Кукольный Мастер 1 страница

Коул

Этой ночью я не сплю.

Не могу.

Не то, чтобы обычно у меня был хороший цикл сна. Я из тех, кто не спит всю ночь, а потом спит один или два часа, прежде чем мне придётся проснуться.

Я всегда думал, что сон – это пустая трата времени. Зачем спать, когда можно читать?

Но причина, по которой я не могу заснуть, не в чтении. На самом деле, я не могу прикоснуться к книге с тех пор, как вернулся домой.

Я едва ли поужинал с мамой, и с тех пор смотрел на свой телефон – сообщение, которое Эйден отправил сразу после того, как Сильвер написала мне.

Эйден: Эй, как мне удалить девственную кровь с моего члена? Может, мне просто постирать его?

Я сразу же позвонил ему, но он не взял трубку.

Это всего лишь уловка. Грёбаная игра Эйдена.

Сильвер не позволила бы ему трахнуть её, она чертовски уверенная, чтобы отдать ему свою девственность. Сильвер может вести себя высокомерно и властно, но она верит во всю эту женскую чушь. Она бы не потеряла девственность на заднем сиденье машины и с кем-то, с кем она даже не встречается.

Она бы не стала.

Если только она не хотела отомстить.

Я заставлю тебя пожалеть об этом.

Её слова эхом отдаются в моей голове, как извращённая песня, из тех, в которых мне хочется разбить компакт-диск о стену.

Я продолжаю заполнять свою голову мыслями о том, что Сильвер не стала бы опускаться или делать что-то назло. Она в некотором роде сноб и считает, что губить себя глупо.

Но опять же, она начала тусоваться с этими ублюдками после того, как я поцеловал её и сказал, что она не так уж и плоха по сравнению с другими.

Она мстительна и отказывается проигрывать, даже когда ей плохо.

Блядь.

Я подрываюсь с кровати и выскакиваю на улицы. Я останавливаюсь у бассейна и смотрю на светящуюся голубую поверхность. Я постоянно думаю, что она каким-то образом покраснеет.

Причина, по которой я каждый раз останавливаюсь и смотрю на него, не в страхе, а в моей потребности в хаосе.

Я подхожу к этому бассейну только тогда, когда Сильвер плавает с мамой в её цельном костюме. Её соски просвечиваются сквозь материал, и я всегда подхожу ближе, чтобы лучше их рассмотреть. Затем после того, как я насытился, я рассказываю ей об этом, просто чтобы увидеть, как её глаза расширяются, а щёки краснеют.

Я запрыгиваю на свой велосипед и направляюсь к дому Эйдена. Не проходит и минуты, как небо разразилось дождём. Я промокаю за считанные секунды, но не перестаю крутить педали, даже когда вода затуманивает мне зрение. На полной скорости это занимает у меня пятнадцать минут. Я тяжело дышу, а на улицах никого нет. Это почти что сцена из криминального триллера.

И, может быть, мне следует с этим покончить преступлением.

Как только я приезжаю, я бросаю велосипед и нажимаю на звонок. Их дворецкий впускает меня и предлагает полотенце, указывая, что уже за полночь. Мне на это наплевать, так что нахуй его и его полотенце.

Я взлетаю по лестнице в комнату Эйдена. Когда я врываюсь во внутрь, уже темно. Только когда вдалеке ударяет молния, я вижу его силуэт. Он сидит на кровати, уставившись на что-то перед собой. Я нажимаю на выключатель, и он щурится, когда я прерываю его занятие с шахматной доской. Он снова играл против самого себя. В темноте.

– Эй, Нэш. Ты тоже не мог уснуть?

Моё дыхание прерывается, грудь поднимается и опускается так сильно, что я смог бы говорить, даже если бы захотел. Капли дождя падают с меня, пропитывая ковёр.

Он наклоняет голову.

– Ты выглядишь как крыса, вылезшая из канализации.

– Сильвер не стала бы трахаться с тобой на заднем сиденье машины своего отца. – Я тяжело дышу. – Она консервативна, и мы оба это знаем.

– И всё же она это сделала. Я уже смыл кровь со своего члена. Я бы этого не сделал, если бы знал, что у тебя есть склонность к девственной крови.

Я задыхаюсь, как умирающая собака.

– Ты лжёшь.

Хотя я не могу сказать наверняка, учитывая его неизменные черты лица. Обычно я хорошо читаю выражения лиц людей и знаю, лгут они или блефуют. Я медленно пытался казаться совершенно невозмутимым, пока сам лгу.

Это не сложно. Вам нужно чувство вины, чтобы показать эти признаки на языке вашего тела. Я потерял эту способность давным-давно.

Проблема в том, что Эйден тоже утратил это, так что никогда не знаешь, когда он лжёт или говорит правду.

– А тебе то, что с этого, Нэш? – Он встаёт и направляется ко мне. – Ты не хочешь, чтобы я был с ней?

– Почему бы мне не хотеть, чтобы ты был с ней?

– Я не знаю. Дай-ка мне высказать дикое предположение. Хм. – Он притворяется, что думает. – Может быть, чувствуешь угрозу.

– Мечтай.

– Только не говори мне, что ты проделал весь этот путь на своём велосипеде посреди проливного дождя в полночь только для того, чтобы сказать мне, что тебе всё равно.

– Именно так и есть. Мне плевать. Я давно перестал заботиться о чём-либо. – Я делаю паузу, продолжая переводить дыхание. – И всё же Сильвер не сделала бы того, в чём ты пытаешься убедить себя и меня. Она во что-то верит.

– Как стабильность, закон и порядок?

– Да.

– Это значит, что она сделала бы это со своим женихом, ты так не думаешь?

Я перестаю дышать на долгие секунды, пока мои лёгкие не начинают гореть.

– О чём ты, блядь, говоришь?

– С сегодняшнего дня мы с Сильвер помолвлены. Мы начинаем принимать поздравления, начиная с этого воскресенья. Ты можешь оставить подарок на почте.

– Вы что?

– Помолвлены? Она моя невеста? Мы поженимся и заведём детей? Кстати, это включает в себя ежедневный трах.

Я поднимаю кулак, чтобы ударить его, но ухмылка на его лице останавливает меня на полпути.

Он играет со мной. Он знает, что я никогда не прибегаю к насилию, и теперь он использует этот маскарад против меня.

– Давай. – Он указывает на мою руку. – Закончи то, что говорит тебе твоя голова.

– Это дело рук Джонатана и Себастьяна? – Спрашиваю я.

– И нас. Ничего бы не случилось, если бы мы с ней не договорились.

– Она согласилась.

Моя рука опускается, борьба внутри меня угасает, превращаясь в ничто.

Сильвер согласилась стать невестой Эйдена.

Какого чёрта эта штука ломается во мне?

– Конечно она сделала это. Это я. Кроме того, ты подтолкнул её в мою сторону, Нэш, и знаешь, что я теперь сделаю? Я буду играть во все игры, в которые ты никогда раньше не хотел играть.

– И ты будешь проигрывать каждый ёбаный раз.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Не могу дождаться, – кричит он мне вслед. – У неё тугая киска, которую я с нетерпением жду, чтобы попробовать завтра.

Я замахиваюсь назад и на этот раз бью его кулаком в лицо. Он морщится, сжимая его, но громко смеётся, и звук этом разносится по комнате.

– Для чего это было, Нэш? Я чувствую запах ревности в воздухе?

– Это объявление войны. Возможно, это произойдёт не завтра, не в следующем году и даже не в следующем десятилетии, но я найду способ сломать тебя.

– Удачи с этим. А пока, пожалуйста, наслаждайся нашей с Сильвер помолвкой.

Я вылетаю из дома, прежде чем выбросить этого ублюдка из окна. Я запрыгиваю на свой велосипед и еду на нём под дождём.

В течение нескольких часов я просто петляю по пустым улицам, моя грудь тяжело поднимается и опускается, когда ливень побивает меня насквозь. Моя футболка прилипает к спине, а мокрые волосы прилипают к вискам.

В моей голове царит такой сильный хаос, что я не могу начать разгадывать его. Обычно мне нужно начало загадки, и независимо от того, насколько она запутала, я бы её разгадал. Я найду способ и решу этот ребус.

Не в этот раз.

На этот раз, как будто хаос не в моей голове, а в моей груди. Она болит и бьётся то в такт, то не в такт. Что-то подсказывает мне, что это не из-за дождя и холода.

Она испортила это.

Она испортила всё.

Она убила маленькую живую частичку в моей груди, и теперь я убью её в ответ.

Возможно, это произойдёт не сегодня или завтра, но Сильвер Куинс заплатит за эту боль. Я сделаю это мучительно и медленно, как то, что умирает у меня в груди.

Я возвращаюсь домой только около половины шестого утра, потому что мама скоро проснётся, и я не хочу её беспокоить.

Она достаточно волновалась за всю свою жизнь, когда был жив Уильям Нэш.

Я сбрасываю с себя мокрую одежду и полчаса стою под душем, прежде чем выйти и надеть форму, а затем присоединиться к маме внизу.

Звук жужжания останавливает меня у входа на кухню.

Мама.

Она поёт.

На это у неё ушло семь лет, но мама снова поёт, и делает это с улыбкой на лице, проверяя духовку.

Когда я был ребёнком, мама обычно пела мне перед сном или, когда готовила такой завтрак. У неё мягкий голос, созданный для колыбельных и сладких снов. На протяжении многих лет Уильям убивал этот голос. Она перестала петь и даже перестала писать. Последние три года его жизни она переживала кризис.

Она снова начала писать вскоре после его смерти, хотя и боролась с депрессией. Это была её отдушина, то, в чём она находила убежище. Однако она больше никогда не пела, и я подумал, что Уильям забрал её голос с собой.

Теперь же она нашла его. Выкопала его из могилы и достала.

Я бросаю свою сумку на стул и обнимаю её сзади.

– Как поживает лучшая мама в мире?

– Ох, дорогой. – Она кладёт руку мне на щёку и встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать меня в лоб. Она не переставала это делать с тех пор, как я был ребёнком. – Ты выходил из дома?

– Откуда ты это знаешь? – Она не должна. Её таблетки заставляют её не вставать с десяти до шести. – Мам, ты что, не принимала свои таблетки?

– Нет, мне больше не нужны они, чтобы спать. – Она улыбается. – По крайней мере, не каждый день. Итак, молодой человек, куда ты ходил?

– К Эйдену. Мы играли и потеряли счёт во времени.

– Тебе лучше не ездить на велосипеде под дождём.

– Это что, мой любимый цитрусовый торт?

Я целую её в щёку и беру тарелку, прежде чем сесть за стойку.

Она качает головой и начинает переставлять вещи передо мной, пока я ем свой кусок торта. Тут есть кофе, сок, джем, яйца, бекон, тосты, масло и то, чем можно накормить армию. Мама всегда готовила то, чем можно накормить большую семью.

– В последнее время ты вся сияешь, мам.

– Я?

Она касается своих каштановых волос, которые начала распускать. Её глаза сверкают, и это самый красивый вид. Она жила как оболочка самой себя в течение многих лет. Даже после смерти Уильяма. Однажды я слышал, как она сказала матери Ронана, что иногда думает, что, может быть, Уильям вернётся.

Вот тогда её психическое здоровье резко ухудшается, и она целыми днями не встаёт с постели. Она не пишет и не совершает пробежек, она просто прячется в своей комнате.

В последнее время в неё словно вдохнули жизнь, и я знаю почему. Она часто ходит на чай с матерью Ронана или на ужины с сотрудниками компании — людьми, потому что маме ничего не нравится в бизнесе Уильяма. Она будет охранять его только до тех пор, пока я не достигну совершеннолетия, чтобы вступить в права.

Однако мама на самом деле не ходила ни на чай, ни на эти ужины. Во-первых, мать Ронана часто бывает за границей со своим мужем. Во-вторых, мама одевалась элегантнее, чем обычно.

Я думаю, что это мужчина, но хочу услышать это от неё. Если он делает мою маму счастливой, я дам ему шанс. Но если он хотя бы проявит какие-либо признаки насилия «Синдрома Уильяма», он окажется в луже крови.

– Послушай, милый. – Она стоит напротив меня. – С тех пор как умер твой отец, ты был моим миром и причиной, по которой я цеплялась за жизнь. Ты для меня всё, Коул. Мне нужно, чтобы ты знал это.

– Я знаю.

Она пыталась. По-своему. Но мы с мамой уже безнадёжно разбиты.

Или я, во всяком случае.

Никакой завтрак, который она готовит, не может исправить те близкие отношения, которые у нас могли бы быть.

Уильям забрал это с собой.

Похоже мама нашла клей, который снова собрал её воедино.

– Я счастлива, ты знаешь это? – Она снова прикасается к своим волосам. – Я встретила кое-кого, и мы встречаемся уже почти год. Я не хотела рассказывать тебе о нём, пока не убедилась, что у нас все серьёзно. Так и есть, дорогой. Он заставляет меня чувствовать, что я заслуживаю второго шанса, и это будет так много значить для меня, если ты примешь его.

– Пока он не моего возраста, – шучу я.

– Нет, конечно, нет. – Она неловко улыбается. – Но он тот, кого ты знаешь.

– Кого я знаю?

Она сглатывает.

– Себастьян.

Я чуть не роняю недоеденный кусок торта на тарелку. Меня мало что удивляет, но это определённо удивляет.

– Себастьян Куинс?

Она кивает.

– Отец Сильвер?

Я знаю, что начинаю звучать чересчур похожим на грёбаного идиота, но похоже, что мой мозг не в состоянии обработать информацию.

– Я знаю, что вы двое не очень ладите, но мы с Себом надеемся, что со временем вы станете ближе”.

Себ, она зовёт его Себ. Они уже близки.

А теперь у меня появляются неприятные образы об отце Сильвер и моей маме.

– Милый?

Мамино лицо искажается. Она продолжает трогать свои волосы, фартук и руку, а это значит, что она выходит из себя.

Мысль о том, что я не приму Себастьяна, заводит её в бесконечный круг. Если я скажу ей «нет», она выберет меня — я в этом не сомневаюсь, — но она снова впадёт в острую депрессию. Ей снова понадобятся лекарства. Она не будет краситься или распускать волосы. Она перестанет петь, бегать трусцой и вставать с постели.

Я никогда так не обижу свою мать.

Когда мне было шесть, и Уильям бросил в меня кастрюлю, она обняла меня и приняла весь удар на спину. Затем он пнул её в рёбра за то, что она встала у него на пути. У неё были эти синяки в течение нескольких недель. Она плакала в душе каждую ночь.

Но она все равно защищала меня каждый раз, когда Уильям приходил за мной, принимая все побои от моего имени.

Она все ещё любила меня, даже когда ей было совсем плохо.

– Я бы с удовольствием познакомился с Себастьяном в качестве твоей будущей второй половинки, мам.

Её черты загораются.

– П-правда?

– Правда. – Я встаю из-за стойки и заключаю её в объятия. – Я рад за тебя.

– О, дорогой. – Она плачет мне в шею. – Ты не представляешь, как много — это значит для меня.

Я поглаживаю её по спине.

– И ты не знаешь, как много — это значит для меня.

Сильвер ненавидит меня, но достаточно скоро она будет вынуждена каждый раз ужинать со мной.

И она заплатит.

Может, мне и не нравятся Сильвер Куинс, но я всегда считал её чем-то неприкосновенным.

И моей.

Она испортила это.

Она испортила всё.

Глава 9

Сильвер

На следующий день я не иду в школу.

Как только Дерек останавливается перед маминым домом, я выбегаю, и моё сердцебиение почти полностью уничтожает меня.

Мама живёт в центре Лондона, где шумно и движение затруднено. Это её способ оставаться среди людей, даже если они самые надоедливые.

Консьерж, старик с бородой, приветствует меня, и я сглатываю, чтобы заговорить, несмотря на комок в горле.

– М-мама наверху? Ты проверил, как она?

– Миссис Дэвис просил нас не беспокоить её.

Мои колени слабеют. Я чуть не падаю прямо там, как и тогда.

Нет.

Нет, мам. Ты обещала.

Он говорит что-то ещё, но я не слушаю его из-за шума в ушах. Как будто меня отбросили на несколько лет назад. Это та же сцена, то же предчувствие и тот же смертельный страх.

Все это здесь.

Я нажимаю кнопку лифта, но он не опускается.

Я несусь к лестнице и перепрыгиваю через две ступеньки за раз. Мои колени все ещё дрожат, но мне удаётся подняться на десятый этаж. Я задыхаюсь, рубашка моей униформы прилипает к коже, но это наименьшая из моих забот.

В тот момент, когда я оказываюсь перед маминой квартирой, я просто останавливаюсь. Мои конечности замерзают, и это похоже на то, что кто-то наложил на меня заклятие. Я не могу пошевелиться.

О, Боже.

Может быть, мне следовало сказать папочке до того, как он ушёл на работу сегодня утром.

Может быть, мне следовало позвать Дерека подняться со мной.

Я не хочу идти туда одна.

Я. … я боюсь.

Моё сердце громко стучит в груди, и дрожь пробегает по позвоночнику, охватывая меня целиком.

Иди, Сильвер.

Ты должна идти.

Мои пальцы окоченели и похолодели, когда я набираю пароль к её квартире. Звук открывающегося замка эхом отдаётся в тишине зала, как приговор. Я вздрагиваю, даже когда пытаюсь сохранить самообладание.

Моя рука сжимает ремешок сумки, когда я на цыпочках вхожу внутрь. Первое, что я вижу, - это чернота.

Здесь так темно, что я не могу разглядеть собственные руки.

Затем следует запах чего-то гнилого. Что-то вроде мяса и алкоголя.

Рыдание вырывается из моего горла, когда я вбегаю внутрь.

– Мама! Мама!

Я спотыкаюсь о стол, и у меня болит нога. Я бросаю сумку на пол и продолжаю ковылять к её спальне. Я выучила дорогу наизусть и могу добраться до неё даже в темноте.

Мои пальцы дрожат, зависая над выключателем. Что, если я найду её на земле, как в прошлый раз? Что, если я опоздаю? Что, если…

Я нажимаю на кнопку и замираю на месте.

Мама сидит перед своей приставкой, её светлые волосы падают по обе стороны лица и немного останавливаются под шеей, растрёпанные и разбросанные повсюду.

Её кобальтово-голубые глаза налиты кровью и теряются в зеркале. Полоски туши на её щеках, и она держит в руке красную помаду, которая соответствует цвету губ.

В другой руке она сжимает наполовину полный бокал красного вина. Её атласная ночная рубашка помята, а халат неправильно завязан на талии, но это не скрывает модельное тело или её экзотическую красоту, о которой все говорят в средствах массовой информации.

Образцовый политик. Красота может быть умной.

Такая мама в их глазах. Успешная, красивая женщина, которая может вести дебаты в парламенте в течение нескольких дней. Но они не видят ту женщину, которую вижу я. Они не видят её такой, потерянной где-то, где её никто не может найти.

– Мам...

Я медленно подхожу к ней, слеза скатывается по моей щеке.

Её голова поворачивается в мою сторону, как у робота. Несколько секунд она смотрит на меня так, как будто я незнакомка, как будто она видит меня впервые в своей жизни. Затем медленно, слишком медленно её губы растягиваются в тёплой улыбке.

– Куколка, что ты здесь делаешь? Разве ты не должна быть в школе?

– Ты не отвечал на мои звонки со вчерашнего вечера. – Мой голос срывается в конце, когда я крепко обнимаю её за шею. – Почему ты не отвечала?

– У меня сел аккумулятор. Я забыла зарядить его.

Она похлопывает меня по спине.

– Я так волновалась, мам.

Я шмыгаю носом ей в шею, удерживаясь от того, чтобы сказать ей, что я не сомкнула глаз прошлой ночью. Если бы я не знала, что у папы сегодня утром важная встреча, я бы заставила его отвезти меня к ней посреди ночи.

– Я в порядке. – Она отстраняется от меня и хмурится. – Почему ты плачешь, Сильвер? Леди не плачут на глазах у других людей.

– Мама... Позволь мне сказать папе, чтобы он мог помочь тебе...

– Мы говорили уже об этом, – обрывает она меня, её тон становится твёрдым, как будто она участвует в дебатах. – Себастьян больше не имеет никакого отношения к моей жизни. Если ты расскажешь ему что-нибудь обо мне, я буду считать это предательством.

– Но, мам...

– Он уже думает, что я нахожусь не на той стороне вечеринки, на какой он. Он не только решил, что я больше недостаточно хороша для него, но и забрал тебя у меня, моя прекрасная малышка.

– Я здесь, мам. Ты…ты хочешь, чтобы я переехала к тебе?

– Точно нет. Это будет выглядеть так, как будто я прошу о жалости после того, как объявила, что хочу сосредоточиться на своей карьере.

Я бы хотела, чтобы мама перестала думать о СМИ, прессе и своих друзьях, когда она принимает свои решения. Я бы хотела, чтобы она посмотрела в зеркало — действительно посмотрела в зеркало — и основывала эти решения не только на своём отражении, но и на женщине внутри.

Я бы хотела, чтобы она перестала пытаться доказать свою правоту своему покойному отцу, который заставлял её быть перфекционисткой, или моим покойным бабушке и дедушке со стороны папы, которые критиковали её за все. Они хотели, чтобы их блудный сын женился на дочери аристократа, поэтому, когда он женился на маме, они в отместку превратили её жизнь в ад. В их глазах ничто не было достаточно хорошим. Поэтому она выместила это на папе. Это был порочный круг.

Но я научилась перестать желать чего-то, когда дело касается моей мамы. Она будет делать только то, что, по её мнению, хорошо для её имиджа и карьеры.

Вот почему она заставляла меня медленно, но, верно, меняться, чтобы соответствовать этому образу.

– Ладно, о хорошем. – Она показывает мне свою красную помаду. – Этот просто потрясающий. Позволь мне попробовать это на тебе.

– Мама…

– Стой спокойно. – Она ставит свой бокал вина на стойку и красит мне губы, затем смотрит на меня с благоговением. – Посмотри, как ты превращаешься в замечательную молодую леди. Ты моя гордость, Сильвер. Это из-за тебя я выжила в этом гнилом, кишащем людьми мире.

– Тогда, пожалуйста, отвечай на мои звонки в следующий раз.

Я все ещё под кайфом от адреналина, слегка дрожу от мысли, что потеряла её.

– Я так и сделаю. А теперь, о хорошем.

Она улыбается, и это сияние. Именно по этой причине её снобистские друзья завидуют ей – потому что она самая красивая среди них всех. Она та, кто привлекает внимание и получает приглашения на радио и ток-шоу.

– У меня отличный балл по математике.

– Я так горжусь тобой.

Она гладит меня по щеке, и я наклоняюсь к её прикосновению, борясь со слезами, которые вот-вот вырвутся на свободу.

Я бы сделал все, чтобы сохранить это выражение на её лице, поэтому я говорю:

– Я… я обручена с Эйденом Кингом.

– Серьёзно? Сын Джонатана?

Я киваю, и впервые со вчерашнего дня это не кажется самым ужасным решением, которое я когда-либо принимал.

– Посмотри на себя, Куколка, ты так высоко забираешься, когда ты так молода. – Она мечтательно вздыхает. – Ты лучшее, что я получила от этого ублюдка Себастьяна.

Я вздрагиваю. Иногда мне кажется, что мама забывает, что он мой отец и что она не должна проецировать свою ненависть к нему на меня.

На самом деле, они оба это делают, но папа относится к этому более пассивно-агрессивно. Мама слишком прямолинейна.

С момента их развода я чувствую, что каждый год старею на три года. Единственное, что меня волнует, - это сделать маму достаточно счастливой, чтобы её разум не уводил её в другую сторону, и проводить время с папой в попытке уменьшить его одиночество.

Когда всего этого становится слишком много, слишком много, я иду в парк и плачу. В те мрачные моменты я жалею, что они меня родили, или представляю, какой была бы моя жизнь, если бы у меня была полная семья, такие как Ронан или Кимберли.

Каждый раз Коул находил меня в том парке. Как будто он выслеживает меня только для того, чтобы застать меня плачущей.

Он молча сидит рядом со мной, в основном читая книгу, и этого достаточно, чтобы я перестала плакать.

Этого достаточно, чтобы мои слезы превратились в икоту, прежде чем они в конце концов исчезнут.

Я ненавижу, что он способен успокоить меня одним своим присутствием, но я держу рот на замке по этому поводу. Я смирилась с этим, потому что у нас общие секреты. Он знает обо мне то, чего не знает никто другой, и наоборот.

Так что его вчерашнее предательство задело меня сильнее, чем мне хотелось бы признавать. Он разрезал меня и все ещё отказывается сшивать обратно.

Возможно, я причинила ему боль в ответ единственным известным мне способом, но в отличие от того, что я думала, это не делает меня счастливой.

Ни капельки.

Во всяком случае, это давит мне на грудь более тяжёлым грузом.

– Давай, мам. Иди в душ. Ты должна быть сегодня в той радиостудии, помнишь?

И да, у меня на телефоне есть календари обоих родителей. Я так отчаянно хочу быть тем ветерком, который делает их жизнь легче, а не тяжелее.

Она встаёт на нетвёрдых ногах и берет мою руку в свою.

– Помни, Куколка. Мужчин нужно только использовать. Чувства и вся эта глупость были придуманы неудачливыми людьми. Твоя ценность — это то, что ты предлагаете миру, - твоя красота, твой интеллект и твоя конкурентоспособность. Ни один мужчина не должен красть их у тебя. – Она кладёт руку мне на сердце. – Запомни это. – Мама постукивает меня по виску. – И ты выиграешь, используя это.

Потом она идёт в душ. Я жду, пока она сядет в свою машину, прежде чем уехать.

Я собираюсь послушать её радиопередачу, чтобы убедиться, что у неё все хорошо.

Хотя я не сомневаюсь, что она справится. Мама - богиня за стенами своей квартиры. Она никому не позволяет видеть её слабости. Она никогда не волнуется, даже во время развода, когда репортёры не оставляли нас в покое. В то время папочка выглядел измученным и немного грустным, но она надела свою лучшую дизайнерскую одежду и макияж, ответила на все вопросы и сказала им, что их решение было принято по обоюдному согласию, сразу после того, как она закончила скандал с папочкой.

– Куда едем, мисс Куинс? – Спрашивает Дерек с водительского сиденья. Мне его жалко. Он не только должен придерживаться папиного колеблющегося расписания, но и возить меня повсюду, когда я захочу.

Я подумываю о том, чтобы пропустить сегодняшний день. У меня в голове каша, и мне не помешало бы поспать десять часов.

Но это означало бы сбежать, а я этого не делаю.

Я из тех, кто бежит прямо в центр опасности, вместо того чтобы уклоняться от неё. Если рано или поздно меня убьют, я найду решение или умру, пытаясь.

Это того стоило бы.

– В школу. – Говорю я Дереку, просматривая свой телефон.

Моя лента в Instagram полна друзей папы по кампании. Там есть фотография, на которой он и дядя Джонатан участвуют во вчерашнем открытии детского центра. Должно быть, именно оттуда они и пришли.

На официальной странице LBC в Instagram есть фотография мамы в качестве гостя сегодняшнего политического разговора. Она выглядит такой лучезарной на этом снимке, за её улыбку можно умереть.

Я загружаю селфи, которое я сделал с ней перед тем, как она вышла, где мы улыбаемся в камеру, и подписываю его: «Горжусь тобой, моя героиня. #голосоватьзаженщин #женщинызаженщин #Суперженщина #политическийразговорСинтииДэвис»

Я планирую ещё один пост на потом. Это фотография, которую я сделал вчера, когда помогала папе надевать галстук.

В описании я пишу: «Ваш покорный слуга признан лучшим отцом в мире. #Гордая дочь #СебастьянКуинсбалодаритзапобеду #Вперёд»

Всякий раз, когда я публикую фотографию с одним из них, я чувствую себя виноватой, если не выкладываю следом фотографию другого.

Люди говорят, что со временем к этому привыкаешь — двойные каникулы, двойные ужины, двойные празднования дней рождения, — но это не так. Не совсем.

Особенно когда один из родителей одинок, а другой в депрессии.

Я прокручиваю дальше и нахожу фотографию Эйдена, загруженную около часа ночи. Это черно-белый снимок его шахматной доски.

Подпись гласит: «Война началась. Нэш? »

Коул не пользуется Instagram или какими-либо другими социальными сетями. Все его фотографии можно найти только в аккаунтах InstagramЭйдена, Ксандера и особенно Ронана.

Означает ли сообщение Эйдена, что Коул нанёс ему визит прошлой ночью? Я отбрасываю эту мысль, прежде чем позволяю своему сердцу погрузиться в неё.

Он бы этого не сделал. Это означало бы, что ему не все равно, а ему плевать. Или, скорее, он сделает это, но только если это часть его больной игры.

Я перечитала его вчерашнее сообщение, и стеснение в груди, которое я почувствовала, когда впервые увидела его, снова поглотило меня.

Я ненавижу его.

Мы приезжаем в школу, и я благодарю Дерека, а затем даю ему запасную бутылку сока на выходе.

– Желаю тебе чудесного дня.

Как только я выхожу из машины, я поднимаю подбородок, расправляю плечи и иду, задрав нос практически к небу. Я игнорирую тех, кто говорит мне доброе утро, и притворяюсь, что этого мира не существует.

Если я поговорю с ними, они начнут думать, что могут быть моими друзьями. Никто не может. Это означало бы, что они подберутся достаточно близко, чтобы прочитать меня насквозь, а я этого не допущу.

Мой телефон вибрирует от сообщения. Я беру его, когда иду в комнату с пианино. Через несколько дней у меня конкурс, и мне нужно усовершенствовать свою «Лунную сонату». Я уже взяла отгул с утренних занятий, чтобы сосредоточиться на этом.

Там будут оба моих родителя, и мне нужно сделать это хорошо. Нет, мне нужно победить.

В тот момент, когда мой взгляд падает на текст, я останавливаюсь как вкопанная.

Неизвестный номер: Твои губы выглядели красиво, накрашенные красным. Почему вы их стёрла?

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒