Annotation 10 страница

В шесть утра Джульетта вышла на работу в первую смену, вновь и вновь мысленно воспроизводя разговор с Уокером. Когда она появилась в диспетчерской, несколько находившихся там техников встретили ее долгими аплодисментами. Нокс лишь зыркнул на нее из угла, вновь став грубоватым и неприветливым. Он уже поздравил ее с возвращением и не собирался делать этого снова. Она поздоровалась со всеми, кого не видела накануне вечером, и взглянула на список работ. Ей было трудно сосредоточиться на словах. Джульетта не могла отделаться от мыслей о бедняге Скотти: как он сопротивлялся, охваченный паникой, пока кто-то большой и сильный — или сразу несколько человек — его душил. Она подумала о его тщедушном теле, на котором наверняка осталось множество признаков насилия и которое вскоре станет питать корни на ферме. Подумала о супружеской паре, лежащей рядом на холме и заведомо лишенной шанса уйти дальше, заглянуть за горизонт. Джульетта выбрала из списка работу, почти не требовавшую умственных усилий, и подумала о бедных Джанс и Марнсе и о том, какой трагической оказалась их любовь — если она правильно догадалась о чувствах Марнса. Ей отчаянно хотелось поделиться своими знаниями со всеми, кто был в диспетчерской. Она обвела взглядом Меган и Рикса, Дженкинса и Марка и подумала о небольшой, сплоченной армии, которую она может собрать. Бункер прогнил до сердцевины, злодей оказался на посту мэра, отличного шерифа сменила марионетка, а хорошие мужчины и женщины так или иначе умирали. Смешно было даже представить: она возглавляет отряд механиков, ведет его на штурм верхних этажей и устраняет несправедливость. А что потом? Не о таком ли восстании им рассказывали в школе? Не так ли оно началось? Одна-единственная дура с горячей кровью завладела сердцами легиона дураков? Джульетта отправилась в насосную, влившись в утренний поток механиков, но думая больше о том, что следовало бы сделать наверху, чем о том, что нужно починить внизу. Она спустилась по одной из боковых лестниц, заглянула в кладовку, чтобы прихватить тяжелую сумку с инструментами, и потащила ее в одну из глубоких шахт, где насосы работали постоянно, откачивая из бункера воду. Кэрил, переведенная из третьей смены, уже трудилась возле бассейна шахты, накладывая заплаты на крошащийся цемент. Она помахала ей мастерком, Джульетта чуть кивнула и выдавила улыбку. Отключенный насос-преступник висел на стене, запасной насос рядом с ним старался изо всех сил, разбрызгивая струи сквозь пересохшие и потрескавшиеся уплотнения. Джульетта заглянула в бассейн проверить уровень воды. Над ее мутной поверхностью едва виднелась нарисованная краской девятка. Джульетта быстро подсчитала, зная диаметр бассейна и то, что он заполнен почти на девять футов. Хорошей новостью стало то, что у них в запасе почти день, прежде чем намокнут ботинки. В худшем случае они заменят насос на восстановленный из запчастей и поругаются с Хендриксом из-за того, что взяли этот насос со склада, вместо того чтобы чинить имеющийся. Начав разбирать отказавший насос, то и дело поливаемая брызгами из его меньшего протекающего соседа, Джульетта задумалась о своей жизни, учитывая новую перспективу, открывшуюся после утренних размышлений и разговоров. Бункер всегда был чем-то таким, что она воспринимала как должное. Священники говорили, что он существовал всегда, сотворенный заботливым Господом, и что он способен обеспечить людей всем необходимым. Джульетта давно усомнилась в этой байке. Пару лет назад она оказалась в первой бригаде, сумевшей пробурить скважину глубиной в три километра, чтобы добраться до нового месторождения нефти. Тогда она получила представление о масштабах мира внизу. А потом она собственными глазами увидела внешний мир, с его призрачными полосами дыма — облаками, — плывущими удивительно высоко. Она даже увидела звезду, а до нее, как говорил Лукас, и вовсе непостижимо далеко. Какой бог сотворил бы так много земли внизу, так много воздуха наверху — и всего лишь какой-то жалкий бункер посередине? И еще был древний полуразрушенный город на горизонте, и картинки в детских книжках. И то и другое словно давало подсказки. Священники, разумеется, говорили, что горизонт есть доказательство того, что человеку не суждено его достичь и пересечь. А книжки с выцветшими картинками? Это лишь богатое воображение авторов, от которых в свое время избавились из-за создаваемых ими проблем. Но Джульетта видела в этом отнюдь не плоды богатого воображения. Она провела детство в роддоме, по нескольку раз перечитала все книжки, и вещи, которые они описывали, равно как и чудесные представления актеров на базаре, казались ей более осмысленными, чем тот ветхий бетонный цилиндр, в котором они жили. Джульетта отсоединила последний шланг и начала отделять насос от мотора. Стальная стружка намекала на поврежденную крыльчатку, а это означало, что нужно извлечь вал. Работая автоматически и выполняя последовательность действий, которые она в прошлом совершала неоднократно, Джульетта думала о множестве животных, населявших те книжки. Большую часть этих животных никто уже не видел собственными глазами. Она предположила, что единственная выдумка заключалась в том, что все животные говорили и вели себя по-человечески. В нескольких книжках такие фокусы проделывали мыши и курицы, а она точно знала, что уж они-то говорить не могут. Все прочие животные должны были где-то существовать — или существовали в прошлом. Она чувствовала это нутром, наверное, потому, что они не представлялись ей такими уж фантастическими. Все они были созданы по одному принципу, совсем как насосы в бункере. Одно животное сотворено по аналогии с другим: некая конструкция оказалась пригодной, и кто бы ни разработал первую, он же разработал и все остальные. В бункере содержалось куда меньше смысла. Бог его не создавал — его, скорее всего, разработал Ай-Ти. Это была новая гипотеза, но Джульетта начинала верить в нее все больше и больше. Они контролируют все важные части бункера. Очистка есть высший закон и глубочайшая религия. И то и другое взаимосвязано и располагается за неприступными стенами Ай-Ти. Есть и другие намеки — то, как компьютерщики отдалены от механического отдела и как расположены офисы помощников шерифа. Не говоря уже о статьях Пакта, практически гарантирующих неприкосновенность компьютерному отделу. А теперь обнаружилась вторая цепочка снабжения и серия заведомо дефектных запчастей, которые и были реальной причиной того, почему время выживания снаружи не удается продлить. Они создали этот бункер, и они же заперли в нем всех. От возбуждения Джульетта едва не сорвала болт. Она обернулась взглянуть на Кэрил, но та уже ушла. Заплата на сером бетоне выделялась более темным пятном — вскоре оно высохнет и сольется со стеной. Джульетта обвела взглядом потолок насосной, где тянулись и переплетались кабелепроводы и трубы. Несколько паровых труб располагались сбоку, чтобы от их жара не расплавилась изоляция кабелей; с одной из труб свисала полоска термоленты. «Ее скоро потребуется заменить», — подумала Джульетта. Этой ленте было уже лет десять, а то и двадцать. Она вспомнила украденную ленту, из-за которой оказалась в центре скандала: та лента выдержала бы здесь от силы двадцать минут. В этот момент Джульетта и поняла, что должна сделать. Устроить так, чтобы у всех упали повязки с глаз. Оказать услугу следующему глупцу, который что-то ляпнет или осмелится подумать вслух. И это будет легко. Ей даже ничего не придется делать самой — все сделают за нее. Понадобится лишь убедить кое-кого, а убеждать она умеет отлично. Джульетта улыбнулась. Пока она извлекала из насоса сломанную крыльчатку, в голове у нее сложился список необходимого. Чтобы решить проблему, потребуется лишь заменить одну или две детали. И это будет идеальным способом добиться того, чтобы все в бункере снова стало функционировать правильно.
Джульетта полностью отработала две смены; онемевшими от усталости руками она донесла инструменты до кладовки и направилась в душ. Там она обработала ногти над раковиной жесткой щеткой, решив поддерживать их в чистоте, как она делала наверху. Джульетта шла в столовую, предвкушая целую миску калорийной еды вместо жидковатого рагу из кролика в кафе на первом этаже. Шагая через вестибюль, у входа она увидела Нокса, беседующего с помощником шерифа Хэнком. По тому, как они повернулись и уставились на нее, она поняла, что говорили о ней. Сердце у нее сжалось. Первое, что пришло в голову, — что-то случилось с отцом. Или с Питером. Кого еще они могли у нее отнять из тех, кто был ей дорог? Они не стали бы сообщать ей что-либо о Лукасе, потому что не знали об их знакомстве. Она резко повернулась и направилась к ним, когда они двинулись ей навстречу. Выражения их лиц подтвердили ее опасения. Произошло нечто ужасное. Джульетта не обратила внимания, что Хэнк потянулся к наручникам. — Мне очень жаль, Джулс, — произнес он, когда они оказались рядом. — Что случилось? — спросила Джульетта. — Что-то с отцом? Хэнк смущенно наморщил лоб. Нокс покачивал головой и жевал бороду. На помощника шерифа он смотрел так, будто собирался его съесть. — Нокс, что происходит? — Прости, Джулс. Он покачал головой. Кажется, он хотел сказать еще что-то, но не мог. Хэнк взял ее руку. — Ты арестована за тяжелое преступление против бункера. Хэнк говорил так, как будто декламировал печальное стихотворение. На ее запястье сомкнулась сталь. — Ты будешь осуждена и приговорена в соответствии с Пактом. Джульетта повернулась к Ноксу: — Что это значит? Ее что, действительно снова арестовывают? — Если тебя признают виновной, тебе будет предоставлена почетная возможность, — произнес Хэнк. — Чего ты от меня ждешь? — прошептал Нокс. Его мощные мышцы подергивались под тканью комбинезона. Он стиснул кулаки, когда вторая полоска металла защелкнулась на другом ее запястье. Великан Нокс выглядел так, словно он задумывал насилие — или даже убийство. — Успокойся, Нокс, — ответила Джульетта и покачала головой. Ей была невыносима мысль, что из-за нее пострадает еще кто-то. — Если люди изгонят тебя из этого мира… — продолжал зачитывать Хэнк. Голос у него дрожал, глаза увлажнились от стыда. — Пусть будет так, — сказала Джульетта Ноксу и посмотрела мимо него. Там росла толпа возвращающихся со второй смены механиков, остановившихся посмотреть, как блудную дочь «глубины» заковывают в наручники. — …то пусть в этом изгнании все твои грехи будут прощены, — закончил Хэнк. Он посмотрел на Джульетту, сжимая цепь между ее запястий. По его лицу катились слезы. — Мне очень жаль, — произнес он. Джульетта кивнула. Стиснув зубы, она кивнула и Ноксу. — Все хорошо, — сказала она, продолжая кивать. — Все хорошо, Нокс. Пусть будет так. 29

На подъем ушло три дня. Больше, чем требовалось, но нужно было соблюдать протокол. День на путь до офиса Хэнка, ночь в его камере. Утром за Джульеттой спустился помощник шерифа Марш, чтобы проводить еще на пятьдесят этажей вверх, в свой офис. На второй день подъема ею овладело нечто вроде безразличия, и взгляды встречных людей соскальзывали с нее, как вода со смазки. Было трудно переживать за собственную жизнь — Джульетта подсчитывала все прочие несчастья, часть из которых случилась по ее вине. Марш, как и Хэнк, пытался отвлечь ее разговорами, но в ответ Джульетта смогла бы сказать лишь, что они не на той стороне. Что зло вырвалось на волю. Поэтому она предпочла отмалчиваться. В полицейском участке на среднем уровне ее поместили в уже вполне знакомую камеру, почти такую же, как в участке Хэнка внизу. Тут не было огромного экрана, просто стены из оштукатуренных шлакоблоков. Джульетта рухнула на койку быстрее, чем за ней заперли дверь, и лежала, как ей показалось, несколько часов, дожидаясь, когда ночь придет и сменится утром, когда новый помощник Питера явится за ней, чтобы сопроводить через последние оставшиеся этажи. Время от времени Джульетта по привычке поглядывала на запястье, но Хэнк конфисковал у нее часы. Вероятно, он даже не знал, как их нужно заводить. Ее часы со временем окончательно сломаются и вновь превратятся в побрякушку, в бесполезную вещь, надетую на запястье вверх ногами ради красивого ремешка. Это опечалило ее больше, чем следовало бы. Она потирала опустевшую руку, страстно желая узнать, который час, когда пришел Марш и сообщил, что к ней посетитель. Джульетта села на койке и закинула ногу на ногу. Кто станет подниматься сюда из механического? Когда она увидела по другую сторону решетки Лукаса, самообладание едва не покинуло ее. Шею свело, челюсти заныли, сдерживая всхлипы, а пустота в груди стала невыносимой. Лукас взялся за прутья, наклонил голову, касаясь лбом гладкой стали, и грустно улыбнулся. — Привет, — сказал он. Джульетта узнала его с трудом. Она привыкла видеть его в темноте, а когда они столкнулись на лестнице, она очень торопилась. Лукас оказался эффектным мужчиной с глазами старше, чем лицо. Зачесанные назад светло-каштановые волосы слиплись от пота, — наверное, он очень спешил, спускаясь сюда. — Тебе не нужно было приходить, — проговорила Джульетта мягко и медленно, чтобы не заплакать. Больше всего ее опечалило то, что кто-то видит ее за решеткой. Тот, кто, как она начала сознавать, ей небезразличен. Какое унижение… — Мы боремся за тебя, — ответил он. — Твои друзья собирают подписи. Не сдавайся. Она покачала головой. — У вас ничего не получится. Не питайте особых надежд, пожалуйста. — Она подошла к решетке и сжала прутья чуть ниже его пальцев. — А ты меня даже не знаешь. — Но я знаю, что все это чушь… — Он отвернулся, скрывая бегущую по щеке слезу. — Еще одна очистка? — выдавил он. — Зачем? — Потому что они так хотят. Их уже не остановить. Пальцы Лукаса скользнули по прутьям, сжали пальцы Джульетты. Она не могла освободить их, чтобы смахнуть слезы. Наклонив голову, она попыталась вытереть щеки плечом. — Я шел к тебе в тот день… — Лукас тряхнул головой и глубоко вдохнул. — Шел пригласить тебя на свидание… — Не надо, Лукас. — Я рассказал о тебе маме. — Ради всего святого, Лукас… — Такое не может произойти. — Он покачал головой. — Не может. Ты не должна уходить. Когда он посмотрел ей в глаза, Джульетта увидела в них даже больше страха, чем испытывала сама. Она высвободила одну руку и с ее помощью разжала его пальцы, удерживающие другую. Потом оттолкнула его ладони. — Ты должен выкинуть это из головы, — сказала она. — Прости. Найди себе кого-нибудь. Не становись таким, как я. Не жди… — Я думал, что уже нашел, — жалобно произнес он. Она отвернулась, скрывая лицо. — Уходи, — прошептала она. Джульетта стояла неподвижно, ощущая его присутствие по другую сторону решетки — мальчишки, который знал о звездах, но ничего не знал о ней. И ждала, слушая его всхлипывания и сдерживая рыдания, пока наконец не раздались его шаркающие удаляющиеся шаги.
Она провела еще один вечер на холодной койке, еще один вечер в неведении относительно того, за что ее арестовали, вечер размышлений о боли и страданиях, которые она невольно причинила. Следующий день был последним днем подъема через страну незнакомцев, сквозь доносящийся отовсюду шепот об очистке, и Джульетта снова впала в транс, механически передвигая ноги. В конце подъема ее провели в знакомую камеру мимо Питера Биллингса и ее бывшего стола. Сопровождающий тяжело опустился на скрипучий стул Марнса, жалуясь, что совсем вымотался. Джульетта ощущала некую оболочку, сформировавшуюся вокруг нее за эти три долгих дня: твердую эмаль оцепенения и недоверия. Люди не стали говорить тише, просто она их хуже слышала. И они не держались от нее подальше, а лишь казались более отстраненными. Джульетта сидела на койке и слушала, как Питер Биллингс обвиняет ее в заговоре. В мятом пластиковом пакете лежала флэшка, похожая на рыбку, которая выпила всю воду в аквариуме и сдохла. Края у нее обуглились — ее каким-то образом достали из мусоросжигателя. Был предъявлен рулон распечатки — размотанный и лишь частично измельченный в утилизаторе. Зачитаны подробности ее поисков в компьютере. Джульетта знала, что большая часть обнаруженных ими данных принадлежит Холстону, а не ей. Но был ли смысл говорить об этом? У них и так хватало обвинений на несколько очисток. Пока зачитывался список ее грехов, рядом с Питером стоял судья в черной мантии. Как будто ему действительно предстояло решить ее судьбу. Джульетта знала, что решение уже принято. И знала, кто именно его принял. Имя Скотти прозвучало один раз, но она не уловила, в каком контексте. То ли они обнаружили письмо, посланное с его электронного адреса. То ли на всякий случай собирались обвинить Джульетту в его смерти. Кости хоронят с костями, а заодно и их секреты. Она перестала слушать, отвернулась и принялась смотреть на маленький смерч, возникший на равнине и ползущий в сторону холмов. Через какое-то время он рассеялся, наткнувшись на пологий склон. Растворился, подобно стольким чистильщикам, выброшенным на едкий ветер и оставленным медленно истлевать. Бернард так и не пришел. Слишком боялся или оказался слишком умен — этого Джульетте не суждено было узнать. Она посмотрела на свои руки, на въевшуюся под ногти полосочку смазки и поняла, что уже мертва. Но почему-то ее это не тронуло. И позади нее, и впереди тянулась цепочка тел. А она была всего лишь очередной жертвой. Шестеренкой в машине, которая вращается и скрежещет металлическими зубцами, пока не износится, пока от нее не отвалятся кусочки, вызывая новые повреждения, пока ее не понадобится вытащить, выбросить и заменить. Пэм принесла ей из кафе овсянку и ее любимый жареный картофель. Джульетта оставила тарелку остывать за решеткой. Весь день носильщики доставляли и передавали ей записки из механического. Она была рада, что никто из друзей к ней не пришел. Их беззвучных голосов более чем хватало. Плакали только глаза Джульетты, все остальное в ней слишком онемело. Она читала записки, роняя слезы. От Нокса пришло простое извинение. Она поняла, что ему легче было бы кого-нибудь убить или что-то натворить — даже если бы его изгнали за это, — чем признаться в бессилии при ее аресте, о чем, как написал Нокс, он будет жалеть всю жизнь. Другие слали ей одухотворенные послания, обещания встречи на другой стороне, запомнившиеся цитаты из книг. Ширли, наверное, знала ее лучше всех, потому написала краткий отчет о работе генератора и новой центрифуги для нефтеперегонной установки. Она сообщила, что все остается в порядке, и во многом благодаря Джульетте. Эти слова заставили ее тихонько всхлипнуть. Она провела по угольным буквам пальцем, перенося некоторые из черных мыслей друзей на себя. Под конец Джульетта осталась с запиской Уокера в руках — единственной, смысл которой она не могла понять. И пока солнце заходило над суровым ландшафтом, а ветер стихал, позволяя пыли осесть, она снова и снова перечитывала его слова, пытаясь догадаться, что он хотел ей поведать. Джулс, не бойся. Настало время смеяться. Истина — это шутка, а в Снабжении они хороши. Уокер Джульетта не заметила, как заснула, но, проснувшись, обнаружила вокруг койки записки, похожие на кусочки отвалившейся краски, а за ночь ей через решетку набросали еще. Джульетта повернула голову и уставилась в темноту, поняв, что там кто-то есть. Возле решетки стоял человек. Когда она зашевелилась, он отпрянул, звякнув по стальным прутьям обручальным кольцом. Она торопливо вскочила и подбежала к решетке на еще ватных после сна ногах. Ухватилась за прутья трясущимися руками и всмотрелась в темноту, пытаясь разглядеть фигуру, растворяющуюся во мраке. — Папа?.. — окликнула она, протягивая руки сквозь решетку. Но человек не обернулся. Высокий человек ускорил шаги, ускользая в бездну, превращаясь в мираж, столь же далекий, как воспоминания о детстве.
Заря оказалась красивой. В низких темных облаках появился просвет, позволивший лучам золотистого дыма косо скользнуть по склонам холмов. Джульетта лежала на койке, сунув руки под щеку, и смотрела, как полумрак уступает место свету. Из-за решетки тянуло холодной нетронутой овсянкой. Джульетта подумала о людях в Ай-Ти, которые последние три ночи делали для нее комбинезон из паршивых материалов, доставленных из отдела снабжения. Он будет рассчитан на короткое время, достаточное для проведения очистки, но не более. За все время изнурительного подъема в наручниках мысль о самой очистке ни разу не приходила ей в голову — до сего момента, до утра, когда ей предстояло выполнить эту обязанность. Джульетта с абсолютной уверенностью осознала, что не станет ее делать. Ей было известно, что так говорили все чистильщики до нее и что все они переживали некую магическую, а может, и духовную трансформацию на пороге смерти и все-таки проводили очистку. Но у Джульетты наверху не осталось ни одного человека, ради которого имело смысл это делать. Она была не первым чистильщиком из механического, но твердо решила стать первой, кто откажется. Она так и заявила, когда Питер вывел ее из камеры и проводил к желтой двери. Внутри уже ждали техники из Ай-Ти, добавляющие последние мелочи к ее комбинезону. Джульетта выслушала инструкции с отстраненностью врача. Она видела все слабости и недостатки в конструкции комбинезона. Она поняла, что если бы не работала в две смены в механическом, чтобы обеспечивать откачку воды, добычу нефти и работу генератора, то даже во сне сделала бы комбинезон лучше этого. Она разглядывала прокладки и уплотнения, такие же что и в насосах, зная, что они специально созданы так, чтобы продержаться недолго. И она понимала, что блестящий слой термопленки, накладываемой перекрывающимися полосами для формирования наружного слоя комбинезона, сознательно сделан нестойким. Она едва не указала на это технику, когда тот уверял ее, что материалы использованы новейшие и лучшие. Он застегнул молнию, натянул ей перчатки, помог влезть в ботинки и объяснил назначение пронумерованных карманов. Джульетта повторяла мантру из записки Уокера: «Не бойся. Не бойся. Не бойся». «Настало время смеяться. Истина — это шутка, а в Снабжении они хороши». Техник проверял ее перчатки и клапаны на «липучке» поверх молний, а Джульетта все ломала голову над посланием старого мастера. Почему он написал «Снабжение» с большой буквы? Может, она неправильно запомнила текст? Сейчас она не была уверена. Полоску ленты обернули вокруг одного ботинка, затем вокруг второго. От этого спектакля Джульетту пробило на смех. Какая бессмысленная возня! Уж лучше бы ее похоронили на ферме, где от ее тела была бы хоть какая-то реальная польза. Последним надели шлем — с ним обращались с очевидной осторожностью. Техник велел подержать его, пока регулировал круглый металлический воротник вокруг шеи. Джульетта посмотрела на свое отражение в щитке. Глаза выглядели запавшими и гораздо более старыми, чем она их помнила, и все же намного моложе, чем она себя ощущала. Наконец шлем встал на место, а в комнате, видимой сквозь тонированное стекло, стало темнее. Техник напомнил Джульетте о продувке аргоном, за которой последует огонь. Ей придется или быстро выйти, или умереть намного худшей смертью внутри. Затем он оставил ее размышлять над этим выбором. Желтая дверь за его спиной с лязгом закрылась, внутреннее колесо на ней провернулось, как будто его крутил призрак. Джульетта задумалась: может, ей лучше просто остаться внутри и сгореть, чтобы не поддаться духовному просветлению, заставляющему всех проводить очистку? Что скажут в механическом, когда рассказ о ее смерти опустится до дна бункера? Кто-то станет гордиться ее упрямством, и она об этом знала. Кого-то ужаснет, что она ушла из жизни таким образом, сгинув в обугливающем кости аду. Немногие, наверное, даже подумают, что у нее не хватило смелости на первый шаг за дверь и что она напрасно потратила шанс увидеть внешний мир собственными глазами. Комбинезон покрылся морщинами, когда в комнату стали накачивать аргон, создавая давление, временно сдерживающее внешние токсины. Джульетта побрела к двери едва ли не против своей воли. Когда появилась щель, листы тонкого пластика, закрепленные на стенах, плотно прижались к каждой трубе, обхватили низкую скамью — и Джульетта поняла, что конец наступил. Двери раздвинулись, бункер треснул, как гороховый стручок, и сквозь туман конденсирующейся влаги она увидела внешний мир. Ее нога шагнула в проем, за ней другая. И Джульетта вышла, твердо решив покинуть этот мир на своих условиях, увидев его впервые собственными глазами — пусть даже через ограниченный портал: щиток шлема. Она вдруг сообразила, что примерный размер этой стеклянной пластины как раз и составляет два на восемь дюймов. 30

Бернард наблюдал за очисткой из кафе, пока техники собирали вещи и материалы в кабинете шерифа. У него вошло в привычку наблюдать за этим в одиночестве — техники редко к нему присоединялись. Они вытащили оборудование из кабинета и направились прямиком к лестнице. Бернард иногда сожалел о тех предрассудках и страхах, которые он культивировал даже в своих людях. Перед камерой появился сперва шлем, а затем и поблескивающий силуэт Джульетты Николс. Она брела вверх по пандусу, скованно и неуверенно. Бернард бросил взгляд на настенные часы и протянул руку к стаканчику с соком. Затем устроился поудобнее, собираясь оценить реакцию очередного чистильщика на увиденное: свежий, яркий и чистый мир, бурлящий жизнью, трава ходит волнами под ветерком, сверкающий город за холмами манит к себе. За свою жизнь он наблюдал почти дюжину очисток, всякий раз наслаждаясь первым движением, когда чистильщики оглядывались. Он видел, как мужчина, у которого в бункере осталась семья, подпрыгивал перед камерами и размахивал руками так, словно призывал близких выйти, пытался жестами изобразить фальшивую благодать, выведенную на экран в щитке его шлема, — все напрасно, потому что других зрителей не было. Бернард видел, как люди ошалело пробовали поймать птиц в нарисованном небе, ошибочно считая их насекомыми, летающими перед лицом. Один чистильщик даже спустился обратно и принялся лупить в дверь, как будто подавая кому-то сигнал, — лишь потом он занялся очисткой. Все эти разнообразные реакции были напоминанием о том, что система работает. О том, что, независимо от индивидуальной психологии, вид всех этих фальшивых надежд рано или поздно заставляет чистильщиков сделать то, чего они обещали не делать. Наверное, именно поэтому мэр Джанс так ни разу и не смогла набраться решимости и посмотреть. Она понятия не имела о том, что они видят и ощущают, на что реагируют. На следующее утро она приходила, мысленно страдая, глядела на рассвет, по-своему скорбя, и к ней старались не подходить. Но Бернард холил и лелеял эту иллюзию, которую он и его предшественники отточили до безупречности. Он улыбнулся, глотнул свежевыжатого фруктового сока и стал смотреть, как Джульетта бродит по склону, осваиваясь с ненастоящими ощущениями. На линзах камер был пока лишь тончайший слой грязи, не требующий даже полноценной очистки, но по опыту прежних процедур Бернард знал, что женщина все равно сделает то, что от нее требуется. Никто и никогда пока не увиливал. Он глотнул еще соку и повернулся к кабинету шерифа — посмотреть, набрался ли Питер храбрости, чтобы прийти и увидеть все своими глазами. Но дверь оказалась прикрыта, осталась лишь щелочка. Бернард возлагал большие надежды на этого парня. Сегодня шериф, а когда-нибудь, возможно, и мэр. Бернард мог удерживать должность какое-то время, один или два срока, но он знал, что его настоящее место в Ай-Ти, а нынешняя работа не для него. Или, точнее, другие его обязанности поручить кому-то будет гораздо труднее. Он повернулся обратно, посмотрел на экран… и едва не выронил бумажный стаканчик. Серебристая фигура Джульетты Николс уже поднималась по склону холма. Грязь на линзах осталась нетронутой. Бернард вскочил, опрокинув стул. Подбежал к экрану, словно мог броситься вдогонку за нею. А потом смотрел, ошеломленный, как она поднялась по темной расщелине и задержалась возле двух неподвижных тел. Бернард снова посмотрел на часы. Теперь уже в любой момент. В любой момент. Она рухнет и схватится за шлем. Начнет кататься по земле, вздымая пыль, соскальзывая вниз по склону, пока не замрет навсегда. Но секундная стрелка двигалась размеренно — и Джульетта тоже. Оставив тела позади, она ровной и спокойной походкой взошла на вершину холма. Постояла там, разглядывая неизвестно что перед собой, и скрылась из виду, перевалив через гребень. Это невозможно!
Рука Бернарда была липкой от сока, когда он мчался вниз по лестнице. Смятый бумажный стаканчик он держал в кулаке. Догнав техников тремя этажами ниже, он швырнул стаканчик им в спины. Бумажный комок отскочил и, кувыркаясь, полетел вниз, обреченный упасть на какую-нибудь далекую лестничную площадку. Бернард выругал озадаченных техников и помчался дальше, перебирая ногами с такой скоростью, что рисковал споткнуться и упасть. Десятком этажей ниже он едва не врезался в первых оптимистичных путешественников, поднимающихся посмотреть на второй ясный рассвет за последние недели. Когда Бернард наконец-то спустился на тридцать четвертый этаж, ноги у него подкашивались, дыхание сбилось, а очки едва держались на скользком от пота носу. Он проскочил двойные двери и крикнул, чтобы для него открыли турникет. Испуганный охранник подчинился, просканировав свое удостоверение за секунду до того, как Бернард отпихнул металлическую планку. Он буквально пробежал по коридору, дважды сворачивая, прежде чем очутился перед самой охраняемой дверью в бункере. Махнув перед сканером карточкой и набрав личный код, он торопливо вошел в дверь, расположенную в толстой стальной стене. В помещении с множеством серверов стояла жара. Одинаковые черные корпуса поднимались над кафельным полом памятниками былым возможностям, напоминанием о мастерстве и воплощении человеческих стремлений. Бернард зашагал между ними. Пот собирался на бровях, лампы слепили глаза. Он провел руками по панелям компьютеров. Их перемигивающиеся огоньки походили на радостные глаза, пытающиеся рассеять его гнев, а гул вентиляторов был подобен шепоту в надежде успокоить хозяина и повелителя. Впрочем, вряд ли что-то могло его сейчас успокоить. Бернарда охватило единственное чувство: страх. Он вновь и вновь пытался понять, что же пошло не так. И дело было не в том, что Джульетта выживет — она никак не могла выжить, — а в том, что в его мандате вторым по важности пунктом после сохранения информации в компьютерах было никогда не выпускать никого из виду. Это требование имело высочайший приоритет. Он понимал почему и уже трепетал при мысли о последствиях сегодняшнего фиаско. Он проклял жару, пока добрался до сервера у дальней стены. По вентиляционным трубам над его головой в серверную шел прохладный воздух из «глубины». Большие вентиляторы сзади вытягивали теплый воздух и качали его по другим трубам вниз, поддерживая холодные и мрачные этажи с трехзначными номерами в приемлемой теплоте. Бернард посмотрел на трубы с ненавистью, вспомнив энергетические каникулы, когда температура постепенно повышалась в течение недели, угрожая серверам, — и все из-за генератора, из-за той женщины, которой он только что позволил скрыться. От воспоминания в груди у него стало жарко. Он выругался, проклиная просчет в конструкции бункера, отдавший контроль над вентиляцией механическому отделу — этим перемазанным в масле обезьянам, нецивилизованным жестянщикам. Он подумал о стоящих там уродливых и громких машинах, о запахе выхлопных газов и горящей нефти. Ему пришлось увидеть все это только однажды — чтобы убить человека, — но и тех воспоминаний хватало с лихвой. Сравнения грохочущих механизмов с серверами оказалось достаточно, чтобы у Бернарда появилось желание никогда не покидать родной Ай-Ти. Здесь кремниевые микрочипы испускали характерный резкий аромат, когда нагревались, перемалывая потоки данных. Здесь пахло резиновой изоляцией кабелей — уложенных параллельно, аккуратно стянутых, помеченных и кодированных цветом, — по которым ежесекундно струились гигабиты чистых данных. Здесь он руководил восстановлением на жестких дисках всей информации, оказавшейся стертой во время последнего восстания. Здесь было идеальное место для размышлений в окружении машин, занятых тем же самым. Но где-то внизу, где заканчивались эти вентиляционные трубы, пованивало грязью. Бернард вытер пот со лба, потом провел ладонью по ткани комбинезона. Мысль о той женщине, сперва ограбившей его, затем получившей из рук Джанс высшую должность по охране закона, а теперь посмевшей плюнуть на очистку, взять и уйти, опасно повысила его температуру. Дойдя до сервера в конце ряда, Бернард втиснулся между ним и задней стеной. Висящий на шее ключик скользнул в смазанные внутренности замка на корпусе. Открывая один замок за другим, Бернард подумал, что она не могла уйти далеко. И вообще вряд ли ее выходка вызовет какие-то серьезные проблемы. Гораздо более важным казалось понять, что же пошло не так. Комбинезоны всегда должны были разрушаться вовремя. И всегда разрушались. Открылась задняя стенка сервера и его почти пустые внутренности. Бернард убрал ключ обратно и отставил черную стальную панель в сторону. Горячий металл почти обжигал. Внутри на боковой стенке сервера висел полотняный мешочек. Бернард ослабил клапан, сунул внутрь руку и достал пластиковую гарнитуру — комплект из наушников с микрофоном. Он надел наушники, отрегулировал микрофон и размотал кабель. Он сумеет сохранить все под контролем. Он глава Ай-Ти. Он мэр. Питер Биллингс — его человек. Людям нравится стабильность — и он сможет поддерживать иллюзию стабильности. Люди боятся перемен — и он не даст им увидеть перемены. Он занимает обе руководящие должности, и кто посмеет выступить против него? У кого больше опыта и квалификации? Он это объяснит. Все будет в порядке. И все же он испытывал сильный и непривычный страх, когда отыскал нужное гнездо и воткнул в него разъем кабеля. В наушниках немедленно пискнуло — соединение установилось автоматически. Он все еще мог присматривать за Ай-Ти. Мог обеспечить, чтобы такое не повторилось. Все было под контролем. Он мысленно повторил это, когда в наушниках щелкнуло, а попискивание прекратилось. Бернард знал, что на другом конце кто-то вышел на связь, хотя этот кто-то не удостоил его даже приветствием. В молчании ощутимо сквозило раздражение. Бернард тоже решил обойтись без любезностей. И сразу начал с того, что ему было нужно сказать: — Первый бункер? Это восемнадцатый. Он слизнул пот с губы и поправил микрофон. Ладони внезапно стали холодными и липкими, а ему захотелось в туалет. — Мы… э-э… возможно, у нас… э-э… у нас здесь небольшая проблема… Часть четвертая
Разоблачение

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒