|
|||
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Шум беспокоил Малчека. В конце концов он выбрался из кровати, чтобы в который раз бросить взгляд на пустую улицу. В комнате было холодно, и он подумал, что почему-то так и не смог привыкнуть к пижаме. Снаружи никого не было, только дорога, светофор и пустая коробка из-под сигарет на кромке травы. Была ли она там раньше? Майк протер глаза и направился в ванную, чтобы выпить таблетку аспирина. Он не заметил, как вода полилась через край стакана, и вытер руку, прежде чем вытащил таблетку из почти пустого пузырька. Случайно он взглянул на себя в зеркало и поморщился. Наверно, из-за усов его лицо казалось таким белым. И из-за темных кругов под глазами. Возвратясь в комнату, он снова выглянул в окно. Он был уверен, что сигаретной пачки там раньше не было. Может быть, он услышал шум, когда кто-то проходил мимо. Может быть, этот кто-то выбросил пустую пачку. Кто это был? – Майк, – позвала Клер тихим голосом. Она научилась говорить тихим голосом, чтобы не заставлять его бросаться к револьверу или к двери. – Все хорошо, крошка, спи. – Легко сказать, но не можешь же ты ожидать, что я смогу заснуть, когда ты стоишь против света абсолютно раздетый. Сон – не совсем то, что приходит мне в голову. Он улыбнулся и, подойдя к кровати, поцеловал ее и лег рядом. Когда он обнял ее, Клер поняла, что он слишком измотан, и не стала повторять намек. Прижавшись к его плечу, она почувствовала его острые кости. – Ты, вообще, спал? – спросила она через минуту. – Конечно, я просто вышел в сортир. Спи. Но ее глаза оставались открытыми и смотрели в окно. Что он увидел за окном на этот раз? Она научилась не задавать вопросов. «Ничего, – ответил бы он. – Ничего». Через некоторое время его дыхание стало ровным, и она поняла, что Майк заснул. Надолго ли в этот раз? На час? На два? Не больше, он никогда не спал больше. Каждую ночь она все время просыпалась, чтобы снова увидеть его стоящим у окна. Разные окна, разные мотели, разные города – только его поведение оставалась неизменным. Готовый к броску, готовый столкнуть ее с кровати, готовый выхватить револьвер и нацелить его на дверь. Он даже проделал это один раз, а потом ждал, держа револьвер в вытянутых руках, пока владелец мотеля отнес мусор в мусорный бак, закрыл крышку и, насвистывая, вернулся в офис. Дни проходили не лучше. Он никогда не садился за руль. Он доверял ее водительским способностям, но не только поэтому. Он хотел, чтобы его руки были свободны. Когда они останавливались в маленьких ресторанчиках только с одним входом или покупали бутерброды в дорогу, он ел очень мало. Клер провела рукой по его груди и снова ощутила его ребра и впалый живот. Даже легкого прикосновения кончиков ее пальцев было достаточно, чтобы заставить его повернуться и беспокойно зашевелиться во сне. А теперь они сняли квартиру. «Чтобы не повторяться», – сказал он ей. Они заплатили вперед за три месяца, но покинут ее через несколько дней, чтобы снова вернуться в бесконечную вереницу мотелей. Закупив продукты в ближайшем супермаркете, Клер приготовила большую кастрюлю супа, которую всегда держала горячей на плите, и это сработало чуть лучше. Казалось, он регрессирует к звериному образу жизни. Он спал и ел нерегулярно, как кот. Он засыпал днем, но только когда был уверен, что она поглощена книжкой или телепрограммой и не двинется из комнаты. Иногда внезапно они возвращались в постель, и их любовь была глубокой и неистовой, а затем, прежде чем она успевала сказать нежные слова, его уже не было рядом. Он был где-то около окна, около двери, прислушиваясь, всегда начеку. У него появилась навязчивая потребность в чистоте и порядке. Он не мог терпеть малейшей неприбранности. Каждая вещь, как только использована, должна была быть убрана на место. Ему всегда необходимо было знать, где и что находится. Они покупали шесть газет в день, и он тщательно изучал их в поисках малейшей детали, которая сообщила бы ему о чем-то, затем аккуратно складывал их и выбрасывал. Револьвер постоянно находился при нем, на бедре или в руке. Он постоянно разбирал его, разводил чистящий раствор в кофейной кружке, работал круглой щеточкой и ветошью, чтобы удалить несуществующие пятнышки ржавчины и грязи с барабана и предохранителя. Даже когда они занимались любовью, револьвер лежал на тумбочке рядом с кроватью. Стоил Клер повернуть голову, как она видела поблескивающий синим отливом металл. С ружьем, купленным два дня назад, он обращался точно так же. В тот вечер он вошел в спальню, раньше чем обычно, и застал ее на коленях у шкафа, где она выравнивала его туфли, трогающей револьвер. Ее пальцы гладили резьбу на рукоятке. – Если хочешь, то можешь взять его в руки, – сказал он со странной улыбкой в уголках губ. – Он не заряжен. – Зачем стараться делать его красивым – горько спросила Клер. – Ведь он предназначен для того, чтобы убивать. Зачем притворяться со всеми этими росписями и завитушками? Это так нелепо. – Я согласен. В армии у нас завитушек не было. – Только зарубки? Это была шутка, но Клер немедленно пожалела о сказанном. Вскочив, она подошла к Майку, но бледность вокруг его рта говорила больше, чем могла сказать она. Клер знала, что происходит, но не знала почему. Снова и снова она спрашивала Майка: «Почему мы не можем вернуться? » Почему он не доверяет их охрану департаменту? Раньше ему требовалось шесть человек, как же теперь он собирается справиться в одиночку? – Но ты же еще жива, разве не так? – ответил он ей и не захотел больше разговаривать на эту тему. Она знала, что Малчек все еще поддерживал связь с Реддесдэйлом, но только ночью. Поздно ночью, и его короткие односложные беседы ничего для нее не проясняли. Больше он ни с кем не разговаривал. Все, что она знала – это то, что они выжидали, что он боялся, что он становился худее, бледнее и изможденнее с каждым часом и днем. Она только ждала, когда он начнет ее за это ненавидеть.
Когда он разбудил ее, было еще темно. – Оденься, дорогая. Что-нибудь потеплее и быстро. – Мы уезжаем? Но я не сложила вещи. Я не… – Нет, мы не уезжаем. Но нам нужно кое-что сделать. Давай, крошка, двигайся. Она сделала так, как он сказал, и они вышли к машине. Он нес зачехленную винтовку под одеялом. Они поехали по тихим улицам, спящим под фонарями. При звуке мотора где-то залаяла собака, но больше ничто не шевелилось. Майк ехал минут двадцать, мимо темных магазинов и супермаркетов Крешент Сити, мимо домов, вокруг залива и вниз по шоссе. Через холмы и в лес. Они оставили красный «фольксваген» на краю щебеночной дороги, в нескольких милях за Мельничным Ручьем. Еще одна букашка в лесу. Кинув быстрый взгляд вокруг, он напрямик пошел через подлесок и начал искать то, что ему было нужно. Глядя на него, несущего винтовку в одной руке, Клер подумала, что, наверное, он чувствует себя как на войне. Еще один вопрос, который не следует задавать Майку. Небо светлело, и Клер восхищенно огляделась вокруг. Те рощи мамонтовых деревьев, которые они видели раньше, должны были бы подготовить ее к этому лесу, но эти парки, расположенные севернее, были девственными лесами, более высоких тонких, прибрежных мамонтовых деревьев, без какого-либо наведенного блеска. Более частые осадки вызвали к жизни густой подлесок, заросший папоротником, который шелестел между стволов гигантов, а утренний туман медленно плыл белыми лентами над рощами и ручьями долины. Стволы упавших деревьев тяжело лежали между их стоящими собратьями, их чешуйчатая, покрытая пятнами лишайника кора, была наполнена столетней пыльной плесенью и покрыта дорожками, протоптанными муравьями. Плотный фимиам влаги и времени наполнял этот храм. Иногда они шли по грудь в зелени, беспорядочно поливаемой дождем с потревоженной листвы. Это место было необычно тихим, но время от времени невидимые живые существа двигались под папоротниками, разбегаясь при их приближении, тревожные писки предупреждения внезапно раздавались где-то рядом с их щиколотками. Они продирались около двадцати минут, пока Малчек не нашел подходящий просвет. Когда Клер расстелила одеяло, он зарядил винтовку и сделал несколько пробных выстрелов в древний ствол, лежащий на дальнем краю поляны. За исключением нескольких раз в подвале оружейного магазинчика, ему еще никогда не приходилось стрелять из карабина Руджера. Винтовка издала неприятный шлепок, который удивил Клер. Она ожидала более громкого и резкого звука. Более грохочущего и менее похожего на удар кнута. Малчек выстрелил еще пять раз, затем опустил ружье и подошел к сидящей на одеяле Клер. Достав из кобуры револьвер, он протянул его ей. – Я хочу, чтобы ты научилась пользоваться этим оружием, – он показал на револьвер. – Это «Смит и Вессон», тридцать восьмой калибр, пять пуль в барабане. Он у меня уже три года и слегка скашивает влево. Он тронул приклад винтовки. – Это новая модель карабина Руджера, «мини-14». Пневматическое полуавтоматическое оружие, в каждом магазине десять патронов. Он быстро показал ей, как заряжать ребристый металлический магазин и менять режим стрельбы. – Для тебя эффективное расстояние револьвера будет максимум двадцать пять ярдов. Из Руджера можно легко убить на расстоянии до трехсот ярдов. После этого все зависит от способностей стрелка. – Я не хочу никого убивать, Майк, – запротестовала она. – Ты выстрелила в Эдисона. Разве ты не хотела его убить? – Да… но я думала, что он убил тебя, мне было все равно. Я просто хотела… хотела… – Скажи это. – Я хотела ранить его. Я хотела, чтобы он кричал и ему было больно. Ее голос превратился в стыдливый, хриплый шепот среди шороха леса. Он почти дрогнул, но сдержался. – Я хочу, чтобы ты помнила, что ты чувствовала, дорогая. Признай свои чувства, ощути их. Это во всех нас. – Но… – Всех нас. Просто некоторые могут вытерпеть больше, чем другие, прежде чем сломаться. Человек – это хищник, понятно? У него десять пальцев на руках, десять на ногах, нет хвоста, и он уверен, что он лучше других хищников. Но это не так. Человек – это всего лишь, волк с большим мозгом. Может быть, это спасет тебе жизнь, поэтому не отказывайся. Заряди револьвер. – Но почему? – Потому, что ты права. Потому, что я не могу все делать один. Потому, что мне необходимо знать, что ты можешь меня поддержать. Потому, что ты – это все, что у меня сейчас есть. Заряжай револьвер. И она начала учиться, выслушивая изнурительно подробные инструкции своего эксперта. Терпеть этого не могла. Начала интересоваться. Заинтересовалась. Начала уставать. Устала. Начала скучать. Заскучала. Начала злиться. Разозлилась. Сопротивлялась. И, наконец, ей разрешили отдохнуть. В ее голове перемешались давление на курок, заряженные магазины, миражи и движущиеся мишени, отдача и так далее. Малчек, казалось, все еще не был до конца удовлетворен, но ей уже не было дела. Не в силах хотя бы изобразить вежливость, она упала на одеяло, и, уткнувшись головой в колени, абсолютно отключилась от леса, звуков выстрела и Малчека. Он ничего не сказал, а занялся чисткой оружия, а потом аккуратно сложил оставшиеся мишени у края одеяла. Когда он заговорил, это был голос человека, готового к следующей атаке. – Пошли, Клер. Я не хочу оставаться здесь больше, чем необходимо. Мы полностью открыты, он может появиться откуда угодно. – Тогда почему? … – безразлично проронила она, обращаясь сама к себе. – Иногда приходиться выбирать, крошка. То, что ты узнаешь оружие и сможешь прикрыть меня, было более важным, чем тот риск, которому мы подвергались. Но чем дольше мы здесь остаемся, тем больше рискуем. Я хочу уйти отсюда, пока не слишком поздно. Пошли. Она тяжело и медленно поднялась, устало обняла винтовку. – Может быть, нам это действительно пригодится. – Что? – Может, Бонни и Клайд тоже так начинали. Он уставился на нее. – Это не смешно. – Тебе мало, что кажется смешным в последнее время. – И ты можешь меня за это упрекнуть? – Нет, ты слишком занят, упрекая меня. Он вздохнул. – Это неправда, Клер. Она, передразнивая, вздохнула в ответ. – О, это правда. Изматывающие дни, Майк, изматывающие дни, и тебя уже тошнит от них, разве не так? Тебя учили быть охотником, а сейчас охотятся за тобой. Ты хочешь преследовать Эдисона, вместо того чтобы ждать пока он найдет тебя, но ты не можешь. Из-за меня. Она говорила все громче и сильнее сжала ружье. Его взгляд скользнул с ее лица на руки и Майк почувствовал, как натянулись за его коленями поджилки. – Клер, я люблю тебя. – О да! Да. Но ты не можешь убивать, когда я вишу на твоей шее, ведь так? Он посмотрел на нее долгим взглядом. В уголках ее рта выступила слюна, в глазах стояли слезы. Берега океана. – Клер! – Знаешь, я могла быть застрелить тебя прямо сейчас. Я теперь умею, ты научил меня, как убивать, и знаю про оружие. – По-видимому, не очень хорошо. Я считал, что учил тебя никогда не поднимать заряженное ружье выше уровня колен, если не собираешься стрелять. Она глянула вниз. Винтовка был нацелена прямо в его ремень, между дулом и пряжкой не больше двадцати дюймов. Хотя каждый мускул его тела тянул его упасть или бежать, Малчек продолжал спокойным голосом: – С другой стороны, может быть, ты и права. Зачем ждать, пока Эдисон убьет нас, когда мы легко можем сделать это сами, избавив его от хлопот. Он видел, как ее обида отступила, когда Клер поняла, что только что бессознательно сделала, что за трагедия могла бы случиться из-за секунды неосторожности. Она, не двигаясь, смотрела на него, а когда шок проступил в ее глазах, она пришла в себя. Ружье не упало на землю. Его быстрая рука поймала его всего в шести дюймах от одеяла. Клер упала рядом, скорчившись, как больной ребенок, плача, извиняясь, слепо ища его прощения. У него стучало в голове, и во рту стало сухо. Он обнял ее и подумал, что хотел бы знать то волшебное слово, которое помогло бы им обоим. Когда худшее было позади, он начал говорить в ее волосы, оглядывая деревья вокруг них, прислушиваясь к любому звуку над ее последними, прерывистыми, дрожащими вздохами. – Все хорошо? – он слегка отодвинулся и посмотрел на Клер. Она несчастно покачала головой. – Как долго еще, Майк? – Пока ты не научишься. – Я не имела в виду оружие. – Я знаю, – он настороженно посмотрел на лес вокруг них. – Ну, все. Мы хорошо поработали. Пора возвращаться. Все будет хорошо. Но позже этим днем, когда они занимались любовью и он входил в нее все глубже и глубже, Клер почувствовала, как обнимающие ее руки дрожат от напряжения. Раньше этого никогда не случалось.
К десяти вечера она поняла, в какую переделку он угодил. Они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели старый фильм с Кирком Дугласом, успокаиваясь от неизбежного триумфа хорошего шерифа над плохим бандитом. Он встал во время рекламной паузы и вернулся в теплом свитере, остановившись по дороге, чтобы установить термостат на более высокую температуру. – Что-то холодно здесь становится, – объяснил он, снова садясь рядом и обнимая ее. – Ты шутишь. Здесь ужасно жарко. Но через двадцать минут его начало знобить. – А ты, действительно, не притворяешься. Тебе и в самом деле холодно, – сказала Клер, поворачиваясь, чтобы в изумлении взглянуть на него. Его кожа была почти голубой, а легкая дрожь перешла в прерывистые резкие судороги, почти конвульсивные. – Что с тобой? Ты, наверно, подхватил простуду, там… – Это не простуда, дорогая. Это глупость. Если ты еще об этом не догадалась, я несчастный осел! Еще одна волна дрожи сотрясла его, и он обхватил себя руками, наклоняясь вперед, словно у него болел живот. Клер испуганно смотрела на него. – Майк, ты не… ты не… привык к чему-нибудь, так ведь? Тот пузырек, с таблетками, пустой? Малчек глянул на нее со злостью: – Не будь дурой, Клер, конечно, нет. О, господи… На секунду ей показалось, что он сейчас потеряет сознание, его глаза закатились и он сильно напрягся. Через минуту дрожь снова возобновилась. – Глупо здесь сидеть. Давай забирайся в постель, и я включу электрическое одеяло. Видишь, я оказалась права. Хорошо, что мы его купили. – При нормальном ходе событий я вполне способен согревать тебя в постели, – помпезный тон его заявления был слегка смазан стуком его зубов. – Просто так случилось, что в данный момент у меня трудности. Он последовал за ней в спальню, неохотно позволил ей снять с себя ботинки и, не раздеваясь, забрался под одеяло. Она еще раз повернула ручку термостата и тревожно посмотрела на Малчека. Ей нравились темно-коричневые простыни, которые были в этой маленькой роскошной квартирке, но сейчас его лицо на фоне наволочки казалось мертвенно бледным и отливало голубым. Он сжал челюсти, чтобы остановить их вибрацию. – И когда это чудесное одеяло собирается нагреться, к следующему Рождеству? – выдавил он сквозь зубы. Клер просунула руку под угол одеяла – оно было уже довольно горячим. Она присела на край кровати. – Ты сказал минуту назад, что это была глупость. Что это на самом деле? – Ты поверишь, если я скажу малярия? – Я поверю даже в черную лихорадку с истоков Замбези. – Нет, это старая, скучная, обычная малярия. Многие из нас ее подхватили во Вьетнаме. У них было «лекарство», но от него становишься ярко-желтым. Большинство из нас перестали принимать таблетки, когда почувствовали себя лучше. Никто не хотел выглядеть желтолицым – так тебя легко застрелят. И все было нормально, мы были здоровы. А потом, несколько лет назад я переработал и бах! – все вернулось. Мой доктор предложил то же самое лекарство, но я сказал, что копов и так по-разному обзывают, еще и «желтопузый» меня не устраивало. В конце концов он дал мне еще что-то, и мне стало лучше. – Особенно сейчас. – О'кей, он не говорил, что это меня вылечит. И он предупреждал, что если я не буду следить за своим здоровьем, не буду поддерживать форму, это может вернуться. – Начался следующий приступ дрожи. – О черт! Он, действительно, знал, что говорил. Короче, я привез с собой таблетки, так? Нет проблем. – Я принесу их. Клер вошла в ванную и вернулась с маленьким коричневым пузырьком, отвинчивая на ходу крышку. Наклонив его над ладонью, она попыталась вытрясти таблетки наружу. Но ничего не выпало, хотя она слышала, как внутри что-то гремело. Потыкав пальцем внутрь, она вытащила то, что мешало – пакет силиконового геля, чтобы держать таблетки сухими. Она отчаянно потрясла пузырек еще раз. Ничего. Таблеток не было. Пузырек был пуст. Она показала его Майку, и его лицо еще больше побледнело. – Я слышал постукивание. Я подумал… Клер отвернулась, не в силах смотреть на возрастающую жестокость судорог. – Я позвоню доктору. – Нет! В этом нет необходимости. Слушай, у меня уже так было. Клер, не о чем волноваться. Я точно знаю, что произойдет, так что успокойся. Все просто. Озноб будет продолжаться еще немного, а потом поднимется температура, может быть, очень высокая. Мне будет довольно плохо, но только на несколько часов, а потом жар спадет и меня прошибет пот. – Боже, но ты же не можешь… – Да не трясись ты обо мне, ради бога. Если я могу это пережить, то ты точно сумеешь. Просто оставь меня в покое. Через несколько минут мне уже будет все равно. – Давай я схожу в аптеку и куплю обыкновенного хинина. Он же должен помочь? – Теперь это уже не имеет значения. Как только приступ начинается, то продолжается до самого конца. Хинин может помочь, чтобы остановить следующий приступ, но мы поговорим об этом потом. Не выходи из квартиры одна. – Следующий приступ? – Это звучало все хуже и хуже. – Они повторяются. В этом-то все и дело. Они приходят каждые два дня. Он закрыл глаза и отдался дрожи, сжимая одеяло вокруг трясущегося тела, пока выключатель на тумбочке не начал произвольно включаться и выключаться от перегрева. Клер некоторое время продолжала смотреть на него, пораженная безраздельной и властной силой приступов. Его лицо осунулось, ногти стали голубыми от холода. Наконец, не зная, что еще сделать, она легла в кровать рядом с ним, пытаясь добавить тепло своего тела к теплу одеяла. Через несколько секунд она вспотела, но Майк оставался холодным. – У меня выдающиеся способности превращать мужчин в дрожащее желе. – Я не думаю, что хочу об этом знать. – Трус. – Клер, обними меня пожалуйста. Сделай так, чтобы мне стало тепло. Его тихий голос ошеломил ее как крик. Это было так не похоже на него умолять о чем бы то ни было. Он всегда был сильным, он был у руля. Теперь, в первый раз, он нуждался в ней, а она ничем не могла ему помочь. Она уже не могла его согреть. Малчек становился все холоднее и холоднее. К трем часам ночи он впал в беспамятство. Последний раз, когда Клер измеряла его температуру градусником из автомобильной аптечки, он показал 104 и 4, а потом Малчек случайно уронил его на пол. Сначала вместе с температурой пришли боль и рвота, а затем, когда этот период прошел. Малчек так неистово поворачивался и изгибался, что Клер лишь иногда удавалось обтирать его тело мокрыми полотенцами, которые она мочила в тазике, наполненном водой со льдом. Он лежал раздетым на темных простынях, и его желто-белая кожа туго обтягивала кости, испуская больше жара, чем электрическое одеяло. Как только Клер смачивала кожу, она мгновенно высыхала, испаряя влагу. Клер была в ужасе. Для нее любая температура выше 103 означала немедленную госпитализацию. В отчаянии она снова и снова прикладывала полотенца, пока простыни по обе стороны кровати не промокли насквозь, но под его телом они оставались совершенно сухими. В доме и на улице стояла мертвая тишина. Не проезжали мимо машины. Фонари освещали пустые улицы. Внезапно где-то вдалеке залаяла собака, отрывистый звук проникал через открытое окно. Прохладный ночной ветерок помогал снизить жар Малчека не больше, чем вода со льдом. Сначала Майк постанывал от боли, но через некоторое время стоны сменились бормотанием, а затем горячечным бредом. Клер тошнило от некоторых вещей, сказанных им в беспамятстве. В его жизни было достаточно жестокости и насилия, чтобы запятнать сотни умов. Вьетнам, городские улицы, подворотни – все это изливалось из его рта. Потом все стало проще. Гораздо проще. «Помоги мне, Клер. Помоги мне, Клер. Помоги мне, Клер. » Но она ничего не могла поделать. К пяти часам она была убеждена, что он умрет. Такое испытание разрушило бы даже здоровое тело, а тело Малчека было далеко не в лучшей форме. Недостаток еды, недостаток сна – он сжигал себя еще до того, как это начала делать лихорадка. Теперь он, казалось, исчезал у нее на глазах. Бред прекратился. Малчек лежал недвижно, в горячке, запавшие глаза закрыты, губы сжаты, дыхание частое и тяжелое, как у загнанного оленя. Фамилия первого доктора в телефонном справочнике была Аароне. После первых сонных вопросов о состоянии больного голос в трубке стал твердым и ясным. – Ваш муж сказал Вам правду, миссис Майклз. Вы все делаете правильно. Я знаю, что он выглядит плохо, но, поверьте мне, лихорадка скоро прекратится. Как только это случится, попытайтесь дать ему как можно больше пить, так много как только сможете. Я зайду утром, перед тем как поехать в офис, и дам ему таблеток. – Вы хотите сказать, пусть примет пару аспиринок, а Вы позвоните утром? Доктор сухо рассмеялся, и Клер ненавидела его, до боли в руке сжимая телефонную трубку. – Может быть, это действительно так звучит, но, поверьте мне, пожалуйста, поверьте мне, если бы можно было сделать хоть что-нибудь практическое, я бы приехал через пять минут. Он помолчал и вздохнул. – Послушайте, я представляю, как вы должны быть напуганы. Малярия – это обычно лишь одна из болезней в репортажах ночных новостей. Рытье канала – и люди мрут, как мухи. Но во многих странах малярия такая же обычная болезнь, как корь, даже сегодня. В некоторых случаях она может быть до черта упрямой, даже в дни так называемых медицинских чудес. Но он не умрет, я обещаю Вам. Ему станет лучше еще до того, как я приеду. Посторонние люди не смогут ухаживать за ним лучше, чем Вы, а Вы мне кажетесь разумной девушкой. Увидимся через несколько часов. Она сидела, уставившись на телефон, после того как врач повесил трубку. Все было кончено. Завтра Майк будет слаб, опустошен, не в силах обеспечивать их безопасность. Все было кончено, их побег пришел к концу. Даже Малчек должен теперь признать поражение. Они не могли больше оставаться одни. Любовь была более важной, чем честь, что бы и подразумевалось под этим словом. Ей не было никакого дела, если Эдисон взорвет целый штат, лишь бы Майк остался жив. Она чувствовала почти облегчение от того, что для нее выбор был сделан. Для них обоих. Оставалось только совсем неясным, как это реализовать. Позвонить Гонсалесу? Но Майк держал связь с Реддесдэйлом, и только с Реддесдэйлом. На это должна быть причина. Может быть, Гонсалес все еще под подозрением? Клер вошла в спальню и нагнулась над Майком, умоляя его сказать личный номер телефона комиссара, но Малчек либо не слышал, либо «замок» в его голове был настолько крепок, что оставался закрытым даже в беспамятстве. Она набрала номер справочной службы, но ей сказали, что домашний номер телефона Реддесдэйла не включен в телефонный справочник. Секунду подумав, она спросила номер его офиса. Кто-то же должен быть там – ведь полиция работает днем и ночью! Но когда после двух звонков включился автоответчик. Клер сообразила, что хотя полицейские и работают днем и ночью, но только не административный персонал. Но, в конце концов, какая разница? Это же номер телефона в офисе самого Реддесдэйла, разве не так? Раз Майк доверял ему, значит, могла доверять и она. Ждать до утра казалось невыносимым. Клер хотела покончить с этим немедленно. И еще – она не хотела, чтобы ее от этого отговорили. – Комиссар, это Клер Рэнделл. Майк и я в Крешент Сити, и Майк очень, очень болен. Наш адрес: 312 Блэйн Стрит, квартира 4В. Пожалуйста, пришлите кого-нибудь забрать нас домой. Она положила трубку. Теперь их спасение в руках Реддесдэйла. Как долго еще придется ждать?
|
|||
|