|
|||
Шэна Эйби 2 страница– Что ты делаешь? – Кайла попыталась унять дрожь в голосе, испытывая единственное желание – отобрать у брата оружие. – Ты разве не слышала? – спросил он и взмахнул мечом в одну, потом в другую сторону. Меч пока еще плохо его слушался, и Алистер все свое внимание сконцентрировал на том, чтобы крепко держать его в руках. – О чем слышала? – недоуменно спросила Кайла. Но в ту же минуту действительно услышала за окном новые, зловещие звуки, от которых ей стало жутко. И как она сразу не обратила на них внимание? Топот множества обутых в сапоги ног, грубые, резкие мужские голоса, от которых ее кожа тут же покрылась мурашками. Кайла обхватила себя руками, пытаясь унять внезапную дрожь. – Лорд Стрэтмор приказал дяде сдаться. Уорвикам – сдаться! Он сказал, что если дядя этого не сделает, то он никого не пощадит в Гленкарсоне. Алистер опустил меч и бросил его на кровать, поникнув головой. Только теперь Кайла заметила, что он одет в тунику, под которой поблескивает металлическая кольчуга. Наряд взрослого воина был слишком велик для его худенького тела. Кровь бросилась ей в голову. Она хотела закричать, но горло сдавило от ужаса, и она едва прошептала: – Нет! – Это правда. – Алистер первый раз за все время разговора взглянул ей в глаза. – Я сам видел этот ультиматум. Его принесли сегодня днем, вскоре после того, первого, письма. Дядя дал мне его прочитать. – Нет, – повторила она, не желая верить этой чудовищной новости. Незнакомые, зловещие звуки за окном становились все громче. Кайла хорошо понимала, что они предвещают. Облака закрыли солнце, и комната погрузилась в серый полумрак. – Он безжалостен, Кайла. Вот почему его прозвали Цербером, адским псом. Он ни за что не остановится, пока мы сами его не остановим. Это будет продолжаться бесконечно. И рано или поздно он схватит тебя. – Детская рука Алистера обхватила рукоятку меча. – Но я не позволю, чтобы это произошло. Не позволю ему убить тебя! – Послушай, – начала Кайла взволнованно. – Алистер! – прервал ее грубый голос, раздавшийся из двери. И вновь Кайлу охватила дрожь. Малкольм! – Все будет хорошо, Кайла, – поспешно сказал ее брат. – Я буду тебя защищать! – Я не позволю тебе этого делать! – воскликнула девушка и не узнала своего голоса – тонкого, срывающегося. Малкольм заговорил снова, появившись в дверном проеме темным силуэтом на фоне освещенного холла. – Ты очень ошибаешься, если думаешь, что у тебя есть выбор, Кайла. Ты останешься здесь с остальными женщинами. Все это дело тебя не касается. – Но я не позволю вам! – закричала она, бросаясь к двери. Она попыталась проскользнуть мимо него, но Малкольм без труда задержал ее, схватив своими сильными руками за талию. – Алистер! – снова позвал он своим не терпящим возражений тоном, заставившим Кайлу содрогнуться. Девушка услышала за спиной легкие шаги брата. Алистер обогнул их обоих и вышел из комнаты. – Нет! – закричала ему вслед Кайла, протягивая руки. – Вернись! Алистер оглянулся, его взгляд был красноречивее любых слов. А затем он быстро исчез из вида. Кайла, пылая негодованием, обернулась к Малкольму. – Ему нужна одна я! – в ярости крикнула она. – Отпустите меня! Я договорюсь со Стрэтмором. – Никогда, – твердо заявил Малкольм, и Кайла поняла, что это его последнее слово. – Но Алистеру всего двенадцать! – вскричала Кайла. – Сжальтесь! Ведь он совсем еще ребенок! Не делайте этого с ним! Малкольм лишь скривился в презрительной гримасе. – Он мужчина. Или был бы мужчиной, если бы ты так не нянчилась с ним. И это его святое право – сражаться с теми, кто погубил его отца! – Но он погибнет! – А хоть бы и так – он умрет, как мужчина. И довольно об этом. – Мы все погибнем! Неужели вы не понимаете? Их в несколько раз больше. Вы хотите заставить крестьян со своими мотыгами и косами сражаться против хорошо вооруженных воинов! – Раз того желает бог, пусть будет так. Но жажда крови, которую она увидела в его глазах, яснее слов сказала ей обо всем. Этого желал не бог, а сам Малкольм. С холодной решимостью он толкнул ее в сторону комнаты. Кайла упала, ободрав ладони и больно ударившись об пол. Прежде чем она успела подняться, запутавшись в юбках, Малкольм вышел, закрыл за собой дверь и запер ее на замок. – Увидимся позже сегодня вечером, племянница, – раздался его приглушенный толстой дверью голос. – Нет! – рыдала Кайла, изо всех сил колотя кулаками в дверь. Все было бесполезно. Она оказалась в ловушке. Несколькими часами позже, когда в ее комнату начал проникать едкий дым, она поняла, что все кончено. Поместье горело. Они потерпели поражение.
Это был ужасный день. Тот, кто отважился бы подняться на один из окружающих долину скалистых холмов, в первый момент не увидел бы там ничего из ряда вон выходящего. Правда, небо, словно кипящий серый котел, выплескивало на землю холодные капли, и серый мглистый туман клубился над землей. Но это была обычная погода здесь, в горах Шотландии, ранней весной. Повсюду была грязь и слякоть, но чего иного можно ожидать, когда дождь льет почти весь день? Однако, поднявшись еще выше, нельзя было бы не заметить, что к запахам прелой сырой земли примешивается какой‑ то иной, чужеродный запах – резкий, с металлическим привкусом, от которого обычно поднимаются волосы на затылке и шерсть на загривке животного. Битва за Гленкарсон была столь же беспощадной и жестокой, как и все остальные битвы, что велись испокон века в этом суровом горном краю. И мирная бурая грязь Гленкарсона стала красной от крови в тот вечер. Кайла медленно брела, осторожно выбирая, куда поставить ногу, высоко подбирая юбки. Она перешагивала через тела, стараясь не думать и не чувствовать. Ее целью была группа, лежащая в центре поля. Там она должна найти его, отчего‑ то она была в этом уверена. На мгновение в ее памяти вдруг снова раздались крики, которые долетали до нее, запертой в одной из дальних комнат замка. Крики мужчин и женщин, звон стали и ржание лошадей… Теперь она слышала лишь вздохи да плач женщин, которые так же, как и она, бродили среди тел, пытаясь разыскать своих близких. Кайла зажала уши ладонями – она больше не хотела ничего слышать. Лишь один голос звучал сейчас в ее голове, лишь одно имя шептали ее губы: – Алистер, Алистер… Дядя ее не интересовал. Именно он был виноват в том, что произошла эта ужасная бойня, и теперь она желала ему провалиться в ад. Но Алистер, ее милый Алистер, слишком юный, слишком слабый для того, чтобы сражаться мечом, который он даже не мог как следует удержать в руках. Боже, Алистер… Она нашла его там, где и думала, – маленького, тихого, с бледным лицом и руками, покрытыми кровью и грязью. Слишком бледного. Слишком тихого. Она не знала, как долго просидела возле него, обнимая, держа на коленях его голову. Она не видела затянувших небо туч, не слышала раскатов грома. Она не чувствовала, как холодный дождь заливает долину. Струи дождя омыли его юное лицо, промочили и разгладили гриву ярко‑ рыжих волос, похожих на ее собственные. Этот мальчик – единственное, что у нее оставалось в этом мире, единственное, ради чего она жила последние месяцы… Кайла Уорвик не плакала. У нее не дрожали руки, когда она стирала воду с его лба. И ноги у нее лишь немного подогнулись, когда она встала и, нагнувшись, подняла тело своего брата и понесла его прочь из долины Гленкарсон.
– Сегодня черный день, – сказала старуха, помешивая какое‑ то варево в котелке, висящем над костром. Замечание едва ли требовало ответа, поэтому Кайла промолчала. Она опустила глаза и посмотрела на свои руки с въевшейся в кожу и под ногти грязью, которую не могла отмыть, как ни старалась. – Тебе надо уходить отсюда, – продолжала женщина. Где‑ то снаружи, у входа в пещеру заблеяла коза. – Да, – безучастно откликнулась Кайла. – Они будут тебя искать. – Лорна, старая кастелянша Гленкарсона, постучала деревянной ложкой по краю котелка. – Я знаю. Было очевидно, что сейчас от Кайлы немного проку. Ее руки безвольно лежали на коленях ладонями вверх, казалось, у нее нет сил даже просто сжать пальцы. Бледная, землисто‑ серого цвета кожа делала ее похожей на привидение. Разглядывая свои руки, Кайла вспомнила, как ее мать холила свои руки, каждый вечер натирала их специальным жиром, смешанным с травами, чтобы они все время оставались нежными и гладкими. Руки Кайлы, непривычные к грубой работе, теперь были покрыты порезами и волдырями. – Я уйду прежде, чем они доберутся сюда, – сказала она все так же равнодушно. – Хорошо. Лорна много лет служила в замке Малкольма Макалистера. Но сегодня вечером она лишилась крова, как и другие, оставшиеся в живых члены клана, с незапамятных времен населявшего этот суровый край, затерянный среди скал и холмов. Деревня была сожжена дотла. В пещере было холодно и сыро, но и в выгоревшем замке едва ли было лучше. Лорна снова постучала по краю котелка, очевидно, для пущего эффекта. – Ты можешь пойти к людям твоего отца. – Я уйду, – устало повторила Кайла. – Так будет лучше. И вновь Кайла не могла придумать, что сказать. Будет ли так действительно лучше? Она не знала. Будут ли англичане ее преследовать? Имеет ли она для них хоть какое‑ нибудь значение теперь, когда и ее брат, и дядя мертвы? И будут ли они по‑ прежнему требовать от клана ее выдачи? Как много вопросов. Хотелось бы ей ответить хоть на один из них!
В свете костра тускло поблескивала золотая рукоятка кинжала, который Кайла прицепила к поясу. Она похоронила Алистера без этого кинжала. Украшенный драгоценными камнями, с острым опасным клинком, он принадлежал ее матери. Кайла была уверена, что ни мать, ни брат не стали бы возражать. У входа опять заблеяла коза, и в пещере появилась новая сгорбленная фигура. Кайла узнала древнего старца Колина. Скорее всего, он пришел сказать, что ей пора уходить. Кайла встала. – Возьми коня своего дяди, девушка, – сказал он, и она почувствовала в его голосе сочувствие. – Это добрый конь, только будь с ним построже. – Спасибо тебе. – Кайла подняла с земли кожаную седельную сумку, на которой сидела, и вышла из пещеры. Морозный ночной воздух был чист и свеж, хотелось вдохнуть его полной грудью, хотя он и обжигал легкие. Жеребец Малкольма чудесным образом совершенно не пострадал в битве, очевидно, только он один и выжил в этом кровавом ужасе. Он наклонил свою великолепную лоснящуюся шею, словно приветствуя Кайлу. Девушка погладила его по носу, похлопала по шее. Абсолютно черная масть, без единого пятнышка, отметила про себя Кайла и тут же с усмешкой подумала о том, как подходит черный конь ей – дочери человека, объявленного вне закона, вынужденной скрываться от всего мира. Кто‑ то подсадил ее, она даже не поняла, кто. Седла не было, но ей не привыкать ездить без седла. Юбки задрались до колен, она не стала обращать внимания на такую ерунду. Ее окружала горстка людей. Кайла с трудом различала их лица в тусклом свете луны, но могла без труда представить себе их суровое выражение. Эти гордые люди без охоты приняли ее и Алистера и теперь испытывали явное облегчение от того, что избавились от них обоих. Кайла понимала, что в этом не было ничего личного. Непросто принять у себя в доме человека, за голову которого назначена награда. И ей еще повезло, что они слишком сильно ненавидели англичан, чтобы выдать ее за вознаграждение. Колин протянул ей увесистый мешочек. – Вот возьми, здесь еда на четыре дня, – проскрипел он своим старческим голосом. – Езжай на юг, девушка, в Глен‑ Мор. – Спасибо вам, – сказала Кайла. – Спасибо за все… и простите меня. Она развернула коня, и люди молча расступились, давая ей дорогу. Ни одного слова прощания не раздалось ей вслед. Только чавкающий звук копыт по грязной, раскисшей дороге сопровождал ее, пока она направлялась к южной границе с Англией. Через какое‑ то время Кайла почувствовала, что успокаивается, убаюканная ритмичным стуком копыт. Она расслабленно покачивалась на спине лошади, предоставляя жеребцу самому выбирать ритм и дорогу. Во всяком случае, он знал местность гораздо лучше, чем она. Ей очень повезло, что ей достался вороной ее дяди. Эти люди могли ничего ей не давать. Они ничем не были ей обязаны, в то время как она сама должна была им гораздо больше, чем могла когда‑ либо отдать. Жеребец принес ее к светлой рощице из сосен и берез. Где‑ то среди валунов пробивался ручей, Кайла слышала его журчание, но не было места, где можно было бы укрыться. Кайла ласково погладила своего скакуна, поблагодарила его, а затем легла на холодную землю, подножие под голову седельную сумку. Ее не беспокоило то, что лорд Стрэтмор или его солдаты могут найти ее здесь и убить во сне. В глубине души она даже хотела этого, хотела покончить с этой жестокой, безрадостной жизнью. Она не знала, для чего выжила и как ей теперь жить дальше. Кайла даже не стала стреножить жеребца, пусть идет куда хочет. Если придут солдаты и схватят ее, он сможет убежать. По крайней мере, он выживет. Эта мысль даже как‑ то успокоила ее, и через мгновение Кайла провалилась в глубокий сон. Но солдаты не пришли, ее никто не нашел, и когда она проснулась на следующее утро, то увидела вороного, терпеливо стоящего возле нее и медленно жующего скудную прошлогоднюю траву. Ее плащ пропитался влагой от земли, но хорошо уже то, что не было дождя. – Эй, приятель! – ласково позвала она вороного, приподнимаясь с земли. – Неужели у тебя не хватило ума бросить это безнадежное дело и свою никчемную новую хозяйку? Жеребец скосил на нее глаза, но продолжал флегматично жевать. Хруст травы на его зубах был единственным звуком, нарушавшим лесную тишину, и потому казался очень громким. Он заставил Кайлу внезапно вспомнить, что она сама не ела уже целую вечность или, по крайней мере, весь прошлый день. Девушка открыла мешочек, который дал ей перед расставанием старый Колин, и, достав овсяные лепешки, принялась за еду, в мрачной задумчивости созерцая лежавшее недалеко, повалившееся, видимо, от ветра, дерево. Только теперь медленно и постепенно чувство оцепенения, охватившее Кайлу на поле Гленкарсона, начало отпускать ее. Начался новый день, яркий и солнечный, а вместе с ним к девушке вернулось ощущение реальности. Неважно, что сама она была этому не слишком рада. Кайла была благородной леди, дочерью знатных и богатых родителей. С детства она была окружена заботой и любовью. И вот теперь она осталась одна в целом свете, ей не к кому было даже обратиться за помощью. Несмотря на слова Лорны, Кайла понимала, что люди ее отца не станут ей помогать, им нет до нее никакого дела. Малкольм был ее последней и, как оказалось, напрасной надеждой. Лепешка кончилась слишком быстро, но Кайла не решилась съесть еще хоть одну. Она не знала, где и когда сможет найти еду. Правда, невдалеке текла быстрая речка, Кайла слышала, как она журчит по камням. А это значит, что она сможет поймать рыбу. Ловить рыбу Кайла умела. Когда‑ то это было любимым занятием отца. И это им очень пригодилось во время их побега. Когда Кайла поняла, что отец так и не может оправиться от шока после смерти матери, ей пришлось взять на себя все заботы о семье. Деньги, которые они смогли взять с собой, кончились довольно быстро, и Кайле пришлось учиться выживать в суровых условиях. Она многому тогда научилась, в том числе и ловить рыбу. Однажды она едва не заболела, проведя несколько часов в ледяной воде горной речки, пытаясь поймать рыбу тупым деревянным копьем, которое сама и сделала. Это заставило отца хоть немного прийти в себя, пусть и ненадолго. Он вырвал у нее копье, сломал его о колено в приступе гнева, впервые проявив хоть какие‑ то чувства после смерти матери. В ту ночь он сам наловил рыбы. Но Кайла внимательно наблюдала за ним и таким образом училась. Кайла знала, что отец так и не осознал до конца, что же произошло в те страшные дни. С того момента, когда он услышал о смерти жены, он словно ослеп и оглох. Казалось, дух его умер, в то время как тело еще продолжало жить. По правде говоря, Кайла и сама не понимала, как она могла оставаться такой собранной и действовать столь решительно и разумно после того, как она обнаружила тело убитой матери. Возможно, она просто знала, что иначе они все погибнут. После разразившегося скандала именно она занималась всеми делами до тех пор, пока это было возможно. Она видела, как растет подозрение в глазах слуг, отмечала изменение отношения к ним со стороны знакомых, арендаторов и челяди. Невысказанные обвинения так и носились в воздухе. Людская кипела от слухов, которые Кайла не могла ни пресечь, ни опровергнуть. Когда в Роузмиде начали появляться высокородные гости, Кайла поняла, что вело их сюда вовсе не желание выразить сочувствие, как они пытались продемонстрировать, хотя и ловила на себе жалостливые взгляды. Нет, все эти люди явились посмотреть на ее отца, на убийцу, которым они все без исключения его считали. Вот так просто – поглазеть на убитого горем человека, почти безучастного к тому, что творилось вокруг него. Их бездушная жестокость потрясла тогда Кайлу до глубины души. Жеребец прекратил жевать и подошел к тому месту, где она сидела, безучастно глядя в пространство, погруженная в свои воспоминания. Он наклонил к ней голову и громко фыркнул, потряхивая гривой. – Ну что, наелся, приятель? – спросила Кайла, отряхивая руки от крошек. – Надеюсь, что да. Пошли, поищем воду. Она взяла коня под уздцы и повела его к речке, ориентируясь по звуку журчащей воды. Им пришлось довольно долго добираться до берега да еще и выбирать место поудобнее. Так что, когда перед ними засверкала манящая своей прохладной свежестью вода, они оба порядком устали и страдали от жажды. Жеребец тут же вошел в воду и принялся с жадностью пить; Кайла последовала его примеру, войдя в воду чуть выше по течению. Солнечный свет сверкал и переливался в прозрачных струях, бегущих по камням. Кайла опустила руки в воду и плеснула ее себе в лицо. Вода оказалась обжигающе холодной, так что у Кайлы захватило дыхание. Но она снова и снова плескала в себя водой, чувствуя, как к ней возвращаются силы. Затем она выбралась на берег и села, подставив солнцу лицо и руки. Вытереть их было все равно нечем. Кайла сидела на берегу и словно со стороны наблюдала за собой: как успокаивается ее дыхание, как исчезает дрожь в руках, как высыхает и нагревается на солнце ее кожа. Но мысленно она все еще оставалась там, в том страшном времени, последовавшем за смертью матери. Кайла была уверена, что отец не убивал свою жену. Но кто же мог это сделать, причем так, чтобы подозрение пало на ее отца и чтобы полностью уничтожить всю семью? Кайла была молодой и сильной, и бог не обидел ее умом. А главное – ей уже было нечего терять. От ее прежней жизни почти ничего не осталось. И в любом случае она охотно рискнет всем этим, чтобы отомстить. Она не знала настоящего виновника всех ее бед, не знала имени убийцы. Но ей был известен человек, в руках которого находились ответы на многие вопросы, и он же нес ответственность за то, что ее жизнь окончательно разлетелась в клочья. Ее бывший жених написал ей, предложив отдать некий документ, доказывающий невиновность отца, документ, который мог спасти их всех. Но как же он мог, зная, что Коннер невиновен, преследовать их, а затем, даже не дождавшись ее ответа, напасть на Гленкарсон, погубить ни в чем не повинных людей? Как он мог оказаться настолько бесчестным? Неужели ее отец в нем ошибался? Видимо, так. Иначе как еще можно объяснить подобное коварство! Что ж, она разыщет Стрэтмора, и тогда ему придется ответить на ее вопросы, хочет он этого или нет. А если откажется, она убьет его. Возможно, стоит его убить в любом случае. По крайней мере, она отомстит за брата и отца. Пришло время охотнику почувствовать, что это такое – быть дичью.
– В самом деле, Стрэтмор, – недовольно проворчал сэр Джон Хайндридж. – Это всего лишь какая‑ то мерзкая шотландская деревушка, едва ли достойная упоминания. Я просто отказываюсь понимать причину твоего чрезмерного волнения. Роланд, не поворачивая головы, продолжал разглядывать грязную улицу сквозь толстое мутное окно гостиничного номера. Лишь сжатые пальцы на оконной раме выдавали его гнев. – Эта мерзкая деревушка, – сказал он тихо, – была единственным домом для сотни с половиной ни в чем не повинных людей, которые не участвовали в этих играх. – Ай, брось! – презрительно фыркнул Хайндридж. – Уж едва ли они так невинны. Они все тут заодно! Малкольм Макалистер приютил беглецов из одного только желания позлить нас. Все эти мятежники получили то, чего заслуживали. Они нарушили закон, ослушались приказа короля. И они должны были быть наказаны! – Возможно, ты прав. – Роланд наконец обернулся и взглянул на военного министра короля Генри. – Но согласись, это мое дело – наказать их, а уж совсем никак не Рейнарда. – Тут я не могу с тобой не согласиться. Он явно перестарался. И могу тебя заверить: король его за это накажет. – Полагаю, что так. Роланд вновь отвернулся к окну. Под ним суетились жители этого приграничного английского городка. Его глаза выхватили из толпы женщину, торговавшуюся с булочником, в то время как пятеро ребятишек цеплялись за ее руки и юбку. Интересно, сколько же детей из той горной шотландской деревушки остались бездомными сиротами только потому, что Рейнард «перестарался»? Скольких из них ждет теперь голодная смерть? Король его накажет. Да уж, конечно! Роланд саркастически усмехнулся. Можно представить себе, какое наказание ждет человека, вырезавшего целую деревню! – Ну так что, Стрэтмор, – заговорил вновь сэр Джон Хайндридж, расправляясь со своей порцией баранины. – Что теперь? У тебя ведь до сих пор нет доказательств смерти барона Роузмида. Если его дети живы, они едва ли поспешат дать тебе эти доказательства. Придется тебе возвращаться к королю с пустыми руками. Роланд ничего не ответил, продолжая наблюдать за женщиной, которая, купив хлеб, спешила теперь по направлению к кузнице; ребятишки семенили позади нее. – Она скорее всего погибла, – продолжал сэр Джон неожиданно смягчившимся голосом, в котором вдруг прозвучали какие‑ то человеческие нотки. – Она бы просто не смогла пережить зиму, не имея надежного пристанища. Я слышал, она весьма деликатная штучка. Такая же, как и ее мать. – Возможно. – У тебя больше нет обязательств перед этой семьей, и ты прекрасно это понимаешь. – Мне об этом постоянно напоминают. Роланд услышал, как сэр Джон за его спиной тяжело вздохнул. – Какая трагедия, – пробормотал он, наверное, уже в сотый раз с момента их встречи в этой крохотной гостиничной комнатушке. – Такая изумительная, прелестная женщина, эта баронесса. Какая трагедия… Кто бы мог подумать… – Действительно, кто, – пробормотал Роланд, обрывая жалостные вздохи военного министра. – Извините меня, сэр Джон, но я должен вас оставить. Я очень устал после долгого пути. – Да, да, конечно. А все эта ужасная шотландская погода! До чего отвратительное место! Никогда не мог понять, отчего это кто‑ то может желать жить здесь. – В самом деле. Доброго вечера вам, сэр Джон. Роланд направился к двери. – Стрэтмор! – остановил его возглас министра, прежде чем он успел выйти. Роланд обернулся, держась за ручку двери, едва сдерживая нетерпение. – Она больше не твоя невеста, даже если она и пережила эту зиму, – сказал Хайндридж, пристально глядя ему в глаза. – И тебе лучше об этом не забывать. – Разумеется, – спокойно отчеканил Роланд и быстрым шагом покинул комнату.
Вопреки мнению большинства, Роланд был уверен, что Коннер Уорвик умер, а его дети живы. Он постоянно шел по их следу почти с той самой ночи, когда они сбежали и под чужими именами остановились в первой гостинице на своем пути. Он один только и верил донесениям, которые регулярно получал от своих шпионов, следящих за двумя молодыми Уорвиками, путешествующими на север. Леди Кайла была слишком красива, чтобы долго оставаться неузнанной, как бы ей этого ни хотелось. Через разветвленную сеть его шпионов до него постоянно доходили сведения о красавице, похожей по описанию на Кайлу Уорвик. Но при этом всегда упоминалось только о них двоих. Роланд не мог поверить, что Коннер добровольно бросил бы своих детей в такой отчаянной ситуации. Нет, они пытались выжить одни, потому что у них не было другого выхода. Не то чтобы он не доверял донесениям королевских ищеек, которые доказывали, что всех трех Уорвиков следует искать где‑ то от Кента до Уэллса. Хотя у него были определенные сомнения в их усердии. Король назначил огромную награду за голову человека, который безжалостно расправился с его кузеном, лордом Глоширом. А раз труп лорда Глошира был обнаружен в постели баронессы Роузмид, рядом с ее трупом, не было причин сомневаться в том, что оба они были убиты мужем миледи в припадке ревности. Роланд не был так уж уверен в том, кто убил лорда Глошира, да, откровенно говоря, его это не слишком интересовало. Он никогда не любил этого человека, которого считал надоедливым павлином, бессовестно пользующимся своим родством с королем, чтобы добиться особого положения как при дворе, так и за границей. Роланд также не думал, что Генри сам очень любил своего кузена, но, конечно, теперь, когда тот умер, король не мог позволить его убийце остаться безнаказанным. Итак, Генри послал Роланда арестовать барона Роузмида, потому что именно это и входило в его обязанности – во всех сомнительных и неловких ситуациях он должен был убирать концы. Прозвище Цербер было известно не многим, но те, кто осмеливался становиться королю поперек дороги, вскоре хорошо узнавали, за что Роланд получил его. Тот факт, что дочь убитой женщины и человека, подозреваемого в убийстве, была его невестой, каким‑ то образом было оставлено королем без внимания. – Найди их, – приказал ему Генри, – и приведи ко мне. Я позже решу, что делать с детьми. Но ты должен доставить их мне живыми, Стрэтмор! И именно это Роланд собирался сейчас сделать. В конце концов, эта помолвка была полностью затеей короля. Все было устроено без его, Роланда, согласия и, как он подозревал, без согласия девушки. Такое было в порядке вещей. Король Генри частенько устраивал браки своих приближенных, особенно тех, кто слишком долго, с точки зрения короля, избегал брачных уз. В действительности Роланд даже удивлялся тому, что Генри так долго ждал, чтобы его женить. И полагал, что ему оказана большая честь, ведь для него была выбрана дочь одного из фаворитов короля да к тому же известная своей красотой. Роланд лишь однажды видел леди Кайлу Уорвик из Роузмида, и она тогда была еще ребенком – длинноногая, нескладная десятилетняя малышка с огромными глазами и очень белой кожей. Она прибыла ко двору со своими родителями и, насколько он помнил, с младшим братишкой. Кто‑ то указал ему на ее мать, баронессу Роузмид, и он был тогда поражен в самое сердце ее красотой. Если Кайла хоть немного похожа на Элейн, ему следовало бы радоваться тому, что так повезло с невестой. На самом же деле после того, как ему сообщили о помолвке, Роланд и думать забыл и о девушке, и о самой свадьбе. И только месяц спустя вспомнил о предстоящем венчании, не сильно беспокоясь по этому поводу. Раз король подобрал ему невесту, так пусть позаботится и о самой церемонии. Генри любил устраивать все эти пышные празднества. Поэтому Роланд решил, что подождет, пока король объявит ему о дате его свадьбы. Тогда уж он явится на церемонию, а потом отвезет свою молодую жену в Лорей. До тех пор он вполне может выбросить из головы эти неприятные мысли. Но вмешалась судьба и самым безжалостным образом нарушила все планы короля, оставив Роланда не только без невесты, но еще и с неприятной задачей. Теперь он должен был выследить и поймать отца своей бывшей невесты, саму леди и ее младшего брата, гоняясь за ними по всему королевству. Впрочем, это его не слишком сильно беспокоило. До недавнего времени. Хотя вина барона казалась вполне очевидной, у Роланда оставались некоторые сомнения. Слишком уж все было просто и ясно. Все указывало на вину человека, который, казалось, заледенел от горя, скорбя о смерти жены. У него заняло несколько дней, чтобы собраться и сбежать вместе с детьми. Дней! Роланд был уверен, что виновный в убийстве сбежал бы немедленно и, скорее всего, один. Роланд прибыл в Лондон сразу после убийства и таким образом сам оказался свидетелем того, как барон Роузмид, когда‑ то шумный и жизнерадостный, а теперь совершенно сломленный горем, увозил тело жены в свое поместье. Сначала Роланд не узнал его, хотя много раз встречал при дворе. Перед ним была лишь тень прежнего барона Роузмида. Этот безучастный, раздавленный горем человек никак не укладывался в представление об убийце: ни расчетливой осторожности, ни паники человека, убившего в приступе ярости. И все же он сбежал сразу после того, как похоронил жену. Все это очень беспокоило Роланда. Впервые он почувствовал отвращение к своей работе. Он должен был преследовать глубоко несчастного, убитого горем человека, у которого в одно мгновение рухнула вся жизнь. А кроме того, леди Кайла. Ее поведение оставалось загадкой для Роланда. Как могла она уехать с ним, с убийцей своей матери, с которой, как говорили, она была очень близка? Действительно, очень странно.
|
|||
|