Глава восьмая

«Мерседес», как и было условлено, поджидал Клингена в Гавре. От Гавра до Парижа дорога почти все время шла вдоль Сены.

Клингену приходилось и раньше ездить на «мерседесах». Машина этой марки внешне мало изменилась со времен войны. Его контуры были несколько старомодны и отличались от современных американских, английских и французских машин. Последние все больше приобретали сигарообразную форму, форму реактивных самолетов, ракет, казалось, их обтекаемость достигла уже предела; «мерседес» же сохранил тупой нос и почти перпендикулярное к капоту расположение ветрового стекла.

Клаус легко обходил «ситроэны» и «рено», маленькие, но быстрые «фиаты», и только массивный и приземистый «кадиллак» обогнал их, сверкнув на солнце серебристым, похожим на дюзы ракеты оперением.

Клаус был поглощен дорогой. Сидящая рядом Маргарет с интересом смотрела по сторонам.

Начались уже предместья Парижа. У берегов Сены стояли старые баржи. Эти баржи, предназначенные на слом, неожиданно стали модными и стоили бешеных денег. Внешне они оставались такими же непрезентабельными, но внутри их полностью переделывали. В трюмах устраивали танцевальный салон или бар, в каютах — спальные комнаты. Пол и стены кают были отделаны новейшими и дорогими материалами — пластиком, цветным линолеумом, красным деревом. Эти своеобразные дачи обычно докупали преуспевающие кинозвезды, издатели, видные режиссеры, журналисты. Промышленники, имеющие прагматический склад ума, предпочитали загородные дома, окруженные тенистыми садами.

В Париже Клинген должен был встретиться с крупным книгоиздателем — Клодом Бремоном. Клаусу было известно, что большую часть своего времени летом он проводит на Сене, на такой вот своеобразной даче.

Бремон выпускал не только политическую, но и художественную литературу. Рекламный отдел его издательства был хорошо поставлен, и вся книжная продукция, будь то боевик или политический трактат, расходилась полностью и довольно быстро.

Клинген намеревался подробнее узнать о работе именно этого отдела. Главным же было, конечно, поручение Зейдлица. Клод Бремон был тесно связан с главарями ОАС и поэтому давно интересовал Зейдлица.

Во время войны в Алжире Бремон организовал выпуск книг в защиту генерала Салана. Когда ОАС провела несколько террористических актов и заговорщическая деятельность этой организации была раскрыта, Бремона едва не привлекли к судебной ответственности по делу Мишеля Грие — видного журналиста, убитого оасовцами. Но как-то все обошлось.

Прежде чем ехать к Бремону, надо было устроиться в гостинице, и Клинген решил сразу же отправиться в отель «Байярд», где он уже останавливался дважды. Этот скромный, небольшой отель находился почти в самом центре, а в тихих улочках, прилегающих к нему, можно было поставить машину, не рискуя быть оштрафованным.

Найти стоянку в Париже стало очень трудно, и выбор отеля часто зависел от того, можно ли где-то поблизости оставить машину.

Толчея на улицах Парижа была невероятная. Приходилось продираться сквозь стадо ревущих автомобилей. «Мерседес» чуть ли не расталкивал соседей черными лакированными боками.

Клаус никогда прежде не приезжал в Париж на автомобиле, и ему теперь приходилось трудно. Город был большим, расположения улиц он как следует не знал, а поток машин, дорожная полиция, светофоры были неумолимы. Все они диктовали водителям только одно: скорее, скорее вперед!.. Поэтому Клингену дважды приходилось выезжать на Большие бульвары и только со второго раза удалось выбраться к повороту направо, к Фоли-Бержер, откуда было уже рукой подать до отеля.

В «Байярде» Клауса встретили как своего. Ему было приятно, что и хозяин гостиницы, и портье отлично помнили его не только в лицо, но и но имени и фамилии.

Хозяин тотчас же поинтересовался, нужен господину Клингену двойной номер или два одинарных, и кинул взгляд на Маргарет… Как истый француз, он не сумел удержаться от комплимента Маргарет… Она, право же, заслуживала его.

Хотя они проделали долгий путь, Эллинг вышла из автомобиля в таком виде, будто только что побывала у туалетного столика. Ее светлые волосы были красиво уложены. Дорожный костюм — светло-синяя юбка и белая кофта с голубым воротником — будто только что отутюжен.

Взяв ключи, Клаус и Маргарет пошли по своим номерам и договорились встретиться через час.

Все эти дни Клинген внимательно присматривался к своей секретарше. Разговоры, которые он теперь заводил с ней, все чаще выходили за рамки служебных дел.

Спустившись в положенное время в холл, Клаус увидел Маргарет. Она стояла у окна и разглядывала кого-то на улице. Потом подошла к зеркальной двери и, увидев в ней отражение Клингена, обернулась.

— Вы готовы, Маргарет?

— Неужели в первый же вечер в Париже вы намерены работать? — спросила она Клауса.

— В Лондоне, кажется, у вас было другое настроение.

— Но ведь это Париж! — Она сделала ударение на последнем слове.

— Я вижу, вы любите Париж!

— А вы встречали человека, который бы не любил этот город?

— Пожалуй, нет.

— Париж — это праздник. «Праздник, который всегда с тобой», — кажется, так?

— Вам нравится Хемингуэй? — Но тут же Клинген с неудовольствием подумал, что его вопросы весьма однообразны: «Вы любите?.. », «Вам нравится?.. »

— Не все… Французы ближе моему сердцу… Франс… даже Мопассан…

— Вы читали «Жизнь Мопассана» Лану?

— Конечно…

Клаус улыбнулся.

— Вы удивлены?

— Я немного удивлен тем, что вы согласились работать у меня за скромный оклад. Вы знаете языки, разбираетесь в литературе и могли бы занять более обеспеченное место в какой-нибудь солидной фирме.

— Я собираюсь это сделать, шеф. Но мне нужны хорошие рекомендации и опыт секретарской работы, — без запинки ответила Эллинг, как будто подготовив этот ответ.

— Мне будет недоставать вас, Маргарет, если вы уйдете.

— И тем не менее это когда-нибудь случится. — Помолчав, она добавила: — Я хочу путешествовать, увидеть свет, хочу пожить в разных странах.

— Но для этого нужны деньги, и немалые.

— Я надеюсь иметь их.

— Не подскажите ли вы мне: как можно быстрее разбогатеть?..

— Не иронизируйте, шеф. Нехорошо смеяться над бедной девушкой.

— Я и не думал…

— Как вы меня находите, шеф? — немного подумав, спросила Маргарет и глянула на Клауса с любопытством.

— Вы очаровательны, Маргарет…

— Почему же вы не допускаете мысли, что я могу удачно выйти замуж?

— Маргарет, но ведь замужество не планируют! — с чувством, даже, несколько нарочито, воскликнул Клаус.

— Брак — это прежде всего союз двух людей, которые нужны друг другу. Разве не так?

— Так, но… любовь… хотя бы первое время должна быть между ними?

— А кто вам сказал, что я собираюсь выйти замуж без любви?.. Все зависит от обстоятельств. Может, я и буду любить своего мужа… Ну а если нет, то разве любовь мы встречаем только в браке?

— Да, Маргарет, что ни говорите, а наши поколения разделяет пропасть.

— Не преувеличивайте, шеф. Природа человеческая мало изменяется с веками. Но люди часто забывают о том, что было с ними в молодости.

— По-вашему, я такой старик, который не помнит своей молодости?

— Извините, шеф, я имела в виду совсем не вас… Просто вы принадлежите к другой категории людей, нежели я. Вы, по-моему, идеалист…

— Это плохо?

— Нет, что вы! Вез идеалистов было бы скучно на земле. Представьте, если бы мир имел только одну краску — зеленую, черную или оранжевую, — как было бы скучно!

— Вы меня утешили, Маргарет…

— Простите, шеф, за нескромный вопрос: а почему вы до сих пор не женаты?

— Вопрос не столько нескромный, сколько непростой…

— У вас была какая-нибудь романтическая история?

— Почему вы так решили?

— Так… Не знаю…

— Я действительно любил одну девушку, Маргарет… Но это было давно, очень давно. И ее уже нет в живых.

— И с тех пор вы никого не любили?

— Можно сказать, что нет!.. Это, по-вашему, смешно? — спросил он.

— Нет, почему же? Это совсем не смешно…

Помолчав, она добавила:

— Вы чувствуете, как влияет на людей воздух Парижа? И мы с вами заговорили на вечную тему — о любви.

— На службе нам просто некогда об этом говорить, а если бы мы занимались там подобными разговорами, то мое издательство вылетело бы в трубу.

— И все-таки скажу откровенно, шеф, я часто злилась, когда вы не замечали меня.

— Вы ошибаетесь, Маргарет. Мне всегда приятно видеть вас, и я все подмечаю: сегодня Маргарет — вся в синем… Или: Маргарет — такая беленькая и такая легонькая…

Эллинг, довольная, рассмеялась.

Разговаривая, они незаметно вышли на набережную. Сена текла медленно. Жара начала спадать. На набережной открывались лотки букинистов, у которых обеденный перерыв из-за жары несколько затянулся.

— Куда мы теперь направляемся, шеф?

— У Дворца правосудия мы сядем на катер и поедем к Бремону.

Рядом с домами, уже отбеленными пескоструйщиками, Дворец правосудия выделялся темным пятном.

— Вы видите, Маргарет, его оставили черным, дабы своим видом он внушал страх преступникам, — пошутил Клаус.

— Нет, в самом деле, почему он остался нетронутым?

— Я же говорю вам, — не сдавался Клинген.

Вскоре подошел прогулочный катер. Его пассажирские салоны имели удобные сиденья и хороший обзор: стены и большая часть крыши были из плексигласа. Но Клаус и Маргарет предпочли подняться наверх, на палубу, на воздух.

Они миновали остров Ситэ, прошли под Королевским мостом. Впереди маячил мост Александра Третьего.

— Хорошо! — сказала Маргарет, расставив руки, как бы ловя ветер. — И все-таки Париж надо «смотреть ногами». В Париже я редко пользовалась транспортом, разве только иногда, вечером, когда опаздывала в Сорбонну.

— Вы учились в Сорбонне?

— Нет. Я просто посещала некоторые лекции.

— А почему вы не остались во Франции, Маргарет? Ведь эта страна вам нравится?

— Да, очень… Но жить здесь… Как бы вам объяснить? Вы бы не стали, например, жить в… театре. Вы ходите туда, чтобы повеселиться или пережить сильные чувства, насладиться зрелищем, но жить?.. Париж, как праздник, в сильных дозах он утомляет, хотя я люблю праздники.

— Англия, насколько я понял, вам не нравится. Франция… О Франции вы только что высказались. В какой же стране вы хотели бы жить?

— В Америке.

— А вы бывали в Америке?

— Еще нет, но обязательно буду.

— Чем же вас привлекает Америка?

— Мне кажется, что в этой стране есть все: и кусочек Франции, и кусочек Англии… Первая в мире промышленность, прекрасные автомобили, высокий уровень жизни…

— Я бывал в Америке. Конечно, все это там есть, что вы говорите, но в жизни это выглядит не так романтично. Я все-таки Америке предпочитаю старые европейские страны.

Катер обогнул остров. Теперь ветерок был встречным, и в его свежести чувствовался уже близкий вечер, дымка, как кисея, окутывала Эйфелеву башню.

— Когда-то самоубийцы бросались с Эйфелевой башни, — сказала Маргарет. — Теперь они облюбовали Триумфальную арку.

— Да, мне говорили об этом.

— Глупо, не правда ли?

— Что глупо?

— Кончать жизнь самоубийством.

— Но разве вы не допускаете, что бывают такие ситуации, когда жизнь становится невыносимой?

— Допускаю, но не для себя.

— Если бы вам грозило пожизненное заключение, что бы вы предпочли: тюрьму или смерть?

— Все, что угодно, но не смерть. Из тюрьмы я выбралась бы, из могилы еще никто не встал.

— Но если бы вам грозили рабством, постоянными унижениями, непосильной физической работой?

— У рабов есть хозяева, и я бы стала хозяином.

— Однако вы энергичная женщина, Маргарет.

— Это большой недостаток?

— Нет. Почему же? Во всяком случае, вы цельная натура и мыслите интересно: мне будет любопытно узнать ваше мнение о Бремоне. Насколько мне известно, в оригинальности ему не откажешь.

— Клод Бремон? Это — книгоиздатель?

— Вы слышали о нем?

— Да, шеф. Ведь я — ваш секретарь. А хороший секретарь должен иметь сведения о возможных конкурентах своего хозяина.

— Какой я ему конкурент? Я могу быть только его учеником. Ведь у него за плечами тридцать лет издательской деятельности и огромные деньги.

— Вот именно… Тридцать лет… А у вас все впереди…

* * *

Бремон их встретил у трапа своей баржи. Это был человек лет семидесяти, с круглой, как шар, бритой головой и мясистым носом.

На барже, кроме Бремона, никого не было видно. Он провел Клауса и Маргарет в каюту, которая служила ему кабинетом. Обстановка здесь была довольно скромной: письменный стол, два книжных шкафа, маленькая кушетка, радиотелефон на тумбочке, а на белой стене — большой желтый круг, напоминающий солнце.

— Я жду гостей и рад буду познакомить вас с ними, но пока их нет, мы можем поговорить, — предложил Бремон.

Клаус представил ему Маргарет, и тот окинул ее оценивающим взглядом. Она была очень привлекательна в коротком зеленом платье.

— Мне рекомендовали вас самые уважаемые люди, и потому вы можете располагать мной. В ответ я хотел бы также рассчитывать на вашу откровенность, — начал без предисловий француз.

— Мосье Бремон, я наслышан о прекрасной постановке отдела рекламы в вашем издательстве, — сказал Клаус по-немецки, а Маргарет тут же перевела на французский.

— Если этот вопрос вас так интересует, то завтра я пришлю своего директора, возглавляющего бюро рекламы, и он раскроет вам все наши секреты, ибо у меня такое правило: секреты существуют для того, чтобы скрывать их от врагов, а вы — мои друзья, — перешел Бремон на английский, как бы давая этим понять Клингену, что он хотел бы обойтись без переводчицы.

— Благодарю, мосье Бремон, я непременно воспользуюсь вашим любезным предложением, — ответил Клинген по-английски.

— Как вы находите Париж, мадемуазель? — обратился Бремон к Маргарет по-немецки.

— Париж еще больше помолодел.

— Хороший ответ. — И спросил Клингена: — Как поживает мой друг Зейдлиц?

— На здоровье не жаловался, энергичен, как всегда…

— Вы прямо из Кельна?

— Мы были в Англии.

— Виделись там с Мосли?

— Нет, он был в отъезде. Я встретился с Баркетом и Смигли. Они высоко ценят вашу книгу «Европа под эгидой объединенного флага».

— А как вы ее находите?

— Идея очень интересная.

— Вы полагаете, она реальна?

— Конечно. Нам нужна, и как можно скорее, объединенная Европа, сильная в военном отношении, не зависимая от Америки. Ибо у Америки свои задачи, а у Европы — свои. К трем реально существующим мировым силам — Америке, России и Китаю — должна добавиться четвертая — Европа, — сказал Клинген, стараясь расположить Бремона.

— Гитлер в свое время переоценил роль немецкого национал-социализма, а лозунги «Новый порядок», «Новая Европа» не были конкретизированы и уточнены. Постепенное превращение идеи великого рейха в концепцию объединенной Европы происходило слишком медленно. А мы должны начать с объединения Европы.

— Но объединение должно происходить на новой основе. Ведь в вашей книге речь идет именно об этом.

— Я очень рад познакомиться с вами, — сказал Бремон, вкладывая в эти слова значительно больше, чем могло показаться на первый взгляд.

В это время послышался шум автомобиля.

— Кажется, гости начинают съезжаться, — заметил Бремон. — Вы увидите сегодня пеструю компанию. Надеюсь, что не будете скучать. А наш разговор мы продолжим позже.

Бремон извинился и пошел встречать гостей. Клауса и Маргарет представляли вновь прибывающим. Здесь были журналисты, актеры, мрачный лысый продюсер, приехавший с молоденькой киноактрисой. Все они собрались в салоне.

Вскоре эта пестрая компания разбилась на группки, и общий разговор тоже как бы разлился на ручейки.

На Клауса никто не обращал внимания: он не был знаменитостью, к тому же плохо владел французским. Пил он умеренно, поэтому мог с трезвой головой наблюдать за собравшимися.

Возле Маргарет все время крутился кто-нибудь из мужчин. Когда молоденькая киноактриса, приехавшая с продюсером, предложила устроить что-то вроде американского ночного клуба «Гепард», Маргарет энергично взялась ей помогать. Правда, не хватало музыки и соответствующего освещения. В «Гепарде» играло до шести эстрадных оркестров, а окраска света каждую секунду менялась, потом свет гас и снова зажигался. У Бремона был стереофонический магнитофон. Верхний свет выключили, а нижний — заставили бутылками, и в помещении воцарился таинственный полумрак.

Достали записи современной танцевальной музыки. Желающие стали танцевать, а Клинген пошел разыскивать Бремона и нашел его на палубе в шезлонге.

— А, это вы?.. Садитесь… Захотелось на воздух. Все-таки возраст, знаете…

Клинген устроился в шезлонге рядом. Было очень тихо, и голос Бремона, хотя он и говорил почти шепотом, звучал отчетливо:

— Мы здесь, во Франции, да и не только во Франции, возлагаем на «Союз бывших офицеров» большие надежды. Вы, немцы, должны начинать, как и в тридцатые годы.

— Но у нас мало сил, — возразил Клинген.

— Не так уж мало, — не согласился Бремон. — По моим сведениям, проживает около четырехсот тысяч бывших эсэсовцев и есть такие организации, как «Немецкое социальное движение», «Немецкий блок», землячества, наконец, Национал-демократическая партия… Вы только начните, а мы поможем: в Италии есть «Итальянское социальное движение», во Франции — ОАС, в Англии — «Британский союз», в Голландии — «Нидерландские архивы консервативной революции», в Норвегии — «Северное единение». Если мы объединим свои силы, то можем рассчитывать на успех.

— И тем не менее этого недостаточно, — в раздумье проговорил Клинген.

— Вы забываете о том, что в каждой стране у нас есть мощный союзник — армия. Когда вы будете в Италии, поговорите с полковником Кане. Только случайность помешала военным захватить власть в этой стране, но она помешала сегодня, а завтра…

— Однако военные могут потребовать слишком большую плату за участие в перевороте.

— Они ее получат.

— Власть?

— Зачем же? Получат огромную армию, неограниченные средства на вооружение…

— Но армия подчиняется правительству, а добиться сейчас большинства в правительстве… Это, по-моему, нереально.

— Ну что ж, перейдем к реальности, — сказал Бремон. — Если мы не можем добиться большинства в правительстве, то в нашей власти изменить его состав. Вы помните, конечно, историю короля Александра и министра Барту[36]. Сегодня Америка подает нам достойный пример…

— Вы имеете в виду Кеннеди?

Бремон не стал прямо отвечать на этот вопрос. Он спросил:

— А как вы думаете? Для чего у нас спортивные клубы или ваши «Группы порядка»? Не для того же, в самом деле, чтобы молодые люди занимались спортом?..

Появление Маргарет прервало их разговор.

— Шеф! Это вы? Я вас всюду ищу. Я очень виновата перед вами… Я совсем забыла о своих обязанностях переводчицы… — Эллинг слегка качнулась. — Ужасно кружится голова, — сказала она.

— Вы здесь, кажется, без машины? Возьмите мой «ягуар», — предложил Бремон. — Машину оставьте у отеля, завтра шофер заберет ее.

— Спасибо, мосье Бремон…

Через несколько минут Клаус и Маргарет были уже на пути к Парижу, который, как Млечный Путь, светился впереди мириадами точек.

— Я плохо себя вела? — борясь с дремотой и опьянением, спросила Маргарет.

— Не мучайте себя, поспите, — предложил он.

Этих слов она, наверное, уже не слышала…

Около «Байярда» он разбудил ее, открыл дверцу, помог выйти. У портье Клаус взял ключи, и они поднялись в лифте наверх. Когда он подвел ее к номеру, она взяла его за руку. Он отпер дверь, пропустил ее и зашел следом.

— Клаус, я была бы в отчаянии, если бы вы сейчас оставили меня одну, — сказала она и пошла в ванную комнату.

* * *

Номера Клингена и Эллинг соединялись внутренней дверью. Он попытался уснуть, но разговор с Бремоном не выходил из головы. Организации, которые называл книгоиздатель, были известны Клингену, но об истинном назначении спортивных клубов он услышал впервые. Значит снова террор, как в тридцатые годы!.. Не случайно же Бремон вспомнил Америку…

Послышался легкий шум открываемой двери, Клаус притворился спящим. Глаза его были закрыты, но слух обострен. Он слышал, как Маргарет подошла к нему, остановилась, и рука, пахнущая жасмином, коснулась его лица. Прикосновение было очень нежным и не могло разбудить крепко спящего человека. Кажется, ему удалось ее провести.

Маргарет осмелела, подошла к столу, задержалась около него. Что ей там нужно? Когда Маргарет стала рыться в его вещах, в шкафу, он приоткрыл глаза и сквозь ресницы увидел ее. Окно было незашторено, и лунный свет хорошо освещал комнату. Эллинг, наклонившись над чемоданом, осторожно перебирала его рубашки, ощупывала дно… Одно мгновение Клинген совсем было решил встать и заставить ее убраться отсюда: «Припугнуть!.. » Но тут же отверг эту мысль: «Нет, лучше понаблюдать».

Наконец Маргарет направилась к выходу и очень осторожно, как это мог бы сделать только трезвый человек, прикрыла за собой дверь. Все стихло.

Значит, за ним следили! Теперь было ясно, что это не просто проверка, которой он подвергался не раз… Когда же началась эта слежка и что могло послужить поводом? А главное, как близко они подошли к нему?.. Нужно было принимать решение.

Зейдлиц первым назвал ему имя Питера Гарвея и прямо указал на его возможную связь с Маргарет. Но знал ли он больше того, что сказал?.. Не в правилах Зейдлица выкладывать все, что он знает, и, скорее всего, эта старая лиса кое-что утаила, но что?

Маргарет Эллинг работала в издательстве с момента его основания. Клаус не раз замечал, как она пыталась привлечь к себе его внимание: не то чтобы соблазняла его, но в ее поведении были тысячи мелочей, которые говорили о том, что она интересуется им. Интересовалась ли она им как богатым женихом, или это было уже задание Питера Гарвея?

Клинген не мог также не заметить перемены, которая произошла с Маргарет в последнее время. Это началось в тот весенний день, когда, придя в издательство, он застал Маргарет в подавленном состоянии. Косметика не могла скрыть того, что она плакала. Это было так непохоже на Эллинг. В тот же день Маргарет по рассеянности подала на подпись Клингену не ту бумагу.

— Что с вами, вы не заболели? — участливо спросил он.

— Да, да! Я чувствую себя очень плохо. Отпустите, пожалуйста, меня сегодня…

Это была пятница. А в понедельник она явилась на службу такая же уверенная в себе, как всегда. И все-таки Маргарет стала несколько иной…

Что заставило ее пойти на службу к Гарвею? Оскорбленное самолюбие? Деньги? Принуждение? Для оскорбленного самолюбия у нее, пожалуй, не было причин. Самым простым ответом было бы — деньги. Она знала им цену. Но тогда почему — слезы?.. Возможно, ее принудили. Принуждение плюс деньги? Но чтобы принудить, надо «зацепить» человека. Что могла совершить Маргарет такого, что отдало ее во власть Си-ай-си? На этот вопрос Клинген не мог ответить.

Если бы он знал это, если бы он смог склонить ее на свою сторону, то, возможно, добрался бы до главного: интересуется ли им Си-ай-си как человеком Зейдлица и теми документами, которые он получит в Австрии, или они подозревают, что он — советский разведчик? Но попытка склонить Эллинг на свою сторону может обернуться против него.

Если Си-ай-си интересовалась им как человеком Зейдлица, то почему тогда Питер Гарвей расспрашивал о нем Митчела Эскина?

Его сведения о тайных планах фашистских партий и союзов были очень важны. Но, как правило, они не требовали немедленной отправки, как это было в годы войны. Теперь сведения, которые он добывал, оставались свежими довольно долго.

Обычно Клаус оставлял сведения в тайниках. Тайник он выбирал за городом и пользовался им только один раз. В рекламном информационном бюллетене издательства Клинген, пользуясь шифром, сообщал местонахождение тайника: расстояние до него, ориентиры. Читатели же находили в бюллетене только сведения о новых книгах. Таким способом Клинген иногда сообщал и сами сведения, но только очень короткие.

О том, что они попали по назначению, Клаус узнавал из сообщения одной открытой радиостанции. Он слушал эту радиостанцию по средам по обыкновенному приемнику, которыми были забиты все магазины Кельна. Ничего не значащие фразы «Лучше поздно, чем никогда», «Кто посеет ветер — пожнет бурю» или что-нибудь в этом роде означали: «Все в порядке! Материал взят. Благодарим! »

Перебирая в памяти все возможные пути, которые могли привести к нему Гарвея, Клинген пока ничего не находил.

⇐ Предыдущая 26 27 28 29 303132 33 34 35 Следующая ⇒