ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Клер до конца осознала происходящее минут через сорок после того, как они выехали из Сан-Франциско.

Она украдкой наблюдала за Малчеком. Первые минуты поездки он двигал челюстью, стискивая зубы, словно хотел кого-то перегрызть. Его глаза следили за тем, что происходило позади них, так же пристально, как и за тем, что было впереди. На нем были темные очки, руки крепко сжимали руль. Постепенно, с милями, исчезающими под колесами автомобиля, напряженные морщины вокруг его рта и глаз разгладились. Он уже не так часто бросал взгляд в зеркальце, не посматривал на бардачок.

Несмотря на утренний час, было жарко и передние окна машины были открыты. Бюджета на непредвиденные расходы департамента полиции Сан-Франциско не хватало на машины с кондиционером. Они обогнали несколько автомобилей с семьями. Когда дорога начала забираться в горы, все больше машин с прицепленными трэйлерами ползли по краю бетона, как покрытые хромом динозавры.

– Каникулы начались, – заметил Малчек, когда двое ребятишек с сияющими лицами показали им языки, наслаждаясь своей недосягаемостью за задним стеклом родительской машины. Клер ошарашила их, высунув язык в ответ. Дети засмеялись и что-то сказали родителям. Когда Малчек включил сигнал поворота и обогнал машину с ребятишками, их родители улыбнулись Малчеку и Клер.

«Мы выглядим для них совершенно нормальными, – подумала Клер. – Как обыкновенная пара». Она улыбнулась в ответ, и улыбка осталась на ее лице. Даже когда она захотела перестать улыбаться, то не смогла. Ей казалось, что они оставляют страх позади, где-то в городе. В мчащейся машине она не ощущала себя в западне, как было в тайнике. По крайней мере, одно преимущество в плане Малчека было: Клер чувствовала себя не как жертва, а как охотник. Дорога взбиралась все выше, вместе с ней поднималось и настроение Клер.

В конце концов не в силах сдержать широкую идиотскую улыбку, она глубоко вдохнула и закричала, раскинув руки и вовсю раскрыв рот.

Малчек чуть не съехал с дороги.

Бешено глянув на нее, он прокричал:

– О, господи! Женщина, что с тобой происходит?! Ты чуть нас не сделала дорожным происшествием под номером 873.

– Я?! В самом деле я? Майк Малчек Народный Герой и Покровитель Беззащитных Женщин! Думаешь, нас на шли бы через тысячу лет в грунте этого каньона и изумились бы? Посчитали бы нас ужасно странными, женщина и мужчина в металлической коробке?

Он не верил своим ушам – она уже с ним препиралась. Его нога автоматически отпустила акселератор, машина стала замедляться, и он увидел, как сверкают ее глаза, с вызовом уставившиеся на него. Клер была так довольна собой, такая сумасбродная и глупая, что он засмеялся. И как и она, он не смог остановить смех.

– Ты сумасшедшая, – только и сумел выговорить Малчек.

Она никогда еще не видела на его лице больше, чем улыбку, да и та была вежливой. Если он смеялся, это всегда было коротко и сухо, над чем-то, о чем знал только он. Сейчас же она была в восторге от результатов своей выходки. Было ли это вызвано облегчением после двух предыдущих дней, прошедших в интенсивной подготовке, или роскошным утром и дорогой, расстилавшейся перед ними, Клер не смогла бы сказать. Все, что она видела, – это то, что внутри хладнокровного, властного полицейского скрывался человек.

– Ты прекрасен, Майк Малчек, – сказала она ему.

– А где же «Народный Герой»? – упрекнул он ее, все еще веселясь.

– И Покровитель Беззащитных Женщин. И кто-то еще?

– О, поэт, любовник, философ. Вес, что есть хорошего.

– Особенно поэт.

– Да, особенно. Я читаю и пишу.

– Сигаретным воздухом дышу.

Это бессмысленная рифма их доконала. Малчек почувствовал, как в груди у него что-то рвется, нить за нитью.

Чем больше он смеялся, тем глубже ему дышалось. И чем глубже ему дышалось, тем лучше он себя чувствовал.

Но услышать свое имя по радио, совсем этого не ожидая, действует отрезвляюще. Голос, передающий новости, безжалостно стер улыбки с их лиц.

«История Клер Рэнделл и полицейского Майка Малчека, как оказалось, еще не завершилась. Прошло всего несколько дней с того момента, когда лейтенант Малчек застрелил убийцу, покушавшегося на жизнь мисс Рэнделл. После этого они объявили о своей помолвке, и этот роман привлек широкое внимание публики. Тем не менее час назад взрывы подложенных бомб разнесли квартиры обоих. Во время взрывов Малчек и Рэнделл дома не находились. Разрушения очень сильные. Представитель департамента полиции сказал, что взрывы, вероятно, являются делом рук хулиганов или людей с неустойчивой психикой, привлеченных рассказами газет. Мы не смогли связаться с мисс Рэнделл или лейтенантом Малчеком для комментария».

Последние слова диктора утонули в потоке десятиэтажных ругательств, которые когда-либо слышала Клер. То, что половина из них была на русском, совсем не помогало. (Это было единственное наследство, доставшееся Малчеку от его деда, приехавшего в Америку из России. ) Когда тот немного остыл и замолчал, Клер рискнула заговорить:

– Мне жаль, Майк. Я имею в виду твою квартиру.

Он пожал плечами.

– Это было лишь место, чтобы ночевать, но все равно она застрахована, – глянув на нее, он улыбнулся, – хотя страховой компании явно не придутся по душе «сильные разрушения».

Он показался Клер до неприличия жизнерадостным, после того как выпустил пар. Ее же слегка затошнило, и не только от известия окончательном разрушении квартиры, но и от того, что действительность так неожиданно и грубо вновь ворвалась в ее жизнь. «Это научит меня, как думать, что я в безопасности», – подумала она, крепко сжимая руки, чтобы остановить дрожь. За ней все еще охотились, в любую минуту она могла погибнуть. В отчаянии она оглянулась на машины сзади, посмотрела на дорогу впереди.

– Ты уверен, что они тут? Рядом с нами?

– Кто? Мои люди? Абсолютно уверен. Не волнуйся, Клер. Мы готовы к встрече с ним.

– О боже, Майк… – она едва могла говорить. Дрожь от пальцев перебежала к кистям, затем, как змея, скользнула через все ее тело, и Клер ничего не могла с ней поделать.

Ничего не говоря, Малчек щелкнул сигналом поворота, вклинился между «шевроле» и «кадиллаком» и, съехав на пыльную обочину, остановил машину. Когда мотор заглох, единственным звуком было лишь шуршание шин безразлично проносившихся мимо них автомобилей.

– Выкладывай, Клер. Я даю тебе последний шанс.

– Я могу передумать? Я могу вернуться обратно?

Он вздохнул, уставясь на каменную стену, которая возвышалась в нескольких дюймах от ее окна.

– Ты можешь делать все, что хочешь.

Клер смотрела ему в глаза, чувствуя подступающие предательские слезы. «Он довольно маленький, – подумала она, – худой, с тонкими костями, невысокий, ненакачанный, совсем не похож на телохранителя». Эдисон был большим, она ясно это помнила. Высокий, длиннорукий, с широкой грудью.

Большой грузовик замедлил ход, проезжая мимо них, и Малчек закрыл рукой дымчатый экран люка на крыше автомобиля, через который пекло жаркое солнце, нагревая машину как духовку.

Клер все еще смотрела на Малчека, не в силах отвернуться. «Что я здесь делаю, с этим маленьким мужчиной. В любую минуту Эдисон может подобраться сзади и застрелить меня. Сейчас солнечный свет, через секунду – полная тьма». Ее дрожь усилилась, захватывая все внутренности. Казалось, даже кости стучали. Голос Малчека прервал ее мысли:

– Он считает, что, разрушив наши дома, заставит нас чувствовать себя в изгнании и быть уязвимыми, как будто у нас больше нет укрытия, чтобы спрятаться, когда разразится гроза. Это значит, что он зол, а это хорошо. Его злость и ярость гораздо более опасны для него, чем изгнание для нас. Мы всегда можем купить новую мебель, а он не может исправить те ошибки, которые сделает за него ярость. Он пока не причинил нам никакого вреда, Клер, ничего не изменилось.

Малчек почувствовал, как дрожит Клер, и повернулся к ней. Темные глаза поглотили его, и он увидел в них сомнение. «Она снова уменьшается, – подумал он. – Странно, какой крошечной становится она в своем страхе, сжимаясь в какую-то птичку, с маленькими перышками и без крыльев». Он придвинулся к ней и обнял в инстинктивном порыве утешить испуганного ребенка.

Прижимаясь к Малчеку, Клер еще сильнее ощутила, что он сложен далеко не так крепко, как Эдисон. Но его мышцы были упругими и сильными. Руки его тоже были сильными, и она постепенно перестала дрожать, затихнув в их объятиях. «Я здесь в полной безопасности, – сказала она себе в изумлении. – Меня никто не тронет, кроме этого человека. Почему я в этом так уверена? » Она проиграла в уме только что сказанные им слова.

– Откуда ты знаешь, что он думает?

Его негромкий голос звучал совсем близко от ее головы, и она поняла, что его лицо прижималось к ее волосам.

– Я не знаю откуда, но я знаю.

– А это значит, что Эдисон знает, о чем думаешь ты?

– Вероятно.

От нее требовалось доверять не только его телу. Она внезапно успокоилась, и он это почувствовал. Момент слабости прошел, Клер приходила в себя. Малчек встал. Постепенно она выпрямилась, и он разжал руки.

– Все нормально?

Клер кивнула, не поднимая глаз.

«Ну что ж, так даже лучше, – подумал он, глядя на блестящую завесу ее волос. – Не знаю, как я сейчас выгляжу, но готов поспорить, что не очень вдохновляюще». Ее тело было таким теплым, что ему не хотелось отпускать ее из объятий. Его рукам не терпелось гладить, узнать, раскрыть и удивить ее. Прямо здесь, среди бела дня, с сотнями машин, проносившихся мимо, и с убийцей, ждущим где-то рядом.

Он резко выговорил ей:

– Я не хочу, чтобы это повторилось. У меня нет на это времени, ты поняла? – И он добавил, повторив слова Реддесдейла как поговорку: – Я не могу целиться и нежничать одновременно.

– Я прекрасно поняла. Больше этого не случится.

Клер сложила руки на коленях.

Малчек не продолжил разговор. Снова сев за руль, он завел мотор и, как только появился просвет, встроился в поток транспорта.

Они потеряли около десяти минут. А возможно, и что-то большее.

Малчек поставил солнечную заслонку обратно на место, и мотоцикл отстал на пару автомобилей. Он не винил ее за срыв. Он проходил через это сам: одинокая пустыня, где земля уходит из-под ног, и ты не можешь двинуться с места.

Старик в саду внезапно обернулся, но пуля уже была в воздухе. Хрупкие кости брызнули в разные стороны в чудовищном разрушении; рот, раскрытый в крике, без челюсти, без носа, без глаз, горло, все еще трепещущее в стоне смерти, медленной смерти, слишком медленной смерти.

Тонкая струйка пота скатилась по его животу, а рубашка прилипла к плечам.

Он поправил боковое зеркальце рядом со своим окном, управляя одной рукой, и, дотянувшись до задней двери через спинку сиденья, открыл окно.

Скоро предстояло остановиться где-нибудь для ланча.

Во второй половине дня они начали заезжать в мотели, и им удалось снять номер в третьем по счету, расположенном на краю Ричардсон Гроув. Малчек был доволен. Это место было первым в списке альтернативных вариантов. Значит, Гарнер и Мартин смогут раскинуть палатку достаточно близко.

Когда они въехали в городок, чтобы найти ресторан, он увидел, что открытый автомобиль одного из его людей припаркован у входа в соседний мотель. Не всегда все будет так удачно складываться, и Малчек подумал, что было бы неплохо запастись везением на потом. Оно им еще пригодится.

Он решил уехать из Сан-Франциско, хотя знал, что большого значения это иметь не будет. У Эдисона были связи везде, если бы он захотел их использовать.

Его план предполагал, что они будут передвигаться с места на место, но не слишком интенсивно. Они проведут здесь завтрашний день и дадут Эдисону первый шанс. Утром они будут с открытыми ртами бродить вместе с толпой туристов. Вместе с толпой, но чуть в стороне, нежно поглощенные друг другом, как и полагается типичным новобрачным. Малчек стремился к уединению, чтобы уменьшить опасность для других.

Необъятный северный полукруг Национального Парка расстилался перед ними, прекрасный под голубыми небесами и жарким сиянием лета. Малчек и шесть его людей были знакомы с местами, которые намеревались посетить, – одни больше, другие меньше. Вместе они были способны обеспечить надежное прикрытие. Малчек связывался раз в день с одним из них.

И, конечно, с Гонзо.

Гонзо будет раскрывать их с тыла, с каждым днем расширяя круг их уязвимости, пока Эдисон не узнает то, что надо.

Малчек подождал за столиком, пока открытый автомобиль не въехал на стоянку. Когда Терсон и Гамбини уселись за столик в десяти футах от Клер, сзади и чуть справа, один лицом к входу, другой к кухне, Малчек поднялся и нашел телефон у двери в официантскую.

Гонсалес был встревожен.

– Ты опоздал на целый час, – упрекнул он.

– Эй, я в отпуске, приятель, – дружелюбно отозвался Малчек.

– У меня плохие новости.

– Если насчет квартир, то мы уже слышали по радио.

– Ясно. Она в порядке?

– У тебя отцовский комплекс. У нее все отлично, – он глянул в сторону их столика. Клер просматривала меню, немного бледная, но в целом выглядевшая хорошо. Она переоделась в белое платье, которое облегало ее грудь и разлеталось от бедер, затянутое красным пояском вокруг узкой талии.

– Как работает прикрытие? – спросил Гонсалес, возвращая его к разговору.

– Пока нормально. Гарнер и Мартин на мотоцикле, Терсон и Гамбини в машине. Они сейчас здесь, дежурят в ресторане. Завтра они поедут дальше, а Ван примет нас от них. Он меняется с Дэвисом, в грузовиках.

– И когда ты снова увидишь Гамбини и Терсона?

– Послезавтра. Они сменят машину на фургон где-нибудь поблизости от Форест Глен, а на следующий день на открытый бьюик.

– Слушай, да у тебя разработана отличная система!

Малчек не нуждался в одобрении Гонсалеса, он знал, что план сработает.

– А ты как там, подбираешься? – он снова оглядел ресторан, двери, лица, пыльные машины на стоянке, остывающие после захода солнца. Звуки скрипок раздавались из динамика над его головой и разносились по ресторану вместе с запахом жареной ветчины и лука.

– Я проговорился о Ричардсон Гроув сегодня утром в дежурке первым десяти. Будем продолжать в том же духе. Ты все еще уверен, что тебе это надо?

– Да. При условии, что твои ребята не рассиживаются, а смотрят в оба, чтобы поймать его до того, как он до нас доберется. Что слышно на улицах?

– Ни черта. Глухо.

– Весело, – хотя, на самом деле, это было совсем не весело. – Он, что, платит?

– Скорее всего. Или кто-то держит это под контролем. Что бы там ни было, никто ничего не знает, и, не правда ли, сегодня хорошая погода? Ты же знаешь, как они тянут эту волынку. Сплошные улыбки.

– Да уж, знаю. Продолжай там, хорошо?

– Эй, я пока еще не в отпуске, – поддел его Гонсалес.

– Я не разъезжаю по окрестностям с хорошенькой цыпочкой, наслаждаясь видами, потребляя отличную, заранее оплаченную еду, и не сплю на чистых до скрипа простынях.

– Рад это слышать, – сказал Малчек. – Связаться со мной, если понадобится, можешь через Терсона.

– Как долго?

– Он сообщит тебе, когда уезжает.

Когда Малчек вернулся к столику, Клер была заметно встревожена.

– Тот мужчина на меня все время смотрит, вон в том углу.

Он взял меню, слишком быстро его раскрыл и позволил листку с напечатанными фиолетовыми чернилами названиями вин соскользнуть на пол. Когда, подняв его, Малчек уселся снова, мужчина уже находился в поле его зрения.

– Он все еще наблюдает за тобой? – спросил Малчек, вставляя листок с названиями вин под скрепку на верхнем крае меню.

Она посмотрела в угол:

– Нет, с тех пор, как ты вернулся, больше нет. Он один из твоих?

– Нет, – улыбнулся Малчек, – он один из твоих.

– А это что еще значит?

– Это значит, что, как напомнил мне только что Гонсалес, ты «хорошенькая цыпочка». Парень думал, что ты здесь одна, вот и все. Теперь он знает, что ты со мной. Конец истории.

– Он не один из? …

– О, он, конечно, мог бы оказаться моим человеком. Но это хороший пример того, почему я тебя с ними не познакомил. Если ты знаешь, что он за тобой наблюдал, значит, ты тоже за ним наблюдала. Ты к этому не привыкла, и я не хочу раскрывать своих людей. Ясно?

Клер устало посмотрела на него. На Малчеке была темно-голубая джинсовая рубашка с открытым воротом, джинсы и легкая куртка, которая скрывала ремень с револьвером.

– А что мне делать, если бы тебя застрелили? Откуда я знаю, к кому бежать, к кому обратиться за помощью?

– Если я падаю на пол, ты падаешь тоже, – он улыбнулся, словно они обсуждали, какой из шести видов торта выбрать. – Лежи тихо. Они сами к тебе подбегут. Не волнуйся об этом. Так, что у тебя будет?

– Язва желудка.

– Хочешь вместе с ней салат или жареную картошку?

В его голосе не отразилось никакой реакции на ее выпад, и Клер осознала, что, пожалуй, это было одной из причин, почему она старалась его поддеть. Он мог просто отрезать ее от себя без малейшего усилия. Те считанные разы, когда он вышел из себя и ответил ей тем же, она чувствовала триумф. Но внезапно это показалось ей никчемной тратой сил и времени. В конце концов, он охранял ее жизнь.

– Я возьму баранину, – извинилась она.

Спать рядом с тем, кого ненавидишь, – легко.

Спать рядом с тем, кто тебе нравится, – совсем не легко. Особенно если ты твердо решил не симпатизировать ему больше, чем есть.

Перед тем как покинуть утром город, Малчек надел на палец Клер обручальное кольцо и пробормотал:

– Этим кольцом я тебя маскирую.

Она ничего не ответила, продолжая расчесывать волосы. Может быть, чуть более энергично.

Ситуация могла бы быть простой. Они оба были здоровые и привлекательные люди, ни один из них не был ханжой. Было бы так естественно сказать: «Слушай, раз уж мы здесь вместе…», – и воспользоваться случаем. Но хотя с первого взгляда все казалось простым, им было не так легко.

Поэтому двуспальная кровать в первом мотеле оказалась проблемой. Кинуть жребий, кто будет спать на полу, казалось слишком по-детски. В конце концов, они оба приготовились ко сну и легли в кровать, каждый завернувшись в свое одеяло.

Он ощущал ее наготу под белой фланелевой пижамой, которую Клер выбрала, чтобы казаться бесполой. На самом же деле пижама обрисовала ее тело даже более отчетливо, чем это сделала бы ночная сорочка.

Обычно Малчек спал раздетым, но для путешествия позаимствовал у друзей пижаму. Она стесняла его, и он не смог заснуть, пока не забросил верхнюю ее часть обратно в чемодан.

Позже, когда ее рука нечаянно коснулась его голой спины, Клер почувствовала бархатистое тепло кожи, но ей пришлось заставить себя отвернуться. Желание провести рукой по изгибу его позвоночника и шраму на плече было таким сильным, что сделало ее руку почти неуправляемой. Клер боялась того, что она могла сделать. Рука была подобна живому существу, которое хотело мягко подползти к нему в поисках тепла, потому что солнце зашло и ночь была холодна.

Через некоторое время оба заснули.

Первый раз за много дней Малчек сумел глубоко заснуть, зная, что Гарнер и Мартин где-то снаружи, в темноте сменяют друг друга, чтобы вести наблюдение из своего спального тента.

Кошмарный сон застал его врасплох.

Он не приходил к нему уже более трех лет. Может быть, подействовал салат с креветками, может быть, фильм о войне, который они смотрели по телевизору, а может быть, просто усталость.

Какая бы причина ни была, его сознание поднималось из глубин сна и веки начали дрожать. Он изогнулся, зажал в кулак простыню, бормоча что-то все более и более настойчиво. Потом негромко застонал.

Клер села в постели, напуганная, не осознавая, что разбудила его. Потом, когда он снова забился в конвульсии, она повернулась к нему и увидела, как второй крик готов вырваться из его горла. Мускулы его шеи напряглись, губы над стиснутыми челюстями раскрылись, потом начали разжиматься зубы. Слабый свет, падающий с улицы, превратил его лицо в маску нечеловеческого ужаса, крик пузырился из рта, как рвота.

Инстинктивно она придвинулась к нему, обхватила его руками, укачивая и успокаивая.

– Тихо, все в порядке, Майк, все хорошо, ты здесь, со мной.

Она прижалась к нему, заставляя его ужас исчезнуть, и Майк вздрогнул, сел и проснулся в одном неистовом движении. Его крик захлебнулся, глаза широко открылись в темноту.

Клер все еще прижимала его к себе, и ее волосы закрывали ему рот. Малчек даже не осознавал, что она рядом.

– О господи, – сказал он до странного ровным голосом.

Потом опять:

– О боже мой, – и его затрясло. Она разжала руки, медленно, не зная, хотел ли он ее прикосновения. Через некоторое время он отбросил одеяло и встал рядом с кроватью, черная тень без лица.

– Извини, – сказал он коротко и исчез в ванной. Она включила свет и прислушалась к шуму льющейся воды. Потом за закрытой дверью наступила тишина. После долгого, слишком долгого ожидания Клер забеспокоилась и постучала в дверь ванной. Ее босые ноги поджимались при прикосновении к холодному полу.

– Майк, у тебя все в порядке?

– Все нормально. Спи дальше, – его голос был сильным, спокойным, совершенно нормальным. Это стоило ему больших усилий.

Малчек лежал в теплой воде, как его учили, и слышал, как она забралась обратно в кровать. Его голова упиралась затылком в стенку ванны, и время от времени он прислонялся щекой к холодному кафелю, чтобы охладить горящую кожу.

Пройдет еще много времени, прежде чем дрожь прекратится, прежде чем сверкающая реальность кафеля и зеркала уничтожит тьму и позор в его сознании. Прежде чем он сможет выбраться из ванной, вытереться, снова надеть пижаму и лечь в кровать рядом с Клер.

То, что кошмар снова вернулся к нему, – уже плохо. Еще хуже, что она это видела.

Когда Малчек наконец вернулся в комнату, он знал, что она не спит, он чувствовал ее тревогу даже на расстоянии. Когда он зажег спичку, чтобы закурить непривычную для него сигарету, огонек отразился в ее глазах.

Она вздохнула. Малчек надеялся, что она не заговорит, но ему следовало бы знать ее лучше. «Без сомнения, у нее есть в запасе какое-нибудь едкое замечание», – решил он и обхватил себя за плечи.

– Это часто случается? – в ее голосе не слышалось никакой агрессии.

Он облегченно расслабился.

– Этого не случалось уже несколько лет. Я думал, что уже больше никогда не случится.

– Это война? Что-то произошло на войне?

– Да. Я бы не хотел об этом говорить. Все уже в прошлом.

– Конечно, прости.

Неожиданно для него она не воспользовалась отличной возможностью для сарказма и дилетантских рассуждений. Постепенно Малчек благодарно принял комфорт ее молчаливого присутствия. Он воткнул сигарету в пепельницу и лег под одеяло.

Клер не заговорила. Но под одеялом ее рука нашла его руку. Малчек сжал ее пальцы.

Он смотрел на игру света и тени на потолке, прислушиваясь к случайным машинам, проезжающим мимо. Безликие пассажиры, едущие в неизвестность.

Спустя некоторое время ее дыхание стало медленным и ровным. Длинные сонные вздохи отдавались в его голове, и Малчек куда-то уплывал на их волнах.

«Крошечная Клер, уменьшающаяся с каждой минутой в своем страхе, как я могу объяснить тебе? Я не могу, так же как не смог рассказать своему отцу. Он отослал меня с убеждением, что армия сделает то, что не удалось ему. Что она превратит меня в мужчину. А вместо этого… – Он вздохнул, закрывая глаза. – А вместо этого одна грязная ночь за другой, одна грязная пуля за другой».

Отец умер незадолго до того, как Малчек покинул Вьетнам. Из-за того, что его горе перемешалось с позорным облегчением, что отец никогда не сможет потребовать от него правды о войне, Малчек так и не позволил себе оплакать его смерть. Ни разу с тех пор.

Как могли Клер или его отец понять, какой мразью он там стал? Понять, как он этим занимался и продолжал отлично выполнять свою работу до тех пор, пока… Нет! Нет! Нет! Это был возврат его кошмаров.

Твердая земля под босыми ногами, заросли терновника и папоротника, револьвер, оттягивающий руку.

Он повернул голову на подушке и неотрывно смотрел на профиль Клер, пока более спокойный сон не сморил его.

Проснувшись утром, он обнаружил, что Клер отвернулась от него во сне, но ее рука все еще была в его, маленькая и теплая.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒