Annotation 2 страница

Здание имело сложную планировку — это можно было предположить, судя по одному внешнему виду. Выйдя от хозяйки и спустившись по лестнице, Эндрю чуть было не заблудился. Поколебавшись, он повернул назад и, к большому своему облегчению, вскоре очутился на пороге, как ему показалось, буфетной. Одиль, стоя к нему спиной, наполняла сахарницу. Яркий свет лился из окна и ведущей в сад стеклянной двери. Эндрю вошел. Услышав это, кухарка резко обернулась. — Тут мои владения, — бросила она. — Никто не входит без моего разрешения. Блейк застыл на месте. — Я ничего не имею против лично вас, — продолжала кухарка. — Просто я думаю, что у нас нет реальной потребности в ваших услугах, да и средств их оплачивать тоже. Но я командую только на кухне. Эндрю отошел к двери. Одиль закрыла сахарницу и вытерла руки о фартук. — Пить по-прежнему не хотите? — поинтересовалась она. — Я бы выпил стакан холодной воды, если можно. Женщина направилась к большому холодильнику и достала графин. Вернувшись к длинному столу посреди буфетной, поставила на него графин и стакан. — Ну, идите же, я вас не съем, — позвала она, повернув голову к Эндрю. — Вы только что сказали, что… — Я предпочитаю, чтобы с самого начала между нами была полная ясность, вот и все. — Понимаю. Одиль выдвинула стул и села. Эндрю обвел взглядом помещение. Внушительного вида газовая плита занимала все внутреннее пространство старинного камина. На стенах висели полки с посудой и кухонная утварь, под ними располагались тумбы с современными cтолешницами. Все пребывало в идеальном порядке. У каждой вещи было свое место, и даже кухонные тряпки были аккуратнейшим образом сложены и висели на поперечной ручке плиты. Эндрю вдруг увидел возле камина великолепного ангорского кота, сидящего в позе сфинкса. Шерсть у кота была светло-коричневая в темную полоску, глаза закрыты, а мордочка чуть приподнята, точно он нюхал воздух. — Его зовут Мефистофель, — с гордостью сообщила Одиль. — Какой красавец! — Только не пытайтесь его погладить, он этого терпеть не может. Настоящий дикарь. Признает только меня. Одиль налила в стакан воды. — Мадам вам все объяснила? — Она сказала, что это сделаете вы… — Что ж, давайте. Итак, нас теперь четверо на службе у хозяйки. Я занимаюсь готовкой и помогаю Мадам в ее личных делах. Каждое утро приходит девушка — убирать, стирать, гладить. Зовут ее Манон, завтра вы с ней познакомитесь. Есть еще управляющий, он живет на другом конце поместья, в охотничьем домике. Все, что внутри замка, его не касается, но за все, что снаружи, отвечает он. Вопросы есть? — Чего вы ждете от меня? — Как я понимаю, вы возьмете на себя секретарские обязанности, почту и всякое такое. Еще вы будете обслуживать приемы. И вы же будете проглаживать газету. — Проглаживать что? — переспросил Эндрю. — Газету. Я вам завтра покажу. Она ждет ее ровно в семь утра, вместе с завтраком. Я готовлю поднос, вы несете его наверх. Потом я помогаю ей одеться. В первый день я буду с вами и мы все пройдем вместе, шаг за шагом. Вы, конечно, хотите взглянуть на свою комнату? Эндрю второпях допил воду: Одиль уже вышла из буфетной. 7

Чем выше они поднимались, тем у́ же и круче становились лестницы. Эндрю с трудом волок свой чемодан, следуя за Одиль, которая подробно рассказывала ему о доме. — Мадам принимает чаще всего на первом этаже в маленькой гостиной. Большая предназначена для застолий, но их она давно уже не устраивала. Она не любит, когда заходят в библиотеку. На втором этаже — ее комнаты и те, которыми больше не пользуются. На третий и выше она никогда не поднимается. Там бывший кабинет Месье. — Вы знали его? — Нет, я поступила на службу к Мадам восемь лет назад, а он, по-моему, умер года за три до того. А вы, как вы получили здесь работу? Вопрос застал Эндрю врасплох: он еще не вполне освоился со своей ложью. С трудом переводя дух, он принялся импровизировать: — Моя прежняя хозяйка умерла. Мне пришлось искать работу. — Не хватает сбережений, чтобы уйти на пенсию? — В Великобритании другая социальная система… — Я об этом слышала. Там многое по-другому… Они поднялись на четвертый этаж. — Вот наши владения, — сказала Одиль, показывая на длинный, узкий коридор с выступами и бесчисленными дверями. — Моя комната вон там. А вы поселитесь на другом конце. В остальных комнатах всякий хлам. Туда никто не заходит. Мы с вами соседствуем со старьем, уважаемый. Одиль потянула новичка на его половину. — Занятно все-таки: во Франции вы всегда селите прислугу на самых верхних этажах, — отметил Эндрю. — А у нас, в Англии, прислуга живет внизу, в подвальных помещениях. По-моему, странно, что слуги живут выше, чем хозяева… Одиль резко повернулась и строго посмотрела на Блейка: — Не забывайте, что мы устроили революцию. У нас ваша королева давно лишилась бы головы… Сюда. Одиль двинулась дальше и уже спокойным тоном сказала: — Комната у вас небольшая, но вид из окна красивый. Есть ванная и туалет. Учитывая состояние водопровода… В общем, если не хотите мыться ледяной водой, нам лучше договариваться, чтобы не принимать душ одновременно. Вы как любите — утром или вечером? — Утром. — Вот и хорошо. А я — вечером. Мешать друг другу не будем. Она открыла дверь, но переступать порог не стала и пригласила Блейка войти. — Вот ваши владения. Я покажу, где постельное белье и полотенца. Манон не обязана у вас убирать, но вы можете договориться с ней напрямую. Эндрю вошел в комнату и вкатил чемодан — после штурма лестницы сердце у него колотилось. Если б он мечтал вернуться в молодость, то лучшего случая ему было не найти: комнатка являла собой типичный образчик студенческой каморки. Мансарда, оклеенная выцветшими обоями с геометрическим рисунком и меблированная небольшой кроватью, парой книжных полок, шкафом и маленьким письменным столом со стулом. — Ну, устраивайтесь, не буду вам мешать. Когда закончите, спускайтесь вниз. Нам еще надо кое о чем договориться. — Спасибо, что проводили. Одиль, ничего не ответив, закрыла дверь. Блейк стоял не двигаясь и обводил взглядом комнату. Потом подошел к окну. Солнце уже клонилось к закату и вытягивало тени. Окно выходило на парк, вид и в самом деле был великолепный. Многие деревья еще не сбросили листву, и косые лучи освещали пышные кроны. Конструкция замка была настолько замысловатой, что Эндрю никак не мог сообразить, где же парадный вход. Он подошел к кровати и попробовал рукой матрас. Сейчас он мог бы уснуть на обыкновенной доске — до того устал. Он открыл шкаф, осмотрел полки. Прошел в ванную и открыл краны — они как-то странно завибрировали, но потом вода все же потекла. Наконец он сел и глубоко вздохнул. Что он здесь делает? Ричард, конечно, прав, считая его замысел нелепым. Выдавать себя за мажордома… Атмосферу в доме трудно назвать умиротворенной. Не очень-то радостно находиться между хозяйкой, которая запретила ему пользоваться главным входом, и кухаркой, которая, точно капитан военного корабля, ревностно охраняет подступы к капитанскому мостику. Да еще и кот по имени Мефистофель… Пожалуй, жизнь здесь может превратиться в сущий ад… Эндрю, решив разобрать чемодан, положил его на кровать. Он хотел просто развесить рубашки, а чемодан с остальными вещами сунуть в шкаф, но полки оказались недостаточно широкими и прочными. Прислонившись к стене, он оглядел свое новое царство. Последний раз они с Дианой переезжали в загородный дом в Дебни лет двадцать назад. На мгновение у него возникло то особенное, уже знакомое ему чувство, когда впервые оказываешься в новом месте, зная, что это место твое и ты можешь обустроить его по своему вкусу, не спрашивая ничьего мнения. Однако он быстро вспомнил, что он все-таки не у себя дома и что на этот раз он один. Сегодня ему некому преподносить приятные сюрпризы, и некому улыбнуться в ответ на заманчивое предложение, и никто не поможет ему тащить тяжелый груз. Эндрю поспешил из комнаты в надежде избавиться от подступившего к горлу комка. Спускаясь с этажа на этаж, Блейк смог наконец, ни на кого не отвлекаясь, проникнуться атмосферой дома. Ему нравилось рассматривать замок изнутри, это отгоняло грустные мысли. Один, он мог наблюдать, вслушиваться. Вот паркет скрипит, вот следы от снятых со стен картин, вот потертости на коврах… Его окружала душная тишина дома, роскошь и блеск которого остались в далеком прошлом. Блейк шел не торопясь, держась за перила, заглядывая в каждое лестничное окно. На этаже хозяйки он прислушался. Подойдя к буфетной, увидел, что кот сидит в той же позе, с закрытыми глазами, но уже ближе к плите, — точно статуэтка, которую чуть передвинули. Дверь в сад была открыта. Эндрю хотел войти, но не решался. Он слегка пошумел, желая привлечь внимание Мефистофеля, но тот не соизволил даже открыть глаза. Блейк, нарочно громко топая, все-таки вошел на кухню и склонился над котом, — в этой позе его застала вернувшаяся из сада Одиль. — У вас какая-то проблема? — спросила она, подняв бровь. — Нет, никакой, — ответил Блейк, быстро распрямившись. — Комната нравится? — Прекрасная комната, — ответил Блейк, подумав про себя, что он, конечно, будет занимать ее недолго. Солнце садилось. Стоящие в ряд медные кастрюли отражали его теплый свет, разбрасывая золотые отблески по всему помещению. Дуновение ветра проникло и на кухню, но сквозняк был не в силах ничего там нарушить или даже пошевелить, разве что шерстку ангорского кота, который чуть вздрогнул. — Ну, не стойте же на пороге, входите. — Я думал, что… — Хорошо. Раз уж мы будем жить под одной крышей, надо устроить хороший прием. Одиль вышла и вернулась с листьями салата, которые сразу же сунула под кран, чтобы смыть крупицы земли. — У вас есть огород? — спросил Блейк. — Не такой большой, как мне бы хотелось, но нам хватает. Я вам его завтра покажу, если хотите. — Стало быть, вы готовите еду. Даже для того человека, что живет в охотничьем домике? — Ох, о нем-то я совсем забыла! Лучше будет, если вы сходите к нему дотемна. Он немного странный. — Немного странный? Одиль не стала распространяться и указала на дверь в сад. — Спускайтесь вот по этой дорожке. Никуда не сворачивайте, тогда не заблудитесь. Это недалеко, но отсюда не видно. Пропустить охотничий домик невозможно: он небольшой, кирпичный, увит плетистой розой. Идите прямо сейчас. И заодно скажите управляющему, чтобы шел за едой. Там есть домофон, но он не работает… Она пошла к раковине, а потом будто спохватилась: — Если хотите, я буду ждать вас к ужину. Я еще помню свой первый вечер здесь. Прежняя прислуга оставила меня ужинать одну, за этим самым столом. Жуткое было ощущение. Не знаю, о чем мы станем говорить, но если я могу вам помочь… — Спасибо вам большое. Одиль кивнула. Удивительно, подумалось Блейку, у «капитана», оказывается, есть сердце… Эндрю вышел из замка и пошел по дорожке. Вскоре до него перестал доноситься шум воды в раковине. Сумерки сгущались, деревья уже были неразличимы и казались большой темной массой. Блейк никогда не любил выходить из дому в это время суток — «между волком и собакой», как говорила Диана по-французски. Всегда в момент, когда солнце садилось, если он был вне дома, если рядом не было родных, он ощущал грусть и одиночество. Чтобы немного взбодриться, он глубоко вздохнул и прибавил шагу. 8

Если часть поместья — та, что находилась перед замком, — была устроена вполне классическим образом: газоны, аллеи, симметрично расположенные живые изгороди, явно нуждавшиеся в том, чтобы их подстригли, то часть позади замка представляла собой пышно разросшийся сад: по обе стороны длинной центральной лужайки тянулись цветники и деревья. Это обширное пространство со множеством укромных уголков лежало между двух лесистых холмов. Эндрю трудно было изучать рельеф местности в лучах заходящего солнца, к тому же он иногда спотыкался о попадающиеся на тропинке камни. Он миновал обвитую зеленью беседку и заброшенный вольер и наконец увидел домик с освещенными окнами, приютившийся под высокими ясенями возле заросшей травой клумбы. Блейк сошел с дороги и двинулся напрямик через клумбу. Подойдя к двери, он услышал громкие голоса и звуки борьбы. Дрались двое мужчин. Грохотала опрокидываемая мебель. Эндрю отпрянул от двери. Крадучись он подошел к окну и осторожно заглянул внутрь. Он никого не увидел, а между тем голоса звучали все злобнее. Ссора, по всей вероятности, происходила в соседней комнате. Чтобы в этом убедиться, он пошел вдоль фасада к другому окну. Аккуратно переступив через грядку, приложил ребро ладони к стеклу и прищурился. Вдруг чья-то рука грубо схватила его за предплечье и заломила руку за спину. Эндрю застонал от боли. Он почувствовал под подбородком что-то холодное. Кто-то прошипел ему в самое ухо: — Я тя предупреждаю, мудак, пальцем шевельнешь, я те башку размозжу, на куски порву и собаке брошу… Эндрю, хоть и не все слова понял, смысл сказанного уловил вполне. — Я пришел… поздороваться… с вами, — дрожащим голосом проговорил Блейк. Что-то продолжало больно давить ему на горло. — Ага, приятель, знаю все, что ты скажешь. Я пришел с миром, ведите меня к вашему главному! Ну, день добрый — впрочем, сейчас уж вечер добрый. Опять явился за инструментами, мудила! Мало тебе было на прошлой неделе… Слушай меня внимательно: я сейчас тебя вежливо разверну, чтоб посмотреть на твою воровскую рожу при свете, а ты, если будешь вести себя смирно, получишь шанс увидеть завтра восход солнца. Мужчина еще сильнее заломил руку, вынудив Блейка развернуться к нему лицом. — Черт! Стыда у них нет! — воскликнул мужчина, увидев лицо своего пленника. — Уже стариков стали на дело посылать! Вот гады. Скажи, ты правда один? Ведь не этими же нежными ручками ты умыкнул у меня хренову кучу инструментов? Где твои дружки? — Нет у меня никаких дружков. Вы мне делаете больно. Я новый мажордом, месье Блейк. Мужчина удивленно заморгал. Он уловил английский акцент, совсем непохожий на акцент, с каким говорили цыгане, осложнявшие ему жизнь. Он убрал дуло ружья от горла Блейка и отпустил его руку. — Мажордом… — повторил огорошенный мужчина. — А я принял вас за… — За миску с мясом для вашей собаки, я знаю. Блейк отвел от себя дуло и, морщась, потер руку. — Странная у вас манера принимать гостей, — проворчал он. — А вы потоптали мне весь шнитт-лук, — ответил мужчина, показав на примятые растения. — Мадам Одиль просила вам сказать, что вы можете прийти за едой. Мужчина помог Эндрю отряхнуть одежду. — Мне правда очень жаль, месье Стейк. — Блейк, меня зовут Блейк. Я, пожалуй, лучше пойду. — Но вы не можете так просто уйти! Это слишком глупо. Зайдите, поквитаемся. — Каким же образом? Ружьем? Ножом? — Да нет же, это означает, что я приглашаю вас пропустить по стаканчику, отметить, так сказать, ваш приезд. Мужчина, еще совсем недавно похожий на кровожадного зверя, теперь расплылся в любезнейшей улыбке. Эндрю смотрел на него растерянно и с некоторой опаской. Он начинал понимать, что имела в виду Одиль, когда говорила, что управляющий «немного странный». Мужчина решительно протянул ему руку: — Филипп Манье, управляющий поместьем. Эндрю, мгновение поколебавшись, в конце концов пожал ее. — Эндрю Блейк. Сожалею, что потоптал ваш смит-лук. — Шнитт-лук, или лук-резанец, ароматическая трава семейства… кажется, лилейных. Кстати, у нас в это время говорят «добрый вечер». «Добрый день» только до шестнадцати часов, а вообще это зависит от местности. — А после восемнадцати тридцати у вас принято здороваться с ружьем наперевес, да? — Ну, не злитесь. Я же сказал, что сожалею. И потом, нельзя же прямо так заглядывать людям в окна. — Я хотел постучать в дверь и тут услышал драку. — Правда? Так это же телевизор! Дэн отказался нести деньги в полицию, хотя это могло помочь освободить Джейм са, и тогда Тодд набросился на него с кулаками. — Я все-таки пойду. Я уверен, что скоро явится Билл и всех их арестует. — Вы уже видели эту серию? Блейк глубоко вздохнул и повернулся, чтобы идти. — Нет, кроме шуток, останьтесь. Ну пожалуйста. Вообще-то я рад, что у нас появился еще один мужчина. Знаете, три барышни — это не так просто. — Три барышни? — Мадам Бовилье, Одиль и малышка Манон. У них, как это говорится, не все дома… Управляющий повел Эндрю к двери. — Ну, пойдемте, уж будьте так добры, — приговаривал он. — Добро пожаловать. — Если я правильно понял здешние обычаи, я только раз могу войти через эту дверь. В следующий раз я должен буду лезть через мусоропровод или в окно? Манье несколько удивленно посмотрел на него: — Не понял? Эндрю пожал плечами и переступил порог дома. Не успев войти, он, к своему удивлению, встретился нос к носу с золотистым ретривером, который сразу же принялся его облаивать. Пес был молодой, глупый, орехового цвета. — Лежать, Юпла! — прикрикнул Манье, сделав вид, будто замахивается. — Не бойтесь, он не злой. Пес и в самом деле оказал гостю восторженный прием, облизав ему обе руки. — Если это он должен был меня съесть, пусть даже по кусочкам, не знаю, как бы он справился… Манье достал из стенного шкафа бутылку и два стакана. — Это мой друг. Именно он предупредил меня о вашем появлении. Он хороший сторож. Блейк потрепал собаку по голове и шепотом сказал: — В следующий раз скажи ему еще, что я не вор. Похоже, ты самый нормальный из всей здешней компании… — Ну, выпьем за нашу странную встречу! Манье поднял стакан. Блейк, потирая подбородок, все еще побаливавший от знакомства с ружейным дулом, присоединился к управляющему. Проглотив содержимое, он чуть было не задохнулся. — Крепкое, да? — засмеялся Манье. — Я должен идти. Меня Одиль ждет. — И пусть подождет, так ей и надо. А то строит из себя хозяйку. Я иду с вами. 9

Быстро поужинав, Эндрю помог Одиль убрать со стола. За ужином они то подолгу молчали, то говорили о каких-нибудь безобидных вещах. Блейк, воспользовавшись моментом, стал наблюдать за Мефистофелем, надеясь увидеть его с открытыми глазами или, того лучше, в движении. Однако кот превосходно исполнял роль набитого соломой сфинкса. Он опять отдалился от плиты, и Эндрю не заметил когда. Прямо фокусник. Когда настало время идти к себе, Блейк уже не помнил, ни что он ел, ни о чем они с Одиль говорили, — виной тому был, без сомнения, гадкий аперитив управляющего. — Спокойной ночи, мадам Одиль, и спасибо, что усадили меня за свой стол. — Пустяки. Спокойной ночи, месье Эндрю. И не забудьте: завтра я жду вас здесь в шесть утра, будем входить в курс дела. Эндрю согласно кивнул и направился к двери. На пороге он обернулся: — «Мадам Одиль, месье Эндрю»… Вам не кажется, что это звучит немного старомодно? Может, мы могли бы звать друг друга по именам?.. — По мне, лучше быть старомодной, чем излишне фамиль ярной, месье Эндрю. — Как хотите, но мне странно, что вы предпочитаете стиль Джейн Остин, а я предлагаю вам нечто близкое к Виктору Гюго… Кухарка ничего не ответила, и Блейк вышел из буфетной.
Единственная энергосберегающая лампочка распространяла по комнате холодный свет, отчего «домик Барби» больше напоминал холодильную камеру на каком-нибудь рыбном рынке. На этот раз у Эндрю не было выбора: прежде чем лечь спать, придется разобрать чемодан. Открыв его, он стал вынимать одну за другой свои вещи и раскладывать их в шкафу. Пустой чемодан ему удалось закинуть на шкаф. Шкаф был узкий, а чемодан широкий, так что сооружение стало по форме напоминать гриб. В крохотной ванной он расставил туалетные принадлежности и опустил в стакан на полке под зеркалом две зубные щетки. На кровати еще осталась небольшая сумка. Он вынул из нее фотографию в рамке, аккуратно, чтобы не разбилась, завернутую в бордовую пижаму. Это был снимок, сделанный на юге Франции, куда они втроем ездили в отпуск. Диана сияла, Сара смеялась; жена и дочь стояли, положив голову ему на плечо. Один из лучших моментов в его жизни. В тот день ветер опрокидывал зонты на пляжах и террасах кафе, повсюду царила атмосфера какой-то сюрреалистической паники, а им было весело. Счастье читалось на их лицах. Они тогда не знали, что это последние каникулы, которые они проводят вместе. Опять «последний раз». Эндрю поставил фотографию на тумбочку. Потом опять запустил руку в сумку, достал маленького плюшевого кенгуру и осторожно поставил рядом с фотографией, мордочкой к себе. — Добрый вечер, Джерри, — сказал Эндрю. Игрушка в нескольких местах вытерлась, круглые полосатые глазки совсем потускнели. Эндрю с нежностью смотрел на кенгуру. Немного поколебавшись, он взял его в руки и крепко прижал к себе. Потом поднес к носу, чтобы ощутить его запах, и вернул на место. Множество картин ожило в его памяти. Некоторые вещи способны заставить забыть время, но не способны уменьшить боль. За краткое утешение приходится платить. Ожившее в вас счастье кажется еще более далеким, когда вы откладываете вещь, — как накатившая и отбежавшая волна. В сумке оставался только мобильный телефон. Эндрю, переместившись поближе к свету, включил его. Сигнала не было. Словно старатель с металлоискателем, Блейк медленно приблизился к окну, надеясь поймать сеть. Никакого результата. Впрочем, кто станет ему звонить? Он почистил зубы, потом рассмотрел себя в новом зеркале. В другой обстановке и при другом свете он и выглядел как-то иначе. Не будь перед ним его собственного живого отражения, доверься он лишь тому ощущению, которое было у него внутри, он бы решил, что уже умер. Эндрю лег в постель, старательно завернулся в одеяло. Снял очки и положил их на тумбочку. Бросил последний взгляд на Джерри и погасил свет. Удобно устроил голову на подушке. Запах постельного белья напомнил ему запах весны. Он уже скучал по своей собственной постели. Сколько лет он не спал в односпальной кровати? И, как каждый вечер, Эндрю пожелал доброй ночи Диане, которая уже давно спала вечным сном. Семь лет, четыре месяца и девять дней, если быть точным. 10

Его дурной сон прервал далекий грохот. За ним последовала самая настоящая бомбардировка. Наконец, он ощутил глухой удар и услышал испуганный голос: — Месье Блейк, уже пятнадцать минут седьмого. Вы забыли, что вам надо вставать. В дверь опять постучали. Эндрю с трудом повернулся, пытаясь осознать, что происходит. Внезапно дверь открылась и на пороге появилась Одиль. — Поторопитесь! Мы опаздываем. Мадам будет недовольна! Блейк надел очки и сел на кровати. — А если б я спал голым? — возмутился он. — Тогда бы вы замерзли, — ответила, ничуть не смутившись, кухарка. — Быстро принимайте душ, через пять минут я жду вас внизу. Эндрю поднялся так стремительно, что у него закружилась голова. Он не имел даже времени отрегулировать воду, чтобы пошла теплая. Сначала он мылся холодной, потом взвыл, потому что пошла горячая. Толком не проснувшийся, но уже на взводе, он все же появился в буфетной вовремя. — Поскольку это ваш первый день, я сама сходила за газетой, — объявила Одиль. — Пойдемте в прачечную, я покажу вам, как ее прогладить. Они миновали несколько коридоров, пока не добрались до комнаты, в которой стояли стиральная машина и сушка. Кухарка показала ему гладильную доску, на которой лежал экземпляр «Фигаро». — Прежде всего вы должны надеть на доску специальный чехол, иначе та поверхность, на которой гладит Манон, будет испачкана типографской краской и потом будет пачкать белье. Одиль сунула Блейку в руки маленький утюг. — Ставьте терморегулятор на тройку, не больше, иначе может загореться. Я-то знаю, со мной случалось… — О'кей, терморегулятор на цифру три. — И берите утюг только с зеленой ручкой, другим гладит Манон… — …Я понял: краска и все такое, пачкается чистое белье. — А теперь — действуйте. — Так прямо и гладить газету? — Так и гладить. Утюг убирает складки и закрепляет типографскую краску. У Мадам пальцы не будут черные. Разве в английских аристократических домах так не делают? — Куда уж нам, мы и читать-то не умеем, — проворчал Эндрю. — Может, когда мы совершим революцию, попросим у вас взаймы Карла Великого, чтобы он нам школы придумал. Эндрю старался как мог. Запах нагретой краски вызывал у него тошноту. Вдруг он замешкался, увидев крупный заголовок: «Цены на сталь выросли на 20 %: промышленность под угрозой». — Мадам терпеть не может, когда до нее читают ее газету, — заметила Одиль. — Вы полагаете, что взгляд англичанина способен замусолить страницу? Да и как она узнает? Неужели в корзинке для рукоделия у нее спрятан детектор лжи? — Мадам не занимается рукоделием, а вам не следует над ней насмехаться. Вы будете удивлены, когда узнаете, на что она способна… — Вот если бы она была способна читать газету, не боясь испачкать пальцы, я был бы сильно удивлен. Эта ее причуда смешна. — Не вам судить, смешная причуда или нет. — Что вы хотите этим сказать? Эндрю перестал гладить и уставился на Одиль. — Мадам, по крайней мере, не спит с плюшевой игрушкой, точно ребенок… — ответила кухарка. Эндрю воздел руки к небу: — Вы не только позволяете себе входить без предупреждения к мужчине, с которым едва знакомы, вы еще… — Вы опаздывали, Мадам бы вам этого не простила! — …вы еще подсматриваете за его интимной жизнью! — Вовсе нет. — Ну, раз уж вы так себя ведете, позвольте мне рассказать вам историю Джерри. — Мне это не интересно. И я не знаю никакого Джерри. — Это плюшевый кенгуру, над которым вы потешаетесь. Я никуда не езжу без него. Это любимая игрушка моей дочери; этого кенгуру подарил ее крестный, вернувшийся из Австралии, когда ей исполнилось пять лет, и она назвала его Джерри. Она повсюду таскала его с собой. Потерять Джерри было бы для нее самым большим несчастьем. Много лет она не расставалась с ним даже ночью. Она не могла уснуть, если Джерри не было рядом. А потом в один прекрасный день Джерри остался сидеть на углу кровати. Она перестала брать его в руки. Через некоторое время она отправила его на полку. А позже она поехала учиться в университет, а его с собой не взяла. В этом не было ничего особенного, но меня это потрясло. Я взял себе привычку каждое утро приходить в пустую комнату дочери и здороваться с ее брошенным другом. С тех пор я беру его с собой повсюду. И вы можете над этим смеяться, если хотите… — Мне жаль, правда жаль. Я не хотела… Неожиданно их разговор прервал дым, идущий от газеты. — Проклятие! — воскликнула Одиль, хватая утюг. — Биржевые котировки горят! — Когда речь идет о ценах, «горят» означает «резко пошли вверх». — Смейтесь, смейтесь. Вот она выставит нас обоих — тогда будет не до смеха. — Не беда: смотрите, страницы с вакансиями целы…
Эндрю в одиночестве уселся за стол в буфетной и налил себе чаю. После бурного начала дня он смаковал каждый глоток крепкого сладкого «Эрл-Грея». Взгляд Эндрю остановился на коте: животное, похоже, как сидело на этом самом месте еще накануне, так и продолжало сидеть, не двигаясь. — Ну, Мефистофель, в чем же твой секрет? Сделай одолжение, открой глаза, пусть у меня будет хотя бы маленькое доказательство, что ты живой кот, а не мумия. В какую-то минуту у Блейка возникла мысль дернуть кота за хвост и посмотреть на его реакцию, но Одиль появилась раньше, чем Блейк перешел к действию. — Ну и ну! Я прямо отказываюсь верить! — проворчала кухарка, тяжело опускаясь на стул. — Если б я спалила хоть малюсенький кусочек ее газеты, представляю, какую взбучку она бы мне устроила. А тут — ни слова не сказала. Мало того, она промолчала по поводу того, что вы небриты, и она находит забавным, что вы носите зеленую бабочку с голубой сорочкой… Чудеса, да и только! Эндрю улыбнулся: — Вы правы, она не сделала мне ни единого замечания, когда я поставил перед ней поднос. Ваши тосты очень вкусно пахли, но запах жженой бумаги заглушал все… Одиль посмотрела на часы: — Вы уже видели Манон? — Нет еще. Она, может, еще не приехала. — Приехала, я видела в окно ее велосипед. По четвергам она всегда опаздывает. Затем Одиль обратилась к коту: — Пожелай мне, Мефистофель, побольше смелости, я иду помогать Мадам приводить себя в порядок. Одиль встала со стула. Эндрю гнусавым голоском пробормотал: — Ну, давай: м-я-я-я-у-у-у… Одиль резко повернулась и с надеждой уставилась на животное, сидевшее все так же невозмутимо. — Ты заговорил, Мефистофель? — Размечтались, он и глаз-то еще не открыл… Окажись у Одиль в руках сковородка, она бы огрела ею Блейка. 11

Блейк заканчивал складывать чистую посуду, когда услышал пронзительный звук свистка, донесшийся с парадной лестницы. Свисток был похож на тот, каким судья сообщает о назначении пенальти во время футбольных матчей. От неожиданности чуть было не уронив на пол стопку тарелок, Блейк поспешил взглянуть, в чем дело. Кот между тем даже не пошевелился. Выйдя в коридор, Эндрю едва не столкнулся с девушкой, которая с наушниками на голове бегом возвращалась из прачечной. — Что происходит? — взволнованно спросил Блейк. Незнакомка, сняв наушники, указала на лестницу второго этажа: там стояла Одиль и вертела висевшим на веревочке свистком. Свет лился на нее сзади, из высокого окна, и от этого она слегка смахивала на кровожадного трансильванского графа Дракулу, увидевшего свою жертву. — Зачем вы свистели? — спросил Эндрю. — Чтобы познакомить вас с Манон. Никогда не знаешь, где она. С этой своей музыкой она не слышит, когда ее зовут. Вот мне и приходится свистеть. Девушка улыбнулась Блейку, решая, протянуть ли ему руку или сделать реверанс, точно перед ней была сама английская королева. — Здравствуйте… — наконец просто сказала она. Эндрю решил, что она мила. У нее были большие глаза, обрамленные очень черными ресницами, и длинные каштановые волосы, придерживаемые заколкой. Своей живостью и изяществом она напоминала балерину. Даже не двигаясь, она излучала энергию. — Здравствуйте, — ответил он. — Мне жаль, что наше знакомство состоялось на ходу. Я мог бы дождаться, когда вы заглянете в буфетную. — Нет проблем, — улыбнулась она. — Только я развешиваю белье и сейчас опять иду в прачечную. Резко зазвонил колокольчик. Блейк сперва подумал, что это у входной двери, но Одиль, устремившись вверх по лестнице, воскликнула: — Мадам зовет меня! «У Дракулы, оказывается, есть господин», — подумал Блейк. Хотя это мало что меняло. Он повернулся к Манон и спросил: — Если я правильно понял, Одиль зовет вас при помощи свистка, а Мадам зовет Одиль при помощи колокольчика, так? — Само собой. — А меня как они станут вызывать? Трещоткой, а может, сигнальным револьвером? — Сигнальный револьвер уже предназначен для управляющего, с тех пор как сломался домофон. — Замечательно. И при этом, наверное, считается, что можно сохранять невозмутимое спокойствие, живя точно на палубе авианосца, с которой поминутно взлетают самолеты? — У меня дома есть еще один плеер… Если хотите, я могу одолжить его вам. Включите погромче — и ничего не будете слышать. — Очень мило. Но в моем возрасте надо только немного подождать — и перестанешь слышать вообще… Из коридора на втором этаже донесся звук торопливых шагов. По лестнице сбежала перепуганная Одиль и сообщила: — В ванной у Мадам нет воды, но я слышу, что где-то капает… — Над какой комнатой расположена ванная Мадам? — спросил Блейк. Одиль, нахмурив брови, принялась изо всех сил соображать. — Над библиотекой, это там, за нами! — воскликнула Манон. — Но Мадам не хочет, чтобы туда входили, — запротестовала Одиль. — У нас нет выбора, — ответил Блейк. — Манон, ведите. Эндрю вошел в библиотеку. С потолка стекала вода. Одиль смотрела, не переступая порога. — У Мадам в ванной, может, уже и нет воды, но я буду иметь удовольствие сообщить ей, что отныне вода есть в библиотеке. — Что же нам делать? — спросила Одиль с искаженным от ужаса лицом. — Надо перекрыть воду и побыстрей, иначе ванну примут энциклопедии. Где находится общедомовый кран? — В подвале. — Вы можете пойти и перекрыть его? — Нет. — Что вы сказали? — Я не пойду. — Вы хотите сказать, что это входит в мои обязанности? Одиль стояла, точно окаменев. — Вы можете хотя бы показать мне, где кран? — Разумеется, нет. Я скорее уволюсь с работы. Внизу огромные мохнатые пауки и ужасные мыши… — Она боится мышей и пауков, — со вздохом сказала Манон. — А вы, мадемуазель, вы сможете меня проводить? Надо торопиться, вода заливает книги. — Вход в подвал там. А где кран, я не знаю… Спускаясь по пыльным и плохо освещенным лестницам, Эндрю вспомнил, что еще вчера считал это место на редкость спокойным. 12

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒