Джой У Хилл 4 страница

Она снова стала опускаться к его ногам. Повернув голову, он слегка куснул ее за внутреннюю часть ноги, пытаясь удержать, но она продолжала движение, и подол халата прошелестел по лицу, оставив ее запах. Перешагнув через его плечи, она опустилась на кровать. Когда халат сполз с его лица, она добралась до его бедер. Лисса обернулась и на какое‑ то мгновение подала ему надежду, что сейчас сядет на него, окажет ему эту милость.

Вместо этого она уселась ему на живот и развязала халат, уронив его с плеч и стянув, так что она сидела на Джейкобе совершенно голая. Он окинул ее взглядом. Его дама сердца. Его госпожа. Он сделает все, что она захочет, только бы она его приняла.

Как все урожденные вампиры, она была совершенна. Ни пятнышка на бледной коже, никаких воспоминаний детства в виде шрамов. Теперь Джейкоб видел то, что уже знал, отведав ее нежной киски, – что у нее нет шелковистых черных волос между ног.

Пока он смотрел, она засунула себе между ног руку, стимулируя себе клитор. Снова начав двигать задом, она терлась о его живот. При каждом движении она ягодицами касалась о его члена, словно танцуя волнообразный танец.

У него пересохло в горле, когда она выгнулась назад гибким движением, чтобы провести влажными пальцами по внутренней стороне его правой ноги и левой ноги, спиной отогнув его член под тем же углом, под каким отклонилось тело. Провела ладонями по внешней стороне его икр, потом по ляжкам, помечая его своим запахом. В этом положении, если игнорировать ноющую шею, он мог посмотреть вниз вдоль своего тела – на ее неприкрытую киску во всей красе.

Она продолжала раскачиваться на нем тем же повторяющимся, медленно перекатывающимся движением. Он застонал, когда из нее снова брызнули соки. Продолжая выгибаться, она снова рукой стала массировать себе клитор.

Ее бледное лицо пылало. Закинув руки за спину, она схватила его член. Используя свою росу, чтобы смочить его ствол, она прижалась к нему задом и стала тереться. Медленно, вверх‑ вниз.

– А ты знаешь, когда кошки трутся о тебя мордой, то помечают тебя своим запахом? – спросила она.

Он не знал, так же, как то, сколько стоит газета или кто сейчас президент. Он был загипнотизирован скольжением ее тела, ощущением ее зада, обжимающего его член, скользящего вверх и вниз. Ее торс изогнулся, маленькие груди трепетали, блестящие волосы разметались по плечам.

– Если я решу держать тебя, я часто буду вот так помечать тебя, чтобы другие вампиры знали, что ты мой. У нас отличное обоняние.

Она резко высвободилась и склонилась над ним, грудь пришлась ему как раз у рта.

– Угоди мне, Джейкоб.

Он хотел кусаться, как бешеное животное, но все же опомнился настолько, чтобы деликатно сомкнуть губы на ее соске. Его член был твердым и разбухшим, он скользил так близко к ее киске, что Джейкобу хотелось стонать. Он никогда не ставил себе цели так убедительно пользоваться языком. Сосать женскую грудь – почти такое же тонкое искусство, как и слизывать соки из ее лона. Если мужчина может преодолеть свое восхищение сосками и просто стимулировать их во время акта, награда бывает велика.

Он вылизывал ее медленно, методично, умывал ее, как кот, и был вознагражден мурлыканьем. Зарыв в его волосы пальцы на мгновение, она отпустила его, чтобы вытянуть руки вдоль его скованных рук, сомкнув ладони на его запястьях под браслетами. Теперь он пометил ее – влагой своего рта на ее груди, жидкостью с головки члена, настырно колотящегося о ее ягодицы и бедра.

Когда мурлыканье перешло в рычание, а ее движения стали более настойчивыми, он пустил в ход зубы. Теперь он схватил сосок, укусил, придержал, жестко нажимая, и в это же время быстро щекоча его языком, отпустил, чтобы кровь могла прилить обратно, потом повторил.

Ее киска скользила по его животу, она терлась клитором о его рельефные мышцы. Чувствуя ее на себе, он не мог сдержаться и трахал воздух, чтобы дать знать, как он хотел бы оказаться в ней.

Она сунула ему в рот другую грудь. Теперь он действовал грубее, покусывал, сильно тянул, а движения ее бедер становились все более неистовыми. Когда он расслышал ее неразборчивую мольбу, он понял, что эта женщина вот‑ вот утратит над собой контроль. Он стегал ее языком, тянулся, чтобы достать ее членом, она бешено двигалась на нем с яростностью женщины, стирающей на ребристой доске.

Когда она была на грани оргазма, он продолжал теребить ее груди, чувствуя, как твердый сосок трется о щетину на его щеке, она дернулась вперед, навалившись на него со страстью, разведя бедра как можно шире, чтобы клитор полностью соприкасался с его твердым животом, упираясь коленями в постель. Ее плоть конвульсивно сокращалась на нем, она вскрикнула на такой чистой ноте удовольствия, что заставила его член биться и пульсировать, потому что сама она была вне досягаемости.

Она кончала долго. Оргазм исторгал из нее крики, потом тихие хриплые стоны, она содрогалась, свесив голову, и волосы закрывали ее лицо. Как и оргазм в салоне, это было расслабление женщины, которая слишком долго себе отказывала. Как будто она только что вышла из добровольного заточения и разрешила себе получить удовольствие от мужского тела, какого давно не имела.

Она упала на него, и ее тело изогнулось. Когда же отодвинулась, прижимаясь виском к его плечу, она пристроилась щекой ему в подмышку, словно желая быть настолько близко, насколько это возможно.

Когда она вытянула руки, задев его скованные наручниками ладони, он сплел свои пальцы с ее, держа их с простой и свободной интимностью. Ее ресницы овевали его кожу, она закрыла глаза, прижалась виском к виску. Жгучее, почти духовное удовольствие, которое он испытывал от нее, было достаточным, чтобы отвлечь его от мучительной боли из‑ за самой сильной эрекции, какую он у себя помнил.

Наконец по Лиссе прокатилась последняя дрожь. Джейкоб оставался неподвижным потом повернул голову, дыша ей в волосы. На верхней части торса он чувствовал ее груди. Хотя он мучился, почему‑ то ему хотелось, чтобы они вот так остались навсегда, он знал, что доставил ей удовольствие, ощущая ее тихую радость.

Неохотно разжав пальцы, Лисса поднялась, прижимаясь задом к его стоячему члену. Глядя в голубые глаза, в которых было столько желания, что она снова задрожала, она пробежала пальцами с напускным безразличием по затвердевшим утолщениям его сосков, по мышцам, взмокшим от ее оргазма.

– Я тебя предупреждала, Джейкоб, – сказала она тихо. – Ты ослушался.

– Разве вы не рады? – голос его был хрипловатым, таким сексуальным из‑ за неутоленного желания, что Лисса захотела его снова и всего.

– Рада, – просто сказала она. – Но ты не радуйся. Я вернусь через час.

Поднимаясь над его обнаженным телом, она увидела, как его охватывает прилив ярости, вызванный сексуальной фрустрацией, такой, какая не бывает и у волка‑ самца, привязанного рядом со сворой течных самок.

– Прежде чем ты скажешь хоть слово, – сказала она еще тише, – вспомни, что это твой выбор. Если тебе трудно подчиняться моим командам, я освобожу тебя и предоставлю идти своим путем. Ты этого хочешь, Джейкоб?

Она сохраняла непроницаемое, нечитаемое выражение, а внутри нее голос вопил об уступке. Он уйдет, а ты его хочешь. Ты хочешь его сильнее, чем кого бы то ни было до сих пор. Проклятый Томас.

Если сказать эти слова много‑ много раз, подействует ли это там, куда ушел монах после смерти? Она была достаточно суеверна, чтобы помолиться и отменить проклятие, хотя казалось странным молиться в момент, когда тело еще дрожит после оргазма и требует совсем другого.

Она ничего так не хотела, как поцеловать оскаленный рот Джейкоба, почувствовать на его губах свой вкус, оседлать этот восставший член, ощутить соединение. Она только удовлетворила потребность, не дав себе той интимности, которой жаждала. А он так рассердился, что, очевидно, не был готов ответить на вопрос. Хорошо. Это дает ей возможность собраться с чувствами, увеличить дистанцию между ними.

– Ну, раз ты не отвечаешь, я оставлю тебя одного, подумай.

Она могла найти много объяснений тому, почему так хотела Джейкоба. Вынужденное безбрачие, знания Томаса относительно того, что ее привлекает, одиночество, и, вероятно, отчасти все это было правдой. Но было и что‑ то еще. Когда он смотрел на нее, она чувствовала, что нашла что‑ то драгоценное, и было бы безумием это упустить. Может, Томас применил черную магию, чтобы убедить ее взять Джейкоба в услужение?

Он выбрал ей мужчину, который был всем, что она хотела, и ничем, что ей было нужно. Но если она рехнется настолько, чтобы оставить его себе, он должен усвоить основной урок, который она пыталась ему преподать. Иначе его время в ее мире будет кратким по причинам куда более серьезным, чем утрата положения в ее домашнем хозяйстве.

Джейкобу хотелось ее придушить, потом подмять под себя, ощутить, как открывается ее трепещущее тело, доверяя ему доставить ей удовольствие своими руками.

На хер, на хер. И Томаса на хер, какого хера он не объяснил получше?

Но стоило задуматься, и Джейкоб вспомнил, как умирающий отмечал, что у всех вампиров иерархия должна постоянно подтверждаться конкретными заслугами. Даже у королев. Когда она приняла решение выйти за Рекса, заключив политический союз между древним азиатским королевским домом и более далекими потомками западноевропейского рода, это было ее решением. Джейкоб имел дело с женщиной, которая прожила достаточно долго, чтобы точно знать, что ей нужно делать, чтобы отстоять то, что ей принадлежит. Невзирая на внешние атрибуты культуры и цивилизации, которыми они себя окружали, вампиры привносили в свою личную жизнь и публичную политику такой уровень жестокости, что на их фоне любые человеческие проступки выглядят проделками школяров.

Он не понимал, насколько глубоко это настроение пропитало общество вампиров, проникло в их святая святых.

Джейкоб не принадлежал к тому типу мужчин, которых легко подчинить. У него к тому же был кодекс чести, которого он придерживался, несмотря на то, что все его решения выглядели бессистемными, не имеющими никакого плана. Причин оставить Гидеона было много, но в первую очередь это была некая тень, которая посещала его сны с тех пор, как он пробудился сексуально. Он вышел в мир искать ее. Гидеон подтрунивал над ним, говоря, что Джейкоб прочел слишком много ирландских народных сказок.

Джейкоб иногда сам сомневался в своем чувстве, ровно до той ночи, когда впервые увидел леди Лиссу. Воспоминание о тени разлетелось вдребезги, приведя его к настоящей женщине. Чувство стало лишь сильнее благодаря Томасу. Да, он был бродягой и мечтателем. Человеком, который был в поиске смысла судьбы почти тридцать лет своей жизни. Но это была ее судьба. Он был уверен в этом.

Однако вот это – он глянул на браслеты, ощутил ноющие мышцы – на самом деле не вписывалось в его картину.

Он заставлял себя думать, невзирая на боль, остаточную панику, ярость и неослабевающую похоть. Ему еще много надо узнать о мире Лиссы. Но в конце концов ей захочется, чтобы он был свободным. Он чувствовал это. Он это знал.

Ему надо заслужить ее доверие. Может, тогда она станет его уважать его. Свернется в его объятиях и спокойно уснет, зная, что он о ней позаботится.

* * *

Мистер Ингрем сидел на табурете, развернув вчерашнюю газету. Перед ним была пустая тарелка из‑ под яичницы, которую приготовил ему Джейкоб. Заканчивая чтение каждого разворота, Ингрем аккуратно складывал его справа от себя. Лисса подумала, всегда ли он такой скрупулезный или он так пытается предотвратить панику – его оставили без инструкций и указаний, зато под впечатляющей охраной из волкодавов. Кухня была любимым помещением собак. Бран приветственно поднял голову, но не двинулся с места. Пол был словно застелен длинными ворсистыми ковриками, разбросанными так, что при падении они приняли формы собак. Радио было оставлено на предпочитаемой Лиссой джазовой волне, и трогательная песня Расса Фримана о женщине с цыганскими глазами наполнила комнату.

– Ваш человек любезно оставил мне газету. Она отвлекала меня от мочевого пузыря, хотя, должен заметить, я уже подумывал, не воспользоваться ли чем‑ нибудь из утвари. Ваш главный тут все показывает зубы каждый раз, как я шевельнусь.

– Ближайшая ванная тут, в холле, – кивнула Лисса. – Пожалуйста, пользуйтесь, сколько понадобится. Бран, гуляй!

Шофер подпрыгнул на табурете, когда собаки подорвались, будто сквозь пол пропустили ток. Они проскакали к собачьей двери и вырвались наружу с поскуливаниями и рычанием. Меньше чем через секунду Ингрем и Лисса были одни.

Он прочистил горло.

– Я думаю, им тоже надо было выйти.

– Они все делают очень усердно, – сказала она с вымученной улыбкой. – Пожалуйста, идите, воспользуйтесь удобствами, а потом я хотела бы с вами поговорить. Как минимум поблагодарить вас за профессионализм. Уже давно обо мне не заботился хотя бы один мужчина, не говоря уж о двоих в одну ночь.

Он кивнул, вставая. По его скованным движениям она заподозрила, что все это время он не решался даже шевельнуться. Было похоже, что кровь у него застоялась, и не только кровь.

– Приношу извинения за то, что причинила вам неудобства, – добавила она, чувствуя укол совести. – Я этого не хотела.

– Это обнадеживает. – Он осторожно направился в холл. – Я уж было решил, что желание проследить, не похитил ли вас тот парень, приведет к тому, что я сам стану пленником.

– Джейкоб думал, что я захочу с вами поговорить. Я, видимо, тоже так думала, иначе собаки бы вас не задержали. – Когда Ингрем обернулся, почувствовав ее тревожный взгляд, она сказала: – Они обычно понимают, что мне нужно, раньше меня.

– Кажется, и мальчик примерно того же толка, раз попросил меня подождать.

Она предпочла не ответить, он кивнул и скрылся за углом. Лисса повернулась к вазе с фруктами, взяла апельсин и держала его, наслаждаясь ощущением от текстуры корки, а поднеся к носу – ароматом плода.

Мальчик. Шофер как будто угадал, что у нее с Джейкобом солидная разница в возрасте, несмотря на то, что она выглядит на много лет моложе. Интересно, каким будет Джейкоб, когда в его волосах появится седина? Она вообразила «гусиные лапки» вокруг его улыбчивых глаз, носогубные складки, борозды на лбу. На лице Джейкоба отражалось все: гнев, страсть, нежность, сомнение. Он слишком импульсивен, он не умеет сдерживать свои порывы.

Раз Джейкоб поклялся Томасу, он будет хранить клятву, пока она не освободит его от нее. Она это твердо знала.

– Мэ‑ эм?

Она открыла глаза и увидела в одном дверном проеме водителя. К другому прислонился Джейкоб.

Она оставила ключ от наручников на кровати. Но даже если бы он сумел дотянуться до ключа, он не мог вставить его так, чтобы отпереть браслеты. И тем не менее вот он, здесь.

Что бы ни собирался сказать водитель, он придержал это при себе, уловив напряжение в воздухе. Джейкоб надел только джинсы. Она‑ тo думала, что может читать по его лицу, и действительно прочла разнообразные эмоции. Бурлящий гнев, фрустрация, колющее желание. Но смешанные вместе, эти чувства образовывали нечто, что она не могла интерпретировать, как язык, о котором она знала только то, что он есть.

Выпрямившись, он двинулся к ней. Шаг. Другой. В его походке была плавная грация, тренированная сила. Взгляд Лиссы скользнул по мышцам, гладко перекатывающимся на спине и плечах, по талии, отметил, как двигаются его бедра, задержался на выступе в области паха…

Он подошел и упал на одно колено, немало ее удивив. Подняв руку, разжал ладонь, чтобы предложить ей ключ.

– Я могу не понимать тех игр, в которые вы, как вам кажется, должны играть. Но для меня это не игра. Я предложил вам себя добровольно и продолжаю на этом настаивать.

Она не смотрела на часы, потому что знала, который час, в любую минуту. Прилив и отлив ее жизненной силы зависел от восхода и захода солнца. Но ей показалось, что время пропустило удар. Она потеряла пару секунд, всего лишь пытаясь разгадать загадку мужчины, стоявшего перед ней на коленях.

– Я подумаю, – сказала она наконец. – Но тебе тоже следует это сделать. Жизнь, в которую ты попадешь, вся будет состоять из игр, для которых, возможно, ты слишком чист душой. Если ты останешься со мной, душа твоя испортится. Или хуже, будет смертельно ранена. Я не буду тебе другом. Я могу быть беспощадней, чем ты можешь вообразить.

– И чем же это отличает вас от любой другой женщины? – Его голубые глаза блеснули, но рот сохранял твердую решительную линию. – Мужчина, который не проверяет стойкость своей души, не такой уж и мужчина, миледи. Мое предложение служить вам остается в силе. – Их взгляды встретились. – И вам нелегко будет мне отказать.

– Хм, – она повернулась взглянуть на водителя. – Если вам надо кому‑ то позвонить, телефон тут.

Она чувствовала, как внимание Ингрема переходит то на нее, то на Джейкоба. Может, он пытался понять, кого из них следует первым сдать в психушку. Она понимала, что мистер Ингрем прост, как домашний суп. А Джейкоб – зелье из сложных составляющих, и к тому же он сильно действовал на нее своим провоцирующим запахом.

– Я позвонил боссу по мобильнику, пока ждал вас. Сказал, что буду поздно, не знаю, на сколько задержусь. Дал ему адрес, на случай, если ему придется приехать забирать мое расчлененное тело из холодильника в подвале.

Он сказал это небрежно, снова ее позабавив. Он был несовременным – знающий, тактичный, сдержанный, но вполне уверенный. В комнате было полно несовременных, и при этом очень разного возраста. Судьба – интересная тварь.

– Я бы хотела предложить вам работать моим водителем, – решила она. – Это будет сопряжено со многими переездами. Я часто перемещаюсь по южным штатам. Жилая зона и спальни за холлом, там, где ванная, это помещения для моих служащих. В других моих домах все устроено примерно так же. Я знаю, что у вас нет семьи, кроме взрослого сына, который недостоин носить ваше имя. – Он вздрогнул, но она продолжила: – Я бы платила вам, сколько вы заслуживаете, что примерно вчетверо больше, чем ваш нынешний годовой доход, и покрывала бы ваши расходы. Ну там еда, газ и так далее. Ваше содержание не было бы обременено ежедневными тратами на жизнь.

– Звучит‑ то получше того, что она предлагает мне, – прокомментировал Джейкоб, перемещаясь к центру островка, чтобы сесть на табуретку.

– Для тебя у меня другое применение. – Она подарила Джейкобу неприязненный взгляд. – Я планировала посадить тебя во дворе на цепь и кормить остатками, которые не станут есть мои собаки.

– А я не буду спать в ногах кровати?

– На полу – если будешь себя хорошо вести.

Ее слова вызвали все ту же полуулыбку. Он уселся и сложил руки на голой груди. Колени разведены, одна нога на полу, вторая зацепилась за ножку табуретки. Он выглядел столь же соблазнительно, как свежая кровь из раны. Ей захотелось налить бокал любимого вина и закусить Джейкобом первый глоток.

Она покачнулась от силы чувства, и это напомнило ей, что вскоре ей предстоит решить проблему питания. Обретя равновесие, она подумала, что не проявила никакой слабости, но быстрый взгляд показал, что глаза Джейкоба сузились. Он явно был чрезвычайно внимателен к мелочам. Обычно в слуге это благословение, но в данном случае – проклятие.

– А вы что думаете, мистер Ингрем? – спросила она.

Тот приблизился на шаг, но оставил между ними кухонный островок.

– Я не уверен, что мой дух так же силен, как у этого мальчика, – осторожно сказал он. – Вы хотите больше, чем просто водителя, вот что мне кажется. Было бы нечестно взяться за работу, а потом пойти на попятный, так что мне надо знать, с чем я по правде имею дело.

Она ясно поняла, что «с чем» относилось к ней.

– Я вампир, – просто сказала она. – Можете в это не верить. Можете считать, что я психически нестабильна, и вежливо, но поспешно откланяться. Но вы просили по‑ честному. – Она наклонила голову. – У меня есть враги. Много. Поэтому я принимаю много предосторожностей у себя во владениях и когда выхожу за их пределы. Пока я появляюсь, готовая к встрече с ними, они вряд ли даже нападут. Они ждут только мига слабости. Так уж заведено в нашем мире. Мои враги также редко метят в штат служащих, разве что слуга будет служить сразу им и мне. Но об этом я вас никогда не попрошу.

– Это великодушно, мэм. Но я не трус. И меня не так просто убить, – его черные глаза блеснули.

– Я не сомневаюсь в вашей храбрости, но они убили бы вас так же легко, как прихлопнули бы муху, и это бы их не остановило, – сказала она спокойно. – Вампиру трудно найти хороших слуг, поэтому мы не жертвуем ими легкомысленно. Бывает, что вампир убьет другого вампира и тут же предложит слугам убитого места в своем доме. В конце концов, дескать, работали на одного, какая разница, поработаете на другого. – Она приподняла плечо. – Хотя некоторые не дали бы вам выбора. Так что это работа на меня связана с опасностью.

Водитель снял кепку, почесал в голове. В коротко стриженном войлоке его волос проглядывала седина.

– Я подозреваю, что особа в ваших обстоятельствах должна нарушать какие‑ то законы, чтобы жить под радаром. Поэтому я вот что хочу знать, мэм, нарушали ли вы то, что я считаю одной из самых важных заповедей. Вы убивали?

Под ее ироничным взором он выпятил челюсть.

– Я сам ее нарушал, когда служил. И даже на этой работе – раз или два. Я знаю, что человеку это дается нелегко, поэтому и спрашиваю.

Лисса поджала губы.

– Невероятно честный вопрос. Вы спрашиваете, чтобы у вас было время придумать, как выбраться из этого дома? Если в этом дело, вон дверь. Ни я, ни мои собаки не задержат вас, и я ничего плохого вам не пожелаю.

Ингрем глянул на дверь, потом на Джейкоба.

– Он еще не связан службой у меня, – сказала она ровным тоном. – Он тоже пока может свободно уйти. Если я решу его взять, уверена, что пожалею об этом, потому что он зануда.

Джейкоб мудро решил не отвечать. Тем временем Ингрем прокашлялся.

– Я знал, когда вы сели в мою машину прошлым вечером, что вы не из людей, мэм. Я такое чую. Вы не первая из ваших, кого я возил.

Это было неожиданно.

– Однако. И все же вы меня повезли. А большинство бы отказались.

– Я подумывал уехать. Но когда я говорю, что выполню работу, я выполняю. Никогда не оставлял без поездки никого, кто платит моему боссу.

Несколько минут они молча изучали друг друга. Ночь шла к концу. Лиссе хотелось лечь. Она редко допускала, чтобы физические факторы влияли на ее решения, но, возможно, это был один из тех нечастых случаев. Она уже приняла сегодня несколько импульсивных решений. Однако, глядя, как большие руки Илайджи Ингрема крутят кепку – методично, словно иллюстрируя вращение шестеренок у него в голове, – она поняла, что мыслит вполне здраво. Ей надо только ускорить процесс переговоров.

– Ладно, – она уселась прямо напротив него, – когда я беру человека‑ слугу, то получаю кровь от него. Если он следит за своим здоровьем и соблюдает диету, это меня устраивает, и я не ищу дополнительной крови. Если я где‑ то, где его нет, а мне нужна кровь, я могу соблазнить и временно завладеть сознанием кого‑ то еще, чтобы взять кровь у него. Не смертельное количество. Мы предпочитаем знать анамнез наших доноров, поэтому так случается только изредка.

Она помолчала, ее взгляд переходил с одного на другого.

– Раз в год, чтобы оставаться в полной силе, я должна взять здорового взрослого человека в расцвете жизни и выпить досуха. Я забираю его жизнь, – тихо добавила она, чтобы не было недосказанностей. – Он должен быть приличным человеком, не из подонков общества. Кровь, зараженная злом, влияет на вампиров… отрицательно.

– А если его выпить, он вампиром становится?

Вопрос поступил от мистера Ингрема, потому что, конечно, Джейкоб все это знал. Однако она видела его сжатый рот, острый взгляд. Он мог это знать, но слышать это ему было не легче.

Она покачала головой.

– Для этого надо осушить тело, но для превращения человека надо ввести ему специальный фермент. Эту особь нужно подготовить тремя разными метками, как и слугу, а еще он сначала должен испить крови своего… изготовителя.

– Вы всегда берете мужчину? В смысле на убой.

Она обдумала вопрос. Его поколение придерживалось определенных моральных устоев, которые он никогда бы не отмел, независимо от обстоятельств. Это предполагало не только мотив вопроса, но и правильный ответ на него.

– Всегда мужчину. Никогда женщину. Совершенно исключено, чтобы ребенка.

Она не стала добавлять, что выбирает здорового самца, потому что она самка вампира. В этом случае у мужской крови лучше вкус. Слаще.

По выражению лица Джейкоба она увидела, что он понял ее ответ так, как не понял мистер Ингрем. И не в восторге от ее откровения. Она решила не обращать внимания на странный приступ похоти, который запустила в ней его собственническая реакция. Очевидно, что это лишь побочный эффект ее лекарства.

– Я стараюсь изымать личность с немногими связями, но это непросто, если искать порядочного человека. Когда я иду на охоту, мои шофер и слуга – потому что лучше, чтобы были оба, хотя и не обязательно – помогают мне с перевозкой и избавлением от трупа.

Действительно ли Джейкоб понимал, что от него потребуется во время ежегодного убийства? Или как с требованием сексуальной подчиненности, не уловил значения этого, потому что это слишком далеко от его представления о мире? Если он охотился на вампиров, он не мог быть совсем уж несведующим. И все же она задумалась, прежде чем продолжить:

– Если я не сделаю этого раз в год, я ослабну. За десять лет я стану живым трупом даже при регулярном питании. Это разновидность того, что вы называете трупным окоченением. Неспособная двинуться, я бы страдала от истощения целую вечность. Видимо, из этого получаются мифы о том, как восстают наши мертвецы. Человек, наткнувшийся на вампира в таком состоянии, оказывается слишком близко, а вампир еще достаточно силен, чтобы схватить его, удержать и восстановить часть своих жизненных сил, выпив его досуха. Но вампир потеряет некоторые свои способности от депривации, а контроль за его тягой к крови будет намного жестче. Человеческая кровь в смертельном количестве от живого донора один раз в год – единственное, что предотвращает дисбаланс.

– А есть ли такие, кто делает это чаще раза в год?

Водитель явно сохранил способность рассуждать, раз уловил тонкости недосказанного – и сказанного тоже.

– Да, – Лисса кивнула. – Для удовольствия. Для дополнительной силы, которую это им дает, вроде передозировки витаминов. Но я не из тех вампиров.

На число людей, которых мог убить в год один вампир, было наложено ограничение.

Она считала, что оно слишком высоко, но поскольку не состояла в Совете, ее влияние сохраняло эту квоту более низкой, чем было предложено изначально. Ей пришлось удовлетвориться этим.

Ингрем сглотнул. На челюсти вздулись мышцы.

Благодарю за объяснение. Я понял, что по вашему образу мыслей вы обращаетесь с этой личностью, как я с обедом. Но когда ты сам все равно что обед, это другое дело.

– Мы, может, и похожи на людей обликом, но вампиры – это другой вид. Мы существуем и процветаем в очень различной среде. Мы очень многое не понимаем друг о друге.

Ее голос становился все менее выразительным, жесты – скупыми. Снова чувствуя пристальное внимание Джейкоба, Лисса поняла, что показывает свою усталость. Хотя ей не обязательно было прятаться при первом проблеске солнца, этот вечер, в том числе эпизод с обмороком, измотал ее. На данный момент она сделала все, что могла. Если они хотят уйти, что же, ну и хорошо. Но при этой мысли ее взгляд вернулся к Джейкобу, его голым плечам и жесткому рту. Желание сжалось холодом у нее в животе.

– Таковы мои взгляды, – продолжила она, – но не весь мой вид их разделяет. Многие рассматривают вас как орудия, пищу для развлечений, еду, объекты экспериментов. Так же, как вы смотрите на другие виды. Не ровня ни в каком смысле, не заслуживаете никаких прав, кроме тех, что мы вам дали. Существа, с которыми обходятся как с пищей, вместо разумного существа с собственным правом на существование. – Она подняла плечо. – Это вполне понятно. По большей части, самые слабые из нас превосходят вас в силе и долгожительстве. Большинство из нас, кто дожил до ста лет, превзошли вашу эмпирическую разумность, потому что если нет, до двухсот мы не доживаем.

– То есть вы не согласны с такой точкой зрения? – Джейкоб старательно обдумывал ее слова, и это было очень заметно.

– И да и нет. Я хищник, Джейкоб, а люди – моя дичь. Я никогда не рассматривала их в приятном для тебя или твоего вида аспекте. Но как охотник в конце концов научается уважать оленя, убивая лишь немногих и с большими перерывами, и только когда это необходимо для еды, я научилась тому, что гораздо важнее для вас. Сущность, ценность которой отдельна от моих нужд. Но если человек может жевать и гамбургер, и овощной салат, представляющий еду из нижней части пищевой цепочки и способный его вполне прокормить, для вампира нет такого выбора. Только человеческая кровь.

Прошло с четверть минуты, она ждала. Джейкоб взял ключи Ингрема со стойки, когда водитель в последний раз поднял глаза, с видимым усилием встретившись взглядом с Лиссой.

– Я подумаю об этом, но если вы… я, скорее, скажу «нет». Просто есть такие вещи, которые человеку трудно сделать. Трудно смотреть, как кошка играет с мышью, и не помочь мыши. Я мог бы, наверное, возить вас, пока вы здесь, на всякие ваши маникюры и по делам. Об этом я тоже подумаю. Что до остального, я не уверен, что во всем этом я ваш человек.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒