Историческая справка 18 страница

Она привалилась к кроватной спинке. Из прихожей по внутреннему телефону Стэнтон заказал чай, кофе, еду и вернулся в спальню.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Меня называли Кейти.

– Уменьшительное от Кэтрин?

– Нет. Кей-Ти. Уменьшительное от КТ503b678.

– Я – Хью Стэнтон.

– Знаю.

– Из письма?

– Нет. Я с детства знаю твое имя. Его знают все пионеры. Ты в учебниках истории.

– Правда? – опешил Стэнтон.

– Кривда. Конечно! Тебя проходят в школе. Чокнутый буржуазный фанатик-англичанин хотел подставить честных социалистов и ненароком разжег костер революции. Тебя прикрывала ирландская девка Бёрдетт, но ты ее предал и трусливо сбежал, оставив ее в лапах монархической полиции.

Стэнтон с трудом сглотнул, стараясь не думать о том, как поступили с Бернадетт, когда она его упустила.

– Но теперь ты понимаешь, что я не чокнутый фанатик, – сказал он. – В 2024-м меня вызвали в Кембридж. Тебя, наверное, тоже?

– Декан упоминал это буржуазное название, – кивнула Кейти. – Сейчас город значится под номером.

– Меня вызвали рыцари Хроноса.

– Что ты заладил. Говорю же, мы прочли твое письмо.

– Тогда тебе известно об ужасных событиях моего века. Я убил кайзера, чтобы предотвратить самую страшную войну в истории. Войну, ставшую вехой кошмарного столетия, в котором человечество поставило убийства на поток. За два десятилетия сгинули целые народы – евреи, цыгане, поляки, украинцы. Всех их убил коммунизм русских Советов.

Теперь Кейти и впрямь улыбнулась. Лицо ее разъехалось в широкой ухмылке – ухмылке без грана радости. Улыбке мертвеца.

– Я знаю, я читала письмо, – повторила Кейти. – Я знаю о твоей «страшной» и «Великой» войне, начавшейся с убийства эрцгерцога в Сараево… Скажи-ка, Хью Стэнтон, сколько длилась эта разрушительная война, это проклятье века, в котором ты родился?

– Одиннадцать лет, – ответил Стэнтон. – С 1914-го по 1925-й. Великая война шла одиннадцать лет.

– Надо же, одиннадцать лет. – В голосе Кейти слышался горький сарказм. – А скажи, капитан Стэнтон, сколько длилась Вторая мировая война?

Стэнтон растерялся.

В его веке не было Второй мировой войны.

В столетии, которое Маккласки хотела исправить.

В веке Стэнтона и Маккласки была только одна мировая война. Великая война.

– Хватило и одной, – сказал Стэнтон. – Этой бессмысленной бойни, которая шла больше десятка лет и уничтожила все великие европейские державы. Британию, Францию, Германию, Австрию, Россию.

– Но не Америку, – усмехнулась Кейти. – Американцы не участвовали в этой страшной войне, верно? В войне, которую ты называешь Великой?

– Нет, они были в стороне. Потому-то война и тянулась так долго. Вудро Вильсон послал бы войска, но изоляционисты застрелили его на ступенях Конгресса. Война зашла в тупик, и тут в Германии и России произошли коммунистические перевороты. В Германии верховодила Люксембург, в России – Сталин. В письме я написал, что было потом. Сталин оказался сильнее. Он предал Люксембург. По его приказу ее и Либкнехта убили. Русские эскпортировали свою «революцию» на Запад. Через Украину, Польшу, Германию во Францию и Испанию. Параноик Сталин поработил остальную Европу и всю Азию… Его режим губил миллионы и миллионы людей, пока в 1951-м американцы не создали бомбу и за один день не уничтожили Советскую империю. Все эти десятилетия беды, пережитые половиной земного шара, произрастали из ужасной Великой войны. Войны, которую я предотвратил.

– Да, ты лихо ее предотвратил, – согласилась Кейти. – Благодаря тебе в моем веке не было войны 1914 года. Германия уцелела. Поэтому революция Розы Люксембург произошла не в 1925-м и не в стране, истощенной большой войной. Она произошла в 1916-м. Как отклик на жестокое полицейское государство, которое создал ты, убив кайзера. Эта революция произошла в стране, которая не была истощена бедностью, голодом и военным лихолетьем, как в твоем веке. Она произошла в самом богатом и развитом государстве на планете, обладавшем самой сильной армией и самой передовой технологией. В моем веке главными коммунистами были не русские, а немцы. Немецкий СССР, в 1916-м созданный Розой Люксембург, был глобальным колоссом. Потом гнида Штрассер убил Люксембург и сам стал германским советским диктатором, самым влиятельным человеком в мире. Красным кайзером. Революция перетекла в Россию и стала неудержимой. Вот тогда Штрассер начал войну и вместе со своим прислужником Сталиным захватил всю Европу, включая Британию. Никакой «Черчилль» – не знаю, кто это – не был «одним в поле воином». Британская империя, смертельно ослабленная и раздробленная гражданской войной в Ирландии, не могла воевать. Штрассерская «революция» заползла в Китай, Индию, Южную Америку. Только США остались неподконтрольны германским Советам. Но они не спасли мир. Потому что атомную бомбу создали не в Америке, а в Германии. Берлин отдал приказ о ядерном ударе. Я служила в частях, которые захватили руины Нью-Йорка. Земной шар был покорен! И ты считаешь, что жил в паршивом веке? Всего-то одна война, чуть-чуть геноцида и дохленькая атомная бомбардировка. И всех забот – какая-то дурь: глобальное, мать его, потепление. А не угодно ли пожить в веке, где уже четвертое поколение коммунистических психов правит всей планетой? Где вся планета – одна огромная сеть концлагерей. Где любовь считают предательством и заставляют матерей топить своих младенцев, где всякий человек – букашка, управляемый автомат, робот. Где людей забивают до смерти. Где они загибаются на рудниках и мрут от голода. И как заводные отплясывают на Красных площадях Берлина, Лондона, Москвы, Вашингтона. Тысячные толпы размахивают алыми лентами, а партийные динозавры злорадно пялятся с трибун. Поживи в мире, где нет свободы. Нет личности. Нет радости вообще. Вот какой мир ты нам завещал, убив кайзера и запалив революцию. Какой же ты дурак. Дурак, дурак набитый. Твой век был раем! Зачем ты его изуродовал?

Кейти разрыдалась.

Стэнтон оторопел. Их недолгое знакомство убедило, что душа и сердце ее из того же материала, что и тело. Никогда бы не подумал, что она умеет плакать.

Он тщетно пытался оправдаться. Объяснить, почему Хроносы из его века дали ему такое задание.

– Кейти, ты же прочла мое послание. Русский СССР погубил десятки миллионов, прежде чем с ним справились.

– Но ведь справились! Его остановили. Как можно было отшвырнуть век, в котором убийства прекратились на целых семьдесят лет?

Стэнтон прятал глаза. Он уже понял, что миссия, начавшаяся с гибели его близких, привела к порабощению всего мира. Мысль эта была невыносима.

Через неделю Кейти окончательно выздоровела, и путешественники во времени, заключив нелегкое перемирие, создали равно нелегкий союз. В номере «Кемпински» они разработали план.

Стало ясно, что нынешняя версия века закончится страшным бедствием. Кейти не сумела предотвратить убийство кайзера, и потому история прежним курсом катилась в нескончаемую пагубу глобального тоталитаризма.

Если все останется по-прежнему, кошмарная цепь событий точнехонько приведет к четырем поколениям диктаторов-психопатов, правящих миром.

Стэнтон и Кейти понимали, что обязаны воспользоваться своим уникальным знанием о двух прошлых версиях века и попытаться изменить облик третьего витка. Нужно было найти способ увести историю с ее нынешнего курса и хотя бы приблизить к той версии, которую своим внедрением разрушил Стэнтон.

Кейти все еще чрезвычайно остро воспринимала его миссию. Она не могла понять, зачем понадобилось исправлять век, в котором глобальный тоталитаризм потерпел поражение.

– Наверное, мы хотели создать столетие, в котором его не было вовсе, – пытался объяснить Стэнтон. – И потом, мы желали такого мира, где человеческая изобретательность не используется для тупого разрушения всего и вся.

Но чем больше он узнавал о мире Кейти, тем сильнее убеждался в преступном заблуждении Маккласки и компании самодовольных старцев. И в собственном заблуждении. Люди творят историю и они же ее поганят, утверждала Маккласки и оказалась совершенно права. Невероятно, но в итоге она подтвердила свой тезис. Испоганила историю.

Если бы Ньютон не был так дьявольски умен.

Однако все это уже было в нескольких прошлых. Осталось только одно настоящее, и надо было действовать. Здесь и сейчас.

Глубокой ночью, когда Кейти алчно поглощала всевозможные деликатесы, заказанные в номер, решение было принято.

Они убьют Розу Люксембург.

Поначалу Кейти хотела убить Штрассера. Именно он выкрал и извратил революцию Люксембург. Он породил династию полубогов-убийц, властвовавших над безропотными марионетками, в которых превратилось все население земного шара.

Но Стэнтон возражал:

– Штрассер бандит. Он украл и осквернил нечто прекрасное и благородное. Это всякий сможет, и если его изъять из уравнения, любой другой займет его место – Сталин или кто-нибудь из германского ЦК.

Кейти уже подробно рассказала историю своего века, в которой часто встречались имена, знакомые Стэнтону по собственному столетию, – Геббельс, Рём, Зиновьев. Но были и те, о которых он никогда не слышал – Берия, Каменев, Гесс. Адольф Гитлер.

– Что-нибудь разрушить способен кто угодно, – продолжал Стэнтон, – но для созидания нужен талант, а для успешной революции требуется гений. Люксембург – уникально одаренная личность: прозорливый политик и воистину отменный организатор. Я знаю, я с ней встречался. Все ее тупые сподвижники ей в подметки не годятся. Без нее они лишатся вожака. Нам не нужно убирать навоз, надо сломать лопату.

Если откровенно, ему претил этот план, который он сам же отстаивал. Он виделся с Люксембург – хорошая женщина, добрая… и нравилась Бернадетт. Однако он понимал, что изъятие ее из немецкого уравнения – лучший ход, который исправит допущенную ошибку. Германская революция не случится, никто ее не извратит и не захватит власть над миром.

– Значит, убиваем Люксембург. – Кейти поочередно вгрызалась в стейк и колбаску.

– Да.

– А потом я убью Штрассера.

– Это на твое усмотрение. Сейчас ему всего двадцать два года.

– Мне пофиг. Хоть двадцать два месяца или двадцать два дня. Я голыми руками порву его на куски и сожру сердце, пока еще бьется. Потом урою всех его комитетчиков, даже тех, кто сейчас еще в коляске. Потом грохну родителей тех, кто еще не родился. Все умрут страшной смертью. Это будет месть за преступления, которые теперь не свершатся.

Кейти жадно отпила воды из графина. Она не употребляла спиртное – дескать, опыт научил: всегда ясные мозги дают преимущество над пьяным врагом.

– А потом… – жилистой истатуированной рукой она отерла рот и в упор взглянула на Стэнтона, – потом я, наверное, убью тебя, потому что во всем случившемся виноват ты.

Стэнтон выдержал ее взгляд. Он не напрашивался на роль спасителя. И тоже потерял детей.

– Может, ты и права, Кейти, – тихо сказал он. – Только имей в виду, убить меня не так-то просто. Да, я и те, кто меня послал, разбудили лихо. Но я не устранился, когда понял, что вышло черт знает что. Хотя мог бы слинять. Нет, я отыскал и спас тебя. И теперь есть шанс нам вместе попробовать снова. В моем веке ходила поговорка: в третий раз повезет. Не слыхала?

– В моем времени везения не существовало, Хью Стэнтон. Слова «везение» и «удача» были под запретом. Даже и само понятие – как буржуазное. Ради всеобщего блага и покоя всем руководил Великий Вождь.

– Что ж, теперь всем руководим мы. И все сделаем как надо. Только сначала еще разок сгоняем в Константинополь. Наведаемся в подвал, из которого мы оба вышли.

– Зачем?

– Чтобы исправленный нами век таким и остался. Для этого ты напишешь свое послание.

Поездка далась непросто. В век Кейти Хроносы не обладали технической возможностью снабдить ее поддельными документами и валютой, ибо не осталось образцов начала двадцатого столетия. Череда «культурных революций» и чисток уничтожила все мелкобуржуазное наследие – великолепные здания, музеи, картины, книги. Династия Великих Вождей, вставшая к кормилу власти, попросту не оставила ничего от прошлого.

Слава богу, что новые Хроносы смогли тайком переправить Кейти в Стамбул и вовремя доставить ее в подвал в районе верфей. В 1914-й она прибыла лишь с оружием и парой кусочков золота, полученными от главного партийного дантиста. Глава Государственного Института Научных Исследований мог снарядить ее лишь компасом, картой Европы, запиской, в которой значились место и время убийства кайзера, грубой мужской одеждой и башмаками. Полагаясь на собственную смекалку, Кейти добралась из Турции на Балканы, воровством и разбоем добывая себе все необходимое.

– Всю свою сознательную жизнь я была в бегах, – рассказывала она. – Потому-то меня и выбрали. Но, по-моему, в здешнем мире выживет любой. На лугах и в лесах полно жрачки, крестьяне доверчивы как овцы, погранцы сначала кричат «стой! » и лишь потом стреляют – несусветная глупость, позволяющая мне выстрелить первой.

Стэнтон и Кейти поездом ехали по Европе. Кейти была в мужской одежде, купленной ей Стэнтоном. Она наотрез отказалась от женского платья начала века, убедительно заявив, что такая одежда нелепа и сковывает в бою.

Поскольку у Кейти не было документов, официальное пересечение границ исключалось. На последней приграничной станции пара покидала поезд и, отыскав удобное место, пересекала границу нелегально. Таким манером они проехали по всей Европе с севера на юг и вновь прибыли в город, в котором начались их приключения.

Стэнтон опять снял двухкомнатный номер в отеле «Пера Палас», и поздним вечером они отправились к дому Исаака Ньютона, отправной точке миссии Хроносов.

– Давно хотел спросить, – сказал он, оглядывая улицу, – зачем понадобилось убивать врача и сиделку?

– Женщина услыхала мои шаги в коридоре. Подкованные башмаки громко цокали.

– Мысль о каучуковой подошве не пришла, что ли?

Кейти остановилась и взглянула на Стэнтона:

– Эти башмаки отдал мне солдат, который, наверное, поплатился жизнью за утерю казенного имущества. Иначе мне пришлось бы отправляться босиком или в парусиновых баретках. Ты не представляешь нищету мира, созданного тобой.

Стэнтон смолк. Отмычкой открыл входную дверь, и они спустились в больничный подвал.

Все было как прежде: две цепочки следов, стул и стол, письмо Стэнтона в будущее.

– Твоя история, которую я прочла, – сказала Кейти.

– Нет, – возразил Стэнтон. – То послание было оставлено в начале века, в который ты внедрилась. Созданное мною столетие исчезло в тот миг, когда ты очутилась в прошлом и перезапустила историю заново. Это письмо оставлено в новой версии двадцатого века, которую творишь ты. Века твоей жизни и смерти. Прежнее письмо неотличимо от того, что нашла ты, но существует в иной версии времени.

– Будем надеяться, моя версия станет последней и единственной. – Кейти положила свой конверт рядом с письмом Стэнтона. История ее двадцатого века. Перечень бедствий, составленный за долгие часы путешествия по Европе.

Два варианта истории лежали рядышком. Оба страшные, но один неизмеримо страшнее.

– Ну вот, – сказала Кейти. – Если вдруг объявится новый путешественник во времени, есть шанс, что он узнает обо всем, что уже известно нам.

– Но если мы преуспеем в своей миссии и предотвратим немецкую революцию, он, возможно, не появится.

– Возможно.

Стэнтон перевел луч фонарика со стола на темные ниши, заполненные старыми пыльными бутылками.

Его собственные следы на полу были между нишами и следами Кейти. Стэнтон направил луч в темноту сводов.

Вдруг ожгла мысль.

И душа содрогнулась от ужаса.

Стэнтон шагнул во мрак.

– Куда ты? – окликнула Кейти.

– В прошлое. Твои следы немного в стороне от моих. Я прибыл изменить историю и сделал это. Через век с той же целью прибыла ты, но время чуть продвинулось, и караульная будка сместилась. Все как говорил Сенгупта. По мере движения каждой пространственно-временной петли пространство и время прибавляются.

– Что за караульная будка? Какой Сенгупта? О чем ты?

Стэнтон не ответил и осветил первую нишу.

Есть следы? Может, и есть, но скрыты густой пылью. Он пробежал лучом по рядам иссиня-черных бутылок на полках.

– Возможно, я не первый, – пробормотал Стэнтон. – С какой стати я мечу в премьеры?

И тут он его увидел.

Меж бутылок.

Конверт.

Стэнтон его взял.

Затем прошел чуть дальше в глубину подвала. Маккласки рассказывала, что он смыкается с подвалом соседнего дома.

Через несколько шагов Стэнтон нашел еще один конверт.

Потом еще один.

И еще.

Пятый, шестой.

Девятый, десятый.

– Чего ты там? – донесся голос Кейти. – Раз все сделали, пора сваливать.

Стэнтон вернулся. В руках он держал конверты, от времени пожелтевшие и ломкие. Двенадцать штук. Возможно, были и другие, но он не добрался до конца подвала.

– Вот чего боялся, – тихо сказал Стэнтон. – Я не первый. До меня было много других.

Он положил пачку конвертов на стол. Рядом с посланиями, своим и Кейти.

Потом Стэнтон и Кейти уселись на пол и, подсвечивая себе фонариками, стали читать.

Истории двенадцати веков. Двенадцати двадцатых веков.

Бесконечное повторение одних и тех же ста одиннадцати лет, всякий раз начинавшихся в 1914-м. Одни авторы писем прибывали в прошлое, чтобы спасти или убить эрцгерцога. Другие – чтобы спасти или убить кайзера. Целью третьих были иные личности – юные потенциальные монстры, которые натворят бед, если их оставить в живых. Но результат всех миссий был неизменен: кошмарный перечень человеческой жестокости и бедствий. Война и геноцид. Фанатизм и страх.

В одних исторических версиях, как, скажем, в веке Стэнтона, намечался определенный прогресс человечества, но это не убеждало тогдашних Хроносов оставить все как есть. В других версиях, как в веке Кейти, царил невообразимый кошмар, но мир еще глубже погружался в беспросветный мрак, какой только человечество способно создать.

Водя лучом по страницам, Стэнтон и Кейти читали о диктаторах и тайных полициях. О страшных науках и смертоносных болезнях. О коммунизме, вновь и вновь загнивавшем. И еще о каком-то неслыханном фашизме, который иногда брал верх, но заканчивал с тем же результатом, что и коммунизм.

В четырех историях встречалось имя Гитлера.

Стэнтон никогда о нем не слышал – в его веке австрийский фанатик не играл никакой роли. Но Кейти знала его как подручного Штрассера.

Однако в некоторых версиях века этот страшный человек выбивался в монстры, не хуже Сталина и Штрассера. Взнузданная им Германия могла бы покорить полмира и уполовинить его население. Два последних Хроноса прибывали ради того, чтобы его убить, когда он еще нищим венским бродягой малевал акварели.

Проходили часы. Время текло. Скоро проснется больница. Стэнтон собрал и положил листки на стол.

– Наверное, мы первые Хроносы, которые встретились, – сказал он. – Все прежние посланцы просто перезапускали предыдущую версию, и все начиналось заново. Ты должна была меня убить, но вместо этого мы повстречались.

Кейти кивнула, не сводя заплаканных глаз с листков.

– Стольких женщин заставили убить своих детей, – прошептала она.

– Так продолжаться не может, – решительно сказал Стэнтон. – Нельзя двадцатому веку бесконечно бегать по кругу, оглушая вселенную истошными воплями боли. Век за веком планета и человечество мечутся в петле, переживая разные версии одного и того же вечного кошмара.

– Нет, так нельзя, – кивнула Кейти, утирая слезы, блестевшие на щеках.

– Значит, мы сделаем все, что в наших силах: убьем Розу Люксембург и дадим шанс новому веку. Затем мы поедем в Кембридж.

– Да. И уничтожим Ньютонов ящик. Больше никаких посланцев. Я должна стать последним.

КТ503В678 не смогла отправиться в Кембридж и разорвать временную петлю, но погибла ради того, чтобы это сделал Стэнтон.

На выходе из больницы их ждала турецкая полиция. Читая древние истории, они слишком засиделись в подвале, их голоса услыхала дежурная сиделка.

Едва они открыли парадную дверь, в глаза им ударил свет автомобильных фар и прозвучала команда сдаться. Полицейские прятались за машинами и фургонами, запрудившими улицу.

Кейти мгновенно приняла решение:

– Я их отвлеку. Уходи другим путем.

– Послушай… – начал Стэнтон, но она его оборвала:

– Тебе проще выжить в этом цивилизованном мире. А мне пора умереть. Я поклялась, что не покончу с собой, но погибну в бою, заставив Партию убить меня. Так оно и выйдет. Если моя смерть поможет тебе уйти, Партии, наверное, не будет вообще. Время пришло. Пора мне воссоединиться с моими детьми. – Глаза ее сверкали, взгляд был отрешен. – Ступай. Сделай все возможное для последнего двадцатого века. Потом езжай в Кембридж. Ты должен туда попасть, Хью. Пусть история наконец сдвинется с мертвой точки.

– Обещаю, – сказал Стэнтон.

Кейти поцеловала его в щеку.

А потом вдруг прильнула к нему и крепко обняла. Она впервые к нему прикоснулась, с тех пор как в берлинском отеле попыталась его прикончить.

Объятье длилось секунды, как будто собравшие в себе всю мировую скорбь. Кейти еще крепче прижалась и положила голову Стэнтону на плечо.

Потом отшатнулась, в глазах ее блестели слезы.

Из карманов достала пистолеты.

– Прощай, – твердо сказала она.

– Прощай.

Стэнтон метнулся в больничную дверь и побежал по коридору, не обращая внимания на врачей, сиделок и больных, выглядывавших из палат. Никто не пытался его остановить.

Он решил опять уходить через крышу и подумал, что снова покидает женщину, к которой привязался.

Стэнтон взбирался по лестницам. Снизу доносилась частая стрельба: Кейти сдерживала полицейских. Она даст ему достаточно времени, чтобы уйти. И сама решит, когда ей умереть.

Через чердачное слуховое окно Стэнтон выбрался в ночь.

Снова один.

Он уже никогда не вернется в константинопольский дом Хроносов.

Сейчас в Берлин. В последний раз.

Стэнтон знал, где искать Розу Люксембург. Историю борьбы за светлые идеалы, завершившейся Славной Революцией, все юные пионеры изучали как Священное Писание. В долгой поездке через Европу Кейти рассказала о конспиративной квартире, в которой подпольщики Люксембург и Либкнехт скрывались от репрессий. Позже дом стал святилищем, Меккой высших партийных чинов. Теперь надо постараться, чтобы это место запомнилось лишь тем, что здесь неведомый убийца застрелил малоизвестную социал-демократку.

А потом… Что?

Стэнтон знал, что потом. Всю дорогу в Берлин он думал только об этом.

Он разыщет Бернадетт Бёрдетт. Где бы она ни была – в немецкой тюрьме, дома в Ирландии или еще где-то, – он ее найдет. И заставит (если придется, даже под угрозой оружия) поехать с ним в Кембридж. Отведет ее в дом декана Тринити-колледжа и покажет Ньютонов ящик. И она поймет, что он ей не лгал. Тогда он уничтожит ящик и навеки разомкнет временную петлю.

И потом они вместе отправятся в последнюю версию двадцатого века. Бернадетт на заднем сиденье его «энфилда» модели 1914 года.

Вот такой план. Кремень наперекор Ньютону.

Финальная игра.

В номере «Кемпински» Стэнтон снарядился к очередному убийству. Бронежилет остался в съемной квартире, но «глок» был в целости и сохранности. Стэнтон проверил пистолет и тщательно зарядил обойму, хоть знал, что понадобится всего один патрон.

В арендованной машине он подъехал к дому, где скрывались социалисты, и затаился в засаде. Кейти рассказывала, что замаскированная Роза Люксембург ежедневно покидала конспиративную квартиру и агитировала за революцию.

Ну вот и она. Либкнехта нет, рядом два телохранителя. Их убивать не придется. Зачем, если мишень как на ладони?

Стэнтон опустил стекло, положил ствол на согнутую руку и прицелился. Винтовка не требовалась – дистанция невелика, у «глока» точный бой.

Вдруг раздался шорох. Стэнтон обернулся и увидел человека, который просунулся в пассажирское окошко, открытое по случаю теплой погоды. В руке у него был пистолет неизвестной в 1914-м системы, изготовленный из полимера, который еще не изобрели.

Стэнтон все понял.

Прошел еще один век.

Век, в котором он убил Розу Люксембург, но, видимо, и сам умер, ибо не сумел уничтожить Ньютонов ящик.

И вот из будущего прибыл новый посланец.

Чтобы предотвратить убийство Розы Люксембург.

Все эти мысли пронеслись в ту секунду, когда Стэнтон встретился взглядом с собратом Хроносом.

Он хотел крикнуть: «Если надо, убей меня, только, ради бога, езжай в Кембридж и уничтожь ящик! »

Но мысль быстрее слова.

Он не успел ничего сказать.

В тот пространственно-временной миг Хью Стэнтона изъяли из витка.

Исаак Ньютон уставился на прялку.

Близилась полночь. Ньютон был совершенно измотан долгой обратной дорогой из Кембриджа.

Дома он сказал племяннице, что, мол, заботы не дадут уснуть, и та вскипятила ему молока. Теперь они сидели вдвоем – племянница сучила пряжу, а старик разглядывал вертящееся колесо, которое, совершив оборот, сызнова начинало свой бег.

Ньютон видел в нем символ пространства и времени. Вращение без всякого сдвига. Беспрестанное движение и одновременно статика. Никакого отклонения от заданного курса.

Правильно ли он сделал, поделившись плодами своего озарения? Всегда ли лучше знать? Это был его главный жизненный принцип. Лучше знать. Пролить свет на тайны мироздания.

Но как на сей раз? Надо ли дать шанс обмануть фатум тем, кто еще не родился? Чтобы сотворить судьбу, отличную от той, что предназначил им Господь?

Исаак Ньютон был христианином. Всю жизнь он пытался постичь Бога, но никогда не желал стать Богом.

Он понял, что совершил ошибку. Иногда лучше все оставить как есть.

Время – не прялка.

Время – пряжа.

Утром он вернется в Кембридж и потребует, чтобы декан Бентли вернул ему ящик. Приняв решение, Ньютон почувствовал, что теперь сможет уснуть.

И уснул. Когда племянница ласково его потолкала – дескать, давай-ка переберемся в постель, – она поняла, что старик умер.

[1] 1

Пер. С. Маршака. – Здесь и далее примеч. перев.

[2] 2

Строчки из стихотворения «Павшим» Лоренса Биньона (1869–1943), английского поэта, драматурга, ученого.

[3] 3

Аллюзия на монолог Жака в 7 сцене II акта пьесы «Как вам это понравится» У. Шекспира:

Весь мир – театр.

В нем женщины, мужчины – все актеры.

У них свои есть выходы, уходы.

И каждый не одну играет роль.

Семь действий в пьесе той. Сперва – младенец,

Блюющий с ревом на руках у мамки…

……………………………………

…А последний акт,

Конец всей этой странной, сложной пьесы —

Второе детство, полузабытье:

Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.

(Пер. Т. Щепкиной-Куперник)

[4] 4

Уильям Глэдстоун (1809–1898) – английский государственный деятель, четыре раза занимавший пост премьер-министра.

[5] 5

Господин, господин, обождите! (тур. )

[6] 6

Прочь с дороги! (тур. )

[7] 7

Лукасовский профессор математики – именная профессура в Кембриджском университете, одна из самых престижных академических должностей в мире. Учреждена в 1663 году преподобным Генри Лукасом (1610–1663), английским священником и политиком, выпускником Кембриджского университета.

[8] 8

Герберт Китченер (1850–1916) – британский военный деятель, в 1914 году военный министр Великобритании.

[9] 9

Чарлз Джордж Гордон (1833–1885) – один из самых известных британских генералов. В ходе восстания махдистов, осадивших Хартум, был обезглавлен.

[10] 10

Прекрасная эпоха (фр. ) – период между последними десятилетиями XIX века и 1914 годом, время расцвета искусства и научного прогресса; название появилось после Первой мировой и ее травматического для Европы опыта.

[11] 11

Драгутин Дмитриевич (1876–1917) – начальник разведки сербского Генерального штаба, лидер тайного общества «Черная рука». За высокий рост, крупную фигуру и буйный нрав получил прозвище Апис (по-гречески «пчела», по-арабски «бык»).

[12] 12

Счастливого года! (тур. )

[13] 13

Ивиса – остров архипелага Балеарские острова в Средиземном море, принадлежит Испании. Международный курорт, известный клубами, где исполняется электронная музыка самых разных направлений. Больше известен под искаженным названием Ибица.

[14] 14

Имеются в виду экипажи гребцов: соревнования по гребле являются исторической традицией в Оксфорде и Кембридже.

[15] 15

Персонаж англо-американского фильма «Бигглз: Приключения во времени» (1986) о путешествии в прошлое и подвигах во имя человечества.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 16 17 181920 Следующая ⇒