Макс Барри 2 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 16Следующая ⇒

– Ничего страшного.

– Просто вырвалось.

– Нужно… – Я пожал плечами.

– Пандус. Отпуск. Это можно устроить. Такая у нас компания.

– Хорошо.

– Вас точно все устраивает? Никаких пожеланий?

– Нет, – промямлил я. – Впрочем, мне не нравится мой врач‑ физкультурник.

Больше я Дейва не видел. В тот день пришла сестра Вероника, она стала возиться с цветами у моей кровати:

– Не желаете ли… Чем бы вы хотели сегодня заняться, Чарли?

– Остаться здесь.

– В постели?

– Да.

– Ладно, – согласилась она.

Я не вставал два дня. Не считая поездок в туалет. Ради них приходилось покинуть ложе: перевалить себя в кресло‑ каталку, проехаться по кафелю и взобраться на унитаз. В другое время не оставалось ничего, кроме как изучать культю. Чулок сняли, трубки тоже. Я больше не промокал. Остались только розовая кожа и черные швы. Я не любил ходить в туалет, потому что культя мне не нравилась.

Зато в постели все было отлично. У меня был телефон. У меня был вай‑ фай. Я залогинился в рабочий аккаунт и писал заметки. Я скачивал фильмы. Я пристрастился к играм. Нельзя сказать, что я был счастлив. То и дело я тянулся почесать правую ногу и вспоминал, что ее больше нет. Или слишком легко переворачивался. Но я понимал, что это еще не конец всему.

Вернулась Анжелика Остин. Прошла неделя. Я лежал с закрытыми глазами, пока она осматривала зону бедствия.

– Прекрасно. – Она запахнула простыню. – О лучшем я и мечтать не могла.

Я промолчал. Я не хотел обидеть Анжелику Остин. Но мне было трудно поверить, что этим уместно гордиться. Возможно, я был несправедлив: она работала с живой тканью, тогда как я – с искусственными металлами. Но я бы расстроился, если бы произвел что‑ то настолько же безобразное.

– Ампутированную конечность чувствуете?

– Как это?

– У многих пациентов бывают фантомные ощущения.

– Ах вот что, – ответил я. – Нет.

Я слышал о фантомных болях, но не ожидал таких слов от врача. Мне казалось, что это явление сродни призракам и ауре.

– Их незачем стесняться.

– Ничего подобного не было.

Доктор Анжелика внимательно изучала меня.

– Я чувствую, что там что‑ то есть. Оно чешется.

– Болит?

– Да. Болит. – Я ждал, что доктор Анжелика возьмется за планшет, чтобы назначить обезболивающее. Она этого не сделала. – Сильно болит.

– Это потому, что вы ею не двигаете. Я слышала, что вы отказались от лечебной физкультуры.

– Да.

– Она необходима для выздоровления. Почему вы отказались?

– Мне не нравился Дейв.

– Он вам не нравиться приходил. Вы просто должны были его слушаться.

Доктор Анжелика нахмурилась. В ушах у нее были блестящие серьги. Немного экстравагантно для женщины, в иных отношениях строгой. В операционной их приходится снимать. Нельзя, чтобы мелкие бриллианты упали, скажем, в грудную полость. Мешают работать – получалось, что доктор Анжелика больше заботилась о собственной внешности, чем о деле. Наверное, я снова несправедлив. Может быть, у нее сегодня не было операций.

– Пора вам пообщаться с протезистом.

– Протезистом?

На секунду мне почудилось, что она помянула проститутку.

– Да, прекрасная женщина.

Доктор Анжелика смотрела на меня так, словно я должен был радоваться тому, что ко мне вообще пожалует протезист. Мне показалось, она думает, что я и вовсе не заслуживал ее трудов.

– Не нужен мне протезист. – Я уже прикинул, что это будет: очередной урок физкультуры. Мучения на деревянных брусьях, попытки сдружить части тела. – Мне хватит стула. На работе я целый день сижу. И дома сижу. Я не занимаюсь спортом.

– А машину вы водите? Ступеньки в вашем доме есть? На эскалатор заходите? Сколько раз в день встаете на ноги?

Я молчал.

– От вас еще будет толк, – чеканила доктор Анжелика. – Вы целы. У вас небольшой дефект, и вы с ним справитесь.

Ребенком я часто болел. Думаю, в этом нет ничего удивительного. Я был из тех, кто все лето проводит дома, прячась за шторами от гомона уличной детворы. Инфекционный мононуклеоз. Дальше – легочное осложнение. Вернувшись в школу, я вручил учителю справку, дозволявшую мне посещать библиотеку взамен физкультуры. Он требовал документ всякий раз, хотя там было написано: «в течение года». Он ждал, когда я созрею для физкультуры и забуду про справку. Этого не произошло. В библиотеке я читал о паровозах, ДНК и строительстве дамбы Гувера. По дороге домой я наблюдал, как опускается шлагбаум на железнодорожном переезде. Я знал, что происходит это потому, что колеса приближающегося поезда изменяют индуктивность путей ниже заданного уровня.

В итоге я подавал мяч, как четырехлетка, а ловить и вовсе не умел. При беге я взмахивал руками и ногами, как будто тонул. Если меня заставляли играть в бейсбол, я лупил по мячу в надежде, но без веры в успех и не удивлялся. Для футболистов я был пустым местом, они проводили мяч сквозь меня.

С возрастом дела начали меняться. Нет, я не стал лучше. Мне было просто наплевать. К выпускному большинство ребят, которые здорово бегали, прыгали и метали мячи, словно снаряды, отсеялись. Быть умным стало круто. Девчонки с учебниками под мышкой пока еще не просили меня помочь с уроками, но все к этому шло. Вероятность такого события повышалась. Я поступил в МТИ, [2] на факультете механики спорт никого не интересовал. Курс по теории волн посещала девушка по имени Дженни, так вот она, пока я читал доклад по гидродинамике, кивала и улыбалась. Целую неделю я гадал, как бы пригласить ее на свидание. А потом, зайдя в аудиторию, увидел, как она совсем иным взглядом взирала на м о лодца, который футболил пакет, и понял, что ничего не изменилось.

Протезистка вошла, подобно индийской богине, с кучей искусственных ног под мышками. Она свалила их мне на постель и вожделенно вытаращилась на меня сквозь очки. Ее каштановые мягкие волосы были безжалостно стянуты в хвостик. Блузка была белоснежная и пышная.

– Привет! Мне сказали, у вас трансфеморальная. [3] – Прежде чем я ответил, она подняла простыню. – Ого! Не обманули. Культя чистая. – Она закатала простыню мне до пояса и уперлась локтями в постель, чтобы рассмотреть вблизи. – Механическая травма?

– Тиски.

– Что ж, вы сорвали джекпот. Поздравляю.

Я уставился на нее. Она не первая сочла мою ампутацию идеальной. Но была первой, кому я поверил.

– Если подумываете махнуть и вторую, советую тот же метод. Я серьезно.

– В смысле?

– Шучу. – Она присела, но руку оставила близ культи. – Вы Чарли, да? Скажу вам откровенно, Чарли. Мне нравятся трансфеморалы. Я повидала много транстибиалов, [4] но – не в обиду им будет сказано – с ними как ботинки подбирать. Ни тени искусства. А это… – она похлопала меня по культе; я взвился, – чистый лист. Есть из чего выбирать. Хотите взглянуть на ноги? – Она отвернулась и принялась рыться в конечностях. Непослушная прядь выбилась на лицо, и она заткнула ее за ухо, словно хотела проучить. – Итак, посмотрим, что у нас есть.

Она что‑ то выбрала. Палку. С резиновым наконечником. Как нижняя часть костыля. Венчало ее телесного цвета гнездо с полотняными ремнями.

– Начальный уровень. Я просто показываю, что вышло из моды. Эй, эй!

Мой взгляд метнулся к ней.

– Я вам этот ужас не предлагаю. Экономвариант. Но ваш патрон, насколько я знаю, оплачивает лучшее – иначе пришлось бы довольствоваться этим. – Она положила ногу‑ палку на пол так, чтобы мне не было видно. – Забудем о ней. Стоп. Я представилась? Меня зовут Лола Шенкс.

Это я уже прочел на беджике, пришпиленном к ее вздымавшейся блузке. На фото она скривилась перед камерой. Я на ее месте попросил бы переснять.

– Давайте покажу вам кое‑ что еще.

Вниз от лодыжки устройство напоминало настоящую ногу. Ту, что скончалась несколько дней назад. Пальцы плоские и сточенные. Алюминиевая икра. Колено – металлический шарнир. Поверх всего этого – снова гнездо.

– На эту можно надеть ботинок. По лицу вижу, что вам не нравится, но представьте ее под штаниной. Толстая в этом месте? Так будет натуральнее. Когда привыкнете, никто не заметит разницы. Пока не снимете штаны, – улыбнулась она. Очаровательно молода. Сколько нужно учиться на протезиста? Очевидно, недолго. – Что скажете?

– Как она работает?

– Вот гнездо. Девяносто процентов успеха в том, насколько вы ему подойдете. – (Я обратил внимание на выбор слов: она не сказала «насколько оно подойдет вам») – Засунем культю в чулок, вставим в гнездо через это маленькое отверстие в днище и закрепим ремнями. Но это, конечно, не идеальный вариант. Когда спадет опухоль, мы снимем слепок с вашей ноги и сделаем гнездо на заказ.

– И как в нем ходить?

– Придется взмахивать при каждом шаге. Нужно немного потренироваться.

– Взмахивать?

– Да. Она на шарнире. Какое‑ то время стопа будет выскакивать вперед. Спускаться по крутому склону будет трудно. Все будет трудно. Что бы вы ни носили, Чарли, придется нелегко.

Я посмотрел на груду ног:

– А еще что‑ нибудь есть?

Из‑ за спины Лолы торчало нечто серебристо‑ черное. Выглядело занятно.

– Испортили всю интригу, – улыбнулась она. – Я наращивала напряжение, пока мы не дошли до топовой модели. Но позвольте предупредить: вы не будете выглядеть естественно. Тут мы жертвуем наружностью ради функции.

– Мне нет дела до естественности.

– Правда? – Лола на миг задохнулась. – Ну и отлично. Я думаю так же. Настоящая красота проистекает из функциональности. Вещи красивы, когда работают. Например, зубы. Ровные и белые нравятся нам не просто так. Такими удобно кусать. А этой ногой удобно ходить.

То, что она вытянула из‑ за спины, мало походило на ногу. Скорее – на некий механизм. Ступня представляла собой два гнутых штыря, чуть ли не лыжи. Из гидравлической лодыжки вырастали два одинаковых черных стержня, скрывавшиеся в алюминиевом колене. Там, судя по батарейному отсеку, находился микропроцессор.

– Производство фирмы «Экзегезис архион» с адаптивным компьютерным коленом. Вращение по многим осям, полицентричный мах. Подошва из углеродного полимера. Запрещен на Олимпийских играх, так как дает искусственное преимущество перед живыми ногами. Слишком большая энергоотдача. Колено программируемое. Мы приучим его к вашей походке. Оно рассчитывает ходьбу. Вам не придется думать, куда и как поставить ногу, вы просто пойдете.

Я взял протез и повертел. Нога была легкой. Интересный дизайн. Ничего сверхъестественного. Наверху – люлька, очередное прозрачное пластиковое гнездо. В поисках новшеств я заглянул внутрь, но ничего не нашел.

– Не вижу энтузиазма, – сказала Лола.

– Это действительно лучшее?

– Это… если честно, Чарли, вещь исключительная.

– Новая разработка?

– Последний писк, – ухмыльнулась Лола.

Я понял, что она пошутила. Медики склонны к черному юмору. По их мнению, шутка – дрянь, если не фигурируют реки крови и оскверненные трупы.

– Нет. Я серьезно, – сказала она. – Это лучшее.

– Ладно. – Я вернул ногу.

– Эта нога не из мяса. У меня нет настоящей. Но когда вы привыкнете к протезу, он станет не хуже.

– Хорошо.

Она собрала протезы. Я переполз обратно в постель. Я ничего не имел против самой Лолы Шенкс. Просто у нее не было того, чего я хотел.

Ночью я проснулся оттого, что теребил швы, ковырялся в них ногтями. Я сел и включил свет в ожидании худшего. Однако с виду все было цело. Выступила прозрачная капля. Я промокнул ее влажной салфеткой из тумбочки, выключил свет и улегся. Но заснул не сразу, так как расстроился всерьез.

Я находился в помещении с двумя деревянными брусьями. За них, надо было держаться. Три метра в длину, метр между ними, оба на уровне пояса. Кроме них, в комнате ничего не было, за исключением нескольких стульев, стола и растения в горшке. Здесь полагалось двигаться.

Лола Шенкс припарковала меня возле пластикового стула, положила на пол ногу компании «Экзегезис» и закатала мои пижамные штаны. Мне были не по душе эти брусья.

– А вы не очень разговорчивы. – Она пришпилила штаны, превратив их в подобие шорт. – Это плохо.

Одиннадцать лет не носил шорт. Из меня снова лепили кого‑ то, кем я быть не хотел.

– Почему плохо?

– Вам нужно общение. – Она натянула на культю чулок. – Не всем захочется с вами разговаривать. Люди будут бояться ляпнуть что‑ то не то. Вам придется разбивать лед.

Она взяла ногу под мышку и провела конец чулка в отверстие. Потянула. Мне стало крайне неприятно: казалось, что швы вот‑ вот лопнут. Культя вошла в гнездо.

– Что скажете?

– Туго. Очень туго.

– Это хорошо, что туго. – Она обвязала меня ремнем. – Но вы никакой проблемы не видите?

– В чем?

– Я насчет социума. Вы не боитесь одиночества?

– Нет.

Она присела на корточки.

– Вы ищете, чем бы оправдать самоустранение. Так нельзя. Я видела, чем это кончается. Исход зависит от вас, Чарли. От вашей реакции на вызов.

– О'кей.

Я имел в виду другое. Я не хотел отгораживаться от мира. Просто знал, что все равно так и будет.

– Встаньте. – Она отошла.

Я подтянулся, опершись о кресло. Нога свисала с культи. В таком положении она выглядела и вовсе невыгодно. Крючья‑ лыжины болтались. Они казались хрупкими. Они могли отвалиться в любую секунду.

– Перенесите на нее вес.

Я подался вперед. Гнездо сдавило меня пренеприятнейшим образом.

– Доверяйте ноге, Чарли.

– Но швы…

– Я еще ни разу не повредила швы.

Я вытер лоб рукавом. Оперся на ногу, крючья прогнулись. Логика подсказывала, что они выдержат взрослого бегуна, но верилось в это с трудом. Хотелось бы знать, хорошо ли их проверяли.

Лола Шенкс простерла руки. Я глубоко вздохнул и полностью переместил вес на ногу. Культю сдавило, но терпеть было можно. Я дернулся вперед, потом еще раз. К моменту, когда я добрался до Лолы, пот лил с меня ручьем. Я прошел четыре шага.

– Прекрасно! – Она сияла, как будто искренне радовалась, а я дрожал от изнеможения, но тоже был горд и улыбался в ответ.

Я сидел в постели и рассматривал Экзегезу – так я ее назвал. Тут явно требовались инструменты. Узнать, что у нее внутри. Но кое‑ что было видно и снаружи. Не такая уж сложная конструкция. По сути – корзина на палке. Удивительно все же, что это считается лучшим. Я начал подозревать, что ампутантов среди инженеров‑ механиков не так и много. Не иначе, они руководствовались принципом: «Скажите спасибо, что вообще можете ходить».

Но в одном Лола Шенкс была права: нога начала мне нравиться. Не потому, что я мог ходить. Это не главное. Мне нравилось ковылять по направлению к Лоле и видеть, как с каждым шагом расширяются ее глаза, – и то, как она сжимала мне руки, когда я до нее добирался.

Я все еще иногда испытывал потрясение от мысли, что лишился ноги. Меня охватывал парализующий ужас. «Где же она? » – стучало колоколом в черепной коробке. Порой мне снилось, что я чего‑ то лишился, но я не понимал чего. Это начало раздражать. Мне было ясно, что мозгу придется преодолеть тридцатипятилетнюю привычку, но в самом деле – когда же он разберется, что к чему?

В 10. 45 я потерял покой. Не мог сосредоточиться на телефоне. Мне хотелось пить. Все из‑ за Лолы Шенкс. Она пришла в одиннадцать. Я сполз на край постели. К ее прибытию я уже встал и ковылял по палате. Лола остановилась в дверях, якобы возмущенная – в хорошем смысле.

– Чарли, – сказала она и выставила локоть, – идемте гулять.

Больницу окружала широкая бетонная дорожка, тянувшаяся от приемного отделения до сквера на заднем дворе. Там торчали пациенты с подключенными капельницами: курили. Я начал привыкать к Экзегезе. Но если я шагал слишком уверенно, Лола Шенкс убирала руку – меня же одолевал соблазн разыграть беспомощность.

– Расскажите мне о работе, – попросила Лола. – Чем вы занимаетесь?

– Тестирую всякую всячину.

Лыжи‑ крючья знай себе скрежетали.

– Например?

– Изделия. Материалы.

– Это интересно?

Я задумался. Да, иногда мне было интересно – ждешь, например, что валентность меди изменится от бомбардировки частицами, а этого не происходит. Впрочем, люди не находили это «интересным».

– Нет, – ответил я.

– Печаль, – посочувствовала Лола.

– Иногда конструирую. Появляется идея, я предлагаю проект. Если одобрят – сделаю.

– Что, например?

Мы спустились по пандусу. Лыжи норовили выскользнуть из‑ под меня, и я им позволил. Лола крепче взяла меня под руку.

– В прошлом году я построил осциллятор. Он смещал пятиграммовый медный стержень на двадцать миллиметров туда и обратно шестьсот тысяч раз в секунду.

Лола помолчала.

– И зачем такое нужно?

– Не знаю. Я предложил, они согласились. Наверное, пригодилось в каком‑ то другом проекте.

– Понятно.

– Шестьсот тысяч колебаний в секунду – это много.

– Да похоже на то.

– Мне пришлось поместить его в вакуум. Чтобы не поджечь воздух.

– Он поджег воздух?

– Только однажды. Под контролем.

– Напомните – где вы работаете?

– В «Лучшем будущем». – (Название ни о чем ей не сказало. ) – В семидесятых мы разработали боеприпасы с обедненным ураном. В восьмидесятых – танки‑ амфибии. В действительности они не пригодились. Вряд ли мы к ним вернемся. Лет десять назад мы занялись медициной. У нас полно фармацевтической продукции. В последнее время мы занимались разработкой металлов, щадящего оружия и биоинженерией. Еще мы спонсируем местную софтбольную команду.

Нам преградил дорогу пожилой мужчина в больничной пижаме, с сигаретой в зубах. Он шарил взглядом по скверу. Мужчина был чем‑ то раздражен. Может быть, всем. Так он выглядел.

– Извините, – сказала Лола.

Он покосился на Экзегезу и сжал губы.

– Эй, – повторила Лола, – в чем дело?

Мужчина притворился глухим.

– Эй, курилка! Что случилось? Думаешь, ты лучше, потому что у тебя две ноги?

Он покатил стойку с капельницей к зданию:

– Поздравляю. Хорошо поработали. Небось, семь потов сошло, пока делали… Нет, вы слышали? – Лола повернулась ко мне, качая головой. – Возмутительно.

Мы пошли дальше.

– Люди с ногами безлики, Чарли. Бог свидетель. Им никогда не приходится ломать голову над тем, как попасть из комнаты в комнату. А если даже задумаются, то воображают себя умными. – Она взяла меня под руку. – Вам предстоит бороться. Придется трудно. И вы станете лучше.

Мы шли молча. Легкий ветер холодил мне кожу. Я никогда еще не был так счастлив.

На следующий день Лола отвела меня в кафетерий. Там было полно врачей и семейных пар, сплошные разговоры – уютно. У некоторых пациентов не было волос, другие исхудали настолько, что смахивали на проволочный каркас, – напоминая мне, что бывает и хуже. Мы с Лолой заняли столик у окна, выходящего в сад. Я отважился пригласить ее на свидание. Мне было не вполне ясно, что это значит. Отвести ее мне было некуда. Однако так принято, если девушка нравится. И если она соглашается, то у вас есть подружка. Вот все, что я знал. Я очень волновался, так как ни с кем еще не выбирался на свидание со времен Дженни с курса теории волн.

– Как по‑ твоему, сколько можно отравить человек, пока никто не заметил? – Она наблюдала за женщиной, подававшей салат. – Я думаю, много.

– Давай куда‑ нибудь сходим.

Она впилась в гамбургер.

– Не сегодня. Я кое‑ что придумала для тебя. Третьим будет футбольный мяч.

Я не понял. Поерзал – перенес вес с одной ягодицы на другую. Лыжа клацнула о ножку стола.

– Бум, – вторила Лола.

– У тебя красивые волосы.

Лола округлила глаза. Она вдруг занялась выбившейся прядью. Издала звук, будто фыркнула, сгребла волосы и затолкала за ухо.

– Заткнись.

Я ничего и не говорил. Никак не мог решить: объяснить, что я серьезно, или пусть думает, что это шутка.

– Когда ты выщипываешь брови?

Я взялся за сэндвич с яйцом. Я очнулся от дум. Разве я должен выщипывать брови? Не знал, что это делают мужчины.

С бедра Лолы пискнуло, она расчехлила пейджер:

– Тьфу. Подождет.

У Лолы наверняка были и другие пациенты. Как же без них. Другие мужчины. Она учила их ходить, сжимала им руки, когда они поднимались по лестнице. Держу пари, в нее влюблялись все. Ну, может быть, не все. Она была со странностями. Ладно, хватит. Я вспомнил статью, где говорилось, что люди, имевшие несчастье пережить сильный стресс, неподобающе привязываются к первому человеку, которого видят после происшествия. Тело путает возбуждение с влечением. Должно быть, я последний в череде инвалидов, очарованных Лолой Шенкс. Наверное, она сыта нами по горло. Если бы я признался ей в любви, она бы огорчилась и ответила, что я ей нравлюсь бесконечно и я классный, но наши отношения сугубо рабочие. И все наши занятия пойдут наперекосяк. Раньше надо было думать.

– Эй! – позвала Лола. – Что с тобой?

Я тупо смотрел перед собой:

– Ничего. – Я принялся за сэндвич.

– Не представляю, как ты можешь есть яйца, – сказала она. – Это же зародыши.

В палату влетела сестра Кейти. Донельзя довольная:

– Хорошие новости. Вас выписывают.

– Как это? – Я отложил телефон.

– Вас подали на выписку.

– Что?

– Да бросьте, – отмахнулась Кейти. – Хотите, помогу вам одеться? Или будете сами?

– Я не… почему меня выписывают?

– Наверное, потому, что пора. – Сестра Кейти была счастлива. Ее щеки порозовели и были похожи на яблоки.

– А я считаю, что не пора.

– Что поделать, – ответила Кейти. – Врачи считают иначе.

Я ничего не понимал. Меня никто не спросил и не предупредил. Мне казалось, что меня вышвырнули.

– Ваша компания заказала машину. Она ждет у входа. Так что давайте пошевеливаться! Может, вам все же помочь?

Я оглядел палату. Уезжать не хотелось. Здесь было все, что мне нужно.

– А беседы с врачами не будет?

– Они вам больше ни к чему. – Сестра Кейти плюхнула на кровать фирменную больничную сумку. – Уезжайте и радуйтесь жизни.

– Но…

– Обо всем уже позаботились, – твердила она. – Живо! Одна нога здесь, другая там!

Сестра Кейти выкатила меня на дорожку. Немного странно, нога была при мне, но таковы были правила. Меня ожидал белый фургон с логотипом «Лучшего будущего». Я не понимал, почему они выбрали фургон, пока Кейти не усадила меня в пассажирское кресло и не закатила внутрь коляску: та отправлялась со мной.

– Всего хорошего! – крикнула Кейти и помахала через стекло.

– Куда едем? – спросил водитель.

«Обратно в больницу», – подумал я.

Но такой вариант не предлагался.

– Домой, наверное, – ответил я.

Я решил подрочить. Не очень‑ то и хотелось. Так, от нечего делать. Я торчал дома уже неделю: онлайн‑ фильмы надоели. Я сел за комп поискать порнушку. Нашел девицу с красными губами и волосами и озадачился: если с ней поговорить, то о чем? Я выполз из пижамных штанов. Никакого стояка – разваренная макаронина. «Похоже на культю», – подумал я, и это было ужасно, чудовищно. Член сморщился. Я хотел задать поиск по ключевым словам «ампутанты, порно», но быстро сообразил, что получу не порно для ампутантов, а нечто совсем иное. Но я все равно стал искать. Нашел красивую женщину без руки и еще одну – с ампутированными по колено ногами. Я счел их симпатичными и в некотором роде аппетитными, но мастурбировать не захотел. Я вспомнил статью о самцах шимпанзе, среди которых те, что стояли в самом низу иерархии, отличались значительно сниженным сексуальным влечением. Я выключил компьютер. Мне было одиноко.

Я проснулся от страшной судороги в ступне. Не в той, что осталась, – в другой. В потемках, корчась от боли, я шарил руками по голой постели. Потом подтянулся, сел, включил свет и отбросил простыни. «Посмотри, ничего нет, – говорил я мозгу. – Там нечему болеть». Наклонившись вперед, я притворился, будто массирую место, где должны были находиться пальцы. Гордиться нечем, я все‑ таки был ученым. Но это помогло. Я выпил пару пилюль и продолжил массаж. Лекарства заканчивались быстрее, чем их выписывали. Но это временная проблема. Скоро до мозга дойдет, что ему незачем ощущать фантомные боли, благо я был далеко не дурак.

Я валялся на диване с телефоном, когда тот вдруг зазвонил. Я не сразу понял, что с ним такое. Пролистывал себе статейку, и вдруг она пропала с экрана, сменившись звуком, какого я раньше не слышал. Всплывающая реклама? Я обнаружил опции: «БЛОКИРОВАТЬ», «СБРОСИТЬ», «ОТВЕТИТЬ». Ткнул большим пальцем в «ОТВЕТИТЬ». Было странно, как будто я пытался использовать телевизор в качестве микроволновки.

– Алло?

– Доктор Нейман.

Женщина. Не Лола. Обращалась с нескрываемым удовольствием. Этот месяц был щедр на необычные ощущения.

– Это Кассандра Котри. Из компании. Как дела?

– Алло, – повторил я, не будучи силен в телефонных разговорах.

– Я просто хотела узнать, как ваши дела.

Повисла пауза, по ходу которой я понял, что мне задали вопрос.

– Хорошо.

– Прекрасно! – (Горячая штучка эта Кассандра Котри, вспомнил я. Я разговаривал с горячей женщиной прямо сейчас. ) – Так я и думала. Просматривала больничный отчет, там все отлично. Я очень рада. Мы так переживали за вас.

– Да.

– Давайте кое‑ что обсудим. Ваше возвращение. – Она выждала. – График составите, какой пожелаете. Мы хотим, чтобы вам было удобно. Но… не уверена, что вам это ясно… совершенно очевидно, что занятость пойдет на пользу. Вам, разумеется. Вас берут обратно, вы погружаетесь в дела, вы больше не просиживаете штаны дома. Я не говорю, что вы это делаете, – рассмеялась она.

На моем кофейном столике стояли четыре коробки мюсли, наполовину пустые, и еще валялось с полудюжины шоколадных оберток. На книжной полке поселился пакет скисшего молока, который я собирался выбросить еще пару дней назад, но постоянно забывал о нем и вспоминал, лишь когда садился. От провайдера пришло письмо, где говорилось, что, хотя (кавычки открыты) безлимитный тариф (кавычки закрыты) подразумевает отсутствие ограничений на скачивание, существуют определенные рамки разумного пользования и провайдер будет премного мне благодарен, если я умерю аппетиты.

– Я знаю инженеров. Они себе места не находят, пока не начнут строить. Итак… когда вы можете приступить?

– Гм, – сказал я. – Завтра.

– Завтра? То есть… отлично. Пусть будет завтра. – (Я услышал шелест бумаг. ) – Это здорово. Я пришлю машину. Фургон.

– Легковую. У меня есть нога.

– Нога… Конечно она у вас есть. Я восхищена вашей активностью. Честное слово. Будет просто замечательно, когда мы покажем, что вы сумели сравнительно быстро и в полной мере вернуться к своим обязанностям. Тем меньше юридической волокиты. Понимаете?

– Нет.

Она рассмеялась. Но я не шутил.

– Тогда – добро пожаловать обратно… в седло. Завтра в восемь вас устроит?

– Договорились. – Я нажал на ЗАВЕРШИТЬ ЗВОНОК.

На экран вернулась домашняя страница. Мне назначили встречу. Я забил ее в дневник и проверил список звонков. Вот он, входящий. Длился три минуты и сорок две секунды. Какое‑ то время я рассматривал запись, так как в своем роде она была примечательной.

Я сходил в душ. Ненадолго, поскольку дома не было больничного стула, на котором я мог сидеть и чувствовать, как вода стекает по заднице. Надо бы прикупить. Я отодвинул шторку и допрыгал до полотенца. Можно было бы и не снимать Экзегезу – она была водоустойчивой, но тогда я не смог бы вымыть культю. Если что и нуждалось в мытье, так это она.

Вытершись на унитазе, я натянул чулок и приладил ногу. Не так уж часто я ее надевал с тех пор, как вернулся домой. Лола Шенкс была бы разочарована. Стоило мне встать, как гнездо сдавило культю, и я подумал: «Вот оно! Поэтому и не нравится». Но я проковылял в спальню и распахнул шкаф. Одевшись, я вернулся в ванную, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Опирался я преимущественно на здоровую ногу. Экзегеза, торчавшая из штанины деловых брюк, смотрелась не очень. Напоминала раздвоенный змеиный язык. Как будто я наступил на что‑ то, запутался и потащил за собой. Я разнервничался. То ли дело в больнице: много людей и у всех беда.

Я прошел в гостиную и сел на диван. Зазвонил телефон. Водитель. Я сидел и не отвечал. Телефон умолк. Потом зазвонил снова. На сей раз я отозвался:

– Здравствуйте. Я готов.

Меня встречал черный лимузин. Тучный водитель, с бородкой и в кепке, открыл дверцу, оповестив меня о прекрасном утре.

– Какой у вас интересный протез, – заметил он, когда мы выезжали на шоссе.

– Это Экзегеза, – объяснил я, оторвавшись от телефона.

Шофер смотрел на меня в зеркало:

– В самом деле? И как она работает?

– Преобразует кинетическую энергию в движение, – описал я ходьбу.

– Круто! – присвистнул водитель. – Обалдеть.

Мы въехали на подъездную дорожку под арку за главным входом. Водитель выскочил отворить дверцу. Не успел я запихнуть телефон в карман брюк, как водитель уже подавал мне руку. Я ухватился за нее, он поднял меня на ноги. Свет был яркий, и я сощурился. Ко мне шли двое: Кассандра Котри и высокий улыбающийся мужчина, которого я не знал.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒