Проект Каба 13 страница

Когда телепорт активировался, Астеляна окутала энергия, окунув Магистра Ордена в яркий актинический свет. Астелян почувствовал обычную резкую дезориентацию и ощущение жжения по всему телу. Спустя миллисекунды переход завершился, но, как и после выхода «Копья Правды» из варпа, Астеляну потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
Он быстро моргнул, очищая затуманенное зрение, и обнаружил себя стоящим в широком круглом зале, построенном из белого мрамора или некого местного его аналога. По внешнему виду он напоминал круглый амфитеатр, с рядами мест, расположенных вокруг низкой центральной платформы, на которой он сейчас стоял. Пять пролетов вели к высоким узким двойным дверям, равномерно расположенным по окружности зала. На полпути между каждой из дверей были расположены окна одинаковых пропорций, сквозь которые Астелян разглядел глубокое синее небо.
Зал был заполнен людьми, некоторые из которых были облачены в костюмы необыкновенного покроя, другие - в пестрые одеяния или простые блузы. Здесь были собраны все типы оттенков кожи и черт лица, драгоценностей и головных уборов, но собравшихся в аудитории сотни людей объединяло одно – на их лицах был написан абсолютный ужас.
Большинство широко распахнули глаза и рты, некоторые ощутимо тряслись и потели, в то время как остальные вскочили на ноги или же вжались в спинки своих кресел в попытке оказаться на как можно большем расстоянии от новоприбывших.
Несколькими мгновениями спустя энергия телепортации затрещала над полом слева от Астеляна, и там, где было пустое пространство, теперь стоял Белат. Он, как и Астелян, был одет в простое черное одеяние. На правом ухе Белата находилось комм-устройство, и Астелян заметил, что оно было на открытой передаче; находящиеся на орбите войска Магистра Ордена услышат все сказанное здесь.
Астелян поднял руки и раздвинул пальцы, показывая то, что у него нет с собою оружия.
- Я Магистр Ордена Астелян из Легиона Темных Ангелов, - прогремевший голос Астеляна эхом отскочил от стен и потолка, с легкостью доходя до самых дальних концов широкого зала. – Я здесь в качестве представителя Императора Человечества. У кого из находящихся здесь имеется власть говорить со мной?
Собравшиеся делегаты нервно переглядывались между собой, пока вперед не вышел, прихрамывая, пожилой человек с тростью в правой руке. Он был лысым, если не считать нескольких прядей волос и жидкой, свисающей до груди, бороды. Его кожа была подобна пергаменту, а левый глаз закрывала катаракта. Оставшийся здоровый глаз разглядывал Астеляна со смесью страха и трепета.
Наконец, старик остановился напротив гигантского Астартес. Астелян был почти на два фута выше мужчины, а широкое тело Магистра Ордена, возможно, по размерам соответствовало десяти его. Старик стоял, разглядывая его здоровым глазом, и Астелян придал своему взгляду внимательное выражение.
- Я председатель Палдрат Грейн, - сказал человек. Его голос был сильным и не дрожал, резко контрастируя с его физическим состоянием. – Я говорю от лица Комитета Наций, но остальные будут говорить сами за себя.
- Ваш мир всего лишь один из многих тысяч разбросанных по звездам, - медленно и четко начал Астелян. – Старинная империя людей была разрушена, но теперь возникла новая сила. С древней Терры Император Человечества на обломках старой галактики строит новую. Человечество объединяется под его началом и извлекает выгоду из его защиты.
- О древней Терре мы ничего не знаем, - сказал Грейн. – Старые миры, старые империи, об этом мы вспоминаем только в наших самых старых и прекрасных историях. Вы пришли с войной, но предлагаете мир. По какому праву ваш Император может управлять Византисом?
- Своей собственной властью и судьбою он был избран, чтобы вести нас, - сказал Астелян. – Процветание, технология и мир будут вашими, если вы примете Просвещение Императора.
- А если мы откажемся? – произнес сидящий в переднем ряду справа от Астеляна старик. Председатель с хмурым видом обернулся, но взамен был одарен столь же холодным выражением.
- Назовись, - ступил вперед Белат.
- Президент Конфедерации Ванза - Кинлот, - ответил мужчина. Будучи столь же старым, как и Грейн, он тем не менее, был более крепкого телосложения, с короткими серыми волосами и небольшой бородкой. У него были впавшие и окруженные темными кругами глаза, зубы были покрыты пятнами. – Это мою армию вы атаковали четыре дня назад.
- Это недоразумение, нашим намерением было не сражение, но совершение мирного контакта, - сказал Астелян.
- И какой же мир принесли вы семьям двух тысяч шестисот восьмидесяти убитых человек? – спросил Кинлот. – Какой мир вы принесли еще тысяче шестистам пятнадцати особам, лежащим сейчас в госпиталях?
- Мир от осознания того, что здесь больше не возникнет надобности умирать, - сказал Белат.
- Об их жертве не забудут, она будет воспета слугами Императора, - быстро сказал Астелян, скрывая раздражение. – Из погибших на службе Императору нет никого, кто ушел бы незамеченным, а его семья – невознагражденной.
- Если то, что вы говорите – правда, Конфедерация Ванз будет рада вашему Императору, когда тот прибудет, - сказал Кинлот. Его глаза сверкнули от упоминания о вознаграждении, и было ясно, что в грядущих событиях он видел личную выгоду.
- Лашкар Керупт не будет рада вашему Императору, - сказала другой делегат, низкая женщина средних лет в гладком шелковом красном платье, расшитом узорами в виде бабочек. Ее темные волосы были связаны на затылке в темный узел. Лицо окрашено в желтый цвет, а губы в черный. Она встала и повернулась, обращаясь к сидевшим за ней делегатам.
- Послушайте меня! – крикнула она. – Незнакомцы пришли с рукой, предлагающей мир, в тоже время, держа за спиной оружие. Наши астростанции обнаружили над нашими городами корабли незнакомцев. Военные корабли, предназначенные для уничтожения. Незнакомцы пришли, чтобы убить или превратить нас в рабов. Мы должны взять заложников, чтобы гарантировать свою свободу.
При упоминании о находящихся над городами кораблях, Астелян бросил взгляд на Белата, но Магистр Ордена никак не отреагировал на него.
- Взять их! – воскликнула женщина, и двери распахнулись. Со всех сторон в зал ринулись одетые в черную форму солдаты с укороченными карабинами в руках.
- Стойте! – прокричал Астелян, и это в равной степени было предупреждением солдатам, и приказом Белату.
- Защитить Магистров! – отрезал Белат, взглянув на Астеляна с холодной враждебностью.
После приказа, понадобилось не более двух секунд, как из окружающего их воздуха захлестала энергия. Мерцающие, а затем материализующиеся огромные фигуры окружили их; десять массивных бронированных терминаторов вскинули комби-болтеры и открыли огонь. Первый же залп был сокрушительным – он пробивал дыры в телах, отрывал конечности и десятками обезглавливал людей. Беспорядочный ответный огонь, не причинял вреда, пули отскакивали от толстых сделанных из керамита и адамантия многослойных доспехов воинов.
- Отступаем, - сказал Астелян, когда одна из пуль срикошетила от половой плитки и зацепила край его одежды.
Столкнувшись с идущими на них со всех сторон врагами, терминаторы сформировали защитный круг и начали двигаться к одному из дверных проемов. Истерические крики и испуганные вопли смешались с грохотанием комби-болтеров. Делегаты толкали и топтали друг друга, старясь убраться как можно подальше от Астартес. Некоторые хватались за оружие погибших солдат, но и их в свою очередь, болты разорвали на части. Переступая через изувеченные и простреленные тела, Астартес прошли сквозь дверной проем в лежащую за ним комнату.
Они оказались в чем-то вроде вестибюля, наполненного солдатами. Когда Астартес вошли, солдаты развернулись и побежали, не сделав ни единого выстрела. Два терминатора пошли вперед, чтобы взять под контроль другие двери, и Астелян обнаружил, что в настоящий момент находится в эпицентре спокойствия.
- Они обнаружили твои корабли! – закричал он на Белата. – Я сказал тебе не выдвигаться без моей команды!
- А я еще и не выдвигался, - спокойно ответил Белат. – Десантные войска находятся на связи, ожидая моего приказа. И я жду только вашего согласия.
Астелян открыл рот, но ничего не сказал, смесь гнева и недоверчивости, назревала внутри него.
- Должен ли я теперь ударить или мы вновь отступим? – спросил Белат, но из-за звуков выстрелов, его голос был едва слышен Астеляну.
- Что? – переспросил Астелян.
- Должен ли я отдать приказ об атаке или мы телепортируемся обратно на орбиту? – повторил Белат. – Все их лидеры здесь. Все, кто желает сдаться, могут сделать это сейчас. Те же, кто желает сражаться, встретятся с последствиями своих решений.
- Ты хотел, что бы всё так случилось, не правда ли? – сказал Астелян.
- Я понятия не имел, что местные способны обнаружить судно на низкой орбите, - сказал Белат. – Однако мы ничего не можем исправить, и поэтому должны действовать разумно, чтобы сохранить наши войска и одержать победу. Откладывать на потом будет серьезной ошибкой.
Хмурый Астелян сделал несколько шагов туда и обратно, решая, что делать. Его глаза сузились от гнева, и он обернулся к Белату.
- Выполняй! – отрезал Астелян. – Отдай приказ о штурме!
Белат не подав виду, кивнул. Он отвернулся и прошептал что-то в комм-устройство.
- Готово, - сказал Белат, вновь обратив внимание на Астеляна. – Что насчет совета?
- Боюсь, что немногим удалось спастись, - сказал Астелян.
Они двое протолкнулись мимо охранявших двери терминаторов, чье оружие молчало уже более минуты, обратно в главную палату. Зал совета представлял собою сцену полной разрухи. Мрамор был скользким от крови, кресла сломаны, вокруг дверей скопились тела солдат и делегатов. Некоторые все еще шевелились и издавали стоны. У ступеней лежал Грейн, в нижней части его спины была дыра размером с кулак. Астелян подошел к нему, чтобы еще раз взглянуть на старого председателя. Тот не подавал признаков жизни.
Громоподобный грохот встряхнул пол и Астелян резко поднял взгляд. За ним быстро последовал еще раскат, который встряхнул весь зал и заставил осыпаться с потолка пыль и обломки камней.
- Началось, - сказал Белат, указывая на высокое окно. Астелян проследил за его устремленным наружу указательным пальцем.
Подойдя к окну, Астелян увидел льющийся с небес огонь, находившиеся на орбите корабли начали бомбардировку. Город простирался от холма, на котором стояло здание во всех направлениях. От него лучами расходились авеню высотных зданий, а лежащие вдали длинные ряды одноэтажных домов цеплялись за крутые холмы. Плазменные боеголовки детонировали прямо на бульварах, снаряды сносили парки и многоэтажные дома.
Несколько минут спустя изливающийся поток ярости ослаб. Астелян взглянул вверх и увидел увеличивающиеся в размерах темные тени десантных кораблей. С воем на пламенных хвостах падали десантные капсулы, проламывая крыши зданий и врезаясь в растрескавшиеся горящие улицы. Их створки распахивались подобно распустившимся бронированным лепесткам, и изнутри выходили вооруженные болтерами и огнеметами Астартес. Отсюда Астелян ничего не слышал, но представил себе треск болтеров и крики умирающих людей. Гнев Темных Ангелов выплеснулся наружу.
Белат шагнул к окну и выглянул наружу, в его глазах сверкали отблески огня. Он повернул голову и взглянул на Астеляна.
- В течение нескольких часов города перейдут под наш контроль - сказал он. – Через несколько дней – весь Мир.
- Кровь погибших будет на твоих руках - сказал Астелян. – И я не допущу, чтобы ты остался безнаказанным.
В этот момент Белат улыбнулся, и от этой безжалостной и бесчувственной гримасы Астеляна зазнобило.
- Не тебе судить кто прав, а кто виноват - ответил юный Магистр Ордена - мои астропаты уже послали на Калибан весть о том, что здесь произошло. Скоро ты узнаешь о последствиях неповиновения, рожденный на Терре.

Когда-то на ночных службах в церкви Молниевого Камня было многолюдно. Страх темноты заставлял людей искать убежище, и ночью в церковь стремилось гораздо больше народу, чем днем. Сколько себя помнил человек, именно ночью проливалась кровь, именно ночью случались налеты, чудовищные машины спускались на огненных крыльях, и воинственные громовые гиганты свирепствовали сильнее всего.
Память Урии Олатэра хранила образ этих гигантов, идущих в бой, еще с тех пор, как он был лишь ребенком. И хотя с того времени прошло семьдесят лет, Урия видел их так ясно, как будто это было вчера: высокие и не знающие жалости, они несли мечи, в которых были заключены молнии, и были облачены в шлемы с плюмажем и блестящие доспехи цвета зимнего заката.
Но ярче всего ему запомнилось ужасающее величие их фантастической, необоримой силы.
Жестокие войны, развязанные этими гигантами, сметали целые нации и их правителей, и целые армии захлебывались в крови и гибли в битвах, которых история не знала с начала времен.
Теперь война закончилась, и из сонма свергнутых деспотов, этнархов и тиранов выступил тот, кто спланировал всю эту последнюю мировую войну, - великий победитель, которому ныне принадлежала эта выжженная планета.
Казалось бы, что может быть лучше, чем окончание войны, но Урия, с трудом двигавшийся по нефу пустой церкви, покоя не чувствовал. В руке он нес свечу, и пламя ее мерцало и трепетало на холодном сквозняке, вздохами отзывавшемся в трещинах в камне и старом дереве дверей, ведущих в притвор.
Да, раньше ночные службы собирали много прихожан, но немногие теперь решались прийти в церковь: людей отпугивала насмешка и презрение, с которым теперь относились к верующим. Времена изменились – не то что в начале войны, когда напуганная паства искала утешения в словах священника, обещавших им покровительство милостивого бога.
Урия шел к алтарю, прикрывая шишковатой рукой слабый огонек свечи: он боялся, что даже этот последний источник света погаснет, если он отвлечется хоть на мгновение. Снаружи сверкнула молния, и церковные витражи вспыхнули в электрическом зареве. Священник сомневался, что кто-то из его прихожан решится бросить вызов грозе, чтобы присоединиться к нему в молитвах и пении гимнов.
Холод непрошенным гостем проникал до самых костей; Урии казалось, что эта ночь особенная, наполненная неким неповторимым смыслом, но в чем тот заключался, он не мог определить. Он отогнал это необъяснимое чувство и преодолел пять ступеней, ведущих к престолу.
В центре престола стояли часы из бронзы, их металл потускнел, а стекло циферблата треснуло; рядом лежала толстая книга в кожаном переплете, окруженная шестью незажженными свечами. Урия осторожно приблизил свою тонкую свечу к каждой из них по очереди, и постепенно церковь наполнилась долгожданным светом.
За исключением потолка, внутреннее убранство церкви не отличалась ни роскошью, ни необычными деталями: традиционный длинный неф, по обе стороны от него – простые деревянные скамьи, пересекающий его трансепт, а за ним – отгороженная занавесом алтарная часть. К верхним хорам вели лестницы в северном и южном трансептах, и широкий притвор создавал галерею, предшествовавшую внутреннему пространству самого храма.
В церкви становилось светлее, и Урия грустно улыбнулся, заметив, как блики света отражаются от черного циферблата часов. Хотя стекло покрылось трещинами, золотые, инкрустированные перламутром стрелки сохранили свое изящество. Сквозь окошко у основания корпуса был виден часовой механизм, но зубчатые колеса в нем никогда не поворачивались, и медные маятники замерли неподвижно.
Еще нерадивым юнцом Урия объездил весь свет и в одном из путешествий украл эти часы у чудаковатого мастера, жившего в серебряном дворце в горах Европы. Весь дворец был уставлен тысячами необычных часов, но теперь он исчез, сгинул в одном из бесчисленных сражений, что разгорелись на континенте и в которых огромные армии шли на бой, не думая о том, какие замечательные вещи гибнут в безжалостной буре войны.
Урия подозревал, что эти часы – единственные в своем роде, так же, как и его церковь.
Тогда он бежал из дворца, а часовщик в высоком окне посылал вслед ему проклятия, кричал, что часы отсчитывают время до судного дня и пробьют, когда начнется конец света. Урия лишь посмеялся над безумными речами мастера и преподнес часы в подарок удивленному отцу. Но после огненной бойни при Гадуаре он забрал часы из разрушенного дома, ранее принадлежавшего его семье, и принес их в церковь.
С того дня часовой механизм не издал ни звука, но Урия все равно боялся услышать однажды его перезвон.
Он задул принесенную свечу, положил ее в неглубокую чашу перед алтарем и, вздохнув, опустил ладонь на мягкую кожу книжного переплета. Как и всегда, от книги исходило умиротворение, и Урия задумался, что же помешало прийти сегодня в церковь тем немногим горожанам, кто еще сохранил веру. Церковь стояла на срезанной вершине высокой горы и добраться сюда было нелегко, это правда, но обычно это не останавливало его уменьшающуюся паству.
В далекие времена эта гора была высочайшим пиком на исхлестанном штормами острове; вечно окутанный туманами, он был связан с материком сверкающим серебряным мостом, но в ходе древних гибельных войн часть океанов испарилась, и остров превратился в скалистый мыс, выступающий в сторону моря от земли, что когда-то, как говорили, правила миром. На самом деле именно уединение, в котором оказалась церковь, и позволило ей выстоять под напором «разума», пропаганда которого ураганом пронеслась по планете в соответствии с приказом ее нового повелителя.
Урия провел рукой по лысому черепу, чувствуя, как высохла покрытая старческими пятнами кожа, на которой выступал длинный шрам, протянувшийся от уха к затылку. Снаружи послышался шум - звук тяжелых шагов, голоса, - и он повернулся к дверям свой церкви.
- Как раз вовремя, - заметил он, взглянув еще раз на неподвижные стрелки часов. Они показывали без двух минут полночь.

Высокие двери притвора широко распахнулись, и внутрь ворвался холодный ветер; он вихрем пронесся над ровными рядами скамей, всколыхнул пыльный шелк и бархат хоругвей, свисавших с верхних галерей. Сквозь дверной проем была видна сплошная пелена бесконечного дождя, ночное небо прорезала молния, вслед за которой прогрохотал гром.
Урия прищурил глаза и плотнее запахнулся в шелковую ризу, стараясь защитить от холода измученные артритом кости. В дверях притвора возник высокий силуэт, голова человека была покрыта капюшоном, с плеч ниспадал длинный багряный плащ. За спиной пришедшего Урия видел оранжевое зарево факелов в руках целого войска темных фигур, оставшихся под дождем. Как он ни вглядывался, старые глаза не могли рассмотреть в этих фигурах ничего, кроме отблесков огня на металле.
Наемники, забредшие сюда в поисках добычи?
Или… вовсе не наемники.
Человек в плаще вошел в церковь и прикрыл за собой двери. В его движениях, полных почтения, не было суеты, и двери затворились мягко и осторожно.
- Добро пожаловать в церковь Молниевого Камня, - сказал Урия, когда незнакомец повернулся к нему. – Я как раз собирался начать полунощницу. Может быть, ты с друзьями присоединишься?
- Нет, - ответил мужчина и отбросил с головы капюшон, под которым открылось строгое, но незлое лицо – лицо, примечательное своей непримечательностью и совершенно не соответствовавшее его военной выправке. – Мои друзья не захотят.
Кожа мужчины загрубела и загорела от жизни под открытым небом, темные волосы были стянуты в короткий хвост.
- Как жаль, - сказал Урия. – Моя ночная служба довольно известна в этих местах. Ты уверен, что они не согласятся войти?
- Уверен, - подтвердил мужчина. – Им и без этого хорошо.
- Без чего? – съязвил Урия, и незнакомец улыбнулся.
- Среди тебе подобных редко встретишь человека с чувством юмора. Насколько я могу судить, люди твоего сорта обычно угрюмы и мрачны.
- Моего сорта?
- Священники, - пояснил гость с такой злостью, будто само слово казалось ему пропитанным ядом.
- Боюсь, ты встречал неправильных священников, - ответил Урия.
- А разве есть правильные?
- Конечно. Хотя, учитывая нынешние времена, слуге божьему нелегко сохранять бодрость духа.
- Воистину так, - согласился незнакомец и медленно пошел вдоль нефа, прикасаясь рукой к деревянным скамьям. С бьющимся сердцем Урия заковылял от алтаря навстречу гостю: он чувствовал, что под внешним спокойствием в этом человеке скрывается явственная угроза, что он опасен, как бешеная собака, которую удерживает только истершаяся веревка. Этот человек любил насилие, и хотя Урии он ничем не угрожал, священник чувствовал в нем что-то зловещее.
Натянуто улыбнувшись, он протянул руку:
- Меня зовут Урия Олатэр, я последний священник церкви Молниевого Камня. Могу я узнать твое имя?
Улыбнувшись в ответ, незнакомец пожал протянутую руку. На миг Урии показалось, что вот-вот память его в великом озарении поможет ему узнать гостя, но воспоминание исчезло, так и не став четким.
- Неважно, как меня зовут, - сказал гость. – Но если тебе нужно как-то ко мне обращаться, можешь звать меня Откровение.
- Необычное имя для того, кто заявляет, что не любит священников.
- Возможно, но на данный момент оно лучше всего соответствует моей цели.
- И что же это за цель? – поинтересовался Урия.
- Я хочу поговорить с тобой, - сказал Откровение. – Я хочу узнать, почему ты все еще здесь, в то время как весь мир благодаря развитию науки и разума отказывается от веры в богов и высшие силы.
Мужчина посмотрел вверх, где за хоругвями виднелся чудесный свод церкви, и Урия несколько успокоился, заметив, что лицо его смягчилось при виде картин, там изображенных.
- Великая фреска Изандулы, - сказал священник. – Божественная работа, не правда ли?
- Она великолепна, - согласился гость, - но божественна? Не думаю.
- Тогда тебе следует рассмотреть ее получше, - ответил Урия и сам посмотрел вверх, вновь, как и всегда, чувствуя, как быстрее бьется сердце при взгляде на сказочную фреску, созданную более тысячи лет назад легендарной Изандулой Вероной. – Позволь ее красоте проникнуть в душу, и ты ощутишь в себе дух божий.
Весь свод покрывала роспись, и каждый ее фрагмент изображал отдельную сцену: обнаженные фигуры, забавляющиеся в волшебном саду; вспыхивающие звезды; битва между золотым рыцарем и серебряным драконом, и бессчетное количество других, столь же фантастических сюжетов.
Ни время, ни скудное освещение не могли испортить фреску: насыщенность оттенков, выразительность композиции, анатомическая точность мускулистых тел, сплетающихся в движении, яркие цвета и запоминающиеся лица героев каждой сцены – все это и поныне вызывало такой же трепет, как и в тот день, когда Изандула отложила кисть и приняла смерть.
- «И тогда весь мир поспешил увидеть явленную фреску», - процитировал Откровение, задержав взгляд на фрагменте, изображающем рыцаря и дракона. – «И все, кто увидел ее, в изумлении лишились дара речи».
- Ты читал Вазтари [1], - заметил Урия.
- Читал, - согласился Откровение, с неохотой отворачиваясь от фрески. – Он часто злоупотребляет гиперболами, но в этом случае он, скорее, преуменьшает впечатление.
- Ты изучаешь искусство? – спросил Урия.
- Я много чего изучал в жизни, - сказал Откровение. – В том числе и искусство.
Урия указал на центральную сцену фрески, где было изображено чудесное существо, состоящее из света, вокруг которого расположились механизмы из золота.
- Тогда ты не можешь отрицать, что эту работу пронизывает вдохновение, дарованное свыше.
- Конечно же, могу, - возразил Откровение. – Фреска грандиозна вне зависимости от того, существуют высшие силы или нет. Она не доказывает существование чего бы то ни было. Боги никогда не создавали произведений искусства.
- Раньше некоторые сочли бы такие слова богохульством.
- Богохульство, - ответствовал Откровение с ироничной улыбкой, - это преступление без жертвы.
Урия невольно рассмеялся.
- Точно подмечено, но ведь только рука, которую направляла божественная сила, могла создать подобную красоту?
- Я не согласен с этим, - сказал Откровение. – Скажи, Урия, доводилось ли тебе видеть скальные скульптуры Марианского каньона?
- Нет, - ответил Урия, - но я слышал, что они невероятно красивы.
- Так и есть. Скульптуры в тысячу метров высотой изображают королей той земли, и вырезаны они в скале, на которой не может оставить отметину никакое оружие и никакой бур. Они нисколько не уступают в грандиозности этой фреске, материалом им послужила скала, тысячелетия не видевшая света, и создал эти скульптуры в незапамятные времена народ, никогда не знавший бога. Истинному искусству не нужна божественная причина, оно существует само по себе.
- У тебя свое мнение, - вежливо согласился Урия, - а у меня свое.
- Изандула – художник, прекрасный в своей гениальности, в этом сомнений нет, - продолжал Откровение, - но ей также надо было как-то зарабатывать на жизнь, и даже лучшие художники вынуждены браться за заказную работу, когда таковая подворачивается. Эта работа принесла ей хороший доход, я уверен, ибо в те времена церкви были до неприличия богатыми организациями; но была бы ее работа менее чудесной, если бы по заказу она расписывала потолок во дворце какого-нибудь светского правителя?
- Наверное, нет, но этого мы никогда не узнаем.
- Да, не узнаем, - согласился Откровение и прошел мимо Урии по направлению к алтарю. – И я склонен полагать, что людьми, которые ссылаются на божественную силу в качестве объяснения такой гениальной работы, отчасти движет зависть.
- Зависть?
- Вот именно, - сказал Откровение. – Они не в силах поверить, что кто-то из рода человеческого способен создавать подобные шедевры, а они – нет. Отсюда и объяснение: разум художника наполнила вдохновением некая божественная сущность.
- Какое циничное представление о человечестве, - заметил Урия.
- Отчасти, да, - ответил Откровение.
Урия пожал плечами и сказал:
- Эта беседа очень занимательна, но, друг Откровение, прошу меня извинить: мне надо готовиться к службе для моей паствы.
- Никто не придет, - сказал Откровение. – Здесь остались только ты и я.
Урия вздохнул.
- Зачем ты здесь? На самом деле?
- Это последняя церковь на Терре, - объяснил Откровение. – Скоро история избавится от подобных мест, и прежде, чем церковь исчезнет, я хочу запечатлеть ее в памяти.
- Я так и знал, что эта ночь будет необычной, - сказал Урия.

Урия и Откровение вошли в ризницу и сели друг напротив друга за тяжелым столом из красного дерева, покрытым резьбой в виде переплетающихся змей. Кресло скрипнуло под весом гостя; Урия достал из ящика стола высокую, покрытую слоем пыли бутылку синего стекла и пару оловянных кубков. Наполнив их темно-красным вином, он откинулся в кресле.
- Твое здоровье, - сказал Урия, поднимая кубок.
- И твое, - ответил Откровение.
Сделав глоток, гость Урии одобрительно кивнул.
- Очень хорошее вино. Выдержанное.
- Ты знаешь толк в винах, Откровение, - похвалил Урия. – Эту бутылку отец подарил мне на мое пятнадцатилетие и велел открыть ее в мою брачную ночь.
- Но ты так и не женился?
- Не смог найти ту, что стала бы терпеть мои выходки. В то время я был отъявленным мерзавцем.
- Мерзавцем, который стал священником, - заметил Откровение. – Похоже, за этим стоит целая история.
- Так и есть, - сказа Урия. – Но некоторые раны слишком глубоки, и не стоит их бередить.
- Ладно, - согласился Откровение и сделал еще глоток.
Поднеся кубок к губам, Урия разглядывал своего гостя. Прежде чем сесть, Откровение снял багряный плащ и перебросил его через спинку кресла. Одет он был просто и практично, так же, как одевались практически все жители Терры, и единственной особенностью его костюма была безупречная чистота. На указательном пальце правой руки он носил серебряное кольцо-печатку, но Урия не мог рассмотреть изображенные на ней символы.
- Скажи мне, Откровение, что ты имел в виду, говоря, что это место скоро исчезнет?
- Только то, что я сказал, - ответил Откровение. – Даже сюда, на вершину горы, наверняка доходили разговоры о том, что цель крестового похода Императора – уничтожить все виды религии и веры в сверхъестественное. Вскоре его войско будет здесь и разрушит эту церковь до основания.
- Я знаю, - сказал Урия с грустью. – Но для меня это неважно. Моя вера со мной, и никакой жестокий деспот не сможет запугать меня. Я не изменю своим убеждениям.
- Очень упрямая позиция, - сказал Откровение.
- Это и есть вера, - подчеркнул Урия.
- Вера! – Откровение фыркнул. – Ты по собственному выбору веришь в невероятное и не требуешь доказательств…
- Сила веры именно в том, что она не требует доказательств. Достаточно просто верить.
Откровение рассмеялся.
- Теперь я понимаю, почему Император хочет избавиться от религии. Ты считаешь, что в вере сила, я же считаю, что в ней – опасность. Подумай о том, что люди, движимые верой, сделали в прошлом, вспомни все те чудовищные преступления, что за многие века совершили верующие. Жертвы политики исчисляются тысячами, религии - десятками тысяч [2].
Допив вино, Урия спросил:
- Ты явился сюда, просто чтобы подразнить меня? Я отверг насилие, но я не потерплю, чтобы меня оскорбляли в моем собственном доме. Если это все, чего ты хочешь, тогда тебе лучше уйти.
Откровение поставил кубок на стол и примирительно поднял руки.
- Конечно же, ты прав. Я вел себя бесцеремонно, за что прошу прощения. Я пришел сюда, чтобы узнать побольше об этой церкви, а не восстановить против себя ее хранителя.
Урия благосклонно кивнул.
- Извинения приняты, Откровение. Ты хочешь осмотреть церковь?
- Хочу.
- Тогда идем, - пригласил Урия, с трудом поднимаясь из-за стола, - и я покажу тебе Молниевый Камень.

Проведя Откровение из ризницы обратно в неф, Урия еще раз взглянул на прекрасную фреску на потолочном своде. Отблески огня подсвечивали витражные окна, и Урия понял, что у стен церкви собрался внушительный отряд.
Кем был этот Откровение и почему он так интересовался этой церковью?
Был ли он одним из полководцев Императора, решившим заслужить благосклонность своего господина уничтожением последней церкви на Терре?
А может быть, он был командиром наемников, который рассчитывал, что новый хозяин Терры щедро заплатит ему за истребление символов веры, существовавших с первых шагов человечества на пути к цивилизации?
В любом случае Урия должен был больше узнать об этом Откровении, о причинах, руководящих его действиями, а для этого надо было заставить гостя говорить.
- Сюда, - сказал Урия, шаркающей походкой направляясь к алтарному помещению, отделенному от остальных частей храма завесой густого изумрудного цвета, по размерам не уступавшей театральному занавесу. Он потянул за шелковый шнур, и завеса раздвинулась. За ней обнаружился зал с высоким сводчатым потолком и стенами из светлого камня; в круглом углублении в центре зала стоял большой мегалит. По форме камень напоминал осколок кремня, а его поверхность отличал характерный металлический блеск. Камень был огромен – около шести метров высотой, - и к вершине сужался, что делало его похожим на наконечник гигантского копья. Он возвышался над полом, уходя основанием в выложенное плиткой углубление; нижнюю часть камня покрывали тонкие, как листья папоротника, разводы ржавчины.
- Молниевый Камень, - сказал Урия с гордостью и, спустившись по лестнице в облицованное плиткой углубление, прикоснулся рукой к поверхности мегалита. Он улыбнулся, чувствуя ладонью влажное тепло.
Откровение спустился по лестнице вслед за Урией и обошел вокруг камня, осматривая его оценивающим взглядом. Он тоже протянул руку и потрогал его.
- Так это и есть священный камень?
- Да, это он, - подтвердил Урия.
- Почему?
- О чем ты? Что – почему?
- Почему он священный? Разве твой бог поместил его в землю? Или здесь принял мученическую смерть святой? Или на молодую деву, молившуюся у его основания, снизошло откровение?
- Ничего подобного, - сказал Урия, стараясь голосом не выдать своего раздражения. – Тысячи лет назад в этих местах жил святой, который был глух и слеп. Однажды он гулял в окрестных холмах, и внезапно с запада, со стороны океана, налетела гроза. Он поспешил вниз, в деревню, но до долины путь был неблизким, и гроза разразилась, прежде чем он добрался до укрытия. Чтобы спастись от бури, святой встал с подветренной стороны камня, но в самый разгар грозы в камень ударила молния. Святого сбило с ног, и он увидел, что мегалит объят голубым пламенем, в котором возникло лицо Создателя и раздался Его голос.
- Но ты же сказал, что святой был глух и слеп? – заметил Откровение.
- Да, был, но властью своей Бог избавил его от этих недугов, - ответил Урия. – Святой тотчас же побежал в деревню и рассказал всем жителям о чуде.
- И что потом?
- Святой вернулся к Молниевому Камню и повелел жителям деревни возвести вокруг него храм. Слухи о его исцелении быстро распространились, и через несколько лет уже тысячи паломников шли по серебряному мосту, чтобы посетить святилище, ибо у основания камня начал бить источник, и воды его, как говорили, имели целебные свойства.
- Целебные свойства? – спросил Откровение. – От этой воды проходили болезни? Срастались сломанные кости?
- Так говорится в церковных записях, - сказал Урия. – Вокруг камня была построена эта купальня, и пока источник не иссяк, люди из дальних земель приходили сюда, чтобы совершить омовение в священных водах.
- Насколько я знаю, подобное место было и далеко на восток от этого острова, - сказал Откровение. – Некая девушка утверждала, что в видении она узрела женщину, святую, удивительным образом похожую на представителей религиозного ордена, к которому принадлежала тетя девушки. На том месте тоже были построены купальни, но люди, ими управлявшие, боялись, что священного источника на всех не хватит, поэтому воду в бассейнах меняли только два раза в день. Сотни пилигримов, больных и умирающих, каждый день окунались в одну и ту же воду. Нетрудно представить, в какую ужасную лужу превращался бассейн к вечеру: сгустки крови, хлопья кожи, струпья, обрывки бинтов – отвратительная гуща, полная болезней. Чудом было то, что хоть кто-то вообще вышел из этих человеческих нечистот живым, не говоря уж об излечении от недугов.
Откровение вновь прикоснулся к камню; под взглядом Урии он закрыл глаза и положил ладонь на блестящую поверхность святыни.
- Гематит из полосчатой железной руды, - сказал Откровение. – Вероятнее всего, вышел на поверхность в результате оползня. Это объясняет удар молнии. И мне уже доводилось слышать об исцелении людей от глухоты и слепоты после попадания молнии, но в основном это были те, чей недуг имел психогенную природу и был следствием душевного потрясения, а не болезни тела.
- Ты пытаешься разоблачить чудо, на котором стоит эта церковь? – резко сказал Урия. – Если ты пытаешься подорвать чужую веру, то ты злой человек.
Откровение обошел вокруг Молниевого Камня и покачал головой:
- Во мне нет злого умысла, я лишь хочу объяснить, как подобное могло случиться без всякого участия божественной силы.
Постучав пальцем по виску, он добавил:
- Ты думаешь, что мир таков, каким ты его видишь, но ни ты и никакой другой человек не могут воспринимать мир непосредственно. Наш разум работает только с идеями и интерпретациями материальных предметов. Человеческий мозг – это поразительно сложный орган, мой друг, и особенно хорошо его моделирующим способностям удается создавать лица и голоса из неполных данных. [3]
- И причем же здесь это? – спросил Урия.
- А теперь представь: твой святой прячется от грозы у этого огромного камня, ударяет молния, вокруг шум, пламя, святой чувствует, как его тело пронзает сметающая все на своем пути энергия стихии. Разве не вероятно, что в такой безысходной ситуации человек, и раньше бывший религиозным, видит и слышит то, что он считает проявлением божественного? В конце концов, с людьми такое происходит постоянно. Когда ночью просыпаешься от страха, разве не кажется, что тьма в углу – это не просто тень, а фигура грабителя, а пол скрипит, потому что по нему идет убийца, а не потому что ночью дом остывает?
- Ты хочешь сказать, что ему все это пригрезилось?
- Что-то вроде этого, - согласился Откровение. – Я не говорю, что он сам все выдумал, но, учитывая происхождение и эволюцию религий в истории человечества, такое объяснение наиболее вероятно и убедительно. Ты так не думаешь?
- Нет, - произнес Урия. – Не думаю.
- Нет? – переспросил Откровение. – Ты кажешься мне разумным человеком, Урия Олатэр. Почему же ты не хочешь хотя бы допустить возможность такого объяснения?
- Потому что у меня тоже было видение, в котором бог явился мне и говорил со мной. Ничто не сравнится с личным опытом, безусловно подтверждающим существование божественного.
- А, личный опыт, - сказал Откровение. – Переживание, которое полностью убедило тебя и которое нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Скажи, где видение пришло к тебе?
- На поле боя в землях франков, - ответил Урия. – Много лет назад.
- Франки уже давно приведены к Единению, - заметил Откровение. – Последнее сражение случилось почти полвека назад. Должно быть, тогда ты был очень молод.
- Действительно, - признался Урия. – Я был молодым и глупым.
- Не лучший объект для божественного внимания, - сказал Откровение. – Но с другой стороны, мне часто казалось, что герои твоих священных книг весьма далеки от идеала для подражания, так что тут нет ничего удивительного.
Насмешливый тон Откровения вызвал в Урии волну гнева, но он сдержался и, повернувшись к Молниевому Камню спиной, стал взбираться по лестнице. Вернувшись к освещенному свечами алтарю, он остановился на мгновение, чтобы отдышаться и успокоить бешено бьющееся сердце. Он взял с престола книгу в кожаном переплете и опустился на одну из скамей, обращенных к алтарю.
Услышав шаги гостя, он сказал:
- Ты прибыл сюда, будучи враждебно настроенным, Откровение. Ты утверждаешь, что хочешь больше узнать обо мне и этой церкви? Хорошо, давай же устроим словесную дуэль: будем атаковать убеждения друг друга, будем делать выпады аргументами и парировать контраргументами. Говори, что хочешь, и мы проведем всю ночь за этой пикировкой. Но с рассветом ты уйдешь и никогда не вернешься.
Задержавшись, чтобы рассмотреть часы судного дня, Откровение спустился по ступеням с алтарного возвышения. Увидев книгу, которую держал Урия, он скрестил руки на груди.
- Именно так я и поступлю. У меня есть и другие дела, но эту ночь я могу посвятить нашей беседе, - подтвердил Откровение и указал на книгу, которую Урия прижимал к щуплой груди. – И враждебен я только оттого, что меня приводит в ярость добровольная зашоренность тех, кто всю жизнь остается рабом фантастических идей, изложенных в твоей книге и ей подобных, - рабом того проклятого грома, что ты держишь в руках.
- Итак, теперь ты издеваешься еще и над моим Священным Писанием?
- А почему бы и нет? – возразил Откровение. – Эта книга – сборник текстов, которые на протяжении девяти веков собирали, переписывали, переводили и переделывали согласно своим нуждам сотни неизвестных авторов. Разве можно строить свою жизнь, опираясь на подобное сочинение?
- Это священное слово моего Бога, - сказал Урия. – Каждый, кто прочтет эту книгу, услышит его.
Откровение рассмеялся и постучал себя по лбу.
- Если человек утверждает, что с ним говорит давно умерший дедушка, то его запрут в психиатрической лечебнице, но если он утверждает, что слышит глас бога, то священники вполне могут объявить его святым. Когда голоса слышат многие, о сумасшествии уже речь не идет, так?
- Ты говоришь о моей вере, - огрызнулся Урия. – Проклятье, прояви хоть каплю уважения!
- Почему я должен проявлять уважение? – удивился Откровение. – Почему с твоей верой надо обращаться по-особенному? Разве она недостаточно крепка, чтобы выдержать немного сомнения? Ничто в этом мире не имеет полного иммунитета к критике, так почему для тебя и твоей веры нужно делать исключение?
- Я видел Бога, - прошипел Урия, - я видел Его лик и слышал Его глас в моем сердце…
- Если тебе довелось пережить такое, ты вправе считать этот опыт реальным, но не жди, что я или кто-то другой тоже сочтет его таковым, Урия, - сказал Откровение. – Оттого что ты веришь во что-то, это что-то не станет истиной.
- В тот день я видел то, что видел, и слышал то, что слышал, - настаивал Урия, и нахлынувшие воспоминания заставили его крепче сжать в руках книгу. – Я знаю, что все это было на самом деле.
- И где же во Франкии тебя посетило это чудесное видение?
Урия медлил: ему не хотелось произносить название, которое могло открыть дорогу воспоминаниям, надежно запертым в глубине его памяти. Он глубоко вздохнул.
- На поле смерти при Гадуаре.
- Ты был там? – сказал Откровение, и Урия не смог понять, был ли это вопрос или просто констатация факта. На мгновение показалось, что Откровение уже знает ответ.
- Да, - произнес Урия. – Я там был.
- Расскажешь, что случилось?
- Расскажу, - прошептал Урия, - но сначала мне нужно еще выпить.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒