Дэвид Боукер 6 страница

– Это кое‑ что, о чем мы с Шефом договорились. Никто в " Пономарчиках" оружия не носит.

– Ты правда в это веришь?

– Мой дядя Шеф не стал бы мне врать.

– Твой дядя Шеф? – Злыдень невольно рассмеялся.

– Я знаю его с детства. Он был закадычным другом папы. Они вместе создали банду " Пономарчиков". Когда я был маленьким, он качал меня на коленке. Нет, этот, мать его, мне лгать не станет.

Злыдень повернулся поглядеть на Маленького Малька на заднем сиденье.

– Он уже тебе лжет, – терпеливо объяснил он. Очень спокойно. Очень терпеливо. – Честно говоря, думаю, он был бы счастлив, увидев, как мимо проносят твой гроб.

– Вот уж нет!

– Помнишь приятелей Шефа, братьев Медина? Полагаю, ты знаешь, что они подторговывают наркотой в твоем клубе?

– Быть того не может! Разве что в прошлом. Мой папа, упокой Господи его душу, раньше заставлял нас торговать вчерную из‑ за стойки. Но когда он умер, я настоял на своем. Я сказал Шефу: " Знаменитости всегда чураются таких заведений, потому что не желают, чтобы их имена связывали с низкосортным наркопритоном". Шеф дал мне слово, что больше такого не повторится. Он дал мне слово!

– Так вот, они толкают дурь. Я собственными глазами это видел. Вот чего стоит слово Шефа. Ты же знаешь, " Пономарчики" запустили руки в любой нелегальный бизнес Манчестера, без их позволения ничего не происходит. И что это нам говорит? А то, что Медина торгуют в твоем клубе с разрешения Шефа. Иначе за городом нашли бы их трупы. Неужели не понимаешь?

– Нет. – Глаза Маленького Малька словно бы подрагивали в глазницах. Было совершенно очевидно, как он изо всех сил борется с неопровержимой логикой Злыдня. – Он бы так со мной не поступил.

– Он еще использует тебя для набора?

– А?

– Шеф еще платит тебе, чтобы ты посылал ему новых ребят?

– Время от времени.

– Разве Брайан Эдвардс не работал когда‑ то у тебя на выдаче номерков в гардеробе?

Маленький Мальк фыркнул.

– Скорее уж попадал под раздачу!

– Но я не ошибся, так? Брайан был одним из шестерок твоего отца. А теперь стал " алтарным служкой". Через пару лет принесет обет.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что ты работаешь вхолостую. Если ты находишь хороших людей, Шеф их у тебя забирает, а тебе оставляет искать новых.

– Люди идут наверх, когда видят свой шанс. Так всегда было.

– Да ну? И когда же пойдешь наверх ты?

– Что?

– Какие у тебя перспективы? Я бы сказал, нулевые.

– Слушай, приятель. Ты за меня не парься. Я‑ то всем доволен. Я не гангстер. Я шоумен. Дай мне песню и стакан с выпивкой, и я уже как сыр в масле.

– Послушай, Мальк, – сказал Злыдень. Глаза у него странно блеснули – будто бы нездешним светом. – Можно звать тебя Мальком?

Маленький Мальк то ли кивнул, то ли шея у него непроизвольно дернулась. Злыдень не мог бы сказать наверняка.

– Я спас тебе жизнь. Ты это признаешь?

– Ага. Признаю. Спасибо.

– Значит, ты можешь мне доверять. Так?

– Возможно.

– Проехали. Послушай, твой дядюшка Шеф тебя имеет. Совершенно и бесповоротно. Что он сказал, когда ты назначил цену за голову Злыдня?

– Сказал, что понимает меня. Сказал, что отношения между отцом и сыном – это особая любовь. Он со мной не согласен, но меня понимает. Он сказал, что если таково мое решение, то не станет вмешиваться.

– Ну да, держи карман шире!

– Послушай. Все знают, что мы с Шефом партнеры. Если бы я попал в беду, он пришел бы на выручку. Обязательно пришел бы.

– Да? А где он был, когда тот придурок пытался тебя пришить? Ты один. Ты настолько открыт, что сквозь тебя небо видно. А Шеф сидит себе в своей электронной крепости, и вокруг него целая армия. Да здравствует разница!

Маленький Мальк надулся как ребенок, и Злыдень, вздохнув, уставился прямо перед собой. Застенчивого вида мужчина выгуливал собачку в красной бархатной жилеточке. Стоило собачке погадить на тротуар, мужчина тут же нагибался и подбирал какашку совочком. Такой это был район. Злыдень не удивился бы, если бы владелец задницу собачке подтер.

– Дело обстоит так, Мальк. Я могу тебя защитить. От кого угодно. Вообще от кого угодно. Если ты этого хочешь. – Холодно, оценивающе оглядев Малька, он протянул руку. – Ну?

А Маленького Малька охватили возбуждение, растерянность и страх разом. Но верх взяло возбуждение. Схватив руку Злыдня, он ее сжал.

– Я именно этого хочу, – сказал он.

* * *

Злыдень уговорил Маленького Малька высадить его у захудалого барчика в Сейле. Как только " роллс" скрылся из виду, он вышел из бара и вернулся к себе на квартиру. Миссис Мунли сидела в гостиной, где смотрела юмористическое реалити‑ шоу по телевизору. Злыдень услышал, как она снисходительно смеется, слушая, как тупицы отпускают свои занудно отрепетированные шуточки.

– Мне легко наскучить, – говорила девушка, выбиравшая, с кем пойдет на свидание. – Я люблю хорошее вино, особенно шампанское. Вопрос претенденту номер один: куда ты поведешь меня обедать, чем угостишь?

Поднимаясь наверх, Злыдень воображал ответ на этот дурацкий вопрос:

– Ну, Сара... я отведу тебя в симпатичное маленькое кафе. Шампанское нам не понадобится, одной твоей красоты достаточно, чтобы вскружить парню голову. А когда я дойду до кондиции, ты поможешь мне пустить струю. Даже попробуешь мой нектар. А после я тебя убью и закопаю в подвале.

Злыдень принял душ, оделся и приготовил себе омлет. Потом заварил им с миссис Мунли чай. Старушке он купил в городе коробку " Линдта". Теперь она ела шоколадки и смотрела какую‑ то смехотворную чушь про приемный покой, где все жертвы автокатастроф произносили длинные речи, сообщая зрителям, как они себя чувствуют.

– Ах, Виктор, как приятно провести субботний вечерок вдвоем, – сказала старушка.

* * *

После того как домохозяйка отправилась спать, Злыдень устроился у себя в комнате читать " Большую Оксфордскую книгу рассказов о привидениях". Когда дом стих, он зарядил ружье и вывел из гаража " BMW". Он направлялся в Престбери. Согласно путеводителям, этот живописный чеширский городок притулился у подножия Пенинских гор. Там была церковь тринадцатого века, многие лавки располагались в исторических зданиях, и граждане почти не мочились на улицах. А теперь Билли Дай, побратим Злыдня, поменял развалюху на Альберт‑ роуд, в одном из беднейших районов Манчестера, на виллу в этом уютном буржуазном городке.

В Престбери удаляются на покой читатели " Дейли телеграф", а не одаренные писатели, когда‑ то плевавшие на ценности прогнившего общества. По мнению Злыдня, вилла в таком месте – серьезный показатель того, как низко пал Билли.

Новое обиталище Билли располагалось на ухоженном шоссе на окраине городка. Злыдень припарковался на стоянке за углом. Дому было всего сто лет, по местным меркам, совсем еще птенец. Сочетание черных и белых балок на фасаде говорило скорее о наличии денег при отсутствии вкуса, чем о тюдоровской роскоши, как на то надеялся архитектор. На лужайке перед входом маячил какой‑ то фонтан. По обе стороны виллы тянулся участок – по меньшей мере пять акров. Проходившему мимо Злыдню показалось, что изо всех окон льется уютный желтый свет.

Без труда перебравшись через низкую стену, он неспешно направился к входной двери. На подъездной дорожке стояли две машины: симпатичный маленький " ровер 45" и потрепанный " ниссан блюберд". По всей видимости, Билли был не настолько богат, как ему хотелось бы, – во всяком случае, пока.

Злыдень начал обходить дом. Во всех окнах шторы были не задернуты. Подойдя ближе, он услышал голоса на повышенных тонах. Билли стоял спиной к массивному широкоэкранному телевизору. Вид у него был усталый и встрепанный. Он ссорился с кем‑ то, кого не было видно, – не злобно, но упрямо. Потом вдруг махнул рукой и вышел из комнаты. Злыдень перешел к окну кухни. Из ближайших кустов раздалось сопение и ворчание ежика. Встав за рамой окна, Злыдень заглянул внутрь. На кухне была Никки. Сложив руки на груди, она смотрела в пространство и ждала, когда закипит чайник. Окно кухни было открыто настежь. Злыдень даже услышал щелчок, с которым отключился чайник.

Как и Билли, Никки выглядела далеко не счастливой. В отличие от мужа одета она была лишь в футболку и трусики. Глядя на ее ноги и падающие на спину темные волосы, Злыдень почувствовал неожиданный укол желания.

В кухню вошел Билли, и на мгновение Злыдню показалось, что его увидели. Глаза Билли словно бы смотрели прямо на него. Потом Билли повернулся к жене.

– Не я один виноват, – сказал он. – Тебе следовало мне напомнить.

– Напомнить? – Никки явно не поверила своим ушам.

– Почему бы и нет? В следующий раз, когда окажешься со мной в постели, намекни как‑ нибудь.

– Билли! Каждую ночь со свадьбы я практически танцую перед тобой голой.

– Ах, ты это делала? – переспросил Билли. – А я думал, ты просто пытаешься сбросить вес. – Он расхохотался собственной шутке, но лицо жены потемнело. – Шучу‑ шучу. Ты не толстая.

– Я‑ то нет, а вот ты да.

– Нет и нет.

– Если твоя задница станет еще хоть чуточку больше, ее начнут заносить на карты военно‑ геодезического управления.

– Ну, она хотя бы не обвисает, как у тебя.

– Минуту назад я была не толстая.

– А ты и не толстая. Это не мешает тебе обвисать.

– Это душа у тебя обвисла.

– Отлично, – сказал Билли. – Если я такой непривлекательный, тогда почему ты хочешь со мной трахаться?

– Я и не хочу. Но раз уж я застряла с тобой, мне кажется, что наши отношения должны включать в себя секс.

– Или мы можем просто побить друг друга бейсбольными битами. Эффект получится тот же. Даже веселья будет побольше.

Снова сложив на груди руки, Никки свирепо уставилась на мужа.

Повисла долгая пауза. Наконец, тяжело вздохнув, Билли начал раздеваться.

– Что ты делаешь? – спросила Никки.

– Мы ссоримся из‑ за того, что у нас нет секса. Поэтому, думаю, нам надо просто им заняться.

– Не глупи.

– Нет тут никакой глупости. Почему бы и нет? По‑ быстрому. Прямо тут, на полу. Будет, как в старые добрые времена.

– Господи всемогущий... – Она с отчаянием вздохнула.

Билли запрыгал на одной ноге, вторая запуталась в штанине.

– Что?

– Ты, – ответила жена.

– А что со мной?

– Ты просто не понимаешь, да?

– Не понимаю что?

– Все. Секс – это не просто вставлять.

– Разве? – Билли поглядел на нее недоуменно.

– А то нет!

– Тогда как же называется то, что мы делаем?

– Ну почему все должно быть так упрощенно? Почему нельзя без этого обойтись?

– Понятия не имею, о чем ты.

* * *

Злыдень достаточно наслушался.

Поблагодарив Бога, что у него нет постоянной женщины, он постучал себя по уху, словно выбивая из головы пререкающиеся голоса. Потом взялся осматривать сад. В дальнем конце лужайки стояла купленная в садовом центре беседка со стеклянной дверью – с иголочки, новенькая. Злыдень подергал дверь. Она открылась. Шагнув внутрь, он ощутил нежный запах свежеструганной сосны. Внутри стояли стол для пикника и два стула. В углу был прислонен к стене пляжный зонт.

Позади дома тянулась глубокая канава, а за ней просторное поле. Злыдень вдохнул ночь – воздух приятно холодил легкие. В спилберговском небе подрагивали звезды. Сияла убывающая луна. Сплюнув в темноту, он вернулся к дому.

Никки все еще возилась на кухне, делала вид, будто занята уборкой, протиранием столов и прочих поверхностей. На глазах у Злыдня Билли вошел и быстро обнял жену. В этом жесте была нежность, а еще – тяга и какой‑ то голод.

Злыдня, упивавшегося своей оторванностью от остального человечества, этот голод всегда сбивал с толку. Он никогда не хотел владеть женщиной или чтобы какая‑ нибудь женщина владела им. Те, с которыми он спал, никогда не были для него полностью реальны. Такое положение его устраивало. Проблемы как раз и начинаются, когда воспринимаешь их как реальность.

С женщиной нужно притворяться, жертвовать своим истинным естеством. Нельзя даже уйти во тьму, чтобы женщина не спросила, куда ты идешь и во сколько вернешься. Весь этот фарс казался Злыдню непристойным. Ни одна женщина не помешает ему уйти во тьму!

Увидев то, за чем приехал, он обошел дом и удалился по подъездной дорожке. У ворот он почувствовал легкое покалывание у основания черепа, неуемное ощущение, что надо бы поторапливаться. Злыдень прибавил шагу. В переулке решительно никого не было.

Он миновал устало мигающий фонарь. Интересно, почему богатые всегда живут на плохо освещенных улицах?

" BMW" ждал его на парковке, холодно поблескивая стеклами мертвых фар. Отперев дверь, он скользнул на сиденье. Мотор завелся мгновенно, с тихим урчанием. " Ругер блэкхоук" упирался ему в бедро, поэтому, вынув пистолет из‑ за пояса, Злыдень положил его рядом с собой.

Глянув в зеркальце заднего вида, он заметил, как на шоссе сворачивает свет фар. Автомобиль был еще довольно далеко, но Злыдень решил пропустить его, прежде чем тронуться самому. Машина притормозила, и он увидел, что это патрульная. Полицейский на пассажирском сиденье опустил окно и высунулся. Злыдень сделал то же самое.

– Здравствуйте, – сказал полицейский. Волосы у него были высветлены перышками. Но помимо симпатичной стрижки, он ничем не выделялся. – Извините за вопрос, но что вы тут делаете?

Злыдень улыбнулся.

– Просто поехал покататься. Трудно поверить, какая прекрасная выдалась ночь.

Блондинчика такой ответ не удовлетворил.

– Нам поступила жалоба, – сказал он. – Говорят, что кто‑ то ошивается на участках.

– Ах это! – улыбнулся Злыдень. – Наверное, это был я.

Полицейский рассмеялся довольно дружелюбно.

– Так, значит, вы?

– Выходил размять ноги и посмотреть на звезды.

– Зачем?

– Я же сказал. Восхищался мерцающими небесами, офицер. Законом не воспрещается, верно?

Очевидно, все‑ таки воспрещалось, поскольку Блондинчик вышел из машины. Его напарник, мрачный бородатый придурок, последовал так быстро, насколько позволил его положенный по уставу живот. Взяв пистолет, Злыдень опустил его между ног. Зигмунд Фрейд гордился бы. Блондинчик сунул голову в окно, Бородач тем временем обходил " BMW" сзади. Радио в патрульной машине бормотало и пискало.

– Ваше имя? – спросил Блондинчик.

– Монтегю Родес Джеймс.

– Забавное имечко, а?

– Мир у нас забавный, офицер.

– Это ваша машина?

– Не делайте этого, офицер.

– Покажите права.

– Уезжайте, ладно? – попросил Злыдень, не мигая, не повышая голоса. – Пока у вас еще есть шанс.

Блондинчик обменялся взглядом с Бородачом, который как раз заглядывал в окно со стороны пассажирского сиденья.

– Выходите, – велел Блондинчик.

– О семье хотя бы подумайте, – предложил Злыдень.

– Из машины! – рявкнул Блондинчик и, дернув на себя дверцу, обнаружил, что она заперта.

Менее терпеливый, чем его напарник, Бородач забарабанил в стекло.

– Открывай сейчас же, мать твою!

Почти лениво, не сводя глаз с Блондинчика, Злыдень опустил противоположное стекло и выстрелил в окно. Он не видел, как полицейский попятился в темноту, но услышал тяжелый стук падающего тела.

Блондинчик разинул рот. Дверь со стороны водителя открылась, едва не сбив его с ног.

Тут Блондинчик Злыдня огорошил: развернулся и побежал. Бегал Злыдень быстро, но скорость полицейского его ошарашила. Парень двигался как профессиональный спринтер: надувает щеки, голова наклонена, руки и ноги работают слаженно. Блондинчик был в отличной форме и очень хотел жить – ни больше ни меньше. Секунд через восемь он рискнул бросить быстрый взгляд через правое плечо. Злыдень надвигался. Блондинчик еще припустил и перемахнул через стену вокруг дома соседей Билли.

Злыдень последовал за ним, но зацепился ногой за стену и рухнул на газон. Блондинчик несся вдоль дома. Поднявшись на ноги, Злыдень бросился за ним. И пробегая мимо бокового крыльца, услышал вдруг громкий " бам! ".

Поначалу Злыдень решил, что полицейский выхватил пушку и стреляет в него.

Он бросился плашмя и стал обшаривать " ругером" темную лужайку. По ее овальному периметру стояли статуи в полный рост – подделка под греческие. Когда Злыдень достиг Блондинчика, тот лежал на спине, и дыхание у него изо рта вырывалось короткими охами. В груди его зияла черная дыра.

Кто‑ то его застрелил.

Невозможно, бессмысленно! Но кто‑ то другой успел прикончить Блондинчика первым. Злыдень постарался отыскать в саду убийцу. И никого не нашел.

Он вернулся к умирающему, чье лицо теперь так побелело, что почти светилось в темноте.

– Кто в тебя стрелял? – мягко спросил он.

– Слишком темный, – сказал Блондинчик и испустил дух.

Злыдень не знал, говорил ли он про своего убийцу, про вечер или про мир, который покидал.

* * *

Безмолвный и проклятый, Злыдень двинулся через газон перед виллой. За спиной у него щелкнул замок. Оглянувшись, он едва поверил своим глазам: за ним следом бежал симпатичный старичок в очках, одетый в пижаму и шелковый халат.

– Прохода нет! Прохода нет! – кричал он.

В качестве знаменитого прощального слова – сущая дрянь.

Тщательно прицелившись, дабы не причинять ненужных страданий, Злыдень пустил симпатичному старичку пулю в сердце. Симпатичный старичок пошатнулся и упал, проехав ногами вперед по собственному газону и испачкав симпатичный шелковый халат. Злыдень услышал женский крик, повернулся и выстрелил снова. После звуков не было вообще никаких.

Злыдень пошел дальше.

Мимо моргающего фонаря, вокруг которого закладывали виражи летучие мыши.

Мимо дома Билли, где, глухие к хаосу вокруг, все еще ссорились молодожены.

Перемахнул через изгородь возле стоянки, где лежал распростертый полицейский. Удостоверившись, что бородатый офицер мертв, Злыдень забрал у него с пояса телескопическую дубинку. Ему всегда хотелось иметь такую.

Уехал он, не включая фар и ориентируясь лишь по свету луны. Узкое шоссе петляло. Иногда темень была такая, что он вообще не видел, куда едет. Злыдню было все равно.

Вот вкратце история его жизни.

Всегда темно.

Он никогда не знает, куда двигается.

Ему все равно.

Оставь эту крикливо золоченную сцену,

Посещаемую более из привычки, чем пользы,

Где глупцы обоих полов и возрастов

Толпятся, чтобы увидеть себя на подмостках.

Граф Ротчестерский (1647 – 1680). «Песнь» Джон Уилмонт

Ранним воскресным утром Билли проснулся под звон церковных колоколов. Бой Билли нравился. Доносясь издалека, он наполнял его тоской и нежной приязнью. Лишь когда Билли оказывался к христианам поближе, настолько, чтобы унюхать нравоучения и ладан, вот тут он упирался всеми лапами.

А что еще с церквями скверно? Сонно валяясь в кровати, Билли пытался думать. Потом вспомнил. Злыдень. Злыдень, обожавший склепы, шпили и завесы тумана.

Во входную дверь позвонили. Потом послышался писк Мэдди и мягкий голос успокаивающей ее Никки. Дверь спальни дрогнула, когда с крыльца в холл ворвался порыв ветра. Билли услышал далекие голоса, затем шаги на лестнице. Дверь открылась. На пороге возникла Никки с дочкой на руках. Билли хватило одного взгляда на лицо Никки, чтобы понять: что‑ то стряслось.

– Что‑ то случилось? – спросил он.

– Пришли из полиции. Хотят с нами поговорить.

– О чем?

Этого Никки не знала.

– Ты ведь ничего не натворил, правда?

Билли не знал в точности, как отвечать на такой вопрос, но все равно помотал головой. А про себя подумал: " Это Злыдень. Что‑ то, связанное со Злыднем".

Поднявшись, он натянул джинсы и свитер. Потом отдернул шторы. Никки подошла и встала позади него, держа дочку так, чтобы она видела сцену внизу. Группа мужчин в белых защитных комбинезонах ползала на карачках по лужайке перед домом. Улица была перекрыта и заставлена патрульными машинами и полицейскими фургонами. В машину " скорой помощи" волокли носилки.

– Это миссис Рейслер, – сказала Никки.

– Что, черт возьми, происходит?

Водитель закрыл дверцы, и " скорая" тронулась с места.

– Бибика, – счастливо гулькнула Мэдди. Других слов она пока не знала.

* * *

Старший детектив Дженет Харроп была статной рыжеволосой женщиной со свирепым лицом. Хотя Престбери находился в юрисдикции чеширской полиции, Харроп прислали сюда из Большого Манчестера благодаря ее обширному опыту в расследовании преступлений с применением огнестрельного оружия. Что было вполне логично, учитывая переполох, какой вызвало это дело. У полиции Большого Манчестера было больше, гораздо больше денег и средств, чем у коллег в соседнем графстве, которые перебивались кое‑ как с устаревшими компьютерами, неработающими рациями и патрульными машинами, как правило, не прошедшими бы техосмотр.

Харроп, разумеется, сопровождал оруженосец – младший детектив Хьюс. Хьюс был аккуратным и непритязательным человеком с детским личиком и преждевременной сединой. Билли совершил ошибку, предположив, что главный тут Хьюс, и подчиненному пришлось его поправить.

– Извините, – пробормотал Билли.

– Чтобы оскорбить меня, потребуется много большее, – кисло улыбнулась Харроп, а взглядом послала Билли куда подальше.

Постоянно отрываясь на писк дочки, Билли и Никки пытались отвечать на вопросы Харроп, а Хьюс записывал ответы.

– Значит, ничего необычного вы ночью не видели и не слышали? Вообще ничего?

– А что мы могли слышать?

Харроп только мрачно на него посмотрела. У нее были очень ясные серо‑ зеленые глаза, и сидеть она предпочла на деревянном стуле с прямой спинкой, в то время как Билли и Никки рухнули на диван. Это позволяло детективу смотреть на обоих сверху вниз – что давалось ей без особого труда.

– У вас обоих хороший слух?

– Не жалуемся, – ответил Билли. – Хотя иногда у меня в левом ухе скапливается сера. Почему‑ то всегда именно в левом. Никогда в правом.

К изумлению Билли, Хьюс это записал.

– Что вы делали вчера?

– Ничего, – отозвалась Никки. – Сидели дома.

– Весь день?

– Весь день и всю ночь, – пояснил Билли.

– И никто из вас не выходил на улицу? За чем‑ нибудь?

– Нет, – сказал Билли, потом на пару секунд задумался. – На самом деле не совсем так. Кажется, я выходил к машине. Я оставил " Радио таймс" на переднем сиденье. И вернулся за газетой.

– В котором часу это было?

– После того, как мы уложили Мэдди, – ответила Никки. – Наверное, около семи.

Харроп с мгновение рассматривала Билли.

– Вы заметили что‑ нибудь необычное? Подумайте прежде, чем ответить. То, что может показаться вам незначительным, способно обернуться для нас критически важным.

Билли послушно задумался.

– Помню, когда я вышел к машине, – сказал он наконец, – то заметил, что птица загадила все ветровое стекло. Меня это разозлило, ведь я совсем недавно гонял машину на мойку.

– Еще что‑ нибудь? – вопросила Харроп.

– Ага. Эта сволочь загадила еще и капот.

Никки в отчаянии вздохнула. Повернувшись к ней, Билли пожал плечами.

– Что? Кто сказал, что птичье дерьмо не может быть доказательством?

– Мистер Дай, – отчеканила, едва сдерживаясь, Харроп, – я очень надеюсь, что это не кажется вам смешным.

Мотнув головой, Билли забормотал что‑ то в извинение.

– Потому что вчера ночью вечером погибли двое наших коллег. А также ваш сосед. А его жена получила такую травму, что, возможно, уже никогда не встанет с постели. Вас, вероятно, это веселит, но позвольте заверить, что нас нет.

– Который сосед? – спросил разом присмиревший Билли. – Который сосед умер?

– Доктор Рейслер.

" Злыдень! – мелькнуло в голове у Билли. – Не иначе как Злыдень! "

Побледневшая Никки тем временем попросила Харроп повторить сказанное.

– Вы хорошо знали Рейслеров?

– Не очень, – призналась Никки. – Сейчас это звучит ужасно, но мы не слишком ладили.

– Вот как? – Харроп резко выпрямилась на стуле. – Почему?

– Так, из‑ за глупых мелочей. Когда мы только‑ только переехали, то время от времени оставляли машину на улице. У нас шел ремонт, рабочие иногда пригоняли большие фургоны, поэтому мы парковались за воротами. Доктор Рейслер несколько раз приходил читать нам нотации, почему не следует оставлять машину на улице, если у нас есть подъездная дорожка.

– И что дальше?

– Мы стали парковаться на дорожке, – ответила Никки.

– Ясно, – сказала на это Харроп, – но у меня есть маленькая проблемка с тем, что я от вас услышала, и сейчас объясню почему. Три человека мертвы. И все они убиты, похоже, из крупнокалиберного огнестрельного оружия. То есть было как минимум три выстрела. В этом районе, а он довольно тихий, такое трудно не заметить. Тем не менее вы оба утверждаете, что ничего не видели и не слышали.

– У нас вышла ссора, – признался Билли.

На Харроп это не произвело впечатления.

– Значит, у вас очень громкие голоса.

– Мы правда ничего не слышали, – сказала Никки. Харроп начинала действовать ей на нервы.

– Из‑ за чего вы ссорились?

Никки уже открыла рот, но Билли успел первым:

– Из‑ за того, сколько среди полицейских придурков, девяносто девять процентов или все сто.

– Ладно, – вздохнула Харроп. – Пока достаточно. Возможно, нам потребуется еще раз вас расспросить. Мы были бы очень вам признательны, если бы на следующей неделе вы не уезжали далеко от дома.

Записав всевозможные контактные телефоны, полицейские собрались уходить. В дверях Билли почувствовал, что надо что‑ то сказать, но не знал что. Поэтому сморозил первую же глупость, какая пришла в голову:

– А машину помыть можно? Или собираетесь взять птичье дерьмо на анализ?

* * *

В понедельник Билли предстояло раннее совещание по сценарию на телестудии " Гранада". В мире телевидения " рано" означало одиннадцать утра. Билли сидел в холле, где по двум широкоэкранным телевизорам одновременно гоняли дневной мусор, а портреты преуспевающих звезд " мыльных опер" снисходительно улыбались бедолагам, которых заставляют обивать каблуки в приемных. В самой знаменитой " мыльной опере" " Гранады" снимались многие актеры. А поскольку речь в ней шла о средних семьях Северной Англии, то неудивительно, что актеров подбирали как раз за ординарность. Но это не мешало многим, особенно тем, кто был помоложе, сбежать через год или два, чтобы попытать счастья в кино. Никто звездами не стал. Как и Билли, они большую часть жизни проводили в приемных и коридорах. Кое‑ кто даже и этого не удостоился.

Билли не презирал актеришек, хотя их портреты и смотрели на него сверху вниз. Он знал, что успех – хрупкая штука.

В Манчестерской Средней школе, где они со Злыднем валяли дурака два десятилетия назад, учителя заверяли Билли, что у него большой талант. Что если он будет упорно трудиться (а в те времена он редко это делал), то преуспеет в обществе, в том самом обществе, которое щедро воздает по заслугам. Иными словами, Билли нужно только сдать экзамены, и он станет хорошо оплачиваемой буржуазной задницей с большим домом, двумя детьми, сексуальной тачкой и невротичной женой.

Не вышло. Экзамены Билли сдал, но потом поступил в художественную школу на рисование. Два года он провел, изучая одну и ту же картину – нарисованную не им. Остальное время он был под тем или иным кайфом. После второго курса его вышвырнули за такую хроническую лень, что даже его бездельники‑ преподаватели (в прошлом неудавшиеся художники) успевали сделать больше.

Отчаянно нуждаясь в деньгах, Билли накропал рецензию на концерт " Нирваны", на который не ходил, и отправил ее в музыкальную газету как образчик своей работы. Редактор счел его многообещающим автором и стал посылать писать о других группах. Люди заметили, что пишет он с юмором, поэтому журналы начали заказывать ему сатирические заметки на такие темы, как, например, умереть молодым или иметь член. Вскоре Билли заметил, что все лучшие заказы уходят к тесному кружку журналюг, которые вместе выпивают и ходят друг к другу на свадьбы. И эти люди отнюдь не собирались приглашать его в свой клуб. Да Билли и не пошел бы, даже если бы пригласили. Он считал их сворой гадких скучных подонков и не скрывал своего пренебрежения.

В качестве отходного пути Билли решил воплотить давнюю мечту и написать книгу. Свою любовь к классической литературе ужасов он вылил в роман, называвшийся " Нечестивее тебя", где рассказывалось про одну ночь из жизни самых ординарных, самых будничных некромантов. Всю свою страсть и приобретенные навыки Билли сосредоточил на этой книге, убежденный, что она принесет ему славу. Книга нашла издателя. Разве не это предвестник нового золотого времени?

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒