Солоневич Борис Лукьянович 9 страница

-- Значит, смягчили?

-- Смягчили. Десятью годами заключенiя замeнили...

-- Бeдняга, -- вздохнула дeвушка. -- 10 лeт... Подумать только!

-- Ничего, -- сочувственно положил ей на плечо руку старый начальник. -- Теперь вeдь жизнь путанная. Не просидит наш друг 10 лeт. Я увeрен, что года через 3 он будет уже на волe. Вот, дядя Боб только половину вeдь отсидeл. А вeдь его ЧК судила. Это много хуже, чeм суд. Ничего, Бог даст, скоро увидим его... и живого. Это только мертвые не встают, -- тихо закончил старик, и лицо его выразило мучительную душевную боль.

Ларочка прижалась лицом к его плечу, и мы замолчали...

" Обезьянье средство"

Как-то поздно ночью я проснулся весь в поту. Голова гудeла и пульс бился лихорадочным темпом.

-- Что за чорт, -- подумал я. -- Неужели я всерьез заболeл?

К утру стало хуже. Брат мнe поставил термометр, и когда я взглянул на него, мнe показалось, что я в бреду: столбик ртути стоял выше ста градусов. Я протер глаза. Что за чепуха?

-- Ваня, Ваня, -- позвал я.

Брат подошел к кровати.

-- Слушай, братик, кто это с ума слeз: я или термометр?

Брат посмотрeл на термометр и засмeялся.

-- Ты, ты, конечно. Тут, брат, градусы по Фаренгейту. Я, вот, сейчас переведу на Цельсiя.

Через минуту он подошел ко мнe с озабоченным лицом.

-- Н-да... Неважно твое дeло.

-- А сколько набeжало?

-- Да за 40...

-- Пожалуй -- тиф.

-- Да вeдь ты уже болeл?

-- Ну так то -- сыпным и брюшным. А теперь, значит, для полнаго комплекта и возвратный в меня влeз.

Мы шутили, но, к сожалeнiю, штука оказалась правдой. Пришедшiй днем врач опредeлил, дeйствительно, возвратный тиф.

Через нeсколько дней, благодаря хлопотам американцев, я был помeщен в городскую больницу.

Болeзнь шла, не затухая... Тиф во мнe чувствовал себя, как дома, и не поддавался леченiю.

Как-то вечером ко мнe подсeл старик-профессор.

-- Крeпкiй вы человeк, т. Солоневич, -- вкрадчиво начал он. -- Вам, знаете-ли, нужно бы испытать болeе сильные методы леченiя, а то и так вы в недeлю З кило вeсу потеряли...

-- Да я и не прочь. А развe у вас есть что-либо покрeпче?

-- Есть-то есть, -- как-то не очень рeшительно отвeтил он. -- Мы недавно получили, но, вот, без санкцiи пацiента мы не можем...

-- Если дeло только за этим, профессор, то я вам и руками, и ногами даю санкцiю. У меня машина крeпкая. Бог даст, выздоровeю, даже вопреки вашему леченiю.

-- Так вы согласны?

-- Совершенно единогласно.

С большой тщательностью мнe было сдeлано обильное внутривенное вливанiе какого-то средства, и, к общему удивленiю и радости, через нeсколько часов кривая температуры стала падать и дня через два я чувствовал себя здоровым, хотя и очень слабым.

-- И до чего это, Иван Лукьянович, удивительно вышло, -- радостно говорил этот старый профессор, встрeтив на улицe моего брата. -- Прямо, как в сказкe!

-- Как так?

-- Да, видите ли, мы только что получили из Америки это новое средство. Ну, а там, знаете, нeт совсeм тифа. Так до сих пор эксперименты там дeлались только на обезьянах. А из людей на вашем братe, собственно, первом в мiрe испытали это средство. И представьте себe, -- восторженно закончил старичок, -- и люди, оказывается, выздоравливают...

Меня долго потом дразнили " обезьяньим средством"...

Начало конца

Грозовыя тучи, давно уже скоплявшiяся над нашими отрядами, разразились, наконец ударом.

Всероссiйскiй съeзд Комсомола признал необходимым закрыть скаутскiя организацiи, " как идеологически несоотвeтствующiя коммунистическому воспитанiю совeтской молодежи" и создать свои отряды " красных юных пiонеров"...

В жизни скаутов наступал новый перiод, еще болeе тяжелый и отвeтственный, перiод борьбы за свое существованiе в атмосферe уже открытой враждебности и преслeдованiй...

Мое личное положенiе послe этого постановленiя было весьма опасным. Было ясно, что при первых же преслeдованiях скаутов (а что Комсомол постарается " выкорчевать гидру контр-революцiи" со всeм своим погромным жаром -- было очевидно) прежде всего буду " изъят" я, уже находящiйся на учетe в ЧК, как " явный контр-революцiонер". При этих условiях оставаться в Одессe, недавно пройдя всe тюрьмы города, мнe было опасно. Больно было думать, каким непрiятностям могу я подвергнуть семью брата, тоже сравнительно недавно, вмeстe с маленьком сынишкой, проведшей мeсяца 3 в Одесской тюрьмe по подозрeнiю в " бeлогвардейском заговорe".

Нужно было уeхать. Севастополь давно уже звал меня к себe. Старая гроза там развeялась, старыя исторiи забылись в бурe и пeнe событiй, и можно было надeяться, что там будет безопаснeе, чeм в Одессe, под " учетом" ЧК.

Много, много друзей пришло провожать меня на пристань, и когда между бортом парохода и берегом мелькнула полоска воды, когда затихли вдали сердечные голоса привeта и благопожеланiй, когда бeлый маяк Одесской гавани остался позади -- сильно взгрустнулось... Жаль было покидать чудом найденнаго в водоворотe жизни брата, своих друзей и красавицу-Одессу, гдe было пережито так много и тяжелаго, и свeтлаго...

Но жизнь звала вперед...

Кому быть разстрeлянному, тот не потонет!

Раннее утро. Сeрая пелена тумана еще стелется по водe. Я стою у поручней и задумчиво смотрю на катящiеся водяные валы, с шумом разбивающiеся о борт. Вот на валу какой-то обломок. Волна покачивает его и вдруг, подхватив на свой пeнистый гребень, перекидывает дальше.

" Так и моя жизнь, думаю, я волны разбушевавшейся стихiи бросают меня из стороны в сторону, и вeтры гудят над моей головой. Разобьет-ли меня о скалы эта буря или суждено мнe выплыть живым на мирный берег? Бог знает"...

Внезапно раздавшiеся шум и крики вывели меня из философской задумчивости.

Я глянул вверх, на капитанскiй мостик. Там с блeдным лицом, освeщенный первыми лучами восходящаго солнца, стоял вахтенный и дрожающей рукой показывал на воду.

Я посмотрeл по этому направленiю, и сердце замерло у меня в груди...

В нeскольких метрах от борта скользила мимо нас, словно какое-то морское чудовище, черная желeзная спина пловучей мины...

Ея круглая поверхность чуть блестeла в первых проблесках зари, на страшных отростках-щупальцах висeли зеленыя змeи водорослей, а свeтлыя и прозрачныя волны с бeлыми гребнями, как бы шутя и играя, ласкали ея стeнки.

-- Вот она, смерть!..

В теченiе нeскольких секунд никто не мог шевельнуться и вздохнуть. Сердце, казалось, перестало биться, и вся жизнь сосредоточилась в зрeнiи.

Задeнем-ли?.. Уйти уже нельзя: махину парохода не повернешь, как игрушечный кораблик. А заряд мины разсчитан для взрыва могучаго броненосца. Что останется от нас?!

Задeнем ли?..

Миг... и мина, так же спокойно и важно покачиваясь, медленно прошла мимо борта... Вздох облегченiя вырвался из груди всeх.

Зазвенeли звонки машиннаго телеграфа, и пароход стал медленно поворачивать. Держа мину под неусыпным наблюденiем полудюжины биноклей, мы подошли к ней на разстоянiе 50 метров.

-- " Пли! " -- раздалась команда на кормe, и прогремeло нeсколько винтовочных выстрeлов. Оказывается, на борту было нeсколько солдат с винтовками, и мину рeшено было потопить.

Выстрeлы гремeли.

-- Довольно, довольно! -- отчаянно кричал в рупор капитан. -- Мина потонет и так, если хоть одна пуля попала. Подождите, не стрeляйте!

Но его совeт опоздал. Грянуло еще нeсколько выстрeлов, и вдруг высокiй пeнистый столб воды поднялся вверх. Страшный грохот прокатился по поверхности моря, и громадная волна качнула наш пароход. Туча водяных брызг залила нашу палубу, и когда она разсeялась, поверхность моря была пустынна. Мины уже не было...

-- Да это вeдь дeло обычное, -- радостно взволнованным тоном, жестикулируя, разсказывал вахтенный на мостикe. -- Это все минныя загражденiя времен мiровой войны. Буря сорвет вот этакую сволочь и катает себe по волнам. Наткнешься, и аминь. Вeдь в двух метрах от борта прошла, проклятая.

-- А почему она не сразу взорвалась? -- спросил кто-то снизу. 148

-- Да видно, не попали сразу в запал. Она бы и так от пробоин затонула, а то, вот, осколком кого-нибудь по черепу могло садануть... Ну, да развe эти ребята выдержат! Они в мину, как в медвeдя стрeляли. На совeсть... Ну, все-таки пронесло и то -- слава Богу!

И " совeтскiй красный моряк" снял фуражку и с глубоким чувством... перекрестился.

Я посмотрeл на море, по которому спокойно и лeниво шли валы волн, на вырисовывавшiеся вдали в розовом туманe утра скалистые берега Крыма и улыбнулся.

Судьба! " Кысмет", как говорят турки...

Часть Глава III

На борьбу с судьбой

Иди -- пeсни пой,

И гляди вперед

Ясным соколом...

В подпольe

Взгляд с политических высот

Гдe-то в Москвe, на многолюдном съeздe комсомольцев, поздно ночью, послe горячих докладов " с мeст" о незатухающей работe скаутов, о рядe неудач в " освоенiи" этой " чуждой коммунистической идеологiи" организацiи, взметнулся, наконец, лeс голосующих рук, и легальное существованiе скаутов было прекращено.

Читателю, не вполнe ясно представляющему себe совeтскую дeйствительность, будет, вeроятно, не вполнe понятно, почему коммунисты подвергли гоненiям скаутскiе отряды, далекiе от политики, казалось бы, цeнные в любом государствe.

Чтобы помочь читателю уяснить положенiе скаутской организацiи в этот бурный перiод, я на секунду прерву боевой ритм моего разсказа небольшим политическим обзором.

Совeтскiй строй, представляющей собой небывалый в исторiи мiра аппарат давленiя, не разрeшает существованiя никаких организацiй, кромe коммунистических или находящихся под их непосредственным руководством (хотя бы и завуалированном). В СССР не только матерiальная жизнь человeка сжата жестокими тисками полуголоднаго существованiя, но и интеллектуальная и моральная сторона этой жизни может развиваться только по путям, одобренным коммунистической партiей.

Естественно, что всякое, хотя бы и небольшое, объединенiе людей на почвe интересов, хотя бы и не враждебных власти, но стоящее внe обще-государственной и партiйной системы, разсматривается, как чуждое, не " свое". А в СССР, в его внутренней политикe, царит лозунг: " кто не с нами -тот против нас". И понимается этот лозунг со всей фанатичной безпощадностью. Или -- или. Аполитичности -- нeт мeста.

Отсюда понятно, почему скаутская организацiя так же, как и сокольская, не бывшая коммунистической ни по своей идеологiи, ни по подбору руководителей и молодежи, цeликом вошли в разряд " контр-революцiонных сообществ".

Много общественных организацiй прекратило свое существованiе с приходом власти совeтов. Наиболeе счастливыми из всeх организацiй молодежи оказались чисто спортивныя, с их сравнительно узкими задачами физическаго развитiя и спорта. Онe просто перемeнили свои названiя, использовав для этого все многообразiе слов: " пролетарскiй", " красный", " трудовой", " ленинскiй", " революцiонный", продолжая свою дeятельность, поскольку общiй голод позволял это.

Но всe группировки, основанныя, хотя бы и не на враждебных, но " чуждых" коммунизму идеях: " Сокол" -- с его идеей нравственнаго и физическаго воспитанiя славянских народов, " Маккаби" -- с его идеей сiонизма и, наконец, скауты -- с их братством молодежи на почвe служенiя Богу, Родинe и ближним -- всe эти нацiоналистическiя организацiи стали преслeдоваться.

В отношенiи к скаутам у Комсомола нашлось, кромe общеполитических причин непрiязни, еще и личное, так сказать, соперничество в отношенiи влiянiя на молодежь.

Это соперничество появилось не сразу.

В 1921-23 годах Комсомол переживал очередной перiод своих затрудненiй, или, как принято красиво выражаться в Совeтской Россiи, " болeзней роста". В эпоху гражданских войн политически незрeлая молодежь, которая вeрила в яркiе лозунги и широкiя обeщанiя прекрасно поставленной пропаганды, питала ряды Комсомола притоком новых сил. Но когда в первые же мирные годы контраст между теоретическими установками и обeщанiями власти и безпросвeтной и мрачной дeйствительностью сдeлался совсeм уж очевидным, русская молодежь, с характеризующей ее высотой идейных запросов, рeзко отшатнулась от зазыванiй Комсомола.

В тe времена аппарат совeтской власти еще не научился так, как теперь, заставлять силой экономическаго давленiя принимать участiе в своей работe. Тогда еще званiе комсомольца не несло с собой громадных матерiальных и карьерных преимуществ.

В итогe, приток новых сил прекратился, и комсомол стал хирeть.

В помощь ему выступил организацiонный опыт старшаго поколeнiя. Если для партiи была успeшно создана смeна, в видe КСМ, то кто, собственно, мeшает самому КСМ создать себe по такой же схемe младшую ступеньку? И оттуда организованным (" нормированным" ) непрерывным потоком лилась бы струя " новой смeны", изолированной в процессe своей " проработки" от всяких тлетворных влiянiй и воспитанной на всe 105 процентов на принципах совeтской государственности -- " Ура! " " Единогласно! " и " Вгрызайся, куда указывают! "

Итак, Комсомолу было дано заданiе родить себe дeтище. Так как по своему мужественному характеру КСМ не мог считать себя вполнe подготовленным для выполненiя таких, все-таки деликатных, функцiй, то вожди КСМ не без явной резонности сообразили -- " давайте, чeм самим рожать, сопрем откуда-нибудь готовенькаго ребенка! "

Ребеночек на примeтe был -- это была скаутская организацiя, широко распространенная по всему лицу земли россiйской и насчитывавшая в своих рядах нeсколько десятков тысяч дeтей и юношества. Ну, чeм не клад для боящагося мук материнства Комсомола?

Широким росчерком пера скауты мгновенно, как по мановенiю волшебнаго жезла, были превращены в " юков" -- юных коммунистов. Смeна была создана.

В тe сравнительно гм... гм... блаженныя времена преклоненiя и безусловной вeры во всякiя марксистскiя утопiи считалось, что коммунистическая идеологiя прирождена человeку, и что только рамки " пррроклятаго буррржуазнаго строя" (с соотвeтствующими ударенiями на р) не дают этому прирожденному homo socialisticus'y вести себя так, как это полагали " великiе учителя марксизма". Не даром вeдь " маленькiй человeчек в Кремлe", (Ленин), болтая в воздухe не доходящими до пола ногами, настойчиво вопрошал удивленнаго Уэльса: " А когда же наступит в Англiи пролетарская революцiя?.. . (" Россiя во мглe", Г. Уэльсъ. )

Прошли мeсяцы, и выяснилось, что КСМ живет своей гм... гм... коммунистической жизнью, а юки-скауты -- своей, и что сближенiя между этими почти одинаковыми по названiю организацiями отнюдь не наблюдается.

Комсомол был искренно удивлен -- как это так юношество не коммунизируется? Увeренность в том, что смeна автоматически вырастет " подходящая", пошатнулась. Надо, как оказалось, коммунизировать другими методами.

И вот тогда началось великое " освоенiе" скаутских отрядов. Путем задабриванiй, соблазнов, запугиванiй, арестов, высылок, подкупов, политических бесeд и всeх многообразных методов большевицкой пропаганды в теченiе нeскольких лeт скауты передeлывались в коммунистов. И постепенно из всей этой картины организованнаго давленiя стал вырисовываться один основной вывод. Молодежь идет на уступки до какого-то предeла, и границы этого предeла по каким-то, непонятным для комсомольцев, законам точно опредeляются среди всeх скаутских отрядов всей Россiи. И шаги уступок неизмeнно останавливаются на той грани, когда требуется поколебать основные моральные устои " стараго воспитанiя". И тогда скаутскiе отряды, не имeя сил бороться открыто, разсыпаются на неуловимыя кучки своих патрулей, но не подчинаются насилiю и нажиму.

Всe эти наблюденiя, собранныя со всeх концов Россiи, привели центральный Комитет Комсомола к печальному убeжденiю, что скауты не пригодны в качествe строительнаго матерiала для его цeлей и что волей-неволей приходится создавать собственную смeну из дeтей, еще не " зараженных" моральными идеями скаутинга.

Нужно было " заимeть" такую организацiю дeтей, которая давала бы " выдержанную большевицкую смeну" в Комсомол, которая росла бы в полном подчиненiи " генеральной линiи" и ея вождей и становилась бы неразсуждающим винтиком совeтской машины гнета и террора.

Так родилось " пiонерское движенiе".

До этого момента враждебность Комсомола к скаутингу зависила от контраста между идей религiи, альтруизма и служенiя Родинe, вложенной в скаутинг, и коммунистической проповeдью ненависти, безбожiя и матерiализма. Послe же созданiя юных пiонеров скаутов стали разсматривать еще и как опасных соперников, со всeми вытекающими отсюда послeдствiями.

И если до 1923 года скауты, кое-как отбиваясь от назойливых попыток " освоенiя", сохраняли все-таки возможности легальнаго существованiя, то послe историческаго рeшенiя съeзда КСМ скаутинг перешел в положенiе преслeдуемой и запрещенной организацiи.

И перiод этого " подпольнаго" существованiя 1923-26 г. г. непремeнно войдет в исторiю молодежи, как яркiй примeр героической борьбы русскаго юношества против всей мощи безпощаднаго давленiя большевицкаго государственнаго аппарата.

Негнущаяся молодежь

"... Времена, когда стeны смeялись, женщины плакали, а 500 отчаянныхъ мушкетеровъ кричали:

-- Бей, бей!.. "

Д ю м а.

Окраина Севастополя. Уютный маленькiй бeлый домик боцмана Боба. Опять я в семьe своих старых друзей.

Вот, крeпкая фигура хозяина, с его круглым добродушным лицом и вeчно торчащим бeлобрысым вихром. Вот, Ничипор, наш поэт, худой и высокiй, с задумчивыми глазами, всегда готовый мягко и насмeшливо улыбнуться. Вот, Григ, с его постоянно напряженным чуть чуть страдающим выраженiем лица, молчаливый и замкнутый...

Маленькая Лидiя Константиновна, с постарeвшим лицом и усталым взглядом, как и прежде, ласково улыбается взрывам молодого веселаго смeха. Тамара задумчиво склонила над стаканом чая свое обрамленное тяжелыми черными косами лицо и только изрeдка внимательно и дружелюбно всматривается в лицо разсказчика.

Хохотунья Таня, сверкая то улыбкой, то звонким серебром смeха, хлопочет около толстаго уютнаго самовара, и ея заботливая диктаторская рука поддерживает конвеер скромнаго ужина.

Я разсказываю свои одесскiя приключенiя. Севастопольцы дeлятся своими переживанiями.

-- Ну, а теперь-то Комсомол прижал вас здорово? -- спросил, наконец, я.

Боб задорно встряхнул головой.

-- Ну уж и прижал! Не так-то легко, Борис Лукьяныч, это сдeлать. Мы ребята крeпкiе. Извернулись. А знаете, как? Ударились в спецiализацiю!

-- Да вот как: кромe наших обычных сборов и походов, мы распредeлили нашу работу, так сказать, " на внeшнiй рынок": герли взяли на себя помогать Тамарe в ея прiютe.

-- Оффицiально, как скауты?

-- Ну, нeт, конечно. Как школьницы и " литераторы". Это вам потом самый главный " литератор" объяснит эту их " халтуру".

(тип совeтской дeятельности: работа для " видимости", тяп-ляп, без серьезных задач и цeлей, с оттeнком жульничества. )

Ничипор поднял бровь, улыбнулся, но промолчал.

-- Ну, а сухопуты (отряд сухопутных скаутов) наши сейчас на себя больницу взяли на Корабельной сторонe -- тоже, значит, по санитарной и развлекательной линiи.

-- Ну, а вы, моряки?

-- У нас совсeм новая линiя, -- засмeялся Боб, -- по безпризорной части.

-- Это что еще за спецiальность?

-- А это мы безпризорников обрабатываем. Ей Богу, здорово интересно. Хорошiе ребята среди них есть. Как раз послeзавтра наш морской поход с ними. Поeдем вмeстe? А?

-- С удовольствiем. А если шторм?

-- Нeт, что вы, Борис Лукьянович. Никак это невозможно. Заказана на небe погода 1-го сорта. Значит, eдем?

Я кивнул головой.

-- Вот это -- дeло. Ну-ка Григ, -- обратился боцман к своему патрульному, -- скажи, братишка, ребятам, чтобы завтра осмотрeть шлюпки -скажи, Борис Лукьяныч с нами eдет, чтобы не осрамиться.

-- Есть, есть.

-- Ну, а как самый момент ликвидацiи отрядов у вас здeсь прошел? Кто мнe, ребята, про это разскажет?

-- Как прошел, спрашиваете? -- с сумрачным лицом отвeтил Ничипор. -Ну, вы знаете, конечно, что для комсомольцев слово " ликвидацiя" значит -" бей и громи". И на нас тоже, конечно, накинулись и грабанули...

Он рeзко замолчал, словно вспомнил о чем-то тяжелом. Прiумолкли и всe за столом и словно облако досады прошло по их лицам.

-- Ну, и что же вышло? -- прервал я паузу.

-- Что вышло? -- переспросил Ничипор каким-то приглушенным голосом. -Разсказывать, право, не хочется. Помните, Борис Лукьянович, как 2 года тому назад нашу милую хавыру разрушили. -- Уж на что обидно было! А теперь еще хуже вышло... Помните наше знамя старое?

-- То, с образом Георгiя?

-- Да, да, еще при Олегe Ивановичe освященное...

-- Что с ним случилось?

-- Забрали... -- Голос юноши прервался, он отвернулся и нервно зашагал по комнатe... -- Ну, и чорт с ними, что забрали, реквизировали -- это, по крайней мeрe, понятно. На то и война. Но вы знаете, Борис Лукьяныч, что они с ним сдeлали? На общем собранiи комсомольцев торжественно порвали, привязали к палкe и стали пол подметать... А потом... потом -- в уборную бросили. -- Послeднiя слова вырвались у Ничипора сквозь зубы, и пальцы его сжались в кулаки.

Боцман не выдержал.

-- Ax, чорт, -- вскочил он в волненiи. -- И как это все-таки вы отдали это знамя?

-- Да меня как раз дома не было, -- мрачно отвeтил Ничипор. -Штаб-квартира нашего отряда в моем домикe. Ну, что-ж сдeлаешь: ночью вломились, стариков моих до смерти перепугали... Все перебили, переломали... Бюст адмирала Нахимова, героя Севастопольской обороны, у нас был -- так только порошек почти один остался -- так ломами его били. Ну, и знамя, конечно, забрали... У-у... Сволочи, -- вырвалось у него. -- Простите, Лидiя Константиновна, пожалуйста, простите. Ей Богу, нечаянно. Уж очень обидно вспоминать...

-- Ну, а другiе отряды?

Боцман облегченно вздохнул.

-- Ну, нам-то удалось спасти.

-- Выругайте их, Борис Лукьянович, -- прервала его Тамара. -- Вeдь этакiе отчаянные ребята. Знамя они, правда, и свое, и наше спасли, но сами чуть не погибли.

-- Как это вышло?

-- Да, вот, дeло прямо в минутах было... Мы как раз получили свeдeнiя, что налет комсомольцев вот-вот грянет. Я -- к Лидiи Константиновнe, за наше знамя и -- в Яхт-Клуб. А там наши, вот, адмиралы всe в шлюпку, парус, значит, на бом-брам-стеньгу, или как там: гафель, гальюн или бимс...

-- Да уж говори прямо, " подняли" -- что тут! -- снисходительно уронил боцман. -- Запутаешься в снастях и не выберешься.

-- Ну, ладно, -- засмeялась Тамара. -- Значит, подняли парус и ходу. Хотeли сперва куда-нибудь в Сeверную бухту, к Инкерману, да потом подумали -- еще в бинокль могут подсмотрeть. А тут как раз волненiе сильное было. Бр... Даже по бухтe барашки ходили. А они, чертенята, не долго думая, лeво руля (так что ли, Боб? ) и в открытое море. А в этот день вeтер, волны были. Сколько баллов, Боб?

-- Да что-то 9 или 10, -- с дeловитой небрежностью стараго морского волка отвeтил боцман.

-- Вот, и я помню. Из гавани даже пароходы не выходили в открытое море. А они, понимаете, Борис Лукьянович, рeшили -- кружным путем на шлюпкe, по бурному морю, в Георгiевскiй монастырь...

-- А что-ж, -- холодно спросил Григ, -- так, по твоему, и отдать знамена комсомольцам?

-- Да нeт! Но хоть бы не в такой путь пошли! Ну, завернули бы за мыс и высадились бы. Так нeт же! Они, дядя Боба, миль 10 по бурному морю так и прошли. Уж послe, как мы узнали -- так и ахнули... Лидiя Константиновна собиралась им чубы драть, да уж как-то смилостивилась.

-- Побeдителей не судят, -- разсмeялась княжна. -- Что с ними дeлать!

-- Зато знамена спасены были! -- сiяя, воскликнул Боб.

-- Ну, а в морe-то трудновато было?

-- Бррр... Да, по совeсти сказать, здорово неуютно. Мы к вечеру вышли. Пока, это, маяк обошли с юга -- смеркаться начало. А шторм наворачивает все сильнeй и сильнeй. Мотает нас, как щепку, да и заливает. Пока мы подошли к монастырю -- совсeм стемнeло. Ну, а в темнотe к скалам в такой шторм не подойти -- разобьет, как скорлупку. Намучились мы, что и говорить. Еще счастье, что мы с собой и лагерныя ведра взяли -- не хотeли и их комсомольцам отдавать. Воду-то все время из шлюпки и отливали. И ничего...

-- Да я вижу, что ничего, -- невольно разсмeялся я. -- А могло бы быть и похуже.

Боцман беззаботно махнул рукой.

-- Э... Ладно... Что там. Все хорошо, что хорошо кончается. Это, вот, Григ, дeйствительно, молодец -- предупредил нас во время.

-- Мнe просто повезло, -- отмахнулся от похвалы Григ. -- В послeднiй момент узнал. Комсомольцы ждали рeшенiя Москвы: как радiо получили -- так и в атаку с ломами: " крой, ребята, Бога нeт"... Я бы и Ничипора успeл предупредить, да дома там никого не было. Хотeл было еще раз забeжать, да уже поздно было.

-- Что-ж дeлать, друзья. Такiя штуки по всей Россiи пошли. Дeло прошлое... Ну, а теперь как вы сорганизовались?

Боб весело разсмeялся.

-- Мы теперь окопались при Яхт-Клубe Всевобуча и гордо называемся " допризывники по системe " скаутинг". Поди -- укуси. Смeна красным морякам, а не какая-нибудь контр-революцiя. Военные нас поддерживают, дали двe старых шлюпки. Мы их отремонтировали, ведем с допризывниками морскую подготовку, а сами незамeтно и своими дeлами занимаемся. Ничего, живем, не унываем... Потом же мы всe подвохи комсомольцев заранeе знаем: у нас вeдь свой ручной комсомолец есть.

-- Кто это?

-- Да, вот, Григ.

-- Вы, Григ? Вы -- комсомолец? Всерьез или по названiю?

-- Да что, Борис Лукьяныч, дeлать-то иначе? -- смущенно сказал юноша. -- Я уж думал и так, и этак -- другого выхода никак не нашел. Видите ли, по моей слесарной спецiальности я числюсь производственным рабочим и хочу как-нибудь в Автомобильный Институт в Москву поeхать учиться. Не оставаться же вeк слесарем! Ну, а туда только комсомольцев и направляют. Я и рeшил...

-- Он и у нас совeта спрашивал, -- вмeшалась Тамара. -- Мы тоже рeшили, что он прав. Нужно пробиваться вперед. Что-ж дeлать? А Григу без комсомольскаго билета пути никуда нeт. Вопрос жизненной тактики... Но зато нам, Борис Лукьяныч, он здорово полезен. Уж мы-то обо всeх затeях комсомольцев заранeе знаем. Нас, герлей, вeдь тоже он предупредил о налетe.

Я посмотрeл на смущенное лицо Грига, его открытые честные глаза, вспомнил его исторiю с секретным сотрудничеством в ЧК и успокоился. Этот -был и останется нашим.

-- А в Комсомолe не знают развe, что вы скаут?

-- Знают, что я когда-то был скаутом, но считают, что я разочаровался и, как блудный сын, вернулся в лоно коммунизма.

-- А вы не боитесь, что вас обвинят в двурушничествe?

-- Ну, что-ж, -- спокойно отвeтил он. -- Тут борьба мозгов -- кто кого обманет. Не думал я, что придется лисой изворачиваться, да, вот, пришлось. Такое время, значит. Тут только хитростью и можно держаться. Я теперь вродe как настоящiй развeдчик в чужом лагерe, -- засмeялся Григ. -- Поймают -- ну, что-ж: на то и война. По крайней мeрe знаешь, за что. Хоть не так обидно. А сколько народу погибло, вот так, за здорово живешь? Эх...

Когда становится нечeм жить...

Господи Боже! Склони Свои взоры

К нам, истомленным в суровой борьбe...

Бальмонт.

Поздно вечером, послe этого сбора шли мы с княжной Лидiей по каменистым залитым лунным свeтом улицам города. У больших чугунных ворот старая начальница остановилась.

-- Пройдемте, Борис Лукьянович, через бульвар, -- сказала она. -- Вы вeдь не спeшите?

По широкой песчаной аллеe мы подошли к громадному бeлому зданiю панорамы, окруженному густой рамкой темных деревьев.

Раньше в больших нишах круглой стeны стояли бюсты героев Севастопольской обороны, погибших здeсь 70 лeт тому назад. Теперь эти ниши были пусты.

-- А куда же бюсты отсюда дeвались? -- удивленно спросил я. -- В музей, что ли, отвезли?

-- В музей? -- горько улыбнулась княжна. -- Ну что вы, Борис Лукьянович! Героев имперiалистической войны да в пролетарскiй музей? -иронически подчеркнула она. -- К ним отношенiе попроще.

-- А как же?

-- Да просто веревки на шеи понакинули, стащили вниз и разбили ломами, поглядите: вот еще бeлые осколки лежат -- вот, у стeн...

Я отвернулся с глубоким чувством негодованiя.

-- Разнузданный инстинкт разрушенiя, -- тихо сказала княжна. -- Ломай, бей без оглядки все старое, " отжившее". А, вот, когда дeло доходит до стройки, до созиданiя -- тут тупик...

-- Значит, ваше мнeнiе о " стройкe новой жизни" -- пессимистическое?

-- И очень даже, -- печально прозвучал отвeт старой учительницы. -- Эти бюсты -- что! Это -- пустяки. Всe эти матерiальныя разрушенiя сравнительно не так страшны. А вот, когда души дeтскiя ломаются, да вывихиваются, вот, это -- уже трагедiя.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒