Маклай Алексей Николаевич: другие произведения. 5 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 8Следующая ⇒

Пока 'топограф', расправлялся со своей скудной порцией, я осторожно приступил к расспросам:

- Как тебя зовут?

- Абрам.

- Еврей?

- Да.

- Тебе в плен нельзя попадать, Абрам Фомкин.

- Почему? ... Нет! ... Я в смысле... не то, чтобы у меня намерение есть, товарищ замполитрука, а просто узнать...

- Очень просто, расстреляют тебя сразу. Потому что ты еврей. Немцы, выработали план под названием 'Ост', что значит 'восток', так вот в этом плане, все евреи Советского Союза подлежат уничтожению, сиречь расстрелу. Но ты не расстраивайся, меня из-за того же плана тоже сразу расстреляют, как комиссара. Так, что, мы с тобой будем драться до последнего.

Вопросы?

- А как же конвенция об обращении с военнопленными?

- Забудь. Есть у немцев приказ об особой подсудности в районе 'Барбаросса', это они так нападение на нас обозвали, так там про все расстрелы и несоблюдение каких-либо конвенций подробно описано. Убивай, грабь, насилуй - все можно. Все понял?

- Понял.

- Откуда ты?

- Из Великих Лук, окончил десять классов. Отец очень хотел, чтобы я поступил в институт. Мне в училище предлагали, но я отказался, хотел отслужить три года и на геолога выучиться. А тут...

Абрам потупил взор и вздохнул. Понятно все. Тут война приключилась. Наверное, сейчас жалеет, что в училище не поступил, был бы в тылу, не попал бы в эту 'кашу'.

- Ты топограф? Значит, в картах разбираешься, где мы сейчас находимся?

- Так карты-то нет, товарищ замполитрука.

- С картой и я бы сообразил, ты так попробуй.

- А бумаги с карандашом у Вас нет?

- Как не быть, есть.

Абрам, быстро и уверенно набросал эскиз Белостокского выступа. Появился 'меандр' Немана, притоки, Свислочь, Россь, Зельвянка, Щара. Кружочками обозначил Белосток, Гродно, Лиду, Новогудок, Барановичи, Брест.

После небольшого раздумья добавил кружки поменьше, Ломжа, Осовец, Бельск. Протянулись пунктирные линии от Барановичей к Белостоку, а от него 'куриная лапа' к Гродно, Осовцу, Бресту, к границе.

- Ну, ты - художник! И точно все изобразил?

- Сейчас! Только железные дороги нарисую, - Фомкин, нанес зигзаобразные линии, что-то прикинул и проставил примерный масштаб.

- Теперь почти точно. У меня память хорошая. Мы приняли бой где-то между Ломжей и Осовцем, потом двигались по шоссе к Белостоку, а затем пришлось оставляя Белосток справа, уйти в Супрасельскую пущу. Потом шли, шли, через Свислочь вплавь переправились, ...

- Точно Свислочь?

- Другой реки там нет, а Неман гораздо шире. Потом Вас встретили. Я думаю, мы в междуречье Свислочи и Росси. Вот тут на Немане, с нашей стороны поселок, Лунна называется, это, наверное, ближайшее населенное место. Может еще хутора какие и есть, но я их на карте не видел.

- Понятно, спасибо за разъяснение. Последний вопрос, какое сегодня число?

Фомкин удивленно посмотрел на меня, но ответил:

- Двадцать шестое с утра было. Ой! Извините, товарищ замполитрука.

- Да меня ранило, - я показал на рваный карман гимнастерки, - не знаю, сколько без сознания пролежал, вот и подумал, а может сутки целые. Давай, смени Карасева, пусть тоже перекусит.

Фомкин ушел, а я задумался. Из курса истории Великой Отечественной, помню о двойном окружении наших в Белостоке и западнее Минска. Западнее, это как раз Новогрудок. Попадалось мне, что-то по этому поводу, но вот что?

Пришел Карасев, спросил разрешения и присел жадно глядя на котелок.

- Ешь, давай, держи ложку.

- Спасибо!

- Я пойду, постираю гимнастерку пока, ты курящий?

- Да, товарищ замполитрука.

Чуть было не сорвалось с языка 'Не да, а так точно! '. Вовремя вспомнил, что в Красной Армии, были не в ходу поначалу старорежимные словечки. Уже потом, с призывом пожилых бойцов, прошедших империалистическую, потихоньку переползло и 'Так точно! ' и 'Никак нет! '.

- Можешь покурить, после еды.

- Так нечего!

- Держи, помни мою доброту, провинишься, спрошу по полной.

Достал из ранца кисет.

- Оставь себе, у меня еще есть.

- Угу! - Карасев 'навинчивал' кашу.

* * *

'Так, с сигаретами из экзотических пачек надо заканчивать. Часы, ну ладно сойдут за трофейные, хотя надо переодеть на те, которые с немецкого офицера. Продукты скоро кончатся и по поводу их упаковки головной боли не будет. Винтовка!

Трофей? Не катит, патроны-то наши. Что-то типа дедушка подарил? Три ха-ха! А ладно, тупо нашел в брошенной полуторке! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Две пачки трофейных сигарет 'Umo', по размеру не подходили для того, чтобы набить их своими 'курительными палочками'. Придется побыстрее все выкурить, соблюдая сугубую осторожность, да и окурки прятать. Расстаться со своими запасами и быть как все, не могу! Про остальное, прибор ночного видения - трофей. Батарейки? Поскоблить от дат и тоже трофей'.

Со всеми этими размышлениями гимнастерка прекрасно отстиралась от следов крови в холодной воде. Развесив ее на кусты, принялся за снятое с убитого тезки белье.

* * *

- Бойцы! С едой надо что-то делать. У доброго дядюшки продукты заканчиваются, какие предложения?

В ответ молчание. Сопят, думают. Понятно, что ни хрена они не придумают. Грибов в лесу нет, ягод нет, разве что земляника, но ей сыт не будешь. Только по кустам придется постоянно сидеть отдавая долг природе.

- Чего молчим?

- Так, это... надо в деревню, какую ни будь зайти. - Выдавил из себя Карасев.

- Христорадничать? Подайте на пропитание!?

- Нет, товарищ замполитрука, купить продукты.

- А деньги е?

- Есть, шесть рублей.

- Это сумма! Особенно притом, что деревни сейчас под немца пойдут, и деньги наши хождения иметь не будут. - Тут я немного лукавил, вполне себе советские деньги имели хождение во время оккупации, читал про это.

- Так мы вернемся, вдарим по немцам на старой границе, и в наступление! Они так и побегут! До самого Берлина! - Вступил в разговор Фомкин.

'Эх! Ребята! Побегут, только постоянно огрызаясь в сорок третьем - сорок четвертом, а сейчас мы только отступаем и еще долго будем... '

- Карасев!

- Я, товарищ замполитрука!

- А ты кто по гражданской специальности?

- Я финансовый техникум закончил в Ленинграде.

- А сам откуда?

- Из Лодейного Поля.

- Финансист значит? Будешь начальником снабжения и казначеем отряда.

- С шестью рублями?

- Деньги я тебе дам, и наши и немецкие. Немного правда, но что есть, то есть, постараемся добыть побольше.

- А как наш отряд будет называться? - Влез в разговор любопытный Фомкин.

- Пока сводное отделение. А там посмотрим. Может к нам еще кто присоединится, глядишь, и до взвода развернемся.

- Оружие бы нам, - практически одновременно уныло произнесли бойцы.

- Вот насчет оружия, продуктов, боеприпасов, формы для... хм, подносчика снарядов и главного топографа, а самое главное карты, надо думать и искать

- А чего искать, на ближайшем поле боя все найдем!

Карасев, после поставления на должность главного казначея, видимо подумал, что ухватил бога за бороду, что мне активно не понравилось.

- Алё! Военный! Ты что рот раскрыл в присутствии командира? 'Пиз... ь', команды не было!

- Виноват, товарищ замполитрука!

'Надо за языком следить, товарищ замполитрука! Лексикон армии двухтысячных, не совсем совпадает с тем, что имеется сейчас, хотя вроде и сошло'.

* * *

Лес кончился неожиданно, сосны, ели, березы с родными осинами расступились и перед глазами предстали поля. В стороне наблюдались несколько домишек и сараев, крытые соломой и дранкой строения хутора, а на расстоянии в пару километров, было что-то военное.

При рассмотрении в оптический прицел, это военное, было аэродромом. Не стационарным, с покрытием ВПП бетонными плитами, а полевым. Висела на мачте полосатая 'колбаса', но движения заметно не было, хотя самолеты там имелись. Правда, они производили странное впечатление. Была какая-то неправильность.

- Бойцы! Идем осторожно, чуть что, ныряем на землю до выяснения. Фомкин со своим капитулянтским цветом в арьергарде. Карасев, вперед!

Мы пошли к аэродрому. Осторожно, хотя на таком расстоянии отдельные фигуры в поле достаточно незаметны, но вот в оптику, их рассмотреть можно хорошо. Невысокая пшеница маскировала плохо, но ползти пару километров мне казалось излишней осторожностью. Пока идем на двух ногах, пригибаясь.

Поднимаю руку в условленном сигнале, мои бойцы ложатся на землю и замирают. У Карасева 'наган', белорубашечник Фомкин держится сзади. Периодически рассматривая цель в оптический прицел, замечаю, какая-то возня, там имеется. Значит немцы уже здесь, что впрочем, не удивительно. То, что на аэродроме наши - из области фантазий. Раз шевеление имеется, значит - немцы.

За пятьсот метров до границы аэродрома, подав знак и убедившись, что бойцы залегли, внимательно рассматриваю картину. Двое немецких часовых со скучающим видом прохаживаются по маршруту. На аэродроме, еще несколько солдат руководят гражданскими и людьми в форме РККА. Растаскивая с помощью тяжелого грузовика поврежденные самолеты, командуя засыпкой и трамбовкой земли в воронки от бомб, немцы заняты по самое немогу. Судя по наблюдению, их немного. Десятка полтора-два. Приехали на захваченный аэродром с целью подготовить его к приему какого-либо штаффеля.

Оценка расположения немцев, их наглости и непуганности, вызвала во мне живейшее желание пострелять. Практически все враги были на виду. Сейчас, еще немного погляжу, и прекращу эти телодвижения по расчистке аэродрома от обломков советских самолетов и подготовке его к приему немецких.

Ползти к маленькому пригорку, вспоминая все наставления майора Волкова, старшего преподавателя кафедры огневой подготовки, фанатика целевой стрельбы и его ближайшего помощника, прапорщика Федоренко снайпера, отметившегося и в первую и во вторую Чеченские компании, очень тяжело. Только слова прапорщика Голубева, о том, что у меня талант к стрельбе поддерживали авантюру. Хорошо, что все вещи, оставил Фомкину, кроме боеприпасов.

На войне, как известно из песни 'Любе', патроны, водка, махорка в цене, но сейчас, нужны только патроны. Ползу как змей, поминутно замирая, готовлюсь убить немцев.

Нет! Не людей, НЕЛЮДЙ, которые почему-то считают себя людьми, а нас недочеловеками.

Дай мне Господи подобраться на хорошую дистанцию! Дай мне Господи уничтожить врагов! Дай мне Господи освободить людей от сатанинского плена!

Господь внял моим молитвам!

На пригорке, распластавшись на теплой земле, глядя в оптику, я увидел практически всех немцев. Часовых, двух офицеров, мотоциклистов гогочущих и курящих и 'гордых внуков славян' которые засыпали воронки.

'Немцы все под прицелом, часовые - первые жертвы, потом офицеры, потом пулеметчики, сидящие в колясках мотоциклов, потом- все остальные. Те, что на грузовике, те, кто машет руками у воронок'. Мотоциклисты-пулеметчики даже не соизволили вылезти из своих колясок. Двое часовых осуществляли пародию на караульную службу. Действительно, чего бояться? А бояться надо, обнаглели совсем. Козлы!

Выложил перед собой четыре магазина, переснарядил один из них, чтобы не тратить бронебойно-зажигательные патроны, приготовился стрелять. Ну, с Богом!

Часовые, которые несли службу весьма прохладно, получив по своей пуле и тут же легли. Звук выстрела 'драгуновки', напоминал сухое щелканье бича деревенского пастуха, я еще застал такое.

БАХЩелк, БАХЩелк, ложатся немцы один за другим!

Нет, ребята! Вы все-таки наглецы, поставили пару 'Страшилл', думаете, русские только мечтают, чтобы в плен сдаться? А вот х.. я вам!

Сменить магазин, передернуть затворную раму, секундное дело! Пленные и гражданские лежат носом в землю, один пулемет с коляски посылает бесприцельные очереди. На! Получи! Пуля входит пулеметчику между глаз! Немцы, мечущиеся по ровному, гладкому полю, очень быстро превращаются с третьим магазином в трупы. Помогли и наши пленные, забили оставшихся немцев лопатами. Очередной магазин, красные трассы бронебойно-зажигательных. Грузовик с помощью которого немцы таскали самолеты, в сторону от аэродрома- горит. Лишнее подтверждение слов прапорщика Голубева: 'Хороший стрелок - еще не есть снайпер'. Увлекся, спалил грузовик, а зачем? Да и немцев отстрелял таким количеством патронов, что хороший снайпер только плевался бы на такое. Спокойней надо.

Однако пора посмотреть, чем мы стали володеть.

Глава 5. Взвод

На аэродроме, как выяснилось в разговоре с красноармейцами, имеющими на воротнике голубые петлицы, до двадцать второго июня, базировался тринадцатый бомбардировочный полк. Имелись из запасов довоенного времени: бомбы ФАБ-50, ФАБ-100, склад патронов, запасы бензина в бочках, но немного, всего-то двадцать тонн, продукты. Почему все это было не уничтожено при перелете оставшихся пяти самолетов в тыл, можно было только гадать. Патроны правда, сожгли, нет чтобы бомбы взорвать! В запасах летной столовой и столовой для младшего персонала, были: мука, макароны, гречка, перловка, сушеный картофель, тушенка, сливочное масло, копченая колбаса, шоколад, какао, другие крупы, чай, сахар, соль, приправы.

'Это я хорошо зашел! '.

Пленные: двенадцать человек авиаторов, из батальона аэродромного обслуживания, один старший сержант, четыре младших и ефрейтор с красной полоской на петлицах. Четверо имели черные с красными кантами петлицы с танковыми эмблемами, пятнадцать человек с такими же, как у меня малиновыми пехотными. Остальные, тридцать два человека были в гражданском, призывного возраста.

Выстроенные бывшие пленные и гражданские выслушали мою короткую речь о том, что негоже советским людям, помогать фашистам, а красноармейцам попадать в плен и участвовать в подготовке к ведению боевых действий, для борьбы с Красной Армией. После чего разбив гражданских на две неравные группы: тех, кто принял в свое время присягу, таковых было семь человек, и тех, кто попал под раздачу в силу возраста, предложил не служившим, быстренько затариться продуктами на дорогу и слинять в места постоянного жительства. Упомянул и о том, что в силу того, что возраст их вполне подпадает под призывной, их опять 'возьмут в плен'.

- А что делать?

- Убраться в лес.

- А дальше?

- Дальше будет война, война тяжелая и долгая. Если кто думает, что крестьян не тронут, потому как кушать любые власти хотят, и освободят вас немцы от большевиков и уйдут, так это не так. Немец человек обстоятельный, за землю нашу кровью платит совсем не из побуждений, 'Мы вас освободили, теперь живите, как хотите', а собирается здесь осесть всерьез и навсегда. А вы у него будете не в работниках, в рабах.

- А как же Советская Власть? Оставит нас?

- Мы вернемся не скоро, уж очень враг силен. Но вернемся обязательно!

- Нам то, что делать?

- Собирайте оружие, уходите в лес, оттуда убивайте немцев, чем больше их здесь в тылу убьете, тем меньше их на фронт попадет. Тем быстрее мы вернемся. Берегите детей, немцы будут их вывозить на работы в Германию, в рабство. Будут создаваться полицейские команды, из предателей, пошедших на службу фашистам, вернемся, со всех спросим! Все, мужики, кто хочет присоединиться к Красной Армии, налево, все остальные к складам, и чтобы духу вашего не было здесь через пять минут! Карасев! Проследи!

Присоединившихся к Красной Армии, оказалось трое, остальные побежали запасаться продуктами на дорогу.

- Теперь с вами, сизые соколы!

Бывшие пленные, без ремней, с отсутствующими на пилотках звездочками, стояли понурой шеренгой.

- Звездочки, чтобы у каждого были! Хоть из консервных банок режьте! Сейчас, обыскать немцев, забрать все, курево себе, деньги сдать красноармейцу Карасеву, у кого остались советские деньги, тоже сдать ему. Вооружиться, забрать со склада весь шоколад, колбасу, найти мешки затариться картошкой, консервами, чаем и сахаром, взять крупу и соль. Идти на соединение с нашими долго придется. Надо чтобы жратвы хватало. Что не унесете - сжечь. Фомкин!

- Я!

- Распредели людей! На все про все пятнадцать минут!

* * *

- Младшие командиры! Ко мне!

Подошли, глаза прячут. Стыдно им стало! А как в плен сдавались, не стыдно было?

- Что не смотрим на старшего начальника?

Молчание.

- Так вот, голубцы, если кто из вас, или ваших подчиненных, рот разевает в плане, я отвоевался, теперь пусть другие воюют, так это я быстро решу. По законам военного времени. Понятно?

Вразнобой ответили, что понятно. Нет, этот бардак надо заканчивать.

- Хором, четко и вразумительно ответили - так точно!

Откуда, что взялось? Хором и четко! Не иначе комиссарские звезды так на людей действуют. Плевать, что на сегодняшний день, такое выражение не предусмотрено уставом. Не хватало еще в наших обстоятельствах собрать комсомольское собрание, чтобы обсудить командира, который разговаривает неуважительно с рядовым красноармейцем.

- Старший сержант - фамилия?

- Старший сержант Леонов!

- Список с тебя, фамилия, имя, отчество, год рождения, партийность, откуда призван, когда, где служил, ВУС, обстоятельства при попадании в плен. Гражданских тоже запиши. Начни с себя. Понятно?

- Так точно! Разрешите вопрос?

- Ну!

- У меня писать нечем, и не на чем.

- Найди! Как дитя, честное слово! Марш!

- Есть!

Старший сержант исчез.

- Теперь вы, специальность?

Двое оказались вооруженцами, один приборист, младший сержант и ефрейтор аккумуляторщики.

- Вооруженцы, с немецкими пулеметами разберетесь?

- Так точно!

Уже лучше! Это похоже на ответ военных людей.

- Найдите себе по второму номеру, на вас пулеметы с мотоциклов. Кто-нибудь знает, есть на аэродроме взрывчатка? Детонаторы?

Оказалось, нет такого, не саперы здесь стояли. Только бомбы, которые не использовали по прямому назначению. Значит, будем поджигать. Не хрена немцам нашим бензином пользоваться. И наши бомбы на Венгрию кидать*, тоже не хрена.

Не через пятнадцать минут, но через полчаса, воинство собралось. Леонов скомандовал построиться в одну шеренгу. Выстроились не по росту, ломаной линией. Понятно, авиация! Когда бог придумал дисциплину, авиация была на вылете. Оглядел разношерстное подразделение.

- Долго, долго собираемся! Времени нет совсем! Пулеметчики! На правый фланг! Те, кто с оружием встать рядом с пулеметчиками. Остальные налево. И по росту!

Небольшая толкучка, сравнение друг друга по росту, выстроились. Даже шеренга подровнялась.

У многих, откуда ни возьмись звездочки на пилотках. Вполне себе нормальные, с красной эмалью, остальные имеют действительно вырезанные из жести. Даже у гражданских на кепках такие.

Это уже не сводное отделение. Это взвод. Два расчета с пулеметами, четырнадцать человек вооружены винтовками, двое с автоматами, за плечами гансовские ранцы. Остальные с мешками загруженными провизией. Старший сержант вооружился парабеллумом. Второй у Карасева. Наган он отдал Фомкину, нашедшему себе гимнастерку с голубыми петлицами, на которых имелась 'птичка'. Ремни не у всех, некоторые перепоясаны веревками, мало было немцев, на всех не хватило.

Еще пять минут на разбивку по отделениям, назначение людей в передовой дозор и ходу!

Старший сержант Леонов, возглавил куцую колонну. Я поджигал бензиновые дорожки к складу боеприпасов, продовольствия, горючего. Потом бегом с этого страшного места!

Первое рвануло горючее. Периодические султаны, напоминающие грибы ядерных взрывов, вставали над складом ГСМ. Потом рванул не слабо склад бомб, ну а уж оставшиеся продукты и прочее, в виде небольшого склада запчастей и моторов, горели без таких шумовых эффектов.

Людей было сорок четыре человека: двенадцать авиаторов, пятнадцать стрелков, четверо танкистов, семь гражданских принимавших присягу, трое молодых пацанов и нас трое. Я, Карасев и Фомкин. Взвод! Уже подразделение Красной армии. Разношерстное конечно, десять человек не по форме одетые, но все же - солдаты.

Головной дозор, первое отделение в составе пулеметного расчета, четырех стрелков с винтовками и командира отделения, показавшегося мне наиболее смышленым, красноармейца Коротких Виктора Ивановича, родом из сибирского города Томска, вооруженного автоматом, шел впереди на удалении в полкилометра.

Впереди река Россь, железная дорога, и еще много километров до соединения с нашими.

* * *

- Товарищ замполитрука! Разрешите обратиться?

- Чего, Леонов?

- А Вы про общее положение что-нибудь знаете?

Наша куцая колонна, двигалась на восток, до реки оставалось пара километров, спасительного леса не было. Поля, поля. В небе раздалось гудение моторов.

- Воздух!

Взвод рассредоточился и залег в поле. Но явно немцам было не до нас. Летели как на параде, девятка бомбардировщиков, даже без сопровождения истребителей. Наглецы!

Лежа рядом с Леоновым, я постарался ответить на его вопрос.

- Обстановка, хреновей некуда.

Я прочертил на земле грубую дугу:

- Это наш Белостокский выступ, - потом ткнул три раза пальцем в землю: - Это Белосток, Новогрудок, это Минск.

Двойне движение рук смыкавшееся у Белостока и у Новогрудка, показали движение немецких войск. Лицо Леонова помрачнело.

- Понятно?

- Понятно, товарищ замполитрука, а как же малой кровью, могучим ударом? Как же восстание у империалистов? У фашистов в тылу? Как же германский рабочий класс?

- Тебе сколько лет. Леонов?

- Двадцать два.

- Вроде взрослый человек, соображать должен. Сейчас война идет не по классовому признаку, а по национальному. Немцы, это сверхлюди, мы, русские, украинцы, белорусы, недолюди, не говоря о других национальностях, особенно из Среднеазиатских республик. Те вообще монголы. Забудь о восстаниях, сейчас, идет война на уничтожение, русского народа. Ты как в плен попал?

- Самолеты, ну те, что остались от полка, улетели, взяли тех, кто поместился на машины, уехали. Нас собрали, комиссар полка сказал, что надо уничтожить складское имущество, меня он старшим оставил, сам куда-то ушел, а тут немцы. Винтовок ни у кого не было. Или помирай, или руки в верх. Очень быстро все произошло. Наши уехали, через полчаса немцы прикатили. Потом еще гражданских пригнали, наших пленных, стали аэродром готовить. Так все и случилось. Виноват, конечно, ничего не успел.

- Ладно, все мы обсудили, все на аэродроме сожгли и уничтожили, не переживай. Сам-то кто по ВУСу?

- Техник по вооружению. Бомбы мы подвешивали, ну помогали там заправщикам.

- Ничего, дойдем до наших, еще подвесишь бомбы для Берлина.

- Точно?

- Отвечаю! Про танкистов и пехотинцев пленных, что-то знаешь?

- Танкисты попали в плен, когда их колонну разбомбили, Про стрелков не знаю.

Самолеты пролетели, взвод собрался и начал движение на восток. Ходу, ходу, быстрее уйти под сень леса. Налибокская пуща ждет нас, но до нее еще идти и идти.

* * *

Что является моей задачей? Уничтожение мелких групп немцев? Ну, это в первую очередь. Что дальше? Действие бойца пехоты? Шансов выжить при таком раскладе ноль целых, ноль десятых, может в тысячных и есть какая маленькая цифра. Вырвемся мы из окружения, раскассируют нас по подразделениям и вперед на немецкие пулеметы. Нет, дело-то нужное, может быть, но вот погибать для того, чтобы какой-то командир доложил в штаб о том, что деревня такая-то, захвачена, а то и просто атакована, понесли такие-то потери, мне совсем не хочется. Особенно если в потерях буду я.

Надо выходить на верхние эшелоны власти. Вот только возможностей стать тайным советником Вождя у меня пока нет. Пока нет. Да чего кривить душой, не будет такой возможности. Хотя попробовать стоит. Расходовать людей, чтобы добраться до телеграфа, или на худой конец до почты, совесть не позволяет. Все они: Карасев, Фомкин, Леонов, Коротких; в форме и в гражданском, они, что хуже меня? Они не заслуживают того, чтобы остаться в живых?

Идет война. Не просто война как с Францией, имевшей 'самую сильную довоенную армию Европы'. Лапки вверх, пересидели да еще и победителями оказались! Тьфу!

Идет война на уничтожение народа.

У меня есть, что сообщить верхнему руководству. Вот только возможностей нет. Пока мы в окружении, даже до почты не добраться. Но надо что-то делать. Сообщить про Ленинград, про Киевский котел, это август-сентябрь. Смоленское сражение, разгром Резервного фронта, растащенного по частям, Брянск, Ржев, Волоколамск, Юхнов, Тулу. Перечислять замучаешься.

Много чего я могу написать. Потом.

Пока со мной сводный взвод, мы идем на восток, впереди у нас Новогрудский котел, попытки двадцать первого стрелкового корпуса прорваться на северо-восток, несчастная переправа у села Бакшты, все впереди.

* * *

Авторское отступление.

Двадцать седьмая, Омская стрелковая дивизия, получившая команду стоять и умирать, прикрывая выход третьей армии из окружения и почти уничтоженная на реке Свислочь, в результате того, что главный герой ухлопал лейтенанта Гюнтера Хоста, и батальон 158 пехотного полка немцев не замкнул окружение, вырвалась на простор. Части дивизии, весьма разрозненные, тем не менее, как капли ртути соединились.

Приведенная в порядок, пополненная отставшими от своих частей красноармейцами и командирами, дивизия потерявшая практически все свои орудия, вышла согласно приказа командарма в район г. Новогрудок. Численность дивизии стала за время похода по лесам, приближаться к семи тысячам человек. Вбирая в себя как губка, красноармейцев, командиров, воентехников, военврачей, раненых, остатки танковых корпусов, дивизия рвалась на восток.

Как магнит, притягивающий к себе металлические опилки, дивизия стала притягивающей к себе своей силой людей, оставшихся без команды. Имея возможность уничтожения врагов, дивизия шла на восток под командованием генерал майора А. М. Степанова.

В степях приволжских, в безбрежной шири,

В горах Урала, в тайге Сибири,

Стальною грудью врагов сметая,

Шла с красным стягом Двадцать седьмая!

Струил ей песни Иртыш глубокий,

Гимн пели кедры в тайге далекой.

Стальною грудью врагов сметая,

Шла с красным стягом Двадцать седьмая

На Енисее врагов громила,

В широкой Висле коней поила.

Стальною грудью врагов сметая,

Шла с красным стягом Двадцать седьмая!

Двадцать седьмая, Омская Краснознаменная дивизия не превратилась в мелкие разрозненные группы выходившие из окружения в августе. Потеряв шестьдесят процентов своего состава, дивизия присоединилась к войскам третьей армии генерал-лейтенанта Кузнецова, оставаясь вполне боеспособным соединением. Сводные полки ужались до размера батальонов, артиллеристы, потеряв практически всю материальную часть, ужались из полков в батареи. Но дивизия оставалась единым, целым организмом.

* * *

К исходу дня, взвод вышел к берегу реки. Если верить карте, что мне нарисовал Фомкин, река называется Россь. Небольшие перелески среди полей ну никак не могут послужить хорошим укрытием. Справа, против течения реки находится местечко Россь, слева Неман. За Россью по реке Волковыск и дорога Белосток - Барановичи. Дорога, по которой идут беженцы и отступают войска третьей армии. Впрочем, сейчас, наверное, там уже никого нет. Ну, немцы наверняка есть. Но все равно, дорога привлекала меня. Возможность разжиться оружием, а если обстановка благоприятная то и пристать к какой-либо части.

Свои возможности, как командира я оценивал довольно скромно. С взводом справлюсь, справлялся и с ротой, когда замещал ротного, опыт появился. Но все это было в мирное время. А сейчас стрессовая ситуация. Меня всегда забавляла манера графоманов, пытаться подсадить сознание нашего современника, ну моего современника, в голову генерала сорок первого. Ни разу не служивший 'менагер', с легкостью управлял многотысячными массами войск. Прямо как в романе Пикуля генерал Апраксин, тыча пальцем в карту, говорил: 'Армия двигать СЮДЫ!.

- Сюда нельзя, здесь море!

- Ну, тогда, СЮДЫ! '

Господи да они хоть в званиях не спутаются эти попаданцы? Отличат младшего воентехника от бригвоенврача? Нет ответа, обычно на этом внимания не заостряют, хотя простейший вопрос: 'А сколько стоит буханка хлеба? Или - какого цвета тридцатка? ', и все товарищ поплыл. Мне самому надо поосторожней быть. Развел тут, понимаешь товарищ Сталин, непонятные звания. Замполитрука! Хм, ... я о таких ранее и не слышал.

Расположившись в прибрежном ивняке, бойцы стали устраиваться на привал. Все прекрасно всё понимали, идти днем, можно только при наличии лесных массивов. Мало ли, что сегодня нам повезло. А вот ночи в июне короткие, надо пользоваться. Дойдем до наших, там полегче будет, сосед слева, сосед справа, сзади тыл с полевой кухней, перед тобой враг, рядом товарищи. А пока крадемся тихой сапой. И лучше красться в сумерках и темноте.

- Огня не разжигать! Всем по банке консервов, старший сержант Леонов, ко мне!

- Тут я!

- Выставить охранение, как первая партия поест, сменить. На постах не жрать! Помнишь из-за чего Чапаев погиб?

- Часовые заснули.

- Чтобы никто не спал. Ночью будем форсировать реку. Давай, распорядись. Список бойцов готов?

- Так точно!

Смотри-ка, урок пошел впрок!

- Давай его сюда. Да документы у немцев забрали? Тоже давай.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 Следующая ⇒