Глава Четырнадцать

На следующий день Оуэн проснулся от приглушенного шелеста снега за окном. На карниз намело уже несколько дюймов, а значит, на земле будет еще больше. Хорошо, что у него не было на сегодня особых планов, подумал он и обнял Стерлинга.

– Ммм. Что такое? – пробормотал тот.

– Ничего, – прошептал Оуэн. – Спи. На снегопад полюбуешься позже.

– На улице метель? – Стерлинг зевнул и заморгал. – Серьезно?

– Не знаю, похоже. По крайней мере снега должно быть много.

Стерлинг сел, поморщился и перекатился на бок.

– Надо испечь печенье и слепить снеговика.

– Позволь мне познакомить тебя с одной из радостей домовладельцев в этом городе, – сухо ответил Оуэн. – Уборкой снега.

– Разве этим занимаются не городские службы? – спросил Стерлинг и снова зевнул.

Оуэн закатил глаза.

– Они чистят дороги. А двор и тротуар приходится убирать самим. Обычно я еще и разгребаю снег у дома Сары, соседки. Ей почти восемьдесят, и для нее это слишком. – Он нежно улыбнулся и поцеловал Стерлинга в мягкие со сна губы. – А она печет мне печенье. Очень много печенья. Сара любит готовить, перед Рождеством она принесла мне целую корзину. Они в книжном клубе обмениваются выпечкой, но шесть дюжин разного печенья многовато для одной пожилой леди, во всяком случае, мне она говорит именно так. Будешь хорошо работать, дам тебе парочку, но притронешься к шоколадно‑ имбирному, и приготовься встретить мою ярость.

– О, я уже боюсь, – ухмыльнулся Стерлинг и снова поморщился. – Оу. Ну ладно, наверное, я и правда побаиваюсь, – однако он не прекращал улыбаться.

– Пойди прими долгий горячий душ, – предложил Оуэн. – Сразу почувствуешь себя лучше. А потом позавтракаем перед выходом.

– Не легче ли купить снегоочиститель? – предложил Стерлинг, вставая.

– Во‑ первых, скорее всего сейчас они уже распроданы, во‑ вторых, уборка снега – хорошее физическое упражнение, в‑ третьих, чтобы добраться до машины и поехать в магазин за очистителем, нам придется сперва откопать ее, а если мы это сделаем, снегоочиститель будет уже не нужен.

– Ты, наверное, считаешь себя очень умным, – заметил Стерлинг и показал Оуэну язык, отчего еще больше стал походить на мальчишку.

– Считаю? Нет. Знаю? Да. – Оуэн поднялся с постели, накинул халат и поманил Стерлинга пальцем. – Иди сюда. – Тот осторожно подошел к нему. На следующий день все болит сильнее, ну, или так однажды сказал ему Майкл. Оуэн развернул Стерлинга к себе спиной и осмотрел его бедра и ягодицы. Кожа вокруг следов стека – тонких ярко‑ красных полос – была розовой, а под пальцами оказалась чуть шероховатой и теплой. – Я приложу арнику после душа, дашь мне знать, если боль станет слишком сильной.

Стерлинг молча пожал плечами, и Оуэн укоряюще хлопнул его по бедру.

– Я не шучу; мне не нравится, когда ты доводишь себя до крайности. Прошлой ночью ты показал, что можешь за себя постоять, но я вижу, что тебе это не понравилось. Просьбу остановиться ни в коей мере нельзя считать промахом, тебе ясно?

Взгляд Стерлинга стал растерянным, но мальчик был достаточно умен, чтобы понять, каким должен быть правильный ответ, хоть и недостаточно мудр, чтобы поверить в него.

– Да.

Оуэн вздохнул.

– Нет, неясно. Сядь.

Стерлинг настороженно опустился на край постели.

– А теперь послушай меня. Знать свои границы очень важно, и то, что ты понял это сам и дал мне понять, что нужно остановиться, говорит о том, что ты достаточно взрослый для таких отношений. – Оуэн положил ладонь на бедро Стерлинга чуть выше колена. – Это хорошо, Стерлинг.

– Знаю, – кивнул тот. – Знаю! Я тебе верю.

– Но?

Стерлинг скользнул рукой под ладонь Оуэна, переплетя их пальцы.

– Но легче от этого не становится. Мне все равно кажется, что я подвожу тебя, и это чувство мне не нравится.

– А кому нравится, – резко бросил Оуэн, – у меня никогда – никогда – не было саба, который бы ни разу не использовал ни одного стоп‑ слова, и, по правде говоря, если бы ты не сделал этого в скором времени, мне пришлось бы тебя заставить. Эти слова необходимы; они не просто для видимости. Я понимаю, что ты испытываешь, и читаю язык тела, но когда все уже сказано и сделано, на кону в буквальном смысле твоя задница.

Стерлинг поерзал, словно упоминание задницы заставило ее заныть сильнее, и Оуэн машинально сжал его руку, чтобы приободрить.

– Дело не только в физическом аспекте; то, что обычно ты терпишь с легкостью, может стать невыносимым в зависимости от твоего настроения. И я говорю не о боли; если ты расстроен и чувствуешь себя одиноко, а я заставлю тебя стоять в углу за пререкания, это способно довести тебя до критической точки, когда ты не сможешь больше ни секунды терпеть, чтобы тебя игнорировали. – Оуэну хотелось верить, что хоть толика того, что он говорит, доходит до Стерлинга. – Пользоваться этими словами просто потому, что наказание тебе скучно, непозволительно – и поверь, я узнаю, если это так, и последствия тебе не понравятся … но, используя слова при необходимости, ты никогда меня не разочаруешь. Поспрашивай других, поговори со своим другом Алексом. Ты поймешь, что я прав. Чтобы то, чем мы занимаемся, оставалось безопасным, мы оба должны быть ответственными, а не только я. Это для удовольствия, да, игра, если тебе так больше нравится, но в ней есть свои правила и меры предосторожности, и они существуют не без причины.

Он вздохнул и провел свободной рукой по растрепанным волосам.

– Ну ладно, хватит, еще слишком рано для чтения лекций. Мне нужен кофе. Ступай в душ, а я включу кофеварку.

Пока Стерлинг был в ванной, Оуэн приготовил кофе и уселся на кухонный столик. Он слушал, как наверху течет вода, чтобы, как только Стерлинг закончит, сходить в душ самому.

Сегодня ему нужно было придумать, как загрузить Стерлинга работой и заставить расслабиться. После такой напряженной сцены, как вчерашняя, мальчику нужно время подумать, не говоря уже о том, что, чтобы уровень эндорфинов после такого пришел в норму, тоже требуется время.

Нужно хорошенько позавтракать, не печеньем (хотя мысль и заманчивая). Совсем недавно он как раз ходил за покупками и запасся на несколько дней вперед, так что в доме было полно еды… на обед можно будет приготовить суп и сделать горячие бутерброды с сыром, а на ужин заказать пиццу, если снег к тому времени прекратится. Оуэн бросил взгляд в окно – судя по всему, метель лишь усиливалась, весь мир казался затянутым ледяным белым покрывалом.

Вода перестала течь, и сверху раздался крик Стерлинга:

– Я все!

Оуэн одним глотком допил кофе и пошел наверх, думая о Стерлинге: мокром и раскрасневшемся после душа, потому что эта мысль была куда более привлекательной, чем размышления о предстоящих часах за уборкой снега. Сейчас хватит с него и душа, но потом он пообещал себе помокнуть в ванне. Ему это просто необходимо.

Накладывание мази на ягодицы Стерлинга оказалось забавной кодой порки. Обычно стоически перенося боль, сейчас тот лежал на кровати, извивался, всхлипывал, стонал и даже один раз вскрикнул, жалуясь на щекотку, пока улыбка Оуэна не переросла в смех.

– Ты как маленький, – заявил он Стерлингу. – Хорошенький, конечно, но нытик. Мазь помогает синякам рассасываться.

– Она холодная и склизкая. – Тот перевернулся на бок и надул губы. О да, очень хорошенький. – И мне нравятся синяки.

– Минут пять любовался ими в зеркале ванной, да? – вздохнул Оуэн. Это не было предположением.

– По меньшей мере, – согласился Стерлинг, нисколечко не устыдившись. – Интересно, а до начала нового семестра они продержатся?

– Сомневаюсь. На тебе все быстро заживает. – Оуэн закрутил крышку и встал. – А теперь одевайся, пошли завтракать.

Они неторопливо ели яичницу с тостами и канталупой – последнее стало очередным поводом для жалоб Стерлинга.

– Сбалансированное питание очень полезно, – сообщил ему Оуэн.

– Я просто не люблю дыни, – сказал Стерлинг, хотя продолжил ее жевать. – И арбузы тоже. Не знаю почему – наверное, потому что у них такая странная консистенция.

Оуэн доел тост и заметил:

– Ты постоянно на что‑ нибудь жалуешься.

Стерлинг замер и задумался.

– В самом деле?

– Нет, я пошутил. – Просто надо было что‑ нибудь сказать.

– Нет, серьезно, я слишком много жалуюсь? Я знаю, что на лекциях это тебя раздражало. Я больше не буду, правда. – Стерлинг открыто смотрел на него.

– Стерлинг… – Оуэн нечасто чувствовал себя растерянным, но сейчас был один из этих редких моментов. – Я не собираюсь убеждать тебя, что ты не нервировал меня на лекциях, потому что мы оба знаем, что это неправда, и ты, конечно, нередко делал это нарочно, но, нет, я не считаю, что ты слишком много жалуешься. Это было глупое замечание с моей стороны; я просто пошутил, вот и все. Не обращай внимания. Ты нравишься мне таким, какой есть. – Он махнул рукой на остатки дыни. – Доешь или оставь. Как хочешь. В холодильнике должна была остаться малина, может, она нравится тебе больше.

– Да нет, не надо, – сказал Стерлинг. – Я тоже сморозил глупость. Это всего лишь дыня – ты же не просишь меня есть фасоль или окру, или что‑ нибудь действительно отвратное. – Он слегка улыбнулся, похоже, чувство юмора наконец вернулось к нему. – Кстати, я ненавижу окру.

– Я догадался, – кивнул Оуэн. – Я тоже не особо ее люблю. И еще не перевариваю цветную капусту.

Стерлинг оставил последний кусочек дыни нетронутым и выпрямился на стуле.

– А что ты любишь? Ну, то есть какая твоя любимая еда?

– Шоколад, – ответил Оуэн. – И все острое, но не чересчур перченое; мне нравится вкус, а не острота. Утку, как ее готовят во Франции, сочную, с кровью… что угодно свежесобранное из своего сада… Боже, да много чего. – Он улыбнулся. – Но больше все‑ таки шоколад.

– Я запомню, – сказал Стерлинг, а Оуэн задумался, не ждать ли ему в будущем шоколад в подарок. Стерлинг встал, взял свои тарелки, отнес к раковине, чтобы сполоснуть, и уставился в окно. – Вау, ну и снегопад.

Оуэн подошел к нему со своей тарелкой, чашкой и вилкой. Сгрузив все в раковину, он встал за спиной Стерлинга и обнял его за талию, любуясь кружащимися снежными хлопьями. За окном нещадно мело, знакомые очертания кустов и дорожек были едва различимы.

– Все еще хочешь лепить снеговика?

– Может быть, если снег прекратится. – Судя по всему, в ближайшее время надеяться на это было глупо. Стерлинг довольно вздохнул. – Как здорово.

– Любоваться на снегопад из окна? Как только мы окажемся на улице, ты сразу изменишь свое мнение.

– Нет, быть здесь, с тобой.

Второй раз за утро Оуэн растерялся. Стерлинг был так искренен, выражал свои эмоции, не сдерживаясь и не смущаясь. Не то чтобы Оуэн не разделял мнения Стерлинга о том, что здорово быть с тем, кто тебе нравится, и наслаждаться его обществом, когда на улице непогода, но он не думал, что мог бы сказать об этом так открыто.

– Ты романтик, да? – спросил он насмешливо. – Мне теперь ждать дюжину роз на День Святого Валентина?

Стерлинг повернулся к нему, случайно задел многострадальной пятой точкой стойку и вздрогнул.

– Дюжину дюжин, если я смогу это себе позволить, и мне кажется, ну не знаю, тебя ведь это не задело бы? – Он вопросительно посмотрел в глаза Оуэна. – Знаешь… некоторые парни не любят цветы. Ну то есть когда им их дарят. А ты?

– Не помню, чтобы кто‑ нибудь когда‑ нибудь дарил мне цветы, – ответил Оуэн. Какая‑ то непривычная нежность заставила его улыбнуться в полные тревоги глаза Стерлинга и серьезно сказать: – Пожалуй, мне было бы приятно, если бы ты подарил мне несколько. Две розы, например. Белую и красную. – Он положил ладонь на зад Стерлинга, обхватив ягодицу, но не сжимая. – О символике цветов тебе придется догадаться самому.

– До Дня Святого Валентина еще пара месяцев, но, думаю, я не забуду, – сказал Стерлинг и нарочно чуть подался назад, тихо охнув, когда давление на синяки усилилось. – А если ты решишь, что я могу забыть, то всегда можешь мне напомнить.

Нежность сменилась желанием, чистым и незамутненным, возбуждение накрыло так внезапно, что Оуэн не смог скрыть его. Глаза Стерлинга потемнели, губы приоткрылись. Оуэн понимал: один его жест, и тот опустится на колени и будет ждать приказа, чтобы доставить ему удовольствие, с готовностью открывая рот для пальцев Оуэна, а потом и члена. Умение Стерлинга отдавать и подчиняться казалось безграничным, и горячая волна, захлестнувшая Оуэна при этой мысли, пьянила почище, чем могла бы реальность.

Но как бы Оуэн ни хотел почувствовать губы Стерлинга на себе, как бы ни хотел связать его и заставить всхлипывать и улыбаться, пока Оуэн бы медленно овладевал им, так медленно, что от попыток сдержаться перед глазами бы плыло, а от желания войти до конца одним рывком кружилась бы голова… сейчас все же не подходящее время. Чтобы научить того дисциплине, нельзя давать Стерлингу то, о чем он просит, за так, как бы сильно Оуэну самому этого ни хотелось. Он заставит Стерлинга подождать.

Еще совсем немного.

Однако им обоим нужно было хоть что‑ нибудь, чтобы продержаться сейчас. Оуэн положил руки на стойку по бокам от Стерлинга, прижал того всем телом к раковине и поцеловал, глубоко врываясь языком в его рот, чувствуя, как Стерлинг постанывает и ерзает, но не для того чтобы избежать прикосновений к саднящим ягодицам, а чтобы увеличить давление.

– Вот же распутное создание, – прошептал Оуэн на ухо Стерлингу, он говорил это многим мужчинам и женщинам, но никогда с таким убеждением, таким голодом. – Хороший мальчик. – Он запустил руку под футболку Стерлинга, как бы между прочим, не спрашивая, и нащупал большим пальцем его сосок. – Я мог бы надеть на них зажимы. Заставить тебя разгребать снег, пока они не набухнут и не станут гореть и ныть, но, думаю, я оставлю это на потом, когда смогу следить за твоим лицом, видеть в глазах, как сильно тебе это нравится.

Стерлинг тихо застонал и повернул голову, выпрашивая еще один поцелуй, его губы были такими жаждущими, что Оуэн просто не мог ему отказать, тем более когда сам хотел того же. Он начал ласкать язык Стерлинга своим, положив ладонь ему на затылок, удерживая на месте.

– Я мог бы опуститься для вас на колени, – прошептал Стерлинг и резко втянул в себя воздух, когда Оуэн снова сдавил его сосок. – Позвольте мне, пожалуйста.

Оуэн ответил не сразу, и Стерлинг, видимо, счел молчание знаком согласия, потому что сделал полшага в сторону, чтобы можно было сесть на пол у ног Оуэна, потерся щекой о его бедро, а потом и о твердеющий член, и подышал на него сквозь ткань слаксов.

– Боже, обожаю, когда ты такой, – простонал Оуэн и сам поразился тому, как неровно прозвучал его голос, – но тебе лучше остановиться… Стерлинг, мы же только позавтракали, черт побери.

Стерлинг поднял глаза и ухмыльнулся.

– Этим нельзя заниматься после завтрака? Это правило? Мне нужно его запомнить? Или, может, записать куда‑ нибудь?

Оуэн сжал пальцами прядь шелковистых волос и игриво потянул.

– Не смей. Мы можем заниматься этим когда угодно, но только не когда нам нужно разгрести снег. – Он кивнул на окно. – Смотри, уже не так метет. Пошли одеваться – у меня есть еще одни теплые сапоги, если нужно – и приступим.

Может, снег поможет ему охладиться, чтобы смотреть на Стерлинга, не желая послать к чертям все свои принципы, но надежды на это было мало. В конце концов, снег – всего лишь замерзшая вода, чудеса не в его компетенции.

* * * * *

Зато в его – утомить любого сверх меры. Сорок минут спустя рубашка уже липла к спине, и Оуэну пришлось снять шапку, потому что лучше уж снег в волосах и за воротом куртки, чем тепловой удар. Стерлинг, разгребавший здоровую кучу снега и льда, оставленную у подъездной дорожки, снял куртку и бросил на капот своей засыпанной снегом машины. Его щеки и кончик носа покраснели от холода, но он продолжал работать, хотя Оуэн заметил, что тот держит лопату только левой рукой, а не меняет руки, как он сам.

– Фух! – раздался голос Стерлинга где‑ то через минуту. – Почти закончил… мне заняться соседским домом? А который из них тот самый?

– Маленький белый коттедж, – ответил Оуэн, показывая рукой, и проследил за Стерлингом, который подошел к тротуару и стал разгребать снег в сторону дома Сары.

Оуэну захотелось пить, и он вернулся в дом, чтобы принести им обоим воды. Теплый воздух здесь, еще недавно казавшийся таким приятным, сейчас напоминал туман, густой и удушливо‑ влажный. Оуэн жадно напился прямо из крана, а потом сунул две бутылки воды в карманы пальто и вышел обратно.

Стерлинг уже не разгребал снег, но вовсе не потому что остановился наконец передохнуть, а потому что беседовал с Сарой. Она смело прошлась по скользким дорожкам и сейчас стояла и улыбалась Стерлингу, седые волосы были убраны под веселую вязаную фиолетово‑ зеленую шляпу. Оуэн усмехнулся, увидев, что Стерлинг прислонил лопату к горе снега и теперь держит в руках большую чашку чего‑ то слабо дымящегося на морозном воздухе.

– Оуэн! – крикнула Сара, заметив его. – Этот молодой человек разгребает мой снег и заявляет, что это вы сказали ему это сделать, так что, боюсь, мне пришлось отдать ему какао, что я готовила для вас. Если у вас есть минутка, я могу и вам вынести.

Оуэн подавил улыбку.

– Не нужно, – ответил он, подходя к ним. – Я только что напился воды, еще немного – и я лопну. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – С Рождеством.

– И вас также. Вы, наверно, рады, что снег не выпал вчера, а то встречать Рождество у друзей стало бы почти невыполнимой задачей. – На одной руке у Сары была рукавица под стать шляпе, а другую такую же она держала во второй руке.

– Ну, у меня был бы помощник, – сказал Оуэн, кивнув на Стерлинга.

Сара немного растерянно улыбнулась.

– Вот как?

– Да, – кивнул Оуэн. – У Стерлинга внезапно изменились планы, и мне повезло заполучить его в гости.

Тот несколько натянуто улыбнулся, в несколько глотков допил какао и вернул чашку Саре:

– Большое спасибо, было очень вкусно. Я лучше вернусь к работе. – Он отвернулся, поднял лопату и пошел к началу подъездной дорожки.

Сара нахмурилась и наклонилась поближе к Оуэну.

– Я сказала что‑ то не то и расстроила вашего юного друга?

– Он просто очень хочет поскорее закончить, – дипломатично отозвался Оуэн. – Энергия бьет ключом.

– Ах, я помню эти дни, – вздохнула Сара и покачала головой. – А сейчас у меня едва хватает сил даже на мои маленькие хобби.

Так как клубы занимали у нее пять дней в неделю, Оуэна это совсем не удивляло. Саре нужно было куда‑ то девать энергию, пусть даже она и была слишком хрупкой для физической работы. Он поболтал с ней еще немного, пока она, дрожа от холода, не вернулась к себе: в дом, завешенный фотографиями, заставленный книгами и растениями, в котором царил деспотичный кот с очень подходящим именем Сатана.

Оуэн проводил ее взглядом, а потом подошел к Стерлингу, тот искоса глянул на него и продолжил разгребать снег.

– Передохни, – велел Оуэн.

– Я почти закончил.

– Считай это приказом, если тебе так легче, – спокойно отрезал Оуэн. – Остановись и посмотри на меня.

Стерлинг воткнул лопату в высокий сугроб у дороги и, уперев руки в бока, сердито уставился на Оуэна. На манжетах его свитера и в волосах белели снежинки, уши покраснели от холода.

– Ну что? – возмутился он.

– Я хотел задать тот же вопрос, правда моя формулировка была бы повежливее. Что с тобой такое?

– Ничего. – Стерлинг поднял руку и провел по волосам, так что снег полетел с него во все стороны. Оуэн не отводил от него глаз, и тот вздохнул и опустил руки. – Я просто подумал, что она сейчас спросит, что случилось, и придется объяснять все о том, что отец меня видеть не может, и мне захотелось уйти, вот и все. Людям любопытно, я это понимаю, но это же не значит, что я готов принимать в этом участие.

– Нет нужды пускаться в объяснения с незнакомыми людьми, – возразил Оуэн. – Хотя едва ли Сара стала бы лезть в чужие дела, но если кто‑ то начнет, просто не обращай внимания. Ты никому не должен ничего объяснять, если дело касается личных вопросов. – Стерлинг выглядел таким подавленным и таким вызывающе недоверчивым, что Оуэн пожалел, что они не дома, где он мог бы обнять того и целовать, пока на губах с опустившимися уголками не появилась бы снова улыбка. – Вчера… я не посвящал Гэри и Джейка в детали. Они просто додумали все сами по своему опыту общения с родителями, не заслуживающими этого звания.

– Да, я понял. Все нормально. Мне с ними было спокойно. – Стерлинг говорил так, словно это его удивило.

– Ты им понравился, – сказал Оуэн, пытаясь понять, как заставить мальчика улыбнуться. – И поверь мне, им очень нелегко понравиться.

– Мне они тоже понравились. Было здорово встречать рождество с людьми, которые так… ну ты понимаешь, которые не скрывают того, кто они есть. Я таких раньше не встречал.

Оуэн рассмеялся, звук разнесся по улице; снег пошел сильнее, засыпая асфальт, который они совсем недавно расчистили.

– О, они совершенно ничего не скрывают. Они хорошие ребята. Но предупреждаю, они полностью зациклены на театре; когда они начнут работать над новым спектаклем, не удивляйся, если они попытаются тебя запрячь. Я видел, как у них загорелись глаза, когда ты сказал им, что тебе доводилось играть.

– Класс. Пожалуй, это будет поинтереснее некоторых вечеринок, на которые таскал меня сосед, хотя одна из них вроде как и привела меня к тебе. – Стерлинг наконец‑ то улыбнулся, пусть и едва заметно; Оуэну даже страшно стало, насколько полегчало сразу на душе. – Надо это доделать, – добавил Стерлинг, показав на снег под ногами.

– Я помогу расчистить до забора Сары, – предложил Оуэн, – но, боюсь, эта битва проиграна заранее.

– Эй! – Оуэн обернулся и увидел на другой стороне дороги машущего рукой мужчину, в высокой крупной фигуре он узнал соседа, хоть и не вспомнил его имени. Тот стоял рядом с очень старой на вид машинкой для уборки снега. – Я собираюсь завести эту малышку и могу закончить с тротуаром у Сары. А вам двоим явно не помешает передышка.

– Скажи «да», – прошептал Стерлинг. – Прошу тебя, скажи «да».

– Спасибо, – ответил Оуэн, он был только рад принять это предложение. Машинка за несколько минут оставит аккуратную широкую дорожку, а Оуэн никогда не был таким уж любителем работы на свежем воздухе. – Буду очень признателен.

Мужчина поднял руку, показывая, что понял, и спустя мгновение все разговоры стали невозможными из‑ за громкого гудения снегоочистителя.

Оуэн махнул на дом и наклонил голову в его сторону, Стерлинг кивнул. Они вместе побрели к дому по снегу, нападавшему уже после того, как Стерлинг расчистил дорожку… «Может, нужно было заняться этим попозже», – подумал Оуэн, хотя, посмотрев на небо, он готов был поклясться, что оно стало светлее.

По пути Стерлинг поднял куртку и перчатки с капота – они были все в снегу – и отряхнул их, пока они с Оуэном поднимались на крыльцо.

– Интересно, сколько еще будет мести, – заметил Стерлинг. – Когда я был маленьким, такие снегопады меня только радовали, ведь в школе отменяли занятия. К тому же мне не нужно было разгребать снег. – Он ухмыльнулся и придержал перед Оуэном дверь.

– Ну, нам же с тобой никуда сегодня не нужно, – сказал Оуэн. – Не думаю, что метель продержится долго; в прогнозе погоды говорили, что циклон заденет нас всего лишь краем.

Они повесили мокрую одежду в кладовку, где вода могла спокойно капать на плитку, не уродуя паркет, и Оуэн включил кофеварку.

– Чем ты хотел бы заняться? – спросил он. – Если прояснится, мы могли бы пойти прогуляться к Озеру Джаспера и, может, чего‑ нибудь перекусить в городском пабе. В FiddleandFirkin хорошо готовят. – Оуэн чувствовал себя растерянным; у него редко бывали гости, и даже если бы Стерлинг пожелал все время проводить голым в постели… В общем, Оуэн бы ему не позволил.

– Как хочешь, – пожал плечами Стерлинг. – Если у тебя много работы, ничего… я могу почитать или заняться чем‑ нибудь еще. Не думай, что ты обязан меня развлекать. Просто делай то, что делал бы, если бы меня здесь не было, я найду чем заняться.

– Ну… – Оуэн закусил губу. – У меня всегда есть работа, но черта с два я буду составлять учебный план в день после Рождества… и я не хочу развлекать тебя, словно ты здесь гость или что‑ то в этом роде, но я хочу провести это время с тобой. – Он беспомощно развел руками. – Я просто не знаю, чем ты любишь заниматься.

– Мне кажется, я задолжал тебе поход в кино, но, пожалуй, сейчас не лучшее для поездок время, – сказал Стерлинг, мимо дома как раз проехал очередной снегоочиститель, заливая желтым светом серо‑ белый снег. – Не знаю. А у тебя есть настольные игры? Или мы могли бы посмотреть что‑ нибудь по телевизору. Или… эмм…

Было бы так легко шагнуть к Стерлингу и поцеловать его, вернувшись к тому, на чем они остановились до того, как начали разгребать снег, но Оуэну не нравилось, когда легко, и если они со Стерлингом собираются превратить свои отношения во что‑ то продолжительное, то им нужно, чтобы их объединял не только секс.

Они с Майклом очень долгое время дружили, наверное, поэтому они и были до сих пор близки; им нравилась одинаковая музыка, они читали одни и те же книги… со Стерлингом же от разницы в возрасте были одни проблемы. Непреодолимые? Оуэн надеялся, что нет.

– Давай смотреть кино, – решил он.

Он позволил Стерлингу перерыть все полки с дисками и выбрать один, что заняло куда больше времени, чем думал Оуэн. А потом они свернулись на диване, поставив на столик перед собой корзинку с печеньем Сары, и стали смотреть «Жизнь Брайана», фильм, который Оуэн мог цитировать отрывками, а Стерлинг никогда раньше не видел. На середине Оуэн, почувствовав, что замерзает, стащил со спинки дивана покрывало и накрыл их обоих.

– Спасибо, – сказал Стерлинг, повернув голову, и улыбнулся.

Оуэн вдруг понял, что их лица совсем близко.

– Всегда пожалуйста, – ответил он и медленно поцеловал Стерлинга.

У его губ был вкус мятного печенья, он издал радостный звук, а его ладонь легла Оуэну на колено.

После позавчерашней ночи и сегодняшних физических упражнений Оуэну совсем не хотелось торопиться. Фильм продолжался, а Оуэн целовал Стерлинга, иногда в шею и горло, иногда в волосы, снова и снова возвращаясь к его губам. Если бы ему пришлось в этот момент подобрать определение для Стерлинга, то это было бы «аппетитный», Оуэн никак не мог им насытиться. Сонный и расслабленный, а потому не жаждущий острых ощущений, он обнял Стерлинга и притянул к себе, устроившись в уголке дивана, так что Стерлинг растянулся на нем, и оба стали целоваться, как тинэйджеры, закрыв глаза и неторопливо гладя друг друга руками.

– Ты делаешь меня счастливым, – прошептал он в волосы Стерлинга, нащупав губами его ухо. Его рот слишком долго был занят поцелуями и довольными стонами, и слова выговаривались как‑ то странно. Целоваться куда проще. – Ты… ты хотел услышать это от меня?

Ответ Стерлинга был нежным и теплым, таким же, как его рука на талии Оуэна под задранной рубашкой.

– Боже, да. Конечно. А кто бы не захотел? – Кончик его языка лизнул Оуэна в уголок рта. – Я хочу делать тебя счастливым, – выдохнул он.

– А я хочу, чтобы ты был счастлив, – сказал Оуэн. Это уточнение показалось ему важным, хоть он и не мог ясно мыслить, когда Стерлинг был так близко, абсолютно расслабленный и такой сладкий. Боже, такой сладкий… под всей его наглостью и издевательскими ухмылками, высокомерием и нахальством, которые выводили Оуэна из себя и искушали, Стерлинг был таким…

Поток без конца повторяющихся несвязных мыслей внезапно прервался из‑ за незнакомого рингтона. Оуэн вздрогнул, испуганный и недовольный тем, что им помешали.

– Это твой телефон?

Глупый вопрос на самом деле, к тому же голос Оуэна прозвучал чересчур резко – в конце концов Стерлинг не виноват, что ему позвонили, – но громкая, излишне радостная мелодия произвела на него эффект ледяного душа.

– Черт… это мама, – сказал Стерлинг, пытаясь сесть и выгибаясь, чтобы вытащить мобильник из кармана; он чуть не заехал локтем Оуэну в живот и, пробормотав: – Извини, – открыл раскладушку. – Мам? Все в порядке? Да.

Он замолчал, слушая голос матери в трубке. Стерлинг выпрямился, отчего покрывало сползло с колен Оуэна, но он не двинулся с места.

– Но это же не значит, что вы должны… хорошо, но… мама, ты можешь хотя бы попытаться… но… – Стерлинг встал, набросив покрывало на ноги Оуэна, и остановился в дверях гостиной. – Ладно, отлично, но ты хотя бы передашь Джастине, что я…

Он замолчал, его плечи опустились. Несколько секунд спустя он повернулся, на его лице застыла невеселая, какая‑ то блеклая улыбка.

– Она повесила трубку.

– Твоя мать … – Оуэн заставил себя замолчать и тщательно стер с лица удивление. Судя по тому немногому, что говорил Стерлинг, они с матерью были близки, и столь резкий разрыв оказался для него полной неожиданностью и явно выбил из колеи. – Так зачем она звонила? Что случилось? – Он откинул покрывало, но не стал подниматься, неуверенный, нужно ли Стерлингу сейчас его утешение. Когда тебе хочется спустить пар или закричать, чужие объятия лишь раздражают, а Оуэн еще не слишком хорошо читал чувства Стерлинга.

– Она просто хотела дать мне знать, что отец ввел новое правило: теперь ей нельзя звонить мне, поэтому от нее и не было вестей эти два дня. Она хотела убедиться, что со мной все в порядке. – Стерлинга, похоже, такой поворот не слишком удивил, что казалось странным, хотя, может, он просто еще не до конца осознал случившееся? – Все нормально. Он всегда был таким. Следовало этого ожидать. Досмотрим фильм, хорошо?

Он вернулся к дивану и сел, позволив Оуэну закутать себя в покрывало, а потом свернулся в том же положении, в котором лежал до этого, обвив талию Оуэна рукой.

Положив голову на плечо Оуэну, Стерлинг едва ли мог видеть экран, но Оуэн решил, что это неважно. Он обнимал Стерлинга – своего мальчика, своего Стерлинга – и пытался подавить злость на двух человек, которых никогда не встречал, чтобы та не передалась мужчине в его руках.

Значит, Уильяму Бейкеру нравится изобретать правила и навязывать их своей семье. Оуэн подумал, что объективный наблюдатель счел бы их похожими, но он не чувствовал родства с этим человеком. Бейкер казался ему тираном, мелочным и жестоким. Оуэн не мог объяснить, что именно так сильно привлекает его в контроле и причинении боли, но дело было не в жестокости и не в желании сломать. Уильям же Бейкер делал и то, и другое.

Оуэн медленно и размеренно гладил Стерлинга по голове и спине и думал, сможет ли тот расслабиться настолько, чтобы заплакать. Неважно, трудно это для него или нет, если Стерлингу нужно облегчение, Оуэн даст это ему.

С удовольствием.

* * * * *

На следующий день Стерлинг напоминал Оуэну пчелу, гневно бьющуюся о стекло, не в силах понять, почему не может прорваться сквозь воздух, но отказываясь бросать попытки.

Спал Стерлинг плохо, то прижимаясь к Оуэну, то беспокойно ворочаясь, раскидываясь на всю кровать. Немного поковыряв завтрак, он занялся печеньем, присоседившись к коробке, что принесла Сара, пока на дне не остались лишь крошки и, заметил Оуэн с усмешкой, шоколадно‑ имбирное печенье, которое он просил не трогать.

Оуэн уже собирался немного поучить дисциплине превратившегося в надутого подростка Стерлинга, но ему хотелось посмотреть, как далеко тот готов зайти. Оуэн предпочел бы, если бы это его плохое настроение прошло само; да, поведение Стерлинга раздражало, но причины его были вполне понятны. Если же тому требовалось внимание, что ж, Оуэн даст ему столько внимания, сколько сможет выдержать его многострадальная задница, но какая‑ то часть его противилась мысли о том, чтобы хоть что‑ то из того, чем занимаются они со Стерлингом, ассоциировалось с отцом – причиной всех его бед.

– Не хочешь сходить перекусить в город? – спросил он около одиннадцати, откладывая книгу, которую пытался читать. – Или позвонить Алексу и узнать, не хочет ли он выпить с нами кофе?

– Не особо, – ответил Стерлинг. Он то стоял у окна, разглядывая ярко‑ голубое небо и огромные снежные сугробы, то бродил по первому этажу, хватая попадающиеся под руки вещи и разглядывая их, прежде чем снова начать бесцельное движение. Сейчас он как раз вертел в руках деревянную подставку, придерживавшую книги на столике у стены. Без держателя книги попадали друг на друга, несколько соскользнуло на пол. – Упс.

Так, с него хватит. Если спускать Стерлингу с рук такое поведение, ни к чему хорошему это их отношения не приведет, а Стерлинг в режиме невоспитанного подростка не слишком‑ то привлекателен.

– В самом деле «упс». Подними их, пожалуйста. – Какое‑ то мгновение ему казалось, что Стерлинг не послушается, но тот со слабой вызывающей улыбкой скрупулезно собрал книги, выставив идеально ровно, с такой тщательностью, которая, учитывая не сходящую с лица улыбку, граничила с дерзостью.

Оуэн откинулся на спинку стула.

– Значит, хочешь поиграть, – насмешливо протянул он. – Мог бы просто сесть на колени и подождать, когда я тебя замечу; я бы понял намек, поверь мне.

Наглая улыбка Стерлинга померкла, он замер на мгновение, а потом подошел к стулу Оуэна и тяжело опустился на колени. Наклонившись, он коснулся виском его ноги, открыв бледную шею, такую беззащитную во внезапно наступившей тишине.

Протянув руку, Оуэн положил ее Стерлингу на затылок.

– Эти дни были для тебя не самыми легкими, но это не извиняет твоего грубого поведения. Тебе нужно найти другой способ выражать свои чувства. – Он улыбнулся. – Или я могу сделать это за тебя. Ты ведь этого от меня хочешь, не так ли?

Он услышал, как Стерлинг сглотнул.

– Да.

– Да, – согласился Оуэн, и в комнате воцарилось молчание, пока Стерлинг не начал ерзать, скорее от нетерпения, чем оттого что затекли мышцы. – А теперь ты еще и плохо себя ведешь, сидя на коленях, а я не могу спустить такое с рук. – Стерлинг поднял на него глаза, сейчас в них читалось облегчение. Ему нужны были логичные и понятные границы… но какому сабу они не нужны?

– Ты все утро пытался вывести меня из себя, – сказал Оуэн, в его голосе не слышалось злости, потому что эта эмоция никогда не была частью всего этого. – Неугомонный, шумный, неуклюжий… мне это не нравится. Начнем с извинений, пожалуй. Заставь меня поверить своим словами, иначе будешь стоять в углу и ждать, пока я дам тебе второй шанс.

Стерлинг прижался губами к колену Оуэна и передернулся, а потом снова поднял глаза и решительно встретил его взгляд.

– Мне жаль, – прошептал он. – Я не хотел… я ничего не мог с собой поделать. Я собирался остановиться, но не знал как и не знал, что могу попросить… об этом. Мне жаль, Оуэн. Пожалуйста, простите меня.

Иногда он забывал, как неопытен Стерлинг.

– Ты всегда можешь попросить, – сказал Оуэн, обхватив его лицо, этот жест давно стал для них молчаливым посланием. – Я не всегда буду давать тебе именно то, чего ты хочешь, но что‑ нибудь обязательно. Я никогда не оставлю тебя жаждущим, обещаю. – Он похлопал Стерлинга по щеке. – Ты прощен… но это не значит, что тебе не придется иметь дело с последствиями, но ты же знал, что все не так просто?

– Да. Я знаю, что заслужил наказание… я и себя тоже сводил с ума, не только вас. Мне очень жаль. – Стерлинг закрыл глаза и снова прижался к бедру Оуэна. – Мне кажется, я теряю рассудок. Я такой никчемный, Оуэн. Иногда я не знаю, можно ли это исправить. Или, если и можно, то на это уйдет…

– Я не хочу тебя исправлять, – отрезал Оуэн. – С тобой все в порядке. Открой глаза. Посмотри на меня. – Он подождал, пока Стерлинг подчинится, и продолжил; он с трудом сдерживал раздражение, направленное на человека, с которым никогда не встречался, а не на того, который сидел на коленях перед ним. – Помнишь первый раз, когда я привел тебя в клуб? – Стерлинг кивнул и нахмурился. – Несколько дней спустя я пришел туда один и провел целый вечер, отвечая на вопросы о тебе. Чтобы подвести итог всех разговоров, мне понадобится всего одно слово: счастливчик. И они имели в виду вовсе не тебя; Домы, сабы… неважно. Они говорили обо мне. Это мне повезло, потому что они видели, что ты особенный, и что ты делаешь меня счастливым. Черт, да Майкл никогда тебя не встречал, а стоило рассказать ему о тебе, первое, что он мне заявил, это что мне улыбнулась удача. – Оуэн сделал глубокий вдох. – Ты гей, и твоего отца это не радует. Такое случается так часто, что это фактически закономерность. Ты узнал, что тебе нравится подчиняться; это необычнее, согласен, но ты был в клубе и знаешь, что ты такой не единственный. Родители практически отреклись от тебя, и ты расстроен; ну, кто бы не расстроился на твоем месте? Я не вижу, что в тебе не так.

Он положил ладони на щеки Стерлинга, чтобы тот не мог отвернуться.

– Ты мой, Стерлинг. Мой. Все, что я делаю с тобой или для тебя, мне не трудно, я не считаю тебя обузой.

Было видно, что Стерлингу хочется поверить ему, но он никак не может заставить себя.

– Я просто… вы можете забрать меня отсюда? Отсюда, я о… об этой реальности. Мне нужно, чтобы вы сделали мне больно. Нужно почувствовать хоть что‑ то вместо всего этого. Боже, наверное, я несу какую‑ то чушь…

Оуэн вздохнул и скользнул ладонями на плечи Стерлинга.

– Конечно, нет, – терпеливо сказал он. – Ты просишь о том, чего желает каждый саб, том, что каждый Дом хочет дать. Однако боль… мне не нужно причинять ее, чтобы вырвать тебя отсюда туда. Сабспейс. Слышал этот термин? Да. Конечно же, слышал.

– Пожалуйста… – Стерлинг прильнул к ноге Оуэна и потерся щекой о внутреннюю сторону его бедра, чуть не задевая член. – Прошу, Оуэн? Я сделаю все, что вы захотите, обещаю. Просто скажите, что мне делать. Мне раздеться? Я знаю, вы любите, когда я голый.

– Стерлинг. Сосредоточься, – одернул его Оуэн, и тот отпрянул и заглянул ему в лицо, широко распахнув глаза.

– Да, Оуэн.

– Я делаю это – все это – не для того чтобы наказать тебя за то, кто ты есть, или за то, чего ты хочешь, – произнес Оуэн, четко выговаривая слова. Стерлинг казался обескураженным и потерянным. Что, конечно, так и было; Оуэн и то, что он предлагал, было для него непривычно, а семья была рядом всю жизнь, и теперь он остался один. Оуэн не мог себе представить, как не по себе сейчас Стерлингу. Он помедлил и тихо добавил: – Я не твой отец.

Взгляд Стерлинга, открытый и умоляющий, вдруг стал жестче, он отстранился и встал.

– Поверить не могу, что ты говоришь мне это.

– Мне нужно быть уверенным, что ты это осознаёшь, – сказал Оуэн. – Нужно знать, что ты понимаешь, что есть что.

– Я никогда не думал о тебе как об отце, – холодно бросил Стерлинг. – Я никогда не хотел от тебя этого. Если ты так считаешь… – Резко тряхнув головой, Стерлинг сделал шаг назад. – Ты меня совсем не знаешь, да?

Оуэн встал, не понимая, как все так обернулось.

– Конечно, знаю. Иногда мне кажется, я знаю тебя лучше, чем ты сам.

– Значит, ты ошибаешься. – Стерлинг отступил еще на шаг; его голос звучал зло, Оуэн никогда его таким не слышал. – Боже, поверить не могу, что я думал, что у нас что‑ нибудь выйдет. Наверное, мне лучше немного передохнуть. И нет, мне не требуется твое разрешение. – Он замолчал, а потом медленно, чуть ли не по слогам произнес: – Джуниор.

Потрясенный услышанным стоп‑ словом, которое сейчас означало куда больше, чем просто конец сцены, Оуэн молчал, а Стерлинг развернулся и пошел наверх.

Оуэн слышал, как тот собирает вещи, а потом спускается вниз по лестнице и надевает кроссовки. Ему хотелось пойти за Стерлингом, обнять его и успокоить, но сейчас тому нужно было совсем другое, и Оуэн не мог дать ему то, что было нужно. Не сейчас и не так. Он позволит Стерлингу немного остыть, а потом они поговорят.

Не двигаясь с места, Оуэн вслушивался в тишину, наступившую, когда дверь за Стерлингом захлопнулась.

Это было самым трудным, что ему когда‑ либо приходилось делать.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒