НИКОЛАЙ КОЛЯДА. ОНА - обоим за пятьдесят ОН

НИКОЛАЙ КОЛЯДА

ПЕРСИДСКАЯ СИРЕНЬ

Пьеса в одном действии.

Действующие лица:

ОНА - обоим за пятьдесят ОН

Почтовое отделение. Наши дни.

Почтовое отделение. Моё. Номер двадцать шесть. Маленькая комнатка. В одной из стен дверь на замке, а рядом - окно выдачи почты, которое тоже на замке и табличка: “Перерыв с один до два. ” На двери другое объявление: “Если кто-то не заплатит за а/я у того а/я будет отрезан, выварен сварочным агрегатом!!! А больше просить платить за а/я не будем!! Отдел доставки в а/я!!! ” Ниже на двери кто-то слово матерное написал углём или губной помадой, а рядом рожу с языком не нарисовали - выцарапали гвоздиком, теперь будет - пока не закрасят. Между дверью и окном доставки стоит стол двухтумбовый, старый, на котором два цветка в горшках - герань и алоэ. В горшки сигареты тушили, торчат окурки - много. Ну, Расея, одним словом, у нас это дело-то происходит, не где-то там. Ещё на столе чернильница, рядом - ручка, толстой веревкой привязанная. Ручка с пером, стародавняя. Под столом урна с бумагами. Над столом застеклённые образцы продающихся конвертов, открыток, художественных бланков для телеграмм, и у всего свой номер странный: “РД-78”, “Ж-52”, “ИК-94”, “ЫМ-24”.

Остальные три стены комнаты в ящиках, из которых торчат газеты и журналы. Металлические ящики от потолка и до пола - одни прорези, бойницы.

У стола сидит ОНА. Старательно макает в чернильницу ручку, что-то пишет на обрывке бумажки. У неё чулки штопанные, на голове шляпка с вуалью, возле ног - старая сумка с ручками, перевязанными синей изолентой.

Входная дверь в почтовое отделение отворилась, с улицы влетело несколько грязных жёлтых листьев и вошёл ОН. На нём куртка, сшитая из старых джинсов.

Он, мельком глянув на неё, пошёл к ящикам, оставляя грязные следы на кафельном полу. Побренчал ключами, начал открывать ящик. Не выходит. Заело. Он - хмыкнул.

ОНА. (Отложила ручку, стукнула ладошкой по столу. ) Ну вот. Именно сегодня. А сегодня - день магнитный.

ОН. А?

ОНА. Два дня я, как дура, сидела - ничего не было, а именно сегодня, когда не надо, - пожалуйста. А сегодня день магнитный, понимаете, бури, понимаете.

ОН. (Посмотрел на неё внимательнее, снова хмыкнул, пробует открыть ящик. ) Да, да.

ОНА. Состоянье - страшное. Просто, я вам скажу, страшное. Голова - трескает. Такие дни! Магнитный день. Бури, бури, бури!!!

МОЛЧАНИЕ.

Он пробует открыть ящик.

И именно в такие дни мне нагрузки. Мне нельзя катастрофически. Категорически. Абсолютно. А я вот так вот колочусь именно в такие дни. Бури! Магнитный день! Такие нагрузки!

ОН. (Бормочет. ) Такие нагрузки. А всё без закуски.

ОНА. Бури, бури, бури!

ОН. Заело, надо же. Замочек - дрыг-дрыг.

ОНА. Заела. Заела! Такая жизнь заела. Чёрный ворон переехал мою жизнь. Магнитный день переехал мою жизнь. Ужас! Именно в такой сильномагнитный день я намагничиваюсь. Категорически. Катастрофически.

ОН. Да, да.

ОНА. Да, да. Да! Да! Нет, нет! Не дёргать его!

ОН. Кого?

ОНА. Не кого, а что. Неграмотный ни разу. Ящик! Не дёргать! Причём приходит именно когда перерыв - с один до два.

ОН. С один до два.

ОНА. Бессовестный. Два дня его тут и быть бывало, я как дура сидела, а сегодня - правильно, хорошо, так, специально - в магнитный день.

Пауза.

Я специально кина американские не смотрю по ящику, специально, потому что я увлекающаяся натура, потому что они стреляют и убивают, а я не могу: я участвую сразу, я умираю вместе со всеми, под каждым выстрелом, а после того, как увидела, как женщину связали, руки, в вагончике и снасиловали - мне всю ночь снилось, что это - я, я, я в вагончике, там, в телевизоре, но он меня вовлёк в преступление как в телевизоре, я участвую теперь и у меня сердце теперь, как овечий хвост. Нет, я что-то другое должна была говорить, к чему это я? (Пауза. Кричит. ) Шармач! Шармачуга!!!!

Пауза.

ОН. Здрасьте.

ОНА. (Помолчала. ) Я знала, что именно сегодня это случится, в бурю. Я чувствовала. Не вчера, не завтра, а тютелька-в-тютельку сегодня. В магнитный день. В неблагополучный. В неблагоприятный. В бурю, в бурю, в бурю!!!

ОН. (Помолчал. ) Буря, пусть сильнее грянет буря. В какую ещё бурю?

ОНА. Молчать! Поздно! Акелла промахнулся! “Чека” не дремлет! Тихо! Тихо, говорю. (Трёт лоб. ) Господи, я же сценарий писала и я первые слова записала там, что я должна ему сказать, но я его дома забыла, потому что магнитный день. Забыла.

Он снова повернулся к ящику, дёргает замок.

Не дёргать, сказала! Всё равно не откроется! Не сбивайте меня! Упадёт вся стенка со всеми ящиками и меня придавит тоже! Оно же всё на соплях приварено! Не дёргать!

МОЛЧАНИЕ.

Он подошёл к женщине, улыбнулся, застегнул ей верхнюю пуговку на плаще. Молчит.

Ни с места! Руки по швам! Сигарету изо рта! Суд идёт! (Пауза. ) Нет, я должна была не эти, не эти слова сказать, я забыла, а?

Пауза.

ОН. (Тихо, ей в глаза. ) Бабушка... Бабуля. Бабец. Шёл бы ты домой, бабец. А? Отчепись от меня, а? Ну, сбрендила на старости лет - так иди к другим, цепляйся. А от меня отчепись. Отчепись, дурко. Захлопни пасть и топай. Заделье себе ищешь? Ну, ищи там, на улке. Ебанашка. Топай давай. Топай, топай, кверху попой.

Пауза.

Поняла, нет?

Снова повернулся к ящику, ковыряет замок ключом, бормочет:

Недоделанных расплодилось - плюнуть некуда, честным людям по улице пройти нельзя... Надоели. Как двинул бы, чтобы бежала впереди своего визга, а жалко. Потому что дурко, щёлкнутая, что взять...

ОНА. (Кричит. ) Акелла промахнулся!

ОН. (Беззлобно. ) Да заткнись ты. Пошла вон отсюда, сказал, ну?

ОНА. (Бормочет. ) Ну вот, я же знала, что он так скажет, а я должна была что-то ответить, я же помнила, но - магнитный день и у меня выскочило, вышморгнуло... Одни слюни остались, нету слов, ну, как же это там было, как же это... (Визжит. ) Не трогать ящик, я в замок всунула гвоздик и обломала там кончик шпильки- “невидимки”!!!!

ОН. (Помолчал. ) Кто всунула?

ОНА. Я всунула.

ОН. Зачем ты туда его всунула, дурко?

ОНА. Я его всунула, чтобы ты - не высунул!!!

ОН. Кого не высунул?

ОНА. Его не высунул! Того, что там - не высунул чтоб ты! Ты! Там! Ты!

Пауза. Он посмотрел в замок. Молчит. Повернулся, пошёл к женщине.

ОН. (Улыбается. ) Хохма, а? Лажа, а? (Молчит. Тихо. ) Мамаша, бабушка, бабуля. Буля, а? Иди. Домой. Сказал. А?! Ну иди, а?! Прошу тебя по-хорошему, а? Шла бы ты домой, Пенелопа, а? Пойди, проспись, отоспись, может - придёт ум-то твой, а то с дуру-то можно, знаешь, каких дел понаделать-то, а? Знаешь? С дуру-то можно и болт сломать, понимаешь?

ОНА. Какой болт?!

ОН. Ну, такой, натуральный болт, говорят так, а ты забыла, запамятовала, да? Иди отсюда. Тут почта, понимаешь? Перерыв сейчас, а дверь входную не закрыли, чтоб люди могли зайти, почту свою взять. Тут абонентский отдел, ящики с письмами. Чтоб сохраннее они были, чтоб мальчишки в подъезде не украли, не сожгли, тут их поэтому хранят, а ты с дуру-то наделаешь делов, начнёшь ещё в ящики спички сувать и спалишь людям почту. Иди. Перерыв. Открыток поздравительных с Днём Ангела внуков не продают. И с Рождеством Христовым - не продают, тоже. И с Первым маем нету, и с Седьмым Ноября нету, и с Восьмым Мартом, шла бы ты домой, бабка, ну?!

Пауза.

ОНА. Мало того, что такое. У него изо рта пахнет вдобавок ко всему. Миазмами пахнет, нечистым духом.

ОН. Ну, хохма, ну, хохмачка ты. Сейчас начнёшь меня дьяволом называть, кричать: “Серой пахнет, хвост! ” Копыта, да? Ну иди уже сказал, отчепись. Гвоздик в замок всунула мне. Иди. Выпускаю тебя на воздух, давай!

Прошёл к входной двери, открыл её. Ветер снова внёс с улицы несколько жёлтых листьев. Дождь на улице стучит в лужи.

ОНА. Выпускают коров и свиней.

ОН. А ты кто? Чего тебе надобно, старче?

ОНА. А ты кто?! А ты кто?! А ты кто?! Ты - этот?!!!

Выхватила из сумки газету, машет ею в воздухе, кричит:

“Симпатичныйзрелыймужчинавгодахуставшийотодиночествабывшийвоенныйвотставкевысокийчинобеспеченныйхорошимжильёмимеетвсеусловиядлясовместногопроживаниямашинуквартирудачухорошийзаработокразносторонниеинтересыищетсебеподругужизниотсорокадосорокапятибезвредныхпривычеклучшедотридцатипятиотвечунаписьмосфотографиейфотографиюобязуюсьвернуть!!!!!!!! Писать! На! Двадцать! Шестое! Почтовое! Отделение! А/Я! Два! Один! Два! Так?!

Пауза.

Кто это писал?! Ну?! (Пауза. ) Отсюда даже видно. Ящик два-один-два, двести двенадцать, забит, ломится письмами! Куртка из старых джинсов на нём! На нём погоны золотые и яркий орден на груди! Военный в высоком чине! Три раза объявление повторял в “Вечёрке”! Откуда деньги взял?! Бутылки пустые на рынке собрал, да сдал, да дал?! Бухарик непромытый! Руки в цыпках! Выглядит буквой “зю”! Морда, как решето, опухшая! В полуперденчике из старых джинсов, эх! Ну, ничего, кончилось, я как Данко - я положу конец издевательствам над простыми советскими работницами!

МОЛЧАНИЕ.

Сразу тон сменил. Сразу стал иначе разговаривать, когда его - за руку, на месте. Дурко, дурко. Амбал какой. Донжуанина проклятая. Он думал - будет: цак-цак! Не выйдет!

ОН. Я молчу.

ОНА. Вот и правильно! Что сказать-то?! Без экспертизы видно! На месте застукала! Сразу неладное заподозрила и точно, точно! (Пауза. ) Открывай ящик, бери письма и вперёд - через дорогу, в милицию. Он думал - цак-цак! А тут я. Ишь, выскочил тут из пианины на лыжах! Цак-цак думал! А я тут как тут! (Пауза. ) Ну?!

ОН. Что - ну?

ОНА. Ящик?!

ОН. Как же я его открою. Вы же туда гвоздичек с “невидимкой” всунули.

ОНА. Молчать! На “вы”” начал! Устроил мне тут кордебалет! Я засунула, чтобы поймать тебя, чтоб замешкался ты, чтоб я - хвать тебя! Чтоб на месте преступления чтоб! На “вы” начал!

ОН. Хочешь, снова могу на “ты”. Чё ты? Чё ты вытыкиваешься? Ты засунула, ты и высовывай, я - не умею.

ОНА. Молчать! Открыть ящик! Он ломится! Он лопается! Он трескается от несчастных женских писем с фотками! Они пишут и пишут, не знают, какое безобразие тут творится! Они, легковерные, обмануты, а мы его судить судом Линча будем, по-американски! (Пауза, себе под нос. ) Нет, по сценарию было не так, ну, что же это я такое говорю...

ОН. Ну, чё ты орёшь? Успокойся, не вопи, не на сцене. Без сценария давай. Тоже мне со своим сценарием. Что ты тут как Баба Яга из новогоднего сценария орёшь мне тут, а я тебе тут как дед Мороз, а?! Не ори. Я тебя не боюсь ни капли по сценарию.

Закурил, сел к столу.

ОНА. Открывай! Брось сигарету! Одну бросает, другую в рот заталкивает! Открывай!

ОН. Да не могу я.

ОНА. Ну, а кто должен?

ОН. Да не знаю я, кто должен. Кто сломал, тот пускай и должен.

ОНА. Ну, ты же ж мужчина всё ж таки.

ОН. Оно мне надо? Оно тебе надо. Открывай - раз так.

ОНА. Открывай!

ОН. Не зуди под ухом. Я не мужчина, я бухарик непромытый.

Пауза.

ОНА. Ладно. Я сама. Ничего. У меня ногти есть, я сама, я зубами даже, я как Данко, для всех!

ОН. Дамка.

ОНА. (Дёргает замок. ) Ну, надо же, ну, именно в магнитный день, в бурю, у меня в голове всё дыбом, торчком, мне надо другие слова, я не соберусь никак, сценарий дома забыла... (Дёргает замок. ) Ну, что ж это такое?!

ОН. Что?

ОНА. Ты ж его ещё дальше своим поганым ключом засунул?! Ну?!

ОН. Высунь, засунулка.

ОНА. Как же я высуну, если - засунул?

ОН. Зубами. Локтями. Ногами. Коленками. Головой - бум, бум, бум!

Смеётся. Затушил в цветочный горшок сигарету, закурил новую. Она достала из сумочки плоскогубцы, пошебуршала - вытащила шпильку и гвоздик, открыла ящик. Несколько писем плюхнулось из ящика на пол. Она как обожглась будто, отскочила в сторону.

ОНА. Акелла промахнулся!

ОН. А?

ОНА. Бери! Готово! Готово!

ОН. Готова, готова, дочь попова. Чего бери?

ОНА. Всё это всё там - бери. И в милицию.

Он сидит, не двигается, курит.

ОН. Мне их что - в руках в вытянутых нести?

ОНА. А что, мне в сумочку всю эту гадость засунуть?

ОН. В руках неудобно - попадают.

ОНА. Подберём. Донесём до магазина сначала, купим пакет, кулёк такой, пусть народ полюбуется, посмотрим на тебя!

ОН. Кулёк? А у меня есть кулёк. Целлофановый. Вот. (Достал из внутреннего кармана куртки аккуратно сложенный целлофановый пакет. ) Я же хотел после почты в овощной забежать, за морковкой. Можно сюда? Он чистый, я вымыл.

ОНА. Вымыл! Бывший военный - кульки моет! Я кульков - не мою!!!

ОН. Да? (Усмехнулся. ) А я - мою.

ОНА. А я - выкидываю сразу.

ОН. Ну, и что? Что это значит?

ОНА. Ничего не значит. А просто: я кульков - не мою! (Пауза. ) Ещё один штрих. К портрету преступника, многоженца, ловеласа, донжуанины. Пакеты моет. Богатей. Бери, складывай и топай в ментовку!

Мужчина поднялся, начал собирать письма, рассыпал их снова.

Специально?!

ОН. Не специально. Я не нанятый!

ОНА. Нанятый! Собирай быстро эти ящики! (Пауза. ) Господи, какие ящики? Заплетык. День магнитный. Письма, письма!

ОН. Помогите, валится, не видите?

ОНА. Сам себе помогай, шармачуга! Я перед тобой на цирлах ходить не стану!

Мужчина вертит в руках одно из писем, улыбается.

Ну?!!!

ОН. Да хватит орать. Успеете ещё, отведёте, докажете, посадят, успокойтесь. Не слышите - пахнет.

ОНА. Кто пахнет?! Где пахнет?!

ОН. Письмо - пахнет.

Пауза.

ОНА. Он ещё и извращенец. У него глаза загорелись. Он на запахи возбуждается. В милицию!

ОН. Пахнет, понимаете? Пах-нет. Духи “Персидская сирень”...

ОНА. Нету таких. В милицию!

ОН. Нету, так были.

ОНА. Не было.

ОН. Были.

ОНА. Где были?

ОН. Тогда.

ОНА. Когда были?

ОН. В моей молодости.

Она молчит.

ОНА. (Тихо. ) Послушайте, ну это что такое, а? Ну, не было, говорю. Ну, можно подумать, что я вас старше лет на семьдесят шесть. У нас с вами была не одна молодость, нет?

ОН. Со злыми тётями у меня не было одной молодости. У нас были разные. Мне кажется так. В моей молодости были, были, были духи “Персидская сирень”, а вот в вашей...

ОНА. В вашей, в вашей! И в моей и в вашей были: “Шипр”, “Красная Москва”, “Кремль” в таких упаковочках, как Кремль, здание, были “Гвоздика”, “Фиалка”, “Днипро” был, “Красный мак”, “Пиковая дама”, “Юбилей Советской Армии”, “Крымская фиалка” даже была, “Кавказская Ривьера” была, “Восьмое Марта”, а вот вашей “Персидской сирени” не было!

ОН. Ну, просто - “Сирень” или “Белая сирень”...

ОНА. Ну, вот это - другое дело, так бы и говорили.

Пауза.

ОН. А вы откуда знаете про это? Ну, про эти? Вы этот - дегустатор?

ОНА. Дегустатор. Хватит уже меня за дурко принимать. (Подошла к нему, смотрит на письмо. )  Придумал - “Персидская сирень”. Дайте понюхать. (Нюхает письмо, не беря его в руки. ) Ну, правильно, я ж говорю - “Кавказской Ривьерой”, а он мне тут...

Пауза. Он собирает письма в пакет.

ОН. Ну прямо уж.

ОНА. Ну, криво уж. Будет спорить. (Пауза. ) Будете спорить. Собирайте.

Пауза.

ОН. (Вертит письмо в руках. ) Не высохли. Стояли так столько лет на трюмо в коридоре. В уголки трюмо открытки старые всунуты, открытки от знакомых и родственников к красным датам. Хрущёвочка. Двухкомнатная. “Вагончик”. Шлакоблочный. Телефон спаренный. Первый этаж. Окна на дорогу. Трамвай стучит, стучит под окном. На окошке - кошка. Задергашки болгарским крестиком вышиты. Или выбиты. На стенке плюшевый коврик с оленями. Обои жёлтенькие с красными розочками, выцвели, поотклеивались. На потолке пятно жёлтое, соседи промочили. Воды горячей две недели нету. Холодная только ночью, надо встать, в банки набрать, в ванную. А если засор в унитазе, то на первом этаже - труба дело. На стенке в коричневой рамке фотография: она молодая, и он молодой; ретушёр дорисовал причёску красивую и платье, как у Целиковской в “Небесном тихоходе”; в тумбочке пластинка Майи Кристалинской и две пожелтевших газетки - одна с фотом, другая - без, а в газетках в этих статьи крохотнулечные про передовика производства штукатура-маляра Машу Иванову с улицы Строителей два квартира пять. (Пауза. ) Извините.

Снова собирает письма, складывает их в пакет.

ОНА. А?

ОН. Я обычно только эти выбираю письма, которые - такие, я их сразу чувствую. А остальные - видно ведь: девки молодые, лошади, которые работать не хотят, а хотят старого богатого дурака набитого найти, чтоб в узду его взять, а самой на диване валяться, да с дискотеки не вылезать, дуры.

Пауза.

ОНА. Ну, открывайте уже его.

ОН. Кого?

ОНА. Да письмо! Распечатывайте?

ОН. Зачем?

ОНА. Может, оно как раз от такой дуры с дивана и дискотеки и есть? Откуда вы знаете? Открывайте, ну?

ОН. (Помолчал. ) Знаю. По запаху чувствую. Как собака. Ведь у вас тоже бывает так: вдруг запах, движение какое-то в воздухе, когда вы, скажем, по улице идёте и вы вдруг - наповал - сразу наваливается.

ОНА. Кто?

ОН. Господи, да воспоминание, конечно же! Ну, из двери, из форточки, от одежды, духи, от прохожих запах, от цветов, от конфет - чего угодно запах, и вдруг - вылетаешь из этой жизни, в отключке вдруг и что-то наваливается. Да, да. Уволакивает обволакивая волочёт воспоминание. Да, да. Бывает. Идёмте. Отдаю себя в руки правосудия. Пошли.

МОЛЧАНИЕ.

ОНА. Значит - правда: минимум полковник?

ОН. Генерал-майор. Почему это? Идёмте.

ОНА. Так красиво выражаетесь. Говорите, в смысле.

ОН. Могу выражаться иначе. Как привык всю жизнь. Матом. Семиэтажным. Надо?

ОНА. (Молчит. ) Кто вы тогда?

ОН. Кто вы, доктор Зорге?

ОНА. Кто?

ОН. А? (Молчит. ) Человек.

ОНА. А до пенсии кто вы были тогда?

ОН. А видно, что - на пенсии я?

ОНА. Кто?

ОН. Шофёр.

ОНА. Такси?

ОН. Молокозавод.

ОНА. Сюда, на стол.

ОН. Персидская сирень...

ОНА. На стол.

ОН. Что?

ОНА. На стол вываливайте письма, ну?

ОН. А что ж я их в кулёк-то складывал?

ОНА. В кулёк-то. В кулёк-то. Я не могу на пол нагнуться. У меня артрит.

ОН. А вам-то зачем?

ОНА. Что?

ОН. Нагибаться?

ОНА. Затем, что мне надо. Надо одно письмо там надо уничтожить, вынуть. Оно туда случайно засунулось. Попало.

ОН. Какое?

ОНА. Одно.

ОН. Чьё?

ОНА. Ничьё. Одно письмецо в конверте.

ОН. Письмецо в конверте подожди, не рви.

ОНА. Порву.

ОН. Ваше.

ОНА. Хоть бы и так. Да, моё. Моё! Клюнула! Тоже! Дурочка с переулочка!

ОН. Я найду и прочитаю.

ОНА. Что?

ОН. Исповедь. Исповедь?

ОНА. Шиш. Моё письмо в деле фигурировать не будет! Генерал, полковник, космонавт, спортсмен упакованный, шоферюга - на стол! Бессовестный, наглый, противный такой.

ОН. (Помолчал. ) А может, это ваше пахнет “Персидской сиренью”?

ОНА. На стол! Гнилым огурцом моё пахнет! Стиральным порошком “Лотос”! Трамвайным абонементом! Скипидаром! Мазью Вишневского! На стол!

Он подошёл к столу, вывалил письма, они поехали, кучей застыли.

Стоят, смотрят на них - и он, и она.

Вдруг быстро, запалошно - кто быстрее - начинают в письмах рыться.

Где вот оно теперь? Где вот я теперь его? Где его теперь я? Там зайчик, зайчик был на конверте, зайчик...

ОН. Так вы пришли посмотреть на того, кто забирает письма? И хотели тихонько уйти, но поняли, что я - не я, а совсем...

ОНА. Где зайчик?!

ОН. Какой зайчик?!

ОНА. Там на конверте был зайчик нарисованный с ёлочной веточкой и шариком и надпись: “С Новым Годом! ”...

ОН. Середина сентября, осень...

ОНА. Старый конверт был, что ж мне его - выкинуть, конверты вон - застрелись, как дорого!

ОН. Жениху писали...

ОНА. Ну?

ОН. Могли бы и потратиться...

ОНА. Вас много, а я с одной пенсией, где мой зайчик?! Старый лгунишка на старости лет обманывать начал, но я, как Данко, тут как тут, столько женщин вон, Господи, отсюда и не видно было, какой ящик глубокий, тут штук триста, пятьсот женщин, Клондайк, и он всех обманывал, развратник, нахал, бессовестный, хамюга, шармачуга наглая!

ОН. Вот он - зайчик.

ОНА. Это не зайчик, а заяц! За-е-ец!! Видно же! Там был крохотненький, беленький, кроличек почти! Старый, седой, непромытый бухарик...

ОН. Кто - заяц?

ОНА. Да вы, вы, а ещё пенсионер, ай-яй-яй, такие афёры, стыдно!

ОН. Ну, хоть на пенсии я имею право на любовь или нет?

ОНА. На любовь! На любовь! Бофь-фь-фь-фь-фь! Покажу я вам сегодня ваше право, покажу!

ОН. А вы-то что искали, когда писали мне? “Я к вам пишу, чего же боле, что я могу ещё сказать?! ” Чего? Не этого же?! Или на диване тоже хотели? С дискотеки, да на диван? Так? Нет?

ОНА. У меня артрит, артрит, с какой дискотеки?! Я ни сесть, ни встать, ни ходить, ни прыгать, только лежьмя!

ОН. Ну, лежьмя - в потолок поплёвывать, так?

ОНА. Да я за другим, глубокоуважаемый, как вы не понимаете?!

ОН. Я и говорю - за лю-бовь-ю.

МОЛЧАНИЕ. Она смотрит ему в глаза.

ОНА. (Тихо и просто. ) Слушайте, замолчите, а? У вас только это на уме, да? По себе людей не судят. Про какую любовь вы тут? Вы вокруг посмотрите. Это же коню ясно уже, слепому видно, глухому слышно, что всё идёт к концу света и все скоро однополовым путём расплождаться будут. Ну? Какая любовь? Что ж вы раньше молчали, что ж вы на пенсии про любовь заговорили, после войны надо было, когда вы не то, что сейчас были, а другое.

ОН. Позднее зажигание сработало.

ОНА. Вот именно - позднее. Крутил бы раньше баранку всю жизнь и орал бы сколько хочешь: “Любовь, любовь, любовь! ” Едете от молокозавода со своим кефиром в магазин и орите, орите, орите! А теперь - лавочка закрыта, закон природы. Да где оно, там надпись: “С Первым Маем! ”...

Роется в письмах.

ОН. “С Новым Годом! ”...

ОНА. А я что сказала?

ОН. “С Первым Маем” вы сказали...

ОНА. Вот видите, да? Видите? Магнитный день. Ое-ёй. У меня заплетык за заплетыком в бури. Это я с ума схожу, да? Ну, скажите - да? Это у меня маразм, да? Кроме артрита - маразм. Я ведь, знаете, постоянно заговариваюсь. Такое скажу, что на голову не наденешь. Это мне в больницу надо, да?

Пауза. Смотрят друг другу в глаза.

ОН. Не знаю.

ОНА. Как - не знаю. Вы же сами сразу чётко определили - дурко. Вы же ж не просто так сказали.

ОН. Извините.

12 3 Следующая ⇒