Вместо эпилога 21 страница

– Злишься?

Немного разогнувшись, ощущая себя несколько неуверенно от непонимания того, как надо повести себя в данной ситуации, слегка осипшим от волнения голосом честно пробормотала:

– Больше нет… А тебе важно, что я чувствую? – решилась спросить в надежде вызвать его на искренний разговор.

Повисла пауза. Неймарец при этом, по ощущениям, ловил губами брызги воды, разлетавшиеся с моих плеч во все стороны.

– Мне тяжело, когда тебе плохо, – наконец еле слышно пробормотал в ответ.

И так тепло стало от его ответа, так по‑ женски приятно! Я для него точно важна, точно‑ точно! Когда уже смогу убедить себя в этом? Окончательно поверю? Настолько это невероятное для меня чувство – быть кому‑ то нужной, по‑ настоящему нужной, важной, значимой! Неожиданно подумалось: возможно, в этом и причина его напускной холодности. Ведь он тоже может быть не уверен в моей реакции, в моих впечатлениях от его действий, такого его напора? Может опасаться испытать разочарование от моей безответности, не добившись от меня вожделенного результата – ответных чувств? Может наверняка. Как это трудно – учиться быть парой. А ведь он пытается… Пусть он постоянно и сбивается на командный тон, но внимание и забота обо мне тоже проглядывают. И ему, наверное, так же сложно, когда от меня нет отклика.

Испытав невероятное облегчение и радость от того, что хоть в чем‑ то разобралась, я расслабилась и, вернув голову в привычное положение, откинулась спиной на стоявшего позади неймарца. Он на мгновение застыл, или пытаясь определиться с моими намерениями, или давая мне шанс отступить обратно. Но я в ответ только настойчиво прижалась теснее. И он отреагировал сразу, стремительно обежав ладонями мои плечи, скользнув по груди вперед, чтобы, обхватив ниже, крепко‑ крепко прижать к себе. Теперь водные струи разбивались о нас двоих, сбегая вниз уже по нашим максимально сблизившимся телам, не имея возможности просочиться между ними.

А я с затаенным интересом первооткрывателя вслушивалась в собственные тактильные ощущения, впервые ощущая его тело так близко, так естественно, так… откровенно. Такой сильный и уверенный! Но одновременно я четко ощущала какую‑ то трепетную дрожь нетерпеливого, очевидного, предвкушающего восторга. В том, что он впечатлен, сомнений не осталось даже у меня. Ему явно нравилась… Кира. Мысль была неожиданной и резко приводящей в чувство. Я даже вздрогнула, вспомнив, что через полтора месяца стану совсем иной.

– Боишься? – отреагировав на мою дрожь, прошептал Гайяр, снова склонившись к уху. – Я тебя пугаю?

– Тебе нравится… это тело? – Вопрос прозвучал как‑ то нелогично, но сейчас меня это не волновало. В душе в ожидании ответа все сжалось. Хотелось нравиться ему в своем истинном виде.

Гайяр хмыкнул. Потом склонился к плечу и шутливо прикусил плечо, заставив меня подпрыгнуть в его руках от неожиданного ощущения удовольствия. Потом, так же ощутимо лизнув место укуса, еще и потерся об него подбородком.

– Я не смотрел. – Снова тихий смешок и небольшое ослабление объятий. – Только слушал и… представлял тебя.

Воспользовавшись предоставленной возможностью для маневра, я, распахнув глаза, немного отклонилась в сторону, переместив голову на его руку и, подняв лицо вверх, взглянула на неймарца. Он действительно стоял с закрытыми глазами и… счастливо улыбался. Я с каким‑ то упоительным восторгом вглядывалась в его лицо. Сейчас оно было искренним, дышащим эмоциями, чувством радости и счастья. Мой! Неожиданно проснувшийся инстинкт собственника обескуражил. Но таки да, такой восхитительный и… мой!

Мысль для моего сознания была революционной. И наверняка на лице от потрясения все было написано крупными буквами. Поэтому я была благодарна неймарцу вдвойне за то, что не смотрел сейчас на меня, а стоял с закрытыми глазами, давая мне возможность чувствовать себя увереннее. Ибо под его взглядом, в обстановке нашего совместного присутствия в ванной я бы наверняка извелась от смущения. А так… выдохнув и смирившись с тем, что и он каким‑ то непостижимым образом перестал быть мне чужим, я отважилась на большее. Чувствуя, что объятия, продолжая удерживать меня в кольце рук, стали менее тесными, развернулась к нему лицом и, чуть склонив голову набок, избавляясь от слепящих потоков воды, принялась рассматривать его, ощущая, как голова закружилась от увиденного. Какой все же мужчина… невероятный! Конечно, тогда (сейчас казалось, что в прошлой жизни), когда я, оказавшись в его апартаментах на «Эндорре», застала его вышедшим из душа, мне уже представилась возможность оценить это истинно идеальное тело. Но! Тогда я смотрела на него как на некую недосягаемо‑ идеальную живую скульптуру, вышедшую из‑ под резца талантливейшего скульптора, своеобразный божественный эталон красоты. Сейчас же он был совсем рядом – протяни руку и коснись где угодно, ощущая живое тепло и, что грело не меньше, собственное право на это.

Взгляд, а вслед за ним и руки, погрузившись в контактный транс, отрешившись от ситуации, скользили по широким смуглым плечам, пытались обхватить мощную мускулатуру рук, сбегали по четким линиям груди, устремляясь к поджарому торсу… Чувствуя, что попросту не верю собственным глазам, желая на ощупь удостовериться, что этот несопротивляющийся моим прикосновениям полубог – не иллюзия, не плод расшалившейся фантазии, не ожившая мечта моего воображения, я тягуче‑ медленно опустила свои руки на его запястья, прижимающие меня за талию вплотную к себе. Немного отклонившись назад в стремлении вобрать в себя представившуюся картину полностью, я с тщательностью слепца, исследующего на ощупь нечто жизненно важное, провела ладонями по всей длине его рук, задержавшись на плечах, стремясь снова и снова гладить их, то ласково, то с усилием сжимая. Утолив немного завораживающее стремление касаться, вбирать в себя, каждой клеточкой своих ладоней впитывать эту силу, я медленно‑ медленно, немного царапая его ноготками, переместила руки на грудь, расположив свои ладошки точно посередине…

И замерла на один невыразимо долгий миг, просто наслаждаясь ощущением уверенности, вслушиваясь в сильные и четкие удары его сердца. И это мой мужчина? Действительно мой? Весь? Я отказывалась верить и собственным ощущениям тоже. Поэтому, не вдумываясь в собственные действия, не задаваясь вопросом, верно ли поступаю, я, поддавшись естественному порыву, наклонилась вперед и самым простым и бесхитростным поцелуем коснулась его груди…

Неподвижный, полностью открытый каждому моему изучающему прикосновению неймарец вздрогнул и, неожиданно резко откинув назад голову, гортанно застонал, одновременно еще больше вжимаясь в меня бедрами. На меня этот стон произвел такое же впечатление, как резкий выстрел на затаившегося зайца. Я конвульсивно дернулась, осознав собственное бесстыдное поведение, и неосознанно сжалась от ужаса, не представляя, что последует дальше.

– Нет, пожалуйста… – Казалось, он говорит с огромным трудом, с невыразимой мукой, а хриплые, как‑ то придушенно звучащие слова продираются сквозь его горло. – Не останавливайся!

Ему нравится! Мысль потрясла. Нравится! И я, вся испуганно застывшая в ожидании пристального взгляда алых глаз, понимая, что буквально растекусь лужицей растопленного воска, сжигаемая пламенем собственного смущения, испытала невыразимое облегчение. Глаз неймарец так и не открыл, позволяя мне и дальше изучать себя.

Чувствуя, как от ощущения вседозволенности голову вновь кружит феерия чувств и эмоций, поспешила воспользоваться предоставленной возможностью и мягко, едва касаясь, скользнула подушечками пальцев по высокой, беззащитно открытой шее, отодвигая влажные прядки волос, стремясь к твердым, сжатым в напряженном стремлении оставаться неподвижными губам. Обежав их контур подушечкой большого пальца, пробуя ощутить их твердость и одновременно расслабить, освобождая дыхание, я прижала к его губам ладонь, мысленно представляя, что ощущаю сейчас ожог его поцелуя своими губами.

Чувствуя, что ноги начинают слабеть, а я все ближе к тому, чтобы все же безвольно стечь вниз, я, намеренно качнув головой в сторону, оказалась под водопадом льющейся воды, дарящей освежающую струю, приводящей меня в сознательное состояние. Но не тут‑ то было! Гайяр, притиснув меня снова к себе и шагнув вперед, переместил нас, оставляя бьющий из потолка поток за своей спиной, отрезая меня от последней надежды на благоразумие. И все… Лишившись последнего шанса на попадание в освежающий водопад, я окончательно пропала, потонув в водовороте собственных страстей и желаний, полностью растворившись в своем стремлении познать готового отдать мне себя мужчину. Кто бы знал, что во мне скрыто столько смелости и безрассудной исследовательской отваги. Руки жили какой‑ то отдельной жизнью, то сжимая и царапая его плечи, то скользя по высоким скулам в стремлении добраться и разгладить напряженную морщинку между его бровями. Губы снова и снова принимали активное участие в этой бесконечно томной и страстной анатомической экскурсии, касаясь его влажной кожи поцелуями, слизывая сверкающие капли с его груди. Уже не осознавая ничего, я застонала сама, отдаваясь в полной мере восторгу собственных ощущений, принимая наконец понимание того факта, что он действительно реален и он – мой. Мой неймарец!

Гайяр отреагировал на мой стон ответным гортанным хрипом и, в очередной раз притиснув к себе, шагнул назад, подставляя наши разгоряченные вспыхнувшей страстью тела под охлаждающие потоки воды. Не успела я немного прийти в себя, как почувствовала, что меня освободили от объятий, продолжая всего лишь легонько поддерживать руками.

– Оля, уходи немедленно! – все так же с закрытыми глазами и невероятно напряженным лицом прохрипел Гайяр, подталкивая меня в направлении выхода.

И я, дезориентированная собственными чувствами, запоздалым осознанием содеянного, до крайности смущенная своим поведением, на ватных ногах потопала наружу, даже не задумываясь о влажных ручейках, стекающих на пол с тела и волос. Страшнее всего сейчас было встретиться с ним взглядом!

Привалившись спиной к двери ванной, принялась глубоко дышать, надеясь хоть так обрести какое‑ то душевное равновесие. Это было невероятно! Такого со мной не было никогда. И я никогда не испытывала подобных эмоций. А самое кошмарное – я совершенно не представляла, как вести себя теперь с неймарцем. Осознав данный факт, резко отпрянула от двери и кинулась вперед, стремясь непонятно куда. По пути, выхватив чистую простыню из шкафа, закуталась в нее, надеясь хотя бы скрыть наготу. Потом, в панике заметавшись по блоку, в итоге побежала в спальню и, натянув первую попавшуюся чистую футболку, погасила освещение и юркнула в постель, решив сделать вид, что сплю.

Не знаю, насколько поверил появившийся через четверть часа Гайяр в старательно поддерживаемый мной образ спящей красавицы. Но он просто лег с другой стороны и, молча притянув меня к себе, невозмутимо обнял и… в отличие от меня, реально заснул. А вот ко мне сон не шел еще долго. Вслушиваясь в равномерное дыхание мужчины, я неожиданно задумалась о том, каким станет мое появление на «Эндорре» в новом качестве и новом облике. О том, какой будет наша совместная жизнь, после инцидента в ванной думать было страшно, страшно нестерпимо…

Глава 38

Гайяр

За годы службы у меня выработалось внутреннее чувство времени, поэтому, дав себе установку встать через определенное количество часов, всегда просыпался четко в нужное время. Так и сегодня, планируя до появления «Эндорры» осуществить намеченные планы, решил встать за пять часов до прилета своего корабля. Однако, проснувшись, почувствовал такое непривычно‑ желанное присутствие рядом дейраны, что впервые за свою жизнь, мысленно пробежав перечень дел, кое‑ что отложил на потом, решив еще задержаться в постели, оторвав от обязанностей кусочек времени для возможности побыть рядом с Олей. А учитывая, что она еще сладко спала на моем плече, то и возразить или переубедить меня было некому. Вслушиваясь в ее спокойное сопение, ощущая ее собственным прижатым вплотную телом, обнимая второй рукой и укрывая поверх крылом, кажется, был счастлив, как никогда. Вспомнив утро прошлого дня, осторожно подняв руку к консоли, убрал внешний звук на случай, если маму посетит непреодолимое желание пообщаться. Хотя, учитывая время – почти два часа дня по времени базы, – на связь мог выйти кто угодно. А хотелось дать Оле выспаться. В последнее время дейране выпало немало испытаний, да и будущее не обещает спокойствия. Причем в основном по моей вине. Первородность – это не столько уважение соплеменников, сколько огромная ответственность перед собственной расой и необходимость подчинять собственную жизнь, а теперь и жизнь Оли, дополнительным законам.

Не привык я признавать собственное бессилие и неспособность что‑ то изменить. Но в отношении перспектив нашего будущего было именно так. Увы, никогда еще первородство не ощущалось мною так невыносимо тяжело. И будь дейрана одной со мной расы и обменяйся я с ней эниаром на основании истинного выбора, она бы поняла, смогла бы смириться с неизбежным. В отношении Оли я подобной уверенности испытывать не мог. Вряд ли она поймет столь чуждую ее природе особенность. И никогда не смирится. Возможно, и вовсе испытает настолько глубокое отвращение, что не сумеет остаться рядом. А значит, я обречен хранить свою тайну от дейраны, как бы невыносимо тяжело это ни было. И еще бояться, что она поймет, догадается сама. Ведь она может…

Как возликовал Совет, когда в ходе выяснения мотивов моих неожиданных действий всплыла информация о том, что Оля не просто носительница моего эниара, а предопределенная пара! Как они дружно наседали на меня, требуя не тянуть с наследником, гарантировав расе преемственность и залог будущего развития. Вот только реакция Оли их в данном случае заботила мало, а меня, наоборот, страх вызвать ее отвращение пугал неимоверно.

Вчера дейрана подарила мне первый отклик, первый раз в наших взаимоотношениях по собственной инициативе сделав шаг мне навстречу. И я намерен был трепетно хранить этот дар зарождавшегося доверия, постараться и самому не оттолкнуть ее поспешным напором. С Олей спешить нельзя, иначе замкнется в себе и уйдет в глухую оборону. Именно поэтому вчера остановился, почувствовав, что достиг границ собственной выдержки, и осознав, что если прямо сейчас не остановлюсь, то все – наша семейная жизнь начнется прямо там! А этого хотелось меньше всего. Во‑ первых, опыт подсказывал, что, несмотря на проявленную смелость, дейрана еще не окончательно утвердилась в своих намерениях и, став всецело моей, испытает смятение и, вероятнее всего, опять отдалится, стремясь внутренне оправдаться и принять произошедшее. Во‑ вторых, хотелось, чтобы это была «Эндорра», где была привычная и более соответствующая обстановка и возможность сделать так, чтобы корабль начал ассоциироваться у Оли не только с чем‑ то плохим.

Поэтому стремительно выставив дейрану из душа, переключил воду в ледяной режим и полчаса ответственно терпел обжигающе холодные струи, приходя в себя. Справиться было непросто, моя и так колоссальная тяга к землянке удесятерилась под невероятными прикосновениями ее рук и губ. Мое и так измученное долгими попытками сдержаться сознание в этот раз даже не пыталось сопротивляться. Определенно Оля невероятным образом все больше и больше становилась для меня жизненно необходимой. Наверное, остановился я еще и потому, что сам должен был приготовиться к осознанному началу нашей с дейраной семейной жизни, принять для себя незыблемую данность – отныне мы существуем только друг для друга. Она – моя, а я – ее.

Сейчас, еще на миг прикрыв глаза, сосредоточившись на ощущении ее тепла рядом, глубоко вдохнул ее запах, стремясь запомнить это первое пробуждение, когда мы действительно уснули рядом. Во всех смыслах. Оба настроенные на будущее. Совместное. Иначе бы она так себя не вела. Но как бы хорошо тут ни было и как бы еще ни хотелось отдохнуть – а препирательства с Советом вымотали неимоверно, – но пора было вставать и дейрану будить тоже. Освободив ее от объятий, склонился к плечу и, нежно поцеловав, прошептал:

– Оля…

В ответ что‑ то недовольно пробурчав, она попыталась еще глубже зарыться лицом мне «под крылышко». Выглядело это невероятно умилительно, и я тут же решил, что не смогу лишиться такого удовольствия и постараюсь будить ее всегда лично. Но сейчас лишнего времени, увы, не было, поэтому я снова, предварительно легонько подув ей в шею, поцеловал ее в видимый из‑ под загнувшегося рукава футболки кусочек плеча и позвал:

– Оля, просыпайся. Скоро прилетит «Эндорра».

На этот раз она отреагировала. Медленно открыла глаза и, сонно осмотревшись, повернулась ко мне. Было крайне интересно наблюдать, как по мере окончательного пробуждения и осознания ситуации лицо дейраны приобретало все более смущенное выражение, а в глазах появилась растерянность.

– Добрый уже день! – шутливым тоном, стараясь немного понизить градус ее волнения, поздоровался я и, не удержавшись, чмокнул в нос. – Ты такая соня! Я уже думал, что маму вызывать придется, чтобы она командным рыком тебя подняла.

– А сам? Ну, командным рыком? – грудным со сна и от смущения голосом спросила Оля, стеснительно отводя взгляд.

– Увы, на тебя рычать не могу, – снова улыбнувшись, покачал я головой, но тут же, переходя на серьезный тон, поторопил: – Вставай, приходи в себя, обязательно позавтракай и будь готова. Как только мой корабль прибудет на базу, сразу пересаживаемся на него и отбываем.

Уже ухватившись за край одеяла с намерением откинуть его, чтобы отправиться в ванную, а потом – к другу, чтобы попрощаться, поймал неожиданную мысль:

– Кстати, о маме. Ты как предпочитаешь – чтобы мы ее взяли «подвезти» или не взяли?

Глаза дейраны в изумлении распахнулись, и, выдержав паузу, она тихонько уточнила:

– А… э‑ э‑ э… в смысле?

– Тебе не будет неловко, если она тоже на «Эндорре» отправится, или маму отложим на потом? Я планировал сейчас быстро с текущими делами разобраться и взять отпуск, чтобы тебя официально семье представить.

По растерянности, снова появившейся в глазах Оли, понял, что переборщил с мерами по борьбе с ее смущением. Определенно теперь она от обилия информации и ожидаемых от нее решений уже не смущалась, а элементарно собиралась сделать вид, что не просыпалась вовсе. Поэтому решил за двоих:

– Думаю, без мамы пока будет лучше.

– Нет. – Оля неожиданно мотнула головой. – Если можно, то с мамой.

– Уверена? – Я вопросительно уставился на нахмурившуюся Олю, которая явно что‑ то мысленно прикидывала. А я переживал, что ей с утра будет нелегко думать. Наверняка уже мысленно рассчитала многоходовую комбинацию по вытрясанию из мамы всей наличествующей информации и моего последующего психологического расчленения. Я с предвкушением улыбнулся. Как же здорово, когда рядом близкая по духу женщина!

Оля решительно кивнула.

– Хорошо, я ее предупрежу. Заодно спрошу, сможет ли она снабдить тебя одеждой, не в военной же форме тебе отправляться?

Дейрана опять смутилась, явно желая что‑ то прояснить.

– Что? – спросил, уже поднявшись и вынимая себе комплект свежей одежды и полотенце. Специально повернулся к Оле спиной, надеясь, что так ей легче будет высказать терзавшие ее мысли.

– А мы уже… э‑ э‑ э… Когда у вас официально становятся супругами? – В голосе почувствовалось облегчение.

– С момента обмена эниаром. У меня уже нет подвески с капсулой – для окружающих это знак того, что я связан со своей парой. А женщина, наоборот, только после обмена надевает подвеску с уже пустой капсулой избранника в знак своего статуса. Мою уже не вернуть, но я тебе сделаю дубликат. Так что, Оля, – я намеренно обернулся, встретившись с ней взглядом, – по‑ вашему, мы уже официальные супруги.

Она опять сосредоточенно нахмурилась:

– Я так поняла, что есть и другие варианты…

О чем это она? Подняв недоуменно бровь, спросил ее взглядом. Она снова смутилась, слегка покраснев.

– Не тяни, времени мало, – сурово поторопил ее.

– Да это не важно, потом спрошу, – уклончиво ответила она.

Если бы время не поджимало, добился бы объяснений, а так сделал себе заметку позже вернуться к вопросу и, подмигнув Оле, отправился в душ, крикнув:

– Я в душ, если будет настроение – присоединяйся. Всегда!

Сзади была тишина. Абсолютная. Верно я вчера поступил. Страшно представить, как бы она сегодня терзалась. Определенно спешка мне в данном вопросе только навредит. А так, пока буду купаться, она встанет и немного освоится.

Быстро вымывшись и одевшись, вернулся в спальню. Оли там уже не оказалось. Обнаружилась хмурая дейрана в рабочем помещении, задумчиво созерцающая систему, рядом лежал невскрытый бокс с завтраком. Подкравшись сзади, воспользовался ее задумчивостью и чмокнул в макушку.

– По какому поводу грустим? И почему не позавтракала?

– У меня два вопроса, – спокойным голосом, сразу заставившим меня насторожиться, отозвалась завернутая в простыню дейрана. – Во что одеться? И главное, как мне всем объяснить свое появление на «Эндорре»? И вообще, у меня аппетита нет… от волнения.

Тут же склонившись через ее плечо и вызвав канал связи родительницы, положил руку на пальцы Оли и развернул ее к себе лицом.

– Об одежде не волнуйся, сейчас мама снабдит чем‑ нибудь. И что тебя смущает в появлении на корабле? Кому и что ты собралась объяснять? Ты волнуешься по этому поводу?

Она сумрачно кивнула, отводя взгляд таких дорогих моему сердцу серых глаз.

– Я же… Кира Возгарн. Со стороны, по крайней мере. Ну и все остальное: почему вдруг начну работать штатным прогнозистом, откуда вообще дейрана взялась. И я же через полтора месяца стану собой… Как тогда все объяснять?

– И это все, что тебя беспокоит? – Я усмехнулся.

– На данный момент – да, – кивнула дейрана, не отводя от меня вопросительного взгляда.

Нет, определенно она – мой идеал.

– Оля, отныне на «Эндорре» у тебя равные со мной полномочия и права. Объяснять никому и ничего ты не должна. Я сделаю для экипажа официальное сообщение, проинформировав о том, что стал семейным человеком. Тебя представлю уже в соответствии с новым статусом, уже нет Киры, теперь ты – Ольга Тьер‑ Танг. А что с тобой будет или не будет происходить, никого, кроме меня, не касается. Не переживай из‑ за такой ерунды. В крайнем случае, обновлю экипаж или заменю кого‑ то конкретно, если захочешь.

Оля уже приоткрыла рот, судя по выражению лица, намереваясь возмутиться таким произволом, когда вспыхнуло табло визуальной связи и раздался веселый голос мамы:

– Ну наконец‑ то! Я уже опасалась, что улетите, не попрощавшись.

– Ты с нами летишь, если нет категорических причин для отказа. Это желание Оли. Мы потом тоже домой, – не теряя времени, сообщил я маме цель звонка, заставив родительницу удивленно посмотреть на мою дейрану. – Оле нужна хоть какая‑ то одежда на первое время. У тебя наверняка гардероб на полкорабля с собой?

– Конечно! – довольно подтвердила мама. – Оля, что ты хотела бы конкретно?

– Что означает Тьер‑ Танг? – вместо перечня необходимого неожиданно выпалила Оля, а мама так же на автомате протараторила, не дав мне времени вмешаться:

– Двуединый…

– Мама! – сердито прошипел я, одновременно разворачивая кресло с Олей снова к себе. И, не глядя, бросил маме, прежде чем отключиться: – Отправь нам любую одежду.

Сосредоточив серьезный взгляд на дейране, спокойно попросил:

– Не лезь в это, ладно?

Упрямо нахмурив брови, поразив меня мгновенно вспыхнувшим узнаванием этого жеста, Оля ответила:

– Ты же не можешь всерьез думать, что я не буду интересоваться этим вопросом? А вдруг это потенциально опасно?

Мысленно вздохнув, признал: не думал. Но надеялся хоть на какую‑ то отсрочку.

– Обещаю, что расскажу тебе все сам, когда буду готов.

Оля явно несогласно засопела.

– И я обещаю, что это не опасно… для тебя.

– А для кого опасно? – тут же прицепилась к словам дейрана.

Вот упрямица. И не скажешь ведь ей, что для ее собственного ребенка! Тогда меня точно в шею погонят с этой идеей, и заслуженно. Мама мне рассказывала, сколько времени она решалась, а тут – землянка.

– Пока ни для кого, – испытывая угрызения совести, глухо ответил ей.

Желание махнуть рукой на Совет и остаться вовсе без наследника становилось все ощутимее. Благо в моей власти влиять на ситуацию с зачатием, определяя результат.

– Поговорим об этом позже, – пытливо вглядываясь в меня, предупредила дейрана. – Сейчас времени нет.

С облегчением выдохнув, обрадовался и этой маленькой отсрочке. Но при этом ясно понял: Оля что‑ то или чувствует, или подозревает, а потому не отступится. Надо придумать какой‑ то выход – правду сказать сейчас я себе позволить не мог, а лгать ей не собирался. Спасительным горном прозвучал сигнал доставки внутреннего обеспечения базы.

– Думаю, это пришла одежда для тебя, – предположил я самое очевидное, помогая встать Оле.

Мы вдвоем, пройдя в помещение общего доступа, открыли отсек доставки, и я застонал при виде громадного, битком набитого бокса. Оля, все еще несколько напряженная после разговора, растерянно на меня оглянулась:

– Зачем так много?

– Мама всегда и во всем действует с размахом и стремительно, – иронично охарактеризовал я родительницу. – Возьми то, что надо, а остальное я уложу в свой багаж, предназначенный для отправки на «Эндорру».

Оля потупилась, стремясь скрыть вспыхнувшее смущение. Поэтому, поймав ее ладонь и выждав, пока она встретится со мной взглядом, решил хоть в этом вопросе поставить точку.

– Не забывай, мы – пара. Поэтому жить будем в моей жилой зоне в неймарском секторе. Сразу по прибытии можешь собрать то, что пожелаешь забрать из своей прежней каюты, и отправляйся обживаться ко мне. Если хочешь, со сборами помогу.

В ответ она молча покачала головой, отказываясь. Что ж, желание побыть одной в данных обстоятельствах мне было понятно.

– Хорошо, как хочешь. И повторяю, не волнуйся относительно экипажа. Я сейчас уйду, надо закончить несколько важных заданий, заодно выясню, как обстоят дела у оставшихся на Креладе твоих соквадровцев. – Я знал, что Оле это будет приятно, и стремился реабилитироваться в ее глазах, помня инцидент с первородством. – А ты пока готовься к отбытию и обязательно поешь. Слышишь, обязательно!

Дейрана с неожиданной улыбкой кивнула, и когда я, влекомый порывом, потянулся к ее щеке, не отстранилась, а наоборот – потянулась навстречу. В итоге поцелуй получился вполне полноценным, и я, окрыленный ее ответом, выскользнул за дверь блока.

Последующие два с лишним часа посвятил общению с командором корпуса, который лично встречался на нейтральной территории с представительством Измененных. Обсудили прогнозируемое согласие последних с условиями Совета, договорились о функциональных аспектах космической блокады Галаны, об осуществлении снабжения временной резервации, о распределении на объекте и задачах, поставленных перед находящимися тут сотрудниками моего ведомства.

Отдельно встретившись с мамой, договорился с ней о благоразумии, которое ей необходимо проявить при общении с моей дейраной. Родительница была счастлива подвернувшейся возможности лучше узнать Олю, попытаться наладить с ней отношения, поэтому с деятельным энтузиазмом готовилась к отправке на мой корабль. Между делом узнал о судьбе оставшихся членов бывшего Олиного квадра.

Дополнительно связавшись с Советом Верховных, согласовал разработку мер по оздоровлению ситуации с отношением к расе землян в конфедерации, а также по старту программы отбытия желающих стать космическими колонистами. В этих направлениях предполагалась колоссальная системная работа, рассчитанная на многие годы, и на мое ведомство ложилась дополнительная нагрузка. В ближайшие годы Земной союз будет существовать в условиях пусть и незримого, но жесточайшего контроля моих сотрудников. Будем направлять ситуацию с изменением роли землян в протекающих в конфедерации процессах к необходимому нам результату. Заодно согласовал и участие дейраны в данном историческом проекте. Последнее горячо поддержал Торнаг, напомнив о своем, с моей точки зрения неприемлемом, общении с моей Олей. О чем я уведомил его в отдельной беседе, запретив в дальнейшем в обход меня пытаться оказывать на нее какое‑ либо давление. Контроль над исполнением высказанного закономерного согласия главы Совета мне поможет осуществить отец. Он, кстати, тоже вызвался принять активное участие в организации работы в Земном союзе, мотивировав это тем, что должен больше узнать о расе, к которой относится дейрана единственного сына. Напомнив мне, что с нетерпением ожидает личной встречи с нами, он попрощался.

Таким образом, к моменту, когда поступило сообщение о появлении «Эндорры» в зоне действия локационных систем базы, я успел разобраться с необходимыми задачами и даже пообедать. Поэтому, не задерживаясь, поспешил в блок, где находилась Оля, чтобы уже вдвоем проследовать на мой корабль. Наконец‑ то мы будем вдвоем и фактически дома!

Глава 39

Кира

В отличие от Гайяра, я какой‑ то особенной радости от возвращения на «Эндорру» не испытывала. Тарна и Оболтуса там давно не было, а они были единственными светлыми воспоминаниями о моем пребывании на корабле. И мне, по большому счету, было неважно, где жить. Я даже опасалась, что, будучи «рожденной ползать», не слишком удобно буду ощущать себя в масштабном неймарском секторе. В том числе и по этой причине я попросила Гайяра согласиться на присутствие его мамы. Будет хоть с кем поговорить, помимо моего неймарца. Прогнозист по последней переброске уже новый, и кто знает, сложатся ли у нас взаимоотношения, располагающие к общению.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒