Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





 Височные КОЛЬЦА 5 страница



 Насекомые — хтонические существа, воспринимаемые как нечисть (кроме пчелы и божьей коровки) и поэтому подвергаемые ритуальному изгнанию. Для насекомых характерна символическая соотнесенность со скотом. В символике муравьев, блох, вшей, клопов, мух, пчел существенную роль играет признак множественности. С гадами насекомых роднит дьявольская природа (дьявол сотворил мух, ос, шершней, шмелей), ядовитость (бабочки, пауки, медведки и др. ), использование в обрядах вызывания дождя (вши, блохи, пауки, медведки, муравьи). По украинскому поверью, мошки, комары, мухи завелись из пепла; согласно южно-славянским легендам, блохи, мухи и комары произошли из искр от змеиного удара хвостом по углям, блохи — из горсти земли, из праха или пепла змеи, вши — из пыли, пепла, из крови змеи. У всех славян распространены представления о насекомых как образе души: в виде мухи, бабочки, муравья, жучка душа покидает тело человека во время сна; особенно ведьмы, в виде мухи или бабочки она вылетает из умирающего и посещает родной дом после смерти; светлячков воспринимают как души людей, с душами живых членов семьи отождествляют зимующих в доме мух. Разнообразны ритуально-магические способы изведения насекомых у восточных славян. Часто пойманного таракана хоронили, считая, что остальные пойдут за ним следом. Сажали его в лапоть или клали в «гробик» из репы или ореховой скорлупы и везли на ниточке на кладбище, там закапывали и ставили крестик. Иногда привязывали таракана ниткой за лапку и тащили на кладбище, когда туда везли покойника. По пути голосили: «Забери, голубчик, всех своих братиков, сестричек да мою хату мне очисть». Таракана бросали в могилу, когда в нее опускали покойника. Клопов спроваживали на «тот свет», подкладывая в гроб покойнику и приговаривая: «Куды гроб, туды клоп». Разыгрывали похороны блохи с мухой, посаженных в огурец: наряжались попом, кадили смолой, голосили, стучали в косы, изображая колокольный звон, всей деревней провожая «мертвецов» на кладбище. Закапывая блоху, причитали: «Попрыгунья-блошка, подогни ножки, перестань скакать, пора ложиться помирать». В некоторых местах таракана всей семьей волокли из дома на нитке через плечо и погоняли хворостиной: «Нейдет, пойдет… Ухнем! » Тянули за ниточку через дорогу под пение свадебной песни о том, как везут невесту с богатым приданым в новый дом. В день св. Тимофея Прусского (10 июня) выволакивали на двор в лапте пару прусаков и секли лапоть с угрозой: «Убирайтесь, прусаки, не то побьют вас мужики! » Выносили на коромысле двух тараканов к реке, приговаривая: «Пошли, поехали, живые покойники», а затем бросали в воду. Иногда тараканов бросали вслед выгоняемому стаду, веря, что все тараканы уйдут за стадом в поле. От насекомых избавлялись также путем передачи или подбрасывания кому-либо. Незаметно приносили тараканов соседям, в сенях читали заговор: «Сорок тараканов, сорок первый таракан — вся стая их, идите к соседу такому-то, а в нашей избе чтобы не слышно, не видно — духу не было. Аминь, аминь, аминь». Клопов бросали священнику в спину со словами: «Куда поп, туда и клоп», тайком клали ему в шапку или под седло лошади, говоря: «Попы, попы, возьмите наши клопы». В заговенье Рождественского поста одна женщина обегала вокруг дома верхом на кочерге и стучала в дверь, а другая выходила к ней верхом на помеле. Первая спрашивала: «Чем заговелись? » — «Хлебом-солью». — «А клопы чем заговелись? » — «Клоп клопа съел». На Новый год открывали настежь дверь и выгоняли из хаты тараканов старым веником: просили их идти поколядовать к соседям. Сверчков отсылали «к Месяцу на свадьбу», разъезжая по хате верхом на клюке с распущенными волосами. Мух изгоняли по окончании жатвы, высылая на небеса за снегом: «Черные мухи из хаты, белые в хату». От тараканов избавлялись лишь «бескровным» способом. Бить и давить их, особенно черных, считалось грехом, поскольку черные тараканы в доме предвещают богатство и счастье. Их даже приносили с собой при переезде в новый дом и прикармливали по большим праздникам, так как верили, что благодаря черным тараканам лучше будет «вестись» скот. Когда тараканы покидали дом сами, считали это предвестьем пожара или смерти кого-нибудь из домашних. Роль домашнего покровителя приписывалась и другим насекомым. В Полесье верят, что паук приносит в дом богатство и благополучие, называют его «хозяином». У поляков запрещалось убивать пауков в хлеву, иначе скот будет сохнуть. По поверьям чехов, поляков, украинцев, присутствие в доме стрекочущего сверчка сулит счастье и деньги. Хорошей приметой считали также появление в доме муравьев.  Бабочка
 

  Воплощение души. В разных районах России при виде бабочки или мотылька говорят: «Вот чья-то душка летает». Иногда их и называют душами или душечками. По поверью поляков, душа умирающего покидает тело в виде бабочки. Родопские болгары верят, что душа умершего в виде бабочки или мухи посещает родной дом на сороковой день после смерти. Представление о бабочке как о душе умершего порождает поверье о ней как предвестнице смерти, а иногда и образе смерти. У белорусов рассказывают, как однажды старая женщина сидела вечером у раскрытого окна и ей на рукав села влетевшая в окно ночная бабочка «Смерцічка ты мая», — ласково сказала женщина. В ту же ночь она скончалась.  

 

 По поверью болгар, сербов и хорватов, душа ведьмы во время сна покидает ее тело в облике бабочки. Такая бабочка может по ночам душить спящих людей и сосать их кровь, как вампир. В ряде случаев поверье о душе ведьмы в виде бабочки трансформируется в поверье о самой ведьме, принимающей облик бабочки, или в поверье о бабочке как слуге или помощнице ведьмы, выполняющей ее волю. У южных славян ночную бабочку часто называют «ведьмой». Сербы иногда специально мучат и увечат ночную бабочку, в которой видят обращенную ведьму, с тем чтобы на утро опознать в ком-нибудь ведьму по ожогам и ранам на теле. Ночной бабочке, залетевшей в дом, подпаливают крылья и отпускают со словами: «Приди завтра, дам тебе соли». И если на следующий день кто-нибудь придет попросить соли, то его отождествляют с той злой душой, которая в виде бабочка прилетала в дом. Болгары верят, что ведьма напускает на скотину больших пестрых бабочек, которые садятся на коров или на овец, ползают по ним и отбирают у них молоко. На Юрьев день большая бабочка ведьмы-магесницы, летая по полям, способна отобрать и урожай жита (то же может сделать и сама ведьма), поэтому рано утром в этот день на ниве выжинают крест. Согласно поверью, большую черную бабочку, посылаемую ведьмой красть молоко у овец, ведьма выводит магическим способом из большого яйца. Ср. образы зооморфных домовых духов, приносящих своему хозяину-колдуну богатство, которых производят на свет из петушиного или другого необычного яйца. У западных славян ночную бабочку соотносят с другим демоном — «морой» или «зморой», мучающей людей по ночам. По поверью поляков, облик ночной бабочки принимает «змора» — соседка в виде бабочки или комара в полночь проникает в дом сквозь оконные щели и, садясь на спящих, налегает на грудь, давит, душит их. Способность душить спящих часто приписывается и некоторым другим животным и демонам, особенно лягушке и домовому. Некоторые приметы связаны с первыми весенними бабочками. В Полесье считают, что если весной появится много красных или желтых бабочек, то будет сухое лето и много меда, а если белых — мокрое лето и обилие молока. В Моравии символика цвета бабочек иная: если увидишь весной первую бабочку белую, то умрешь в предстоящем году, а если красную — будешь жить (по другим поверьям, будут болеть глаза). В Болгарии верят, что у человека будет белое или красное лицо в зависимости от того, какого цвета будет первая увиденная им весной бабочка — белой или красной. Белорусы Витебской губернии гадали по полету первых весенних бабочек: чем выше они летают, тем выше вырастет лен.  Муравьи
 

 Муравьи почитались у славян символом домовитости. Заберутся ночью под оставленный на земле деревянный кружок — значит, место счастливое, можно на нем строить дом.  

 
 
 РАСТИТЕЛЬНЫЙ МИР
 

 
  Деревья
 

 В древнерусских памятниках XI–XVII вв. сообщается о поклонении язычников «рощениям» и «древесам», о молениях под ними («рощением… жряху»). О существовании у славян в древности священных рощ упоминает в «Чешской хронике» Козьма Пражский (XII в. ); о священных рощах полабских славян сообщает немецкий священник и миссионер из Гольштейна Гельмольд (XII в. ), написавший «Славянскую хронику». Судя по подробным описаниям подобных мест, выбранных для свершения культовых обрядов и сохранившихся кое-где на Русском Севере («кусты»), в белорусском Полесье («прощи») и у болгар, в начале XX в. это были, как правило, обнесенные оградой участки леса. В этих местах почитание деревьев соединилось с элементами христианского культа.  

 Внутри рощи находилась какая-нибудь святыня — дерево, часовня, крест и др. Рощи считались заповедными: там не рубили деревьев, не собирали хворост. В дни престольных праздников там совершались крестные ходы. К категории почитаемых и священных относились и отдельные деревья, особенно старые, одиноко растущие в поле или вблизи целебных источников, а также такие, с которыми связано явление чудотворных икон. К этим деревьям приходили люди, чтобы избавиться от болезней, сглаза, бесплодия и др. Они приносили дары и жертвы (вывешивали на деревьях полотенца, одежду, лоскуты), молились, прикасались к деревьям. Через дупла и расщелины таких деревьев пролезали больные, как бы оставляя за пределами этого отверстия свои болезни. Для мифопоэтического сознания славян характерно последовательное сближение дерева и храма как священных мест, где совершались обряды. Об этом свидетельствуют многочисленные предания, легенды и апокрифические рассказы о постройке церквей вблизи почитаемых деревьев, а также о деревьях, посаженных на месте прежней церкви: в Житии Адриана Пошехонского рассказывается, например, о чудесных целительных свойствах рябины, посаженной на могиле святого, на месте, где раньше стояла церковь. В одном сербском предании повествуется о священной сосне: когда эту сосну сломала буря, ее как местную святыню поместили за иконостас в церкви. Поляки вешали на старые почитаемые деревья кресты, образки и др. Вблизи священных деревьев совершались различные обряды. У южных славян практиковался обычай венчать молодых вокруг дерева (или предварять этим действием церковный обряд венчания). У сербов, болгар и македонцев многие обряды и торжества проходили у «записа» — священного дерева (обычно — дуба или плодового дерева), на коре которого был вырезан крест. В праздник, во время обхода полей с крестным ходом, священник с прихожанами совершал здесь молебен от града и засухи; здесь же устраивали праздничные трапезы, закалывали жертвенных животных, жгли костры на масленицу; вблизи «записа» освящали воду, крестили детей, давали клятвы, устраивали суды и т. п. Каждый год «запис» освящали и причащали, обновляя на нем крест и закладывая под кору ладан. При отсутствии священника старому дереву лесного орешника можно было даже «исповедаться»: став на колени и обхватив его руками, человек каялся в грехах, просил у дерева прощения. Дубы, вязы и другие крупные деревья относились к заповедным. Запрещалось рубить их и вообще наносить дереву какой-либо ущерб: нарушение этих запретов приводило к смерти человека, мору скота, неурожаю. Такие деревья, согласно поверьям, оберегали людей от бед, а также считались покровителями окрестностей: сел, домов, колодцев, озер, охраняли от града, пожаров, стихийных бедствий. В славянской мифологии и фольклоре известен образ дерева, являющий собой центр мироздания: «На море, на Океане, на острове Кургане стоит дуб, под тем дубом кровать, на кровати лежит девица, змеина сестрица, я к ней прихожу, жалобу приношу на казюлей, на ужей». Такое дерево соотнесено со всеми тремя мирами (подземным, земным и верхним — небесным) и соединяет их (со. Мировое Древо). В корнях дерева обитают змеи и нечистые духи (Бузина), а вершина связывается с Богом, небом, солнцем и птицами (верба). Известен, в частности, сказочный сюжет о дереве, по которому человек попадает на небо. В восточнославянском фольклоре он представлен сказками — небылицами о дураке, забирающемся на небо по дубу и удивляющемся чудесам, которые он там увидел (коровы дешевы, а комары дороги и т. п. ). Согласно поверьям, дерево — это тот путь, по которому осенью змеи уходят в вырей. Дерево, связующее земной и подземный миры, фигурирует и в западнославянских мифологических рассказах о подмененных демонами детях: чтобы вернуть себе сына, женщина относит подменыша под какое-нибудь дерево, а позже забирает оттуда своего ребенка. На дерево забрасывали (или относили к нему) вещи, от которых нужно было избавиться — отправить на «тот свет» (предметы, бывшие в соприкосновении с покойником, старые свадебные атрибуты и т. п. ): (ср. обычаи сжигать, закапывать, пускать по воде эти предметы). Дерево воспринималось как метафора дороги, как путь, по которому можно достичь загробного мира. Это общий мотив славянских поверий и обрядов, связанных со смертью: «уйти в кокорье», «глядець у дуба», «дубеть», «дуба дать» и др. в значении «умереть, умирать». Существовали поминальные игры, имитирующие лазание по стволу, поверья о русалках (умерших девушках или детях), спускающихся с деревьев на землю на Троицкой неделе и по окончании ее тем же способом возвращающихся на «тот свет» (береза). Характерны представления о посмертном переходе души человека в дерево. Так, белорусы полагали, что в каждом скрипучем дереве томится душа умершего, которая просит прохожих помолиться за нее; если после такой молитвы человек заснет под деревом, ему приснится душа, которая расскажет, как давно и за какие грехи она заточена в это дерево. Сербы считали, что душа человека находит успокоение в дереве, растущем на его могиле; человек, сорвавший с кладбищенского дерева ветку или плод, причиняет душе невыразимые страдания, и она преследует такого человека по ночам, мучает его бессонницей и т. п. С кругом этих поверий связаны славянские баллады о заклятых людях, превращенных в дерево: «Ты стань, сноха, там рябиною… Отростками — малы детушки», о деревьях, выросших на могилах невинно гонимых влюбленных (баллада «Василий и Софья»: «На Василье вырастало кипарисно дерево. На Софее вырастала золота верба. Они вместе вершечками свивалися и вместе листочками слипалися»), а также сказки о чудесной дудочке, которую сделали из дерева, выросшего на могиле убитого, и которая рассказала о преступлении. Эти фольклорные сюжеты относятся, как правило, к людям, умершим или погибшим молодыми, раньше отведенного им срока; их прерванная жизнь как бы стремится к продолжению в иных формах. В основе многих поверий и обрядов лежат представления о тесной связи между человеком и деревом, о соотнесенности их судеб и жизненных этапов. В частности, существовали запреты рубить определенные породы деревьев, обусловленные верой в то, что дерево, как и человек, должно умереть само: «Топором рябину нельзя сечь — пока не засохнет сама своею смертью». Дерево (как и растение вообще) соотносится с человеком по внешним признакам: ствол соответствует туловищу, ветки — рукам или «детям», сок — крови и т. п. Есть «мужские» и «женские» деревья (ср. «береза» — «березун», «дубица» — «дуб») и по форме (у «березы» ветки распускаются в сторону, у «березуна» — вверх). При рождении ребенка для него сажают дерево, веря, что ребенок будет расти так же, как развивается дерево. Соответственно высохшие или вывороченные с корнем деревья предвещают человеку смерть. Вместе с тем в некоторых поверьях рост дерева вызывает истощение человека и приводит к его гибели. У восточных славян не разрешалось сажать у домов крупные деревья (дуб, каштан, ель), так как считалось, что если дерево перерастет посадившего его человека, то он умрет, а если перерастет дом — то умрет хозяин или погибнет вся семья. У южных славян запрещалось сажать орешник, так как верили, что как только его ствол сравняется по толщине с шеей человека, его посадившего, или орех даст первые плоды, человек умрет. Дерево тесно связано с областью демонологии. Дерево — это место обитания различных мифологических персонажей: русалки, например, живут на березах; черт сидит в корнях бузины или в дуплистой вербе; вилы и самодивы — на больших раскидистых деревьях, ветвями которых играют. Часто демоны живут в колючих кустарниках (боярышник — это дерево вилы) и в проклятых деревьях (ср. черт в осине). В быличках, повествующих О сборищах ведьм, устраиваемых в купальскую ночь, шабаш обычно происходит на горе или на дереве. Под такими деревьями нельзя спать, ломать их ветки и т. п., иначе демоны накажут человека, нашлют на него болезни и несчастья. Наиболее же известен запрет стоять под деревом во время грозы, поскольку громовержец (Перун, Бог, Илья), преследуя прячущегося под деревом змея, черта и другую нечистую силу, может поразить и само дерево, и стоящего под ним человека. Деревьям отводится заметное место в славянской календарной и семейной обрядности (ср. ряженые в зелень, троицкие обряды с березой, свадебное деревце и др. ), ритуальной практике и народной медицине славян (ср. обычай «переносить» на дерево различные болезни, см. Бузина, Осина, Рябина).  Мировое Древо Жизни
 

 О им волы природы очень многочисленны и многогранны. Нет такого символа, который бы означал саму природу. Зато ей посвящено довольно много магических знаков. Это, прежде всего, природа волшебная. Поэтому начнем с символов Мирового Древа (Древа).  

 Мировое Древо (у скандинавов — ясень Иггдасиль) — «ось мира», оно держит на себе все миры. В кроне расположился мир Прави. У ствола — Явь, в корнях, там, где ютится Мировой Змей Юша, — Навь. Шаман, будучи в трансе, может совершить путешествие по этим мирам. Отголосок древнего мифа о Мировом Древе мы видим в сказке про волшебный боб, там старик выращивает волшебную бобовую лозу до самого неба и забирается по ней на облака. Образ дерева — одно из величайших изобретений человечества. Возник он давно и определил структуру всех мифологических систем. Благодаря Мировому Древу человек увидел мир как единое целое и себя в этом мире как его частицу… Дерево вошло в нашу генетическую память, в сферу бессознательного. Как доказывают психологи, на определенном этапе развития детской психики оно дает знать о себе как вошедший в плоть и кровь первичный образ: если ребенок много рисует, то в его рисунках преобладает дерево. Некоторые психологи полагают, что это и есть Мировое Древо, Дерево Жизни — место встречи человека со Вселенной, их общий символ — символ всякого целого, составленного из частей, основа любого языка с его ветвящимися фразами, идея, пронизывающая поэзию, живопись, архитектуру, любые игры, хореографию, социальные, экономические и даже психические структуры. На него, как на ось, стали нанизываться все элементы мира: от конкретных богов и животных до отвлеченных понятий вроде временных категорий. Вертикальная структура Мирового Древа складывалась из трех частей, или уровней: нижнего (корни), среднего (ствол) и верхнего (ветви). Так сформировались в воображении древних основные космические зоны, а с ними и сдвоенные противоположности: земля — небо, земля — преисподняя, огонь (сухое) — влага (мокрое), прошлое — настоящее, настоящее — будущее, день — ночь. Эти пары перемешались в структуре древа с троичными единствами: прошлое — настоящее — будущее; предки — современники — потомки; три части тела: голова — туловище — ноги; три стихии: огонь — вода — земля. Пары и тройки охватывали самые разнообразные формы жизни. Люди постигали взаимосвязь противоположностей, суть всякого развития.  

 Мировое Древо — основа для упорядочения мышления, памяти, восприятия. Образы внешнего и внутреннего мира нанизываются на этот ствол, и теперь их можно выразить в знаковых системах — в словах, числах, формулах, изображениях. Дерево с его тремя уровнями схематизируется в сознании, и вот уже возникают абстракции и символы. Рядом с лошадьми и пчелами появляется солнечное колесо, вписанный в круг восьмиконечный крест. Этот символ мы встречаем и в православных церквях, и в тибетских храмах. К каждой из трех частей Дерева относились определенные существа. Вверху, на ветвях, изображали птиц, посередине, у ствола — копытных (оленей, лосей, коров, лошадей), иногда человека и пчел, а у корней — змей, лягушек, рыб и бобров. Бог восседал на самой верхушке древа. Иногда он вступал в битву со змеем или драконом и освобождал похищенный ими скот. Дерево, символизировавшее зачатие и плодородие, изображали на женских одеждах. Вертикальная структура Дерева больше связана с космологией, а горизонтальная — с магическими ритуалами. Чаще всего Дерево изображалось с восемью ветвями, по четыре с каждой стороны. Имело оно и четыре главных цвета: красный, черный, белый, синий. Хорошо известно, что для древних славян деревья были не просто строительным материалом. Наши языческие пращуры видели в них таких же, как и они сами, детей земли и неба, притом обладающих ничуть не меньшим правом на жизнь. Из дерева, согласно некоторым легендам, были сотворены самые первые люди — значит, деревья древнее и мудрее людей. Срубить дерево — все равно что убить человека. Но ведь и избу надо строить! Русские крестьяне предпочитали рубить избы из сосны, ели, лиственницы. Эти деревья с длинными ровными стволами хорошо ложились в сруб, плотно примыкая друг к другу, хорошо удерживали внутреннее тепло, долго не гнили. Однако выбор деревьев в лесу регламентировался множеством правил, нарушение которых могло привести к превращению построенного дома из дома для людей в дом против людей, приносящий несчастья. Конечно, даже и речи не могло быть о том, чтобы поднять руку на дерево, пользовавшееся почитанием, «священное». Существовали целые священные рощи, в которых все деревья считались божественными, и грех было срывать с них даже ветку. Священными могли считаться и отдельные деревья, привлекавшие внимание необычайными размерами, возрастом или особенностями развития. Как правило, с такими деревьями были связаны местные легенды. До нас дошли сказания о праведных стариках, на закате дней превращенных богами в деревья. Никогда не решился бы древний человек срубить дерево, выросшее на могиле. Еще в конце XIX в. крестьяне показывали ученым-этнографам большую сосну, выросшую якобы из косы загубленной девушки; а что, если в дереве поселилась человеческая душа? Верным признаком этого в Белоруссии считали издаваемый деревом скрип: в скрипучих деревьях, согласно поверьям, плакали души замученных людей. Тот, кто лишит их пристанища, наверняка будет наказан: поплатится здоровьем, а то и жизнью. В некоторых местах России очень долго держался строгий запрет на рубку вообще всех старых деревьев. По мнению крестьян, грешно было отнимать у лесных патриархов право на естественную, «стихийную» смерть от ветровала или просто от старости. Покусившийся на подобное дерево неминуемо должен был сойти с ума, покалечиться или умереть. Грехом почиталась и рубка «молодика» — молодого, недозрелого леса. В этом случае мифологическое воззрение основывалось на вполне естественном стремлении сберечь молодые деревья, не достигшие наилучших кондиций. По отношению же к «лесным старцам» действовал закон мифологического мышления: старший — значит главный, почитаемый, священный. Деревья с аномалиями развития — большим дуплом, вросшим в ствол камнем или другим каким-либо предметом, с необычной формой ствола, с удивительным переплетением корней — также рубке не подлежали: «не такие, как все» — мало ли какая сила могла в них затаиться! В разных областях существовали и запреты на рубку некоторых пород. В первую очередь, конечно, это относилось к «проклятым» деревьям, таким как осина и ель. Эти породы энергетически неблагоприятны для человека, «выкачивают» из него жизненную энергию, и это свойство сохраняют даже предметы, сделанные из их древесины. Так что нежелание наших предков жить в еловом или осиновом доме было опять-таки не лишено оснований. С другой стороны, человек, срубивший вполне «доброжелательную» липу, должен был непременно заблудиться в лесу. По всей видимости, боги сурово вступались за дерево, веками обувавшее, а то и одевавшее народ… Не годились для строительства мертвые, сухие деревья. Оно и понятно: такие деревья не имеют в себе жизненных сил, на них печать смерти — чего доброго, занесут ее в дом. И даже если в доме никто не умрет, «сухотка» привяжется обязательно. В ряде мест по этой причине избегали рубить деревья зимой, когда они лишены соков и «временно мертвы». С представлениями о смерти, загробном мире связан и запрет, налагавшийся на деревья, упавшие при рубке макушками в северную сторону, «на полночь»: эту сторону света наши предки ассоциировали с вечным мраком, зимой, безжизненным холодом — словом, потусторонним миром. Вставь такое дерево в сруб, и люди в доме долго не проживут! Особая и очень опасная разновидность запретных деревьев — это «буйные», «злые», «прокудливые». Такое дерево как будто стремится отомстить человеку за свою гибель: может придавить лесоруба, а вытешут из него бревно для избы — того и гляди, обрушит весь дом на голову жильцам. Даже щепка от подобного дерева, нарочно подложенная злым плотником, способна была, по мнению русских крестьян, разрушить новый дом или мельницу. Если же «буйную» лесину рубили на дрова — следовало опасаться пожара! Белорусы называли «буйные» деревья «стояросовыми». Вот откуда наше выражение «дубина стоеросовая», означающее глупого и недоброго человека. «Буйные» деревья, согласно поверьям, чаще всего вырастали на заброшенных лесных дорогах, в особенности — на перекрестках таких дорог. Дело в том, что славяне приписывали дороге большой мифологический смысл, притом отрицательный. Дорога, уходящая вдаль, по мнению наших предков, уводила в конечном итоге на тот свет — ибо за пределами племенной территории, как известно, начиналось царство неведомых сил, и была близка граница между мирами умерших и живых. А кроме того, дорога мыслилась язычниками как своего рода «горизонтальная проекция» Мирового Древа, соединявшего миры. Не случайно сохранились загадки о дороге, типа: «Когда свет зародился, тогда дуб повалился, и теперь лежит», а ученые-этимологи утверждают, что слова «дерево» и «дорога» в русском языке восходят к одному корню. Витой ствол, закрученный против солнца, также не внушал доверия язычникам. Существовал и запрет на использование в строительстве деревьев, посаженных человеком. В первую очередь — садовых деревьев, притом находящихся внутри ограды усадьбы. Ученые считают, что дело тут в мифологическом осмыслении таких противоположностей, как «свой» — «чужой», «природный» — «культурный», «дикий» — «домашний». Дерево, взятое в лесу и используемое для строительства человеческого жилья, непременно должно было претерпеть «смену качества»: из «чужого» сделаться «своим». С садовым деревом такого превращения заведомо произойти не могло, а кроме того, садовые яблони и вишни были для наших языческих предков едва ли не членами семьи… Если первые три дерева, намеченные к рубке, по какой-либо причине оказались непригодными, то в этот день лучше вовсе не браться за дело — не будет добра.  

           

 * * *

           

 Но вот дерево выбрано. Как же поступали с ним дальше наши прапрадеды? В отличие от большинства современных людей, древние славяне твердо знали: когда дерево рубят, оно плачет от боли. Кстати, современные научные исследования подтвердили языческое убеждение. Цветок в горшочке буквально «сходит с ума» от ужаса, когда к нему приближается человек, только что погубивший другое растение: это показали электронные приборы, подключенные к его листьям. Значит, следует объяснить дереву, что рубят его не просто так, ради развлечения. Надо снять передним шапку, поклониться земным поклоном и рассказать о том, что нужно построить дом. А еще лучше — положить рядом с деревом угощение (например, кусочек хлеба с маслом), чтобы древесная душа выбежала из ствола полакомиться и не испытала лишних страданий. Так поступали на глазах исследователей африканские дровосеки; отголоски подобных же верований сохранились и в украинском обычае оставлять на земле хлеб-соль и денежку при начале сбора лекарственных трав. Когда же дерево срублено, следует посмотреть, не легло ли оно макушкой на север (северная сторона, «полночь», ассоциировалась у наших предков с зимой, холодом, вечным мраком) и не повисло ли на ветвях соседей: это знак — ищи другое место в лесу и начинай дело заново. И уж конечно, вернувшись из леса, непременно следует попоститься и тщательно вымыться: лучше всего — очистить себя банным потением, чтобы души деревьев «потеряли след» и не разыскали обидчика. Мало, однако, было свалить дерево и перетащить ствол к месту строительства. Древние правила предписывали тщательно осмотреть приготовленное бревно: нет ли в нем какого опасного изъяна, к примеру «пасынка» — сучка, идущего из глубины, при выпадении которого остается скошенное отверстие? Еще в XIX в. у славян от Польши до Алтая бытовало убеждение, что подобное бревно в срубе вызовет скорую смерть хозяина дома. Недаром в Польше такое бревно называли «волком», а также «свечой». Не волшебная природа тоже нашла отражение в символах. Например, лес изображался как несколько схематически нарисованных деревьев.  Дуб
 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.