ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Для ясности дела должны мы теперь немного отвлечься от начатого рассказа для того, чтобы зайти в тот самый дом Котилайнена, окна которого так искусно были заделаны лучинками и берестой.

В этом доме сидел на столе, скрестив ноги, портной Тахво Кенонен. Он шил суконные брюки для хозяина дома.

Он уже кончал свою работу, когда в избу вошел некто Хейкки Пирхонен. Увидев портного, он сказал ему:

— Ты что, Кенонен, никак штаны шьешь?

— Штаны, штаны шью… А что слышно новенького? — спросил Тахво Кенонен и, взяв бутылку вина, отпил глоток, сказав при этом:

— Надо и выпить в честь окончания… И по случаю моего отъезда. Выпей и ты, Пирхонен. Разгони свою тоску.

Пирхонен охотно выпил, поморщился и, крякнув, сказал:

— Ох, и крепкое же оно…

— Ну так ведь… Именно такое оно и должно быть, чтоб валить с ног таких людей, как я — Тахво Кенонен! — сказал портной, будучи, так сказать, в прощальном настроении.

И, вдевая нитку в ушко иголки, он снова спросил:

— Ну, так что новенького, Пирхонен?

— Да ничего особенного… Просто я зашел узнать — не согласитесь ли вы, Кенонен, сшить штанишки моим ребятам.

— Нет, Хейкки! Тахво Кенонен не пойдет к тебе штаны шить, — решительно отказался портной. И, вдев нитку в иголку, торжественно сказал сам о себе:

— Тахво Кенонен намерен уйти из этого прихода и уйдет так, что на дороге пыль заклубится.

Опираясь локтями о свои колени, Хейкки Пирхонен с удивлением смотрел на портного. Спросил его:

— Ты что же, Кенонен, действительно собираешься уйти из нашей волости?

— Да. Прочь отсюда уходит Тахво Кенонен! — снова сказал портной.

— На всю нашу деревню рассердился Тахво, — заметила хозяйка.

И портной Тахво добавил:

— Собрался Тахво Кенонен понаведать своих бывших зазнобушек… А ну-ка, хозяюшка, поставь утюг на огонь, хочу отутюжить зад у этих штанов.

Портной энергично помахивал иглой с ниткой. Посасывая свою трубку, Хейкки Пирхонен спросил его:

— А ты из какой волости родом? Портной ответил:

— Тахво Кенонен из Липери родом…

— Ах, вот как… из Липери…

— Из Липери… В Липери мы родились и выросли, и в Липери мы и собираемся теперь вернуться, — не без гордости произнес портной.

— Вон как!

— Да! Именно в Липери собирается Тахво Кенонен… А ну-ка, глотни из бутылки, чтоб в твоей башке хоть что-нибудь от этого прибавилось.

Портной был в приподнятом настроении. Хейкки спросил его:

— А что, у тебя в Липери имеются наследники?

— Нет! У Тахво Кенонена нет там наследников! — воскликнул портной и тут же спросил: — А что, у тебя много детей?

Пирхонен сказал:

— Кажется, у меня их около полудюжины…

— Ого!

— Да, около полудюжины у меня их наберется… А у тебя, значит, нет ребят? Что же ты об этом не позаботился? — заинтересовался Хейкки.

Несколько разгорячившись от вопроса, Тахво воскликнул:

— Не дело, Хейкки Пирхонен, так говорить, будто я не позаботился об этом. Нет, Хейкки! И Тахво Кенонен заботился об этом, и за него заботились, а тем не менее остался я холостым.

Пирхонен сказал:

— Говорят, будто в молодости ты собирался жениться… Где же ты подумывал об этом, на родине, что ли?

— Там у себя, в Липери…

— Ах, вот что…

— Именно там, на родной стороне, предполагал Кенонен жениться. И подумывал я о некой девушке Анне-Лийсе Матикайнен, которая теперь замужем за Антти Ихалайненом, — произнес портной Тахво.

— Ах, вот о ком ты думал, Тахво.

— О ней я подумывал… А разве ты знаешь ее, Анну-Лийсу?

— Знал бы, если б довелось… Она тоже из Липери?

— Да… Она дочь старика Матикайнена… Только не Антти Матикайнена, брата своего…

— Ах, вон что… А уж я подумал — неужели она дочь своего брата!

Портной Кенонен спросил:

— Ну, а Антти Ихалайнена знаешь? Того, который в Муртосало живет?

— Нет, о нем не приходилось слышать, — ответил Хейкки.

Продолжая шить, Кенонен рассказывал:

— На той самой девушке я и собирался жениться… Ну, а тут подвернулся ей этот Ихалайнен… Человек он не бедный… Ну, и папаша ее сорвал мое дело… Анна-Лийса вышла замуж за Ихалайнена… Вот и достался ей в мужья урод, каких мало…

— Сама виновата, — промолвил Пирхонен. Портной, хорохорясь, сказал:

— Да, Хейкки! Она сама выбрала себе такого мужа… Ну, а я с тех пор шью да пью… Эй, хозяюшка, неси утюг!

Пирхонен спросил:

— Так неужели ты никого другого не нашел, кроме этой девушки?

Поплевав на утюг, Кенонен хвастливо сказал:

— Ого, дорогой! Немало всего было у Кенонена…

— Ах, были и другие?

Кенонен провел утюгом так, что брюки задымились, и опять хвастливо сказал:

— Были и другие у этого парня. И даже девушки из богатых домов проливали слезы о Кенонене. А одна так прямо голову потеряла из-за Кенонена — это Анна-Кайса, дочь Хювяринена…

— Вот как… И она!

— Она совсем обезумела. И даже теперь осталась старой девой… Нет, ты не думай, Пирхонен, что Тахво Кенонена так легко окрутить… Вот что я тебе скажу — Аину-Лийсу, которая теперь замужем за Ихалайненом, я бы взял в жены, но только не Анну-Кайсу, дочь Хювяринена.

— Да уж ясно, не ее… А что, она тоже из Липери родом, эта дочь Хювяринена?

— Да, и она с тех мест…

— М-да…

Снова выпили. Кенонен, набрав воды в рот, опрыскал брюки и опять стал гладить и похваляться:

— Сильно плакала жена Ихалайнена, когда ей пришлось со мной расставаться и из нас двоих выбирать себе Ихалайнена…

— Ах, плакала она? Ну, да это и понятно — как тут не всплакнуть, если вместо тебя пришлось ей вдруг выбрать себе Ихалайнена… Пожилой, наверно, этот Ихалайнен? — спросил Хейкки Пирхонен.

Тахво продолжал бахвалиться:

— Ну, а Анна-Лийса сказала мне: «Не грусти, дорогой Кенонен, — быть может, Ихалайнен помрет, так я тогда непременно тебя выберу». Нет, ты, Хейкки Пирхонен, только послушай, что Кенонен тебе скажет… Вот что тебе торжественно скажет Тахво Кенонен… Хотя бы на краю света находился Кенонен — его разыщет Анна-Лийса, как только помрет ее Ихалайнен…

— Да уж ясно, она разыщет тебя… А ты что, в Липери сейчас собираешься?

— Туда, в Липери, тянет меня моя душа. Ведь только Липери настоящая родина. Возьми бутылку, Пирхонен, и пей прямо из горлышка.

Собственно говоря, портной Кенонен не так уж сильно преувеличивал. Кое в чем он даже говорил чистейшую правду. Анна-Кайса, дочка Хювяринена, была когда-то безумно в него влюблена. А он любил свою желанную Анну-Лийсу. И это прежнее его чувство к ней продолжало тлеть, хотя он как будто и примирился со своей судьбой. Что касается Анны-Лийсы Ихалайнен, то уж тут Тахво Кенонен сильно прихвастнул. Она, правда, была к нему неравнодушна, но вовсе не любила его до безумия. Именно поэтому Кенонен выпивал и мотался с одного места на другое.

И вот к вечеру, закончив свою работу, он собрал свои манатки и отправился на родину в Липери, куда тянула его неспокойная душа.

Между тем Юсси Ватанен шагал по двору своего дома и думал: «Не идет Ихалайнен… Неужели же Анна-Кайса отказалась от такого для нее выгодного дела? »

Размышляя об этом, он набил свою трубку, вернулся в комнаты и спросил работницу:

— Скоро ли будет баня?

Старая работница Христина проворчала в ответ:

— Надо подождать немного.

Наступил вечер, а Ихалайнен все еще не возвращался. Юсси Ватанен все более убеждался, что Анна-Кайса по глупости отказалась. «Ах, черт ее побери, какой она фокус выкинула! » — огорчался Юсси.

Стало темнеть. И теперь Ватанен вполне был уверен, что счастье миновало его. Тут он почувствовал обиду на Антти и даже стал проклинать его: «Вся эта затея — козни этого Ихалайнена… Черт его свел со мной на дороге! »

Работница Христина, с грохотом двинув кастрюлю, сердито сказала:

— Уж пора вам в баню идти… Каждый вечер приходится тут топить эту несчастную баню… И без того работы по горло.

Ватанен вспылил. Он крикнул: — А что я вас даром, что ли, буду кормить?! Служанка швырнула ему веник и огрызнулась в ответ:

— Прими свой веник! И давай ползи отсюда в баню, припаривай свои кости… Еще тут, фуфлыга такая, рычит и орет на меня, будто порядочный!

Обозленная, она ушла, и тут Ватанен стал сокрушаться:

— Черт бы побрал эту холостую жизнь. Ведь эта старая кикимора того и гляди глаза выцарапает.

Ватанену было обидно. В бане, взобравшись на полку и сидя там в густых облаках пара, он продолжал сокрушаться:

— Неужели Анна-Кайса совершила такую глупость, что отказалась… Неужели эта дрянь выкинула подобную штуку?

Именно в это мгновение открылась дверь, и сам Антти Ихалайнен вошел в баню. Ватанен спросил: — Кто там? Ихалайнен?

— Да, это я, — ответил Антти. — А ты что, никак уже паришься?

— Да. Это Христина еще днем уговорила — хорошо бы, говорит, истопить баню… Давай раздевайся, иди сюда, попарься со мной! — радостным голосом сказал Ватанен.

Антти разделся, поднялся на полок, уселся там и исчез, как в облаках.

Облившись водой, он сказал Ватанену:

— Узнал, что ты в бане, и сразу подумал — вот бы хорошо вместе попариться.

Некоторое время оба только лишь кряхтели и пыхтели. Наконец Ватанен спросил: — Достаточно ли пару?

— Неплохо бы еще подбавить, — ответил Антти. Ватанен поддал пару. Густые облака пара поднялись вверх. Казалось, баня вот-вот взорвется от такого обилия пара.

Теперь в густых, непроницаемых тучах ворочались два пухлых существа, совершенно одинаковых по виду и росту. Вернее, ничего не было видно, только лишь слышалось, как веник шлепает по спинам, да еще по временам раздавалось тихое пыхтенье:

— Пф-ф… Пф-ф… Пф-у-у…

— Значит, это Христина уговорила тебя баню затопить? — спросил наконец Антти, отдыхая.

— Пуф-ф… Христина… Пуф-ф… — ответил Юсси и, желая хоть что-нибудь узнать о своем деле, сказал:

— А все-таки много получил Хювяринен за свою лошадь… Ф-фу…

Снова молча парились.

Наконец шлепанье веника и пыхтенье прекратились. Мужчины растянулись на скамейках и в блаженстве кряхтели:

— Кх… Кух… Кхы…

Через некоторое время Антти наконец сказал:

— Дочь Хювяринела согласилась пойти за тебя.

— Кух… Кхы… — послышалось в ответ. После чего Юсси Ватанен спросил:

— Может, еще поддать пару?

— Давай.

И тут опять зашлепали веники. Никогда еще Ватанен не размахивал веником с таким восторгом, как на этот раз.

Антти одобрительно отозвался о бане, и Ватанен согласился с ним:

— Для крестьянина попариться в бане — это настоящая отрада.

— Это правильно… Ну-ка, нагнись, я попарю тебя сзади, сказал Антти, и от этого предложения Юсси пришел в восторг:

— Ну-ка, попарь!: Попарь, браток… Так… Славно? Хорошо… Так, значит, Анна-Кайса пойдет за меня… Теперь немного повыше давай… туда, где лопатки… У-ух, хорошо… А теперь немного веничком потри… И повыше, повыше немного…

— Ну, а теперь я нагнусь… Теперь меня! — сказал раскрасневшийся Антти. И тогда Юсси стал орудовать веником, покрикивая:

— Нагнись больше! Нагнись так, чтобы руки уперлись в скамейку, а то спина твоя уж очень трясется.

— Веничком, веничком потри теперь, — попросил Антти.

Согнувшись в три погибели и держась за скамейку руками, Антти снова сказал своему приятелю:

— Девчонка сказала, что пойдет за тебя, и это очень обрадовало старика Хювяринена.

— А как могло быть иначе… Хочешь, веничком потру эти твои толстые места?

— Потри, пожалуйста…

— Ляг животом на скамейку, тогда приятней будет. А то иначе уж очень твоя спина колышется, — уговаривал Юсси.

Антти лег на скамью. Содеем уже красный, разморившийся, он все еще упрашивал приятеля:

— Бока потри… Теперь там, пониже… О-ох, хорошо…

— Жирная у тебя спина… как студень трясется, — сказал Юсси.

— Моя спина еще ничего, а вот спина Пирхонена… Вот в той спине хватает жиру, — скромничал Антти.

Поскольку речь зашла о жирных спинах, Юсси одобрительно отозвался о ленсмане:

— Это что, твой Пирхонен… Вот спина ленсмана из Липери — вот это спина… Такую спину попарить в бане — заплясало бы все его жирное мясо…

— Что говорить, объемистая у него спина. С такой спиной не стыдно быть ленсманом и в большой волости, — сказал Антти.

Когда первая часть банной процедуры была закончена, Ватанен предложил:

— Теперь давай еще раз пустим пар и обольемся горячей водой. Сначала ты возьми ковшик и обливайся.

Опять баня наполнилась паром. Ихалайнен восторженно сказал:

— Вот теперь чувствую, что кости мои размягчились. Славно помогает баня крестьянину.

— Она хорошо помогает! — ответил Юсси.

Всю прелесть бани они использовали до конца. Теперь они рядышком сидели на скамье, как банные боги на своем троне. Кожа их распарилась докрасна, и с кончиков носов скатывались на пол капельки пота. Слышалось блаженное пыхтение:

— Пф-ф… Ф-фа… Ф-фу-у…

Оба сидели и отфыркивались, как пара дрессированных лошадей.

Юсси Ватанен стал философствовать:

— Уметь жить — это большое искусство. Но чтоб в бане попариться и так, чтоб все наше грешное тело получило бы полную радость в этой земной жизни — вот тут требуется еще больше ловкости.

Антти вспомнил покойного Симонена:

— Вот он умел париться. И так красиво парился, что вся его родня сбегалась посмотреть на это. И все были согласны от рождественского кофе отказаться, только чтоб не; пропустить этого зрелища.

Теперь приятели сидели рядышком в облаках пара и наслаждались покоем. Подумав. Антти сказал:

— Интересно, имеются ли бани на небесах?

— Ну, там им без этого, наверно, тоже не обойтись, — ответил Юсси, думая о своем.

Наконец вся банная процедура была закончена. И вот, надевая рубашку, Юсси опять коснулся своего дела, философски сказав:

— Ведь я подумал, когда шел в баню, что дочь Хювяринена не такая уж круглая дура, чтоб не увидеть в этом деле своей выгоды. Все-таки она к причастию была допущена, а ведь у нас в Липери не допускают к причастию круглых идиоток.

— Нет, таких не допускают к причастию… Да ты что, дегтем, что ли, смазал свои сапоги, уж больно несетч от них? — спросил Антти.

Юсси ответил:

— Дегтем… Да и отец Анны-Кайсы не дурак, он бы живо ее одернул, если б она сама не догадалась согласиться… Ты штаны свои ищешь?

— Штаны.

— Да вот же они.

Юсси бросил Антти его брюки, и это обстоятельство опять-таки позволило ему вернуться к радостной теме:

— Вот, скажем, штаны стирки просят… А уж если, нет своей бабы, то как-то противно каждую неделю просить чужого человека постирать да еще платить ему за это.

Натягивая свои штаны, он самодовольно добавил:

— А когда дочь Хювяринена станет хозяйкой в моем доме — вся эта грязь с моих штанов исчезнет после первой же стирки и полосканья. Любо будет мне тогда надевать такие штаны!

— Еще бы, — пробурчал Антти. Они оделись и направились к дому.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒