– Зачем на каждой бутылке, идальго? – молодой человек еще не совсем понимал, о чем шла речь. – Что мы этим добьемся?

– Имени. Представь себе, что во всей Англии люди станут пить вино не из каких‑ то безымянных бурдюков, какое‑ то там амонтильядо или олоросо, или вино без названия? Что, если они будут точно знать, из какого города это вино, где был выращен этот виноград, из какой бодеги? А главное, кто его производит? Сделай милость, дай мне листок бумаги, перо и чернил.

Федерико принес то, что просил Роберт и уселся за стол у окна. Он обмакнул перо в чернила и нарисовал контуры дерева, напоминавшего дуб, а на нем – силуэт птицы.

– Эта птица‑ коноплянка, – пояснил Роберт. – Здесь в этой местности, они водятся. Но надо найти художника, который ее нарисует как следует, чтобы она была похожа на коноплянку. А теперь под нашей картиной поместим следующее – он написал слово «Мендоза» большими буквами. Затем, помедлив, поставил дефис и подписал еще одну фамилию – «Руэс». Под этим двойным именем он написал уже другими буквами – «молочный херес».

– Последние слова должны быть написаны по‑ английски, – продолжал разъяснять Роберт. – Ну, парень, что ты обо всем этом думаешь?

Федерико уставился на листок в полном изумлении.

– «Мендоза‑ Руэс». Мое имя рядом с вашим.

– А ты знаешь историю, как две семьи объединились для организации общего дела? – спросил его Роберт.

Федерико отрицательно покачал головой.

– Раз нет, так я тебе ее как‑ нибудь расскажу ее. Так что ты думаешь о том, чтобы назвать твое новое вино – «молочный херес»?

Лицо Федерико расплылось в широкой улыбке.

– Мне это название очень нравится, идальго.

– Мне тоже. Теперь осталось подумать над тем, как доставить вино из Кадиса в доки Тилбери.

Карета мягко катилась по дороге на северо‑ восток qt Хереса. Роберт не смотрел в окно, а сосредоточенно думал о результатах поездки. Когда он, наконец, очнулся от своих размышлений, то повернулся к Тито.

– Где мы?

– Возвращаемся в Кордову из Хереса, идальго. Как вы помните мы ездили в Херес осматривать бодеги и виноградники.

– Я это помню, дружище. Что я, по‑ твоему, уже совсем свихнулся, что ли? Со мной теперь все в порядке, Тито. Когда ты, в конце концов, в это поверишь?

– Я знаю, идальго, что у вас с мозгами все в порядке, я только подумал…

– Да, да. Хватит волноваться по пустякам, Тито. Лучше скажи, где мы находимся?

Слуга выглядел обеспокоенно.

– Мне эти места не знакомы, дон Роберт. Я никогда здесь раньше не был.

Роберт не стал ничего говорить, но поморщился от досады. За окном кареты проплывали не говорящие ему ничего места. В лучах клонившегося к закату солнца, виднелись округлые зеленые холмы, оливковые деревья, все как один пригнутые в одну и ту же сторону из‑ за преобладавших здесь ветров, несколько запоздалых маргариток на обочине, боровшихся за то, чтобы их не раздавили копыта лошадей или колеса проезжавших экипажей – в общем так мог выглядеть любой уголок Андалузии.

– Послушай, – обратился Роберт к Тито. – Ты не заметил на вершине холма большой монастырь?

– Монастырь? Я не знаю никакого монастыря, дон Роберт.

– Не знаешь, так узнаешь, потому, что монастырь здесь есть. – Роберт высунулся из кареты и крикнул вознице.

– Энрике, вон там поверни налево. Мне хочется заехать в ту крепость, что на холме.

Энрике натянул поводья и карета послушно свернула налево. Роберт откинулся на спинку сиденья и постукивал пальцами по коленям. Его наморщенный лоб говорил о том, что он снова находится во власти своих раздумий.

– Прошу меня простить, но брата Илии уже давно нет с нами, – сказал монах встретивший их на въезде в монастырь.

Значит, Илия умер. А жаль, не то Роберт обязательно спросил бы его о Наполеоне, о том, как он теперь к нему относится после тех рек крови, которые по его милости были пролиты в Испании лишь для того, чтобы подчинить эту страну его упрощенным представлениям о ней. Но приехал он сюда не только из‑ за брата Илии.

– Скажи мне, брат, – снова обратился Роберт к монаху, – здесь ли брат Гарри Хоукинс? Карлик?

Молодой монах улыбнулся.

– О да, сеньор, я понимаю. Многие люди приходят и приезжают сюда посмотреть на нашего святого. Его имя у нас – брат Франциске. Но не знаю, сможет ли он увидеться с вами сегодня. Он плохо себя чувствует, он болен сеньор. И уже поздний час. Может, вы заедете в другое время?

– Нет, я не могу. Скажите ему, что я здесь. Мое имя Роберт Мендоза. Я думаю, что он будет благодарен вам за эту новость.

Может все дело было в прозвучавшей фамилии, но монах тут же бросился выполнять поручение. Вернулся он очень быстро.

– Брат Франциско хочет встретиться с вами, сеньор. Он в саду.

Роберт пошел вслед за монахом через тот самый сад, где ему уже пришлось один раз побывать лет девять назад. Гарри сидел на солнце под фруктовыми деревьями на каком‑ то странном сооружении, напоминавшем кресло на колесиках. Они обменялись рукопожатиями, но не расцеловались, как испанцы – оба оставались англичанами. Монах, который проводил Роберта, принялся поправлять подушки под огромной головой карлика, но делал это так медленно – его брало любопытство, что Гарри вынужден был отправить его нетерпеливым жестом руки.

– Все в порядке, мне удобно, благодарю тебя. Оставь нас, брат, мне нужно побеседовать с идальго.

– Вот так, Гарри, – сказал Роберт, когда они остались одни.

– Так, мистер Роберт. – Наступила тишина, пока ее не нарушил Гарри. – Я рад видеть вас, сэр. Я молился о вас каждый день.

Карлик рассматривал его и Роберт был уверен, что этот Гарри Хоукинс читал его мысли и знал все его страдания на протяжении этих шести лет. Знал он и то, кто способствовал тому, чтобы он, Роберт, вышел из того жуткого состояния, в которое сам себя и загнал.

– Пути Господни всегда приводят к высшему добру, – пророчески произнес брат Франциско.

Роберт уже открыл рот, чтобы что‑ то сказать наперекор этим теологическим размышлениям вслух, но слова замерли у него на языке. Что‑ то поражало его в странном человечке, который когда‑ то был Гарри Хоукинс, а теперь братом Франциско. Он стал не от мира сего.

– Гарри, можно мне к тебе обращаться по‑ старому. Мне трудно привыкнуть к твоему новому имени.

– Конечно, можете, мистер Роберт. Садитесь на скамеечку вот туда. А я подъеду к вам поближе. – Он произвел какие‑ то манипуляции с колесиками тележки и легко перекатился на ней через протоптанную дорожку. – Умная машинка, не так ли? – показал он на нее рукой. – Один из братьев, который был в миру плотником, смастерил ее для меня, когда после лихорадки у меня отнялись ноги.

– Несколько лет назад мне сказали, что ты заболел. Об этом мне сообщила донья Мария… – Роберт прикусил язык.

Он не был готов к тому, чтобы поведать Хоукинсу о ее визите во дворец в период бытия его ходячим трупом и о принесенном ею письме от Гарри.

– Она приходила сюда ко мне и разговаривала со мной после того, как встретилась с вами. И я стал еще усерднее молиться за вас. Примерно тогда мне и отказали ноги.

– А что у тебя за болезнь, Гарри?

– Лихорадка, которая то приходит, то уходит и сильный кашель. Но сегодня он меня так не мучает. Что‑ то там с моими легкими не в порядке, так мне сказал брат‑ лекарь. Не о чем беспокоиться, сэр. Когда Бог возжелает призвать меня, значит, так оно и будет.

– Я думал, что мое время пришло уже несколько лет назад, – сказал Роберт. – Хотя, может быть, это и не так…

– Нет. Я всегда знал, что вы еще не выполнили своего предназначения. Вот поэтому я и молился так усердно, чтобы Господь Бог предоставил вам еще один шанс.

– Шанс для чего, Гарри?

Карлик помрачнел.

– Мистер Роберт, я знаю, что есть что‑ то такое, чего вы не можете не сделать, это очень важная вещь, я уверен. Это касается дома Мендозы. Но большего я вам сказать не могу.

– Гарри, ты – ясновидящий? Что‑ то вроде предсказателя?

– Боже меня упаси, мистер Роберт. Предсказание судьбы – тяжкий грех. У меня это по‑ другому. Если очень внимательно прислушиваюсь, то иногда слышу, что Господь Бог или Матерь Божья мне рассказывают.

– Понимаю. Хотя нет, не понимаю. Это выше моего сознания, Гарри. Ты ведь меня слишком хорошо знаешь.

– Да, мистер Роберт, я вас знаю. Скажите, мистер Роберт, что Вас привело сегодня ко мне?

– Я проезжал мимо и подумал, что… – Быстро произнес эти слова Роберт и замолчал. Все это было неправдой. – У меня вдруг появилось непреодолимое желание тебя видеть, Гарри. Что‑ то такое, чему я так просто не мог сказать «нет». Мы ехали в Кордову, возвращались из Хереса, и мне это внезапно пришло в голову. Где‑ то на дороге, примерно в получасе езды отсюда. Я подумал, может отложить этот визит, но мы проехали еще немного и вдруг я увидел на холме монастырь. Вот я и здесь.

Гарри улыбнулся.

– Пути Господни неисповедимы, как я уже говорил вам сегодня. – Налетел легкий бриз, возвещавший конец дня, Гарри плотнее укутал ноги пледом и расправил его на коленях. – Мистер Роберт, вы нашли тот камень? Тот, что в комнате со знаком на стене?

– Да. Так это ты перевел с древнееврейского?

– Не совсем так. Дон Доминго обнаружил это послание. Он мне всегда говорил, что это было чистой случайностью, но мне кажется, он откопал в фамильных записях какое‑ то упоминание об этом. Он вполне это мог, так как часто их перечитывал. Для чего тогда ему понадобилось взламывать пол? Короче говоря, он разыскал меня, дал мне взглянуть на эту писанину и спросил, не мог ли я ее перевести. Я же появился на свет на Кричард Лэйн и он полагал, что Бенджамин мог научить меня древнееврейскому.

– Насколько мне известно, мой отец был последним из Мендоза, который умел читать по‑ древнееврейски, – сказал Роберт. – Я не могу, да и Лиам тоже.

Роберт следил, не попадется ли Гарри на удочку намека о родстве, но тот не попался.

– Я знаю это. Я сказал дону Доминго, что сам не могу, но знаю одного человека, который может это перевести. А также то, что он внушает доверие и можно было не опасаться, что дело дойдет до инквизиции. Я сделал копии этих записей и показал их брату Илие. Не очень многие в Испании знают древнееврейский, но брат Илия был очень образованным. Но перевод нам не помог. Никаких сокровищ мы не обнаружили. Да у нас и не было таких намерений. Тогда дон Доминго и я просто‑ напросто выбили испанский перевод на том же камне, только расположили надпись ниже и снова поставили камень на прежнее место. Потом, когда с Вами все это случилось, мне показалось, что вы можете пожелать заняться розыском этих сокровищ, и я решил вам написать.

– Что ты имел в виду, упоминая «пути древних», которые якобы смогут помочь дому? – спросил его Роберт.

– Я не могу с уверенностью сказать, сэр. Но ведь написаны были эти слова на древнееврейском. И мистер Бенджамин и вы сами… – он не закончил.

– Ты же не испытываешь ненависти по отношению к евреям? – негромко спросил Роберт. – Так вот, если это так, ты – единственный католик, который такого чувства не испытывает.

– Мне о других ничего не известно, сэр. Но я не могу возненавидеть то, во что верили мистер Бенджамин, вы, мистер Лиам, даже, если считаю это заблуждением.

– Верили… Может быть, это моя беда, Гарри, но мне кажется, что я и не знаю толком, верю ли я во что‑ то или нет?

– Вы поверите, мистер Роберт, я уверен в этом. Роберт улыбнулся. – Ты считаешь, что твои молитвы рано или поздно превратят меня в католика?

Гарри не принимал его легкомысленного тона.

– Я не могу сказать, что именно они могут сделать для вас, сэр. Только моя задача – молиться, а ваша заниматься другими делами.

– А ты знаешь, какими именно?

– Нет, не знаю.

– Гарри, послушай. Есть один мальчик, очень милый мальчик. Сын Пабло Луиса, который появился на этот свет уже после того, как его бедняга отец отправился на тот свет.

– О, значит у дома есть наследник? – до ушей улыбнулся Гарри.

– Да. При условии, что ему будет, что наследовать. В данный момент это выглядит сомнительно.

– Вы должны найти эти сокровища, сэр, тогда все будет в порядке. Я в этом уверен.

– Да нет никаких сокровищ, Гарри. Нет даже пещеры.

Карлик нахмурился.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒