Конец первой книги. 7 страница

Ночь была ледяным, черным зверем, притаившимся снаружи хижины, чтобы поглотить ее.

— Ты должна закрыть дверь.

Призрак заскулил в знак согласия.

Ханна невольно отступила на шаг, стараясь не замерзнуть. Она стояла в дверном проеме, покачиваясь на ногах. Страх и паника царапали ее изнутри.

Мысль, застрять здесь против своей воли, приводила Ханну в ужас. Она ненавидела ощущение быть пойманной. Ненавидела его всеми фибрами души.

Этот мужчина пугал ее. Что он мог сделать? На что способен?

Ханна не могла вернуться на улицу. Там слишком опасно. Выбор стоял между ужасающей неизвестностью и верной смертью.

Она отказалась выбирать смерть.

Ханна заставила себя закрыть дверь. От дурного предчувствия внутри все заныло, и она тяжело прислонилась к двери, позволив твердой древесине поддержать ее дрожащие ноги.

«Здесь нет замка изнутри, — сказала она себе. — Ты можешь уйти в любое время, когда захочешь».

Она смотрела на поленья в камине, носки на камине, доски на полу. Со временем ее пульс успокоился, а неглубокое дыхание стало ровным.

— Ладно, — прошептала она.

— Хороший выбор, — сухо ответил мужчина. — Не могла бы ты сдвинуть дверной упор на место? Это просто мера предосторожности. Я всегда так делаю.

Ханна неуверенно повиновалась. Сдвинуть упор обратно оказалось несложно. Это не электронный замок.

— Как… Как долго я находилась без сознания?

— Почти семь часов.

Ханна покачала головой.

Семь часов? Невероятно.

Она облизнула потрескавшиеся губы и прижалась спиной к двери, все еще удерживая здоровые пальцы на ручке.

— А ко… Который сейчас час?

— Около трех ночи.

— Какой сегодня день?

Мужчина вскинул брови.

— Сегодня суббота.

— Я имею в виду… Какое сегодня число?

— Двадцать седьмое декабря.

Ханна резко втянула воздух.

— А год?

Густые брови взлетели еще выше.

— Ты не знаешь, какой сейчас год?

— Так и есть… Я много чего не знаю. Просто ответь мне.

— Две тысячи двадцать четвертый. Практически двадцать пятый.

Ханну окутала тьма. Ее ноги подкосились, и она чуть не упала. Призрак прислонился к ней сбоку. Он поддерживал ее своим теплом, своей уверенной силой.

Ханна знала. Конечно же она знала. Ведь сама нацарапала на той бетонной стене больше тысячи отметин. День за днем. Бесконечно.

Она знала, что уже пятый год находится в плену. Но услышать, как кто-то называет дату вслух… Некто из внешнего мира, кто жил, смеялся, работал и любил все это время… Ее потерянное время…

Осознание поразило Ханну, как удар под дых.

Ее похитили двадцать четвертого декабря две тысячи девятнадцатого года. В рождественский сочельник. Она помнила ясно, как божий день, даже когда другие воспоминания со временем поблекли, словно старые полароидные фотографии, оставленные слишком долго на солнце.

Мужчина нахмурился, глядя на нее.

— Ты в замешательстве? Потеря памяти — это симптом переохлаждения.

Ханна покачала головой. Ее проблема не имела никакого отношения к гипотермии. Она чувствовала себя неуютно, оторванной от реальности. Но не могла ничего ему объяснить.

— Я… Должно быть, память скоро вернется.

Мужчина резко встал, подошел к огню и что-то поднял. Он повернулся к ней и протянул белую кружку.

— Вот. Я не мог ничего тебе дать, пока ты лежала без сознания. Тебе нужно выпить что-нибудь горячее с сахаром и высоким содержанием калорий. Здесь просто мед и кипяток. Единственное, что у нас есть. Однако, мед помогает при переохлаждении.

Мужчина прав.

И все же Ханна с опаской смотрела на кружку, словно та могла превратиться в змею и укусить ее.

— Послушай. Расслабься. Если бы я хотел причинить тебе боль, то уже бы это сделал.

Прием, оказанный мужчиной, оказался не самым теплым ы жизни Ханны. И все же его прямота немного успокаивала.

Она неуверенно шагнула на встречу, протянула руку и схватила кружку. Керамика оказалась горячей — очень горячей.

В животе заурчало. Внезапно Ханне ужасно захотелось есть.

Она отступила в относительную безопасность койки и села. Призрак следовал за ней по пятам. Обхватила кружку пальцами здоровой руки и поднесла к губам. Пар обжег ее щеки. И она ничего не смогла с собой поделать — просто вздохнула от удовольствия, когда теплая сладость скользнула по ее горлу.

Ханна отпила еще немного. Медленно придвинулась ближе к потрескивающему огню. Постепенно она почувствовала, как тепло и энергия наполняли ее тело. Руки и ноги покалывало, когда те медленно возвращались к жизни.

И все же Ханна ни на секунду не теряла бдительности.

Глава 27

ХАННА

День четвертый

Призрак плюхнулся обратно на пол перед камином, вытянулся всем своим длинным телом и удовлетворенно зевнул. Видимо, его напряженность исчезла.

Но только не Ханны.

Она не могла расслабиться. Ее мышцы были напряжены, а губы плотно сжаты. Он должна оставаться бдительной, готовой сбежать в любой момент.

«Он спас тебя».

Это не имело значения. То, что мужчина вел себя хорошо, вовсе не означало, что он безобиден. Ханна не могла ему доверять.

Довериться не тому человеку почти стоило ей жизни. Она не совершит одну и ту же ошибку дважды.

Огонь все еще потрескивал. Где-то скрипнуло. Снаружи жалобно завыл ветер.

Ханна искоса изучала мужчину.

Высокий, широкоплечий, мускулистый. С точеными чертами лица и завораживающими серо-голубыми глазами. Она была слишком напугана, чтобы заметить это раньше, но он оказался невероятно красив. Все его тело излучало силу и уверенность.

Но присутствовало кое-что еще. Напряжение в плечах, тени под глазами, мрачная настороженность на лице.

Ханна заметила пистолет в кобуре у него на поясе и тактический нож.

Мужчина был вооружен. Ничто не говорило в нем о безобидности.

Ей нужно быть осторожной. Очень, очень осторожной.

Мужчина встал, подбросил в огонь еще одно полено, подтолкнул его кочергой и снова сел на свою койку. Затем повернулся к Ханне.

— Как ты себя чувствуешь?

Ханна допила напиток, поставила кружку на пол и обхватила себя руками.

Она чувствовала опустошение и дрожь. И все еще оставалась измученной, хотя проспала несколько часов. Но пронизывающий до костей холод исчез. Ее разум обрел ясность. Ханна могла рассуждать здраво.

Она коснулась своего живота, почувствовала движение и быстро убрала руку.

— Уже лучше.

Он изучал ее, слегка склонив голову набок.

— Что с тобой случилось?

— Я…

Как она могла рассказать ему правду? Слова были заперты где-то глубоко внутри. Произнести их вслух означало бы принести зло в мир, сделать его реальным, а Ханна не могла так поступить.

— Даже не знаю.

Мужчина нахмурился.

— Не знаешь?

— У меня сломалась машина, — солгала она. — Я шла, пытаясь найти помощь, и заблудилась.

Он кивнул, словно принимая ее слова на веру, и прислонился спиной к стене, заложив руки за голову.

— В последнее время такое часто случается.

Затем оба погрузились в напряженное молчание.

Призрак поднял голову, навострив уши и шурша хвостом по дощатому полу. Наверное, он тоже голоден и хотел пить.

Ханна заметила, что мужчина поставил в углу миску для пса. Она все еще оставалась наполовину наполнена водой. Капли блестели на полу в радиусе двух футов.

Незнакомец, кем бы он ни был, оказался достаточно внимателен, чтобы позаботиться о собаке.

— Меня зовут Ханна, — сказала она. — А тебя?

Он колебался.

— Лиам Коулман.

— Приятно познакомиться, — ответила Ханна вежливо. Старые привычки умирали с трудом, даже после пяти лет бездействия. — Спасибо, что спас меня.

Он пожал плечами и ничего не сказал, чувствуя себя неловко от такой благодарности.

— Ты знаешь, где мы находимся?

— В лесозоне Манисти.

— На северо-западе?

Он молча кивнул.

— Да, над Маскегоном.

Ханна поверила его словам. Как и подозревала, все это время она находилась в Мичигане. В детстве Ханна однажды ходила в поход к реке Манисти со своими бабушкой и дедушкой.

— У тебя есть телефон? Мне нужно… — у Ханны перехватило дыхание. Она чуть не заплакала от мысли о Ноа и Майло. Из-за того, что снова сможет увидеть своего сына. Обнять его. — Позвонить моей семье. Дать им знать, где я. Что я… жива.

Лиам удивленно на нее взглянул.

— А ты разве не знаешь?

— Не знаю, что?

— Телефоны не работают.

— Здесь не ловит? Ну, посреди леса — это логично.

— Нет, я не об этом. Насколько могу судить, телефоны не работают нигде. Ни в Мичигане, ни в Чикаго. Все восточное побережье обесточено; возможно, и западное тоже.

Ханну охватило беспокойство. Дурное предчувствие кольнуло в затылке. В его словах нет никакого смысла.

— Обесточено? О чем ты?

— Электричество отключилось. Связи нет. Даже машины не заводятся. Так произошло не только с твоей. Почти в каждой новой модели авто, созданной за последние два десятилетия, сгорели компьютерные системы.

Ханна недоверчиво покачала головой.

Может, этот Лиам сошел с ума. Или насмехается над ней, обманывая дикими историями для собственного развлечения.

— В этом нет никакого смысла.

— Верь во что хочешь. Я не собираюсь тебя убеждать. Но ты не сможешь позвонить домой, даже когда доберешься до города.

Ханна вспомнила о том, что в подвале погасла лампочка. Замолчали холодильник и генератор. Отключилась охранная система, а дверь оказалась не заперта.

Руки покрылись мурашками. На этот раз не из-за холода. Ханна почувствовала тошноту в животе. Неужели он сказал правду? Так вот почему ей удалось сбежать?

— Как такое могло произойти?

— Из-за электромагнитного импульса, — ответил Лайам. — ЭМИ.

Глава 28

ХАННА

День четвертый

— Что такое ЭМИ? — спросила Ханна.

От одного этого слова по ее спине побежали мурашки. Она обхватила себя руками еще крепче и придвинулась ближе к огню.

— Импульс выводит из строя электронику. Трансформаторы. Все, что имеет компьютерный чип, например телефоны, компьютеры или автомобили.

— И чем он вызван?

Лиам выпрямился и провел рукой по своим каштановым волосам.

— Солнечная геомагнитная буря может сжечь трансформаторы и вывести из строя энергосистему. Или ядерный взрыв на большой высоте.

— Ядерный взрыв? Как с радиацией?

Лиам напрягся.

— Если бы взрыв произошел в атмосфере, скажем, на высоте шестидесяти миль, он не вызвал бы грибовидного облака, как в случае с Хиросимой. Угроза заключается в высокочастотном взрыве электромагнитной энергии.

Он казался смертельно серьезным.

Ханна не хотела ему верить. Она предпочла бы, чтобы все это оказалось дурацкой шуткой. Однако продолжала ощущать прилив надежды.

Ханна поверила Лиаму. Пусть его слова и звучали безумно, в них чувствовалась правда.

От нее не ускользнула ирония ситуации. Она сбежала из своей тюрьмы только для того, чтобы найти окружающий мир в еще более ужасном состоянии, чем раньше.

Ханна попыталась представить себе жизнь без смартфонов и интернета. Или целые штаты без электричества и тепла в такую адскую погоду. А ведь зима только начиналась.

Ханна лишь надеялась, что Ноа и Майло окажутся в безопасности. Ее волновал лишь этот факт. Какой бы кризис ни обрушился на Соединенные Штаты, она будет волноваться о нем, когда вернется домой. А в данный момент ей нужно полностью сосредоточиться на том, чтобы выжить.

Ханна прочистила горло.

— Есть ли какой-то способ связаться с полицией?

— Зачем тебе понадобилось звонить в полицию? — она облизнула потрескавшиеся губы и промолчала. Просто не смогла ответить. — Очень сомневаюсь, что сейчас тебя кто-то ищет, если ты это имеешь в виду. У правоохранительных органов и так дел по горло.

Ханну уже очень давно никто не искал. Если эта штука с ЭМИ действительно вывела из строя энергосистему, она осталась сама по себе.

Но в глубине души она всегда это знала. Что попасть домой будет не так просто, как ворваться в ближайший полицейский участок и сообщить о своем статусе пропавшей, которую только что нашли.

Теперь Ханне предстояло вернуться домой. Единственно важный шаг.

Она представила себе Ноа и Майло такими, какими видела их в последний раз пять лет назад. Ноа — высокий и подтянутый, с гибким атлетическим телом и легкой, очаровательной улыбкой. Он был темноволосым, как и его мать-венесуэлка. С характером своего вспыльчивого отца с ирландско-американскими корнями.

Но какими бы недостатками не обладал Ноа, он никогда не кричал на Ханну и не поднимал на нее руку.

Ни разу.

Майло родился с оливковым цветом кожи, как у бабушки, вьющимися черными волосами и огромными темными глазами, совсем не похожими на внешность Ханны — каштановые волосы, зеленые глаза и светлую веснушчатую кожу.

Майло был любознательным и чувствительным. Нежным и ласковым, но в то же время невероятно упрямым, как и она сама.

У Ханны перехватило горло.

Майло было три года, когда она видела его в последний раз. Сейчас ему исполнилось бы восемь. Какого роста он будет? Осталась ли у него эта непослушная копна темных волос, которые всегда вились над его ушами? Играл ли ее сын в американский футбол или европейский? А может, он все еще любит Лего и во всю глотку поет «Три Маленькие Птички» Боба Марли?

Узнает ли Ханна его, когда увидит?

Она так сильно по нему скучала, что боль в груди казалась сродни физической.

Ханна нервно теребила потрепанные нитки на манжете своего свитера.

— Ты знаешь, как далеко мы от Фолл-Крик? Это к югу от Гранд-Рапидс. Маленький городок недалеко от реки Сент-Джо и от озера Мичиган. Там мой дом. Не тот, где я выросла, а тот, где я жила — живу сейчас, я имею в виду. С мужем и сыном. Вот куда я направляюсь.

Ее поразило туманное воспоминание, в той далекой прежней жизни — крики в гостиной, слезы и плач, споры и ультиматумы. Хлопанье дверей.

Ханна вспомнила тот холод, свое дыхание, которое превратилось в белое облачко пара, и самодовольный гнев, что кипел тогда в ее венах. Между нами все кончено. Я ухожу отсюда, от него. Заберу Майло и вернусь домой к родителям. Как только ночь закончится…

Но никакого «только» не случилось. Никакой жизни после той ночи, когда она умчалась на своей машине. Ханна так и не вернулась. Она бесследно исчезла, словно проскользнула сквозь трещину во Вселенной.

Внутри все сжалось. Разум Ханны вновь угрожал слететь по спирали.

— Никогда не слышал о Фолл-Крик, — сказал Лиам. — Но у меня есть карта. Можем проверить.

Ханна сложила руки на коленях и потерла изуродованную руку, чтобы не потерять присутствия духа. Теперь она находилась здесь, а не в той бетонной тюрьме. Она не попала в ловушку трагического прошлого, которое хотела бы изменить миллион раз.

— Да. Было бы отлично. Спасибо.

Он расстегнул рюкзак, порылся в нем и вытащил бумажную карту. Ханне очень хотелось ее увидеть, но она боялась приблизиться к Лиаму.

Дверь находилась в десяти футах от ее койки. Она чувствовала, что может сбежать в любой момент, если понадобится. Но ощущение безопасности было ложным — Ханна без пальто, а ее ботинки все еще сохли у огня — однако она все равно отчаянно за него цеплялась.

— Куда ты направляешься? — спросила Ханна, чтобы отвлечься.

С минуту Лиам не отвечал. Молчание затягивалось, пока она не подумала, что он вообще не ответит.

— В место рядом с Траверс-Сити.

— А что рядом в Траверс-Сити? — неуверенно спросила Ханна. — Там твоя семья?

Лиам напрягся. Он даже не поднял головы.

— У меня нет семьи.

— Ох. Я… Извини.

Лиам ничего не сказал, просто разложил карту на койке рядом с собой. Затем провел пальцем по линии сгиба.

— Насколько могу судить, ты находишься почти в двухстах милях от Фолл-Крик.

Ханне стало нехорошо.

— Двести миль?

Без машины это бы все равно что тысяча. Путешествие казалось бесконечным, а препятствия — непреодолимыми.

«Нет, — сказала она себе. — Все можно преодолеть, если это означало вернуться домой к семье. Означало свободу».

Ханна привыкла ко всем ужасным и жестоким условиям, в которые ее ставила жизнь. Она приспособилась к своему подвалу. Приспособилась к суровой окружающей среде, сумела выжить в лесу, снегу и убийственному холоду самостоятельно в течение нескольких дней.

И сумеет приспособиться к тому, что произойдёт дальше.

Правда заключалась в том, что в некотором смысле Ханнп всегда о себе заботилась. Даже там, в подвале.

Даже тогда.

Призрак вскочил на ноги. Его шерсть встала дыбом, а из грудины раздался низкий рык.

Ханна застыла.

— Призрак? Что ты учуял?

С диким лаем пес бросился к двери.

Снаружи кто-то был.

Глава 29

ЛИАМ

День четвертый

Лиам выглянул из окна в кромешную тьму, держа наготове «Глок». Он ничего не видел, даже если было на что смотреть.

Ночь стояла темная и зловещая.

Холод проник под дверь и протиснулся сквозь тонкие оконные стекла. Снегопад был таким сильным, что казалось шел сплошной стеной. Хижина скрипела под завывающим натиском ветра.

Призрак несколько раз предупреждающе залаял —глубоким рокотом, от которого у Лиама заболели уши. Шерсть на загривке встала дыбом.

Лиам снова посмотрел в окно. Оценка угрозы укоренилась в каждой клеточке его существа.

— Там может быть животное, — произнес он. — Например, лиса или койот.

— Может быть, — сказала Ханна тихим, дрожащим голосом.

Лиам отвернулся от окна и снова на нее посмотрел.

Ханна сидела, сгорбившись, на койке и подтянув ноги к груди, насколько позволял ее большой живот, с огромными глазами на бледном, осунувшемся лице. Все ее тело дрожало. Она выглядела испуганной.

— Что ты учуял? — спросил Лиам пса.

Призрак бросил на него полный отвращения взгляд, как будто это очевидно. Пес перестал лаять, но издал низкое угрожающее рычание.

Лиаму стало не по себе. Хотел бы он иметь зрение получше. Жаль, что нет возможности выйти и проверить.

На улице по меньшей мере минус двадцать пять, не считая жутких порывов ветра. Даже животные постарались бы найти себе убежище в такую погоду.

Через несколько минут Призрак перестал рычать и отступил к теплому очагу рядом с Ханной. Он плюхнулся на живот с удрученным фырканьем.

Лиам еще минут двадцать кружил по комнате, проверяя окна и прислушиваясь к любому шуму или движению.

Снаружи не виднелось ничего, кроме ветра, снега и темноты.

Наконец он убрал «Глок» в кобуру, вернулся к камину и принялся рыться в ящике с дровами, пока не нашел подходящий брусок. Лиам стесал его ножом с одного конца, затем вставил как прокладку в щель между окном, чтобы его нельзя было открыть снаружи. На всякий случай.

Ханна смотрела на Лиама широко раскрытыми глазами, продолжая с подозрением следить за каждым его движением.

Он поводил кочергой в камине, перелил воду из растаявшего снега в бутылку и сделал большой глоток.

Затем взглянул на Ханну.

— Хочешь немного?

Она кивнула, достала из рюкзака фляжку и протянула ему правой рукой, а левую прижала к животу.

Что с ней случилось? Почему она здесь?

Лиам не стал спрашивать. Это не его дело.

Он совершил добрый поступок. Спас Ханне жизнь и привел в убежище. Вот и все, чего от него можно было ожидать. Больше Лиам ничего не мог сделать.

Они расстанутся на рассвете, или сразу же, как стихнет буря.

Лиам вернулся к койке, открыл рюкзак и достал большую часть припасов. Он разложил их на постели, чтобы рассортировать и перепроверить то, что у него имелось.

Лиаму нравилось, когда все лежало на своих местах.

Он оставил пачку из пятисот долларов в купюрах по двадцать и пятьдесят на дне рюкзака. Лиам еще не успел потратить свои деньги, слишком опасаясь общения с людьми, чтобы решиться подойти к магазину или бензоколонке.

Его тактический нож и «Глок» надежно крепились к поясу. А повседневный набор все еще лежал в кармане парки. Там находились перочинный ножик, тактическая ручка со стеклобоем, светодиодный фонарик, две зажигалки и носовой платок с паракордом.

Ханна посмотрела на койку.

— У тебя много чего есть.

— Мне нравится быть подготовленным.

У Лиама было, мягко говоря, сумбурное детство.

Отец оказался больше заинтересован в своих кулаках, чем в любви к сыновьям. Лиам всегда ненавидел чувствовать себя во власти других, быть обязанным взрослым, которым стоило бы принимать интересы мальчика, но которые этого не делали.

Лиам верил, что должен быть готов ко всему. Ничто не могло застать его врасплох. Ничто больше не заставит его чувствовать себя беспомощным или беззащитным.

— Я тоже, — сказала Ханна так тихо, что Лиам едва ее расслышал.

Он тщательно упаковал свой рюкзак — так, чтобы быстро достать то, что нужно. Лиаму стоило как можно скорее найти недостающие медикаменты. И еще ружье.

— Ты военный? — Ханна наблюдала за ним, нервно покусывая нижнюю губу. — Выглядишь так, словно служил в армии.

Она права, но Лиам не любил об этом говорить.

Армия стала его спасением. Способом сбежать от унылой домашней жизни. Он поступил на службу в тот же день, когда ему исполнилось восемнадцать, и, в конце концов, заслужил звание оперативника элитного подразделения Дельта.

После восьми лет службы, Лиам ушел из-за проблем со спиной.

Он регулярно тренировался, чтобы оставаться в форме, но не мог бегать и прыгать, как раньше. Лиам ненавидел этот факт, но научился с ним жить. Как и с плохими воспоминаниями — боев, страха, боли и смерти.

Лиам научился жить со многим.

— Что-то вроде этого, — пробормотал он, глядя на свои руки.

Последовало неловкое молчание.

— А чем занимаешься ты? — спросил Лиам, потому что ему показалось невежливым не ответить на ее шквал вопросов.

— Я... — Ханна колебалась. — Раньше я пела. Получила музыкальное образование. Но теперь… Больше не пою.

Лиам ничего не ответил.

Снаружи застонал ветер. Крошечные кусочки льда бились об оконные стекла.

— Ты сказал, что у тебя нет семьи. Совсем? Даже родителей? Ни братьев, ни сестер?

В груди Лиама непроизвольно поднялись эмоции — раскаяние, вина, ощущение потери.

Его отец был пьяницей, который едва держал еду на столе, зато часто использовал кулаки на их матери — депрессивной женщине, которая и сама оказалась никудышным родителем.

Теперь они оба мертвы. Уже как много лет.

Единственным друзьями Лиама стали брат-близнец, Линкольн, и невестка, Джесса.

Общительный Линкольн с своим заразительным смехом, неугасаемым оптимизмом и своеобразной любовью к жизни. Полная противоположность Лиаму, который был застенчивым, замкнутым и одиноким даже в детстве.

Смерть близнеца оставила пустоту в его груди — там, где должно находиться сердце.

А еще Джесса. Сострадательная, спокойная и уравновешенная. Ее длинные темные косы обрамляли царственное лицо с теплой улыбкой и сияющей светло-коричневой кожей. Джесса была самой красивой женщиной на свете. Была.

У Лиама остался еще один живой член семьи. Но он не мог о нем думать. Эти мысли убивали. Лиама захлестнуло горе. Сожаление жгло горло, словно кислота.

Он моргнул. Затем вытеснил ужасные воспоминания — аромат жасминовых духов, крики, кровь и вонь горящего реактивного топлива.

— Тебе нужно отдохнуть, — произнес Лиам резче, чем намеревался. Ханна вздрогнула. Его пронзило чувство вины. Он не хотел ее напугать. — И что-нибудь съесть, — добавил Лиам чуть мягче.

— У меня кончилось все, кроме арахисового масла, — Ханна произнесла эти слова осторожно, как будто если бы сказала что-то не то, Лиам снова набросился бы на нее. Или того хуже.

Чувство вины окрепло еще больше.

Лиам отвел взгляд.

— У меня есть немного тушеного чили. Я разогрею его для нас обоих.

Все, что угодно, лишь бы отвлечься от собственного позора. От воспоминаний, которые преследовали Лиама на каждом шагу, вторгались в его сны.

После того, как он подогрел чили на огне, они сели есть в напряженном молчании.

Пламя взревело и затрещало, когда загорелось еще одно полено.

Лиаму не хотелось разговаривать, и Ханне, похоже, тоже.

Она сидела, съежившись в своем углу, и больше не задавала вопросов.

Ханна вылила половину чили в свою походную кастрюлю и поставила ту на пол для Призрака, который проглотил угощение в два счета и вылизал посуду дочиста. А когда закончил, то уткнулся носом в дверь, желая облегчиться.

Она дернула дверную ручку, выпустила пса и захлопнула дверь после того, как в хижину ворвался порыв ветра. Комнату снова окутал холод.

Кроны деревьев стонали от ветра. Ветви скрипели и царапали крышу.

Через минуту вернулся Призрак, предупредив о приходе своим глубоким раскатистым лаем. Он встряхнулся, разбрызгивая повсюду снег, а затем свернулся перед огнем с самодовольным выражением на морде.

Ханна настороженно взглянула на Лиама, сжав губы в тонкую линию.

— В чем дело?

— Что будем делать? — она смущенно махнула рукой. — Ну, когда нам нужно будет…

— Уборная находится в десяти ярдах позади хижины.

Ханна побледнела.

— Или так, или поставим тут посуду.

Ханна посмотрела на дверь, потом на Лиама, и снова на дверь. А затем сморщила нос.

— Тогда уж лучше снаружи.

— Может, все же не стоит ходить до уборную, — сказал Лиам, передумав. Ханна, скорее всего, потеряется в этой метели, и тогда ему придется идти ее искать. — Просто выйдем из хижины, сделаем свои дела и вернемся.

Они оделись и по очереди сходили по нужде. Лиам никогда так не скучал по туалету в теплом помещении, как в это мгновение.

После того, как оба вернулись в домик, Лиам поставил дверной упор на место и подбросил еще поленьев в огонь.

— Как только буря прекратится, я уйду. А ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

Ханна выглядела немного озадаченной. Она прикусила потрескавшуюся нижнюю губу и кивнула.

Лиам прочистил горло.

— Желаю тебе удачи в твоем путешествии.

— Спасибо.

Ханна посмотрела на него своими большими печальными зелеными глазами, прежде чем опустить взгляд на свои сцепленные руки. Эти глаза приводили в замешательство. Зеленые, как мох, или самая глубокая лесная чаща.

— Поспи немного, — резко произнес Лиам.

Ханна легла на койку, продолжая настороженно за ним следить. Он видел, как она достала кухонный нож с каминной полки, но сделал вид, что не заметил этого.

Ханна боялась его.

И Лиам злился. Не на нее, а на того, кто мог с ней такое сотворить. Он старался не думать о беременной спутнице, которая завтра останется одна. Такая крошечная, бледная и пугливая. Но Лиам за нее не отвечал. Это не его проблема, повторял он себе снова и снова.

В ту ночь он спал беспокойно. Не от страха, а от чего-то другого. Какой-то печали. «Что, если» и «должен» неумолимо кружились в его голове. Сожаление и отвращение к себе тяжело осели внутри, словно огромная глыба льда.

Метель бушевала всю ночь и весь следующий день.

Большую часть четвертого дня Лиам с Ханной провели за едой, подогревая растопленный снег, чтобы умыться, и лежа на своих кроватях, погружаясь в сон и просыпаясь под звуки потрескивания и шипения огня, скрипа и оседания хижины, снега, забивающего окна, и стонов ветра.

И Лиам и Ханна были истощены морально и физически. Их тела жаждали отдыха. В конце концов, они оба ему поддались.

Где-то в середине второй ночи завывание ветра стихло.

Лиам поднял руку и посмотрел на часы. Только 3: 23 утра.

Он откинулся на койку, поправил рюкзак под головой и закрыл глаза. Стоило бы поспать подольше.

Потому что его путешествие еще не закончилось.

Глава 30

ЛИАМ

День пятый

Лиам встал как раз в тот момент, когда первые лучи рассвета осветили окно хижины.

Снег перестал падать, ветер стих, но безжалостный холод все еще пробирался своими ледяными пальцами сквозь щели в оконной раме.

Пурга закончилась.

Пора уходить.

Ханна все еще спала в своей кровати, свернувшись в позе эмбриона под спальным мешком. Ее колени находились под животом, а длинные волосы спутались вокруг лица. Она выглядела такой юной, такой ранимой.

«Ты не должен бросать ее», — в голове снова возник голос Джессы.

Лиам практически чувствовал ее присутствие рядом. В груди нарастало болезненное давление. Горе проявлялось физической болью. Печаль сводила с ума. Черпала его силы. Как и сожаление.

Голос Джессы был ненастоящим. Это не она.

Лиам отмахнулся от мыслей, продолжая двигаться. Он схватил высохшие носки, ботинки, парку и шарф, и надел все это на себя.

Как хорошо быть сухим. Жаль, что ненадолго.

Лиам подбросил еще поленьев в камин, убедившись, что огонь будет гореть еще несколько часов, затем съел банку персиков, горсть орехов и половину протеинового батончика.

На каминной полке Лиам оставил для Ханны фрикадельки в соусе маринара, банку персиков и банку черной фасоли, обе открытые на случай, если у нее не найдётся консервного ножа, а также вторую половину протеинового батончика.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒