Оглавление 10 страница

Моросил дождь. Лагерь был пустынным, а в отдалении слышался гром барабанов и рев пушек. По ее требованию Мальбран подал ей лошадь, а один солдат показал дорогу к холму.

— Оттуда, сударыня, вам будет все хорошо видно.

На холме она увидела месье де Сально, чьи солдаты располагались по склонам на возвышенности. Солнце безуспешно пыталось прорваться сквозь густые тучи. Анжелика сразу же увидела знакомую картину осады города.

Французы располагались за рекой, три ряда пушек поддерживали пехоту, на шлемах пехотинцев играли маленькие лучи, пробившиеся сквозь просветы между тучами.

Сально указал хлыстом Анжелике на группу людей в парадной форме, разъезжавшую перед войсками.

— Король с утра делает смотр войска. Он убежден, что крепость скоро падет. Ни сам король, ни его приближенные не сомкнули глаз в эту ночь. Пойманный шпион сообщил, что они собираются атаковать сегодня ночью. Но мы уже были начеку, поэтому их план провалился.

— Но мне кажется, что бомбардировка их очень сильна.

— Это уже конец. Губернатор не может вывесить белый флаг до тех пор, пока у него не будет израсходован весь запас пороха и пуль.

— Об этом же говорил вчера вечером я Филипп, — заметила Анжелика.

— Я рад, что он придерживается того же мнения. Маршал — великий стратег. Я думаю, что еще сегодня вечером у нас будет банкет в завоеванном городе.

В это время они заметили курьера, вихрем мчавшегося по дороге по направлению к ним. Приблизившись, он крикнул:

— Маршал дю Плесси… — Но, увидев Анжелику, осекся и повернул лошадь, натянув поводья.

— В чем дело? Что случилось? — испугалась Анжелика. — Что с мужем?

Курьер остановился.

— Что такое? — вмешался Сально. — Отвечайте, что с маршалом? Он ранен?

— Да, — выдохнул курьер, — но не серьезно. Король рядом с ним. Маршал сильно рисковал…

Анжелика, больше не слушая, пришпорила лошадь и помчалась по дороге. Филипп ранен! Внутренний голос твердил ей: «Я знала это! Я знала, что должно было что-то случиться! »

Первый, кого она увидела, был Пегилея. Подскакав ближе, она крикнула:

— Филипп ранен?

— Да…

Когда она приблизилась, он объяснил:

— Ваш муж очень рисковал. Король хотел выяснить, не может ли ложный штурм помочь быстрейшей капитуляции, и Филипп вызвался сам провести разведку.

— Рана серьезная?

— Да.

Анжелика обратила внимание на то, что Пегилен своей лошадью загородил ей дорогу. Словно под внезапно обрушившейся тяжестью, она сгорбилась и горько разрыдалась.

— Он мертв? Отвечайте!!!

Пегилен молча опустил голову.

— Пропустите меня, — безжизненным голосом сказала она. — Я хочу его видеть.

Пегилен не двинулся.

— Пропустить меня! — закричала Анжелика. — Он мой муж, я имею право видеть его!

Пегилен прижал ее голову к своей груди и нежно провел рукой по ее волосам.

— Лучше не надо, дорогая… Увы, наш красавец маркиз… ему оторвало ядром голову…

Она плакала горько и безудержно, уткнувшись лицом в ту самую кушетку, на которой провела ночь. Она никого не пускала в палатку, и вся ее свита стояла снаружи, слушая ее безудержные рыдания. Она пыталась уверить себя, что все это не правда, но сама знала, что больше никогда не увидит его. Она шептала сквозь слезы:

— Я любила вас… Вы были первым, кого я полюбила в дни юности… Филипп!

Филипп в розовом!

Филипп в голубом!

Филипп держит на руках Шарля-Анри!

А вот он с охотничьим ножом в одной руке, а другой сжимает горло волка…

Филипп был так красив и мужественен, что даже король звал его «Марс».

Она вспомнила слова Пегилена и подумала: «Филипп, зачем вы это сделали? »

Отодвинув полог, в палатку с поклоном вошел Жерве, главный дворецкий короля.

— Сударыня, король пришел выразить вам сожаление.

— Я никого не хочу видеть!

— Сударыня, но это король!

— Я не хочу видеть ни короля, — почти выкрикнула она, — ни кого-либо другого из этой своры трусливо сплетничающих щеголей, которые составляют его свиту и только и думают о том, кто займет место маршала!

— Сударыня… — Жерве был шокирован.

— Прочь отсюда! — кричала Анжелика. — Убирайтесь!

Она опять зарылась лицом в подушки, дрожа от гнева и горя. Вдруг две сильные руки приподняли ее с кушетки. Единственное, что утешало и успокаивало ее в минуты отчаяния, — это была надежная мужская поддержка. Она подумала, что это Лозен, и зарыдала еще громче, приникнув к лацкану бархатного камзола. Она подняла голову и встретила взгляд карих глаз. Глаз короля. Никогда прежде она не видела их такими нежными.

— Я оставил всех… свою свиту снаружи… Прошу вас, сударыня, не поддавайтесь горю. Ваша боль угнетает меня…

Анжелика поднялась и прислонилась спиной к золотой стенке палатки. Ее глаза неотрывно глядели на короля. Когда она заговорила, голос ее дрожал:

— Сир, прошу разрешить мне вернуться в свое поместье… в Плесси.

Король заколебался.

— Я уважу вашу просьбу, сударыня. Я понимаю, что вам надо побыть одной. Поезжайте в Плесси. Я разрешаю вам оставаться там до осени.

— Сир, я хочу отказаться от своих обязанностей при дворе.

Он отрицательно покачал головой.

— Это ваше горе говорит за вас. Время лечит раны. Я не освобождаю вас от обязанностей при дворе.

Анжелика обессиленно прикрыла глаза. Слезы вновь покатились по ее щекам.

— Обещайте мне, что вы вернетесь, — настаивал король.

Она стояла молча и неподвижно. Король испугался, что может потерять ее навсегда, и не стал больше настаивать.

— Версаль будет ждать вас, — вот все, что он сказал.

if (typeof pageNumber == "undefined") { var pageNumber = 1; } else { pageNumber++; } document. getElementById("yandex_rtb"). id = "yandex_rtb_" + pageNumber; (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n]. push(function() { Ya. Context. AdvManager. render({ blockId: "R-A-1382009-7", renderTo: "yandex_rtb_" + pageNumber, async: true, pageNumber: pageNumber }); }); t = d. getElementsByTagName("script")[0]; s = d. createElement("script"); s. type = "text/javascript"; s. src = "//an. yandex. ru/system/context. js"; s. async = true; t. parentNode. insertBefore(s, t); })(this, this. document, "yandexContextAsyncCallbacks"); ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КОРОЛЬ

Всадник галопом промчался по аллее, образованной двумя рядами старых дубов, обогнул лужу, в которой отражалось золотое великолепие осени, и остановился перед небольшим подъемным мостом.

В маленькое оконце спальни Анжелика разглядела на всаднике ливрею цвета мадам де Совиньи. Должно быть, это она послала его сюда. Набросив бархатный халат, Анжелика сбежала по лестнице, не дожидаясь, пока служанка поднимется с письмом на серебряном подносе.

Анжелика отправила гонца на кухню и распорядилась, чтобы его угостили. Затем проворно поднялась в свою комнату, удобно устроилась у камина и только потом взялась за чтение письма. Это обычное послание представляло сейчас для Анжелики большую ценность.

Заканчивалась осень, вот-вот должна была наступить зима. А какими скудными были эти зимы в Плесси! Замок в стиле ренессанса, возведенный как летняя резиденция, был угрюм и холоден теперь, когда листья в лесах Ньелля уже опали. По ночам волки близко подходили к окраинам парка. Лишь весна вносила некоторое облегчение в душу. Анжелика целыми днями скакала на лошади по окрестностям. Ее ближайшим соседом был Молин, далее располагался Монтелу, где мирно доживал последние дни ее отец, и где прошло ее детство. Анжелику никто не посещал, кроме де Круасски — местного помещика, который походил повадками на медведя, стараясь ухаживать за Анжеликой, и от которого она порой не знала, как избавиться.

Итак, Анжелика сорвала печать с письма и начала читать.

Маркиза де Совиньи подробно описывала последние новости и особо отмечала то привилегированное положение, которое стала занимать мадам де Монтеспан.

Закончив чтение, Анжелика задумалась: была ли какая-нибудь тайная мысль у мадам де Совиньи, когда она так подробно описывала положение мадам де Монтеспан в зените ее славы? Добрая и расположенная к людям мадам де Совиньи была очень недоверчива к Атенаис. Она восхищалась ею, но не любила ее.

«Берегитесь — говорила она Анжелике, — Атенаис из рода Монтемар, прекрасная, как море, и такая же безжалостная. Она походя может проглотить вас, если не принять мер предосторожности».

В этом была немалая доля правды, и Анжелика уже убедилась в этом на собственном опыте. Так почему же все-таки де Совиньи так подробно описывает триумф мадам де Монтеспан? Или она надеется, что Анжелика вихрем примчится в Версаль, чтобы отвоевать позиции, которые, в сущности, ей никогда не принадлежали.

Итак, мадам де Монтеспан — фаворитка. Король не сводит с нее глаз. Что же, все устроилось как нельзя лучше…

В дверь тихонько постучали, и вошла Барба, держа за руку Шарля-Анри.

— Наш ангелочек хочет видеть свою мамочку…

— Да-да… — рассеянно ответила Анжелика.

Поднявшись, она выглянула в окно. Перед глазами простирался унылый пейзаж.

— Можно ему поиграть здесь немного? — спросила служанка. — Он бы так обрадовался! О, да у вас прохладно. Огонь в камине совсем потух.

— Подложите еще дров, — машинально сказала Анжелика.

— Так можно оставить здесь мальчика?

— Нет, у меня сейчас нет времени. Я должна ответить мадам де Совиньи, пока ее посыльный еще здесь.

Вздохнув, Барба взяла мальчика за руку, и он послушно пошел за ней.

Оставшись одна, Анжелика быстро заточила перо, но не сразу села писать. Ей надо было подумать. Голос, к которому она не хотела прислушиваться, постоянно повторял: «Версаль будет ждать вас».

Было ли это правдой? Версаль, наверное, забыл ее, и это к лучшему. Она этого хотела, к чему же теперь сожалеть?

Вошел лакей и спросил, где маркиза желает обедать: в своей комнате или в столовой? Конечно, в своей комнате! Холодно на лестницах, а потом — у нее не хватает смелости в одиночестве усесться за длинный обеденный стол, уставленный серебром. Ведь она уже дважды вдова!

Анжелика села перед камином за маленький столик. Одна! Нет с ней рядом мужчины, который мог бы посмеяться, глядя, как жадно она набросилась на еду… или высказать свое восхищение ее руками, которые она два часа подряд растирала и мазала кремом… или оценить ее прическу.

Она вскочила, подбежала к зеркалу и долго изучала свое лицо. Она все еще прекрасна. Анжелика несколько раз глубоко вздохнула.

***

На следующий день в Плесси заехали месье и мадам де Рокелер. Они сделали небольшой крюк по пути в свое поместье в Арманьяке, чтобы навестить Анжелику и передать ей послание от Кольбера.

Герцогиня хлюпала носом и жаловалась на простуду, которую подхватила в поездке, но скорее всего это была отговорка, чтобы скрыть слезы, которые она не могла сдержать. Она улучила момент и, оставшись наедине с Анжеликой, пожаловалась ей на своего мужа, который предпринял этот шаг, чтобы убрать ее подальше от искушений двора, сослав в этот отдаленный замок.

— Самое время для его ревности, — жаловалась она, — именно теперь, когда мой роман с Лозеном давно в прошлом. Между нами ничего не было уже в течение нескольких месяцев. И чего хорошего он нашел в мадемуазель де Монпансье?

— Она внучка Генриха IV, — ответила Анжелика, — а уже это одно кое-что да значит. Но я не могу поверить, что Лозен пойдет на риск, заигрывая с принцессой королевской крови. У него же никогда не бывает серьезных намерений.

Мадам де Рокелер, напротив, утверждала, что его намерения самые серьезные. Великая Мадемуазель просила у короля за ее свадьбу с герцогом де Лозеном, в которого она была безумно влюблена.

— И что ответил его величество?

— Как обычно — «посмотрим». Он, кажется, был смущен той страстью, которую испытывает принцесса к Лозену, хотя сам очень привязан к Пегилену. А вот королева, герцог Орлеанский и Генриетта Английская были просто оскорблены, узнав об этом. Да и мадам де Монтеспан тоже. Она вслух выразила при дворе свое возмущение.

— Ей-то какое дело? Она ведь не королевской крови.

— Но зато она из рода Монтемар. Она знает, кому что причитается. А Пегилен из простых гасконских дворян.

— Бедный Пегилен! Но, надеюсь, что вы-то не стали презирать его за это?

— Увы, — и мадам де Рокелер снова залилась слезами.

Письмо Кольбера было иного содержания. Он просил мадам дю Плесси вернуться в столицу и заняться делами, которые под силу лишь ей одной. В скором времени в Париж должен был прибыть посол иранского шаха — Бактериари Бей. И Кольбер выражал надежду, что посредничество Анжелики поможет заключить более выгодные соглашения.

Прочитав письмо, Анжелика решила, что ей не следует откладывать свое возвращение в Париж.

***

Прибыв в столицу, Анжелика сразу же отправилась к королю в Версаль. Она встретилась с ним в парке. Вокруг лежал снег, было холодно. Король со свитой медленно следовал вокруг фонтана. Анжелика приблизилась к монарху и присела в глубоком реверансе.

— Какой приятный сюрприз, — слегка кивнул ей король. — Полагаю, что королева тоже будет рада вас видеть.

— Я уже засвидетельствовала свое почтение ее величеству, и она милостиво выразила мне свое удовольствие.

— Я полностью разделяю ее чувства.

Отвесив Анжелике еще один поклон, король повернулся к принцу Конде и продолжил прерванный разговор. Анжелика присоединилась к королевской свите. Она внимательно осмотрелась и с удивлением обнаружила, что ее одежда кажется здесь старомодной, хотя она отсутствовала всего полгода.

Анжелике не очень-то улыбалось встретиться сейчас с мадам де Монтеспан, но та, увидев ее, улыбнулась и помахала рукой, будто радуясь этой встрече. Анжелика отметила, что Атенаис похорошела. Ее раскрасневшееся на морозе лицо выглядывало из мягких мехов.

Муфта короля была из того же меха, что и капюшон мадам де Монтеспан, и висела на золотой цепочке. Эту моду переняли многие придворные дамы.

Анжелика услышала голос герцога Орлеанского, обсуждавшего эту проблему с мадам де Тианж.

— Божественно! Я готов преклоняться перед русскими. Вы слышали, их посланник привез сюда три полных фургона с мехами лисы, медведя, соболя. Просто поразительно! Это значит, что придет конец этим муфточкам размером не больше тыквы, — добавил он, глядя на муфту Анжелики. — Они выглядят такими убогими! Как только раньше мы могли их носить?! У меня сейчас из каракуля. Посмотрите, какие причудливые завитушки.

Вся группа двинулась королевской аллеей по направлению к дворцу, окна которого блестели под лучами зимнего солнца. Все камины во дворце были затоплены, и клубы белого дыма поднимались к небу. Температура в комнатах была терпимой, а в зале Венеры, где был сервирован королевский стол и столпились придворные, было душно.

Смущенная Анжелика постаралась спрятать в углу муфту «размером не больше тыквы». Стоя в толпе придворных, Анжелика смотрела на мадам де Монтеспан, сидящую за королевским столом, весело болтающую и смеющуюся.

Атенаис и в самом деле была дамой высшего света, в самом лучшем смысле этого слова. Ее новые привилегии, казалось, придавали ей необычную элегантность и оживленность. Следует добавить, что к новому году ожидали появления еще одного незаконнорожденного королевского отпрыска.

Двор становился все оживленнее и непринужденнее, хотя дворцовый этикет строго соблюдался. Это был тот день, когда простолюдинов допускали смотреть, как обедает король. Те, кто получил это право, медленно проходили по залу, во все глаза разглядывая своего повелителя.

Не в меньшей степени они восхищались герцогом Анжуйским, прибывшим в Париж в сентябре с младшей Мадемуазель — принцессой Марией-Терезой, десяти месяцев от роду, которая также являлась членом королевской семьи.

Они восхищались и мадам де Монтеспан, такой красивой, такой обаятельной и такой шлюхой!

Ремесленники, купцы, лавочники с покрасневшими от холода носами, закутанные в теплые пальто, возвращались в Париж, гордые тем, что им довелось лицезреть своего монарха и его прелестную любовницу.

***

Уже под самый конец трапезы Анжелика перехватила взгляд Флоримона, который с чувством собственного достоинства исполнял свои обязанности. По окончании обеда все направились в залу Мира. И здесь Флоримон подошел к матери.

— Вы видели, мама? Правда, я хорошо справляюсь со своими обязанностями? До этого мне разрешали только держать поднос, а теперь я ношу кувшины и пробую вино.

Но разве это не чудесно?! Если кто-нибудь захочет отравить короля, то я отдам за него жизнь!

Анжелика поздравила сына со столь быстрым продвижением. Дюшес сказал, что очень доволен Флоримоном. Хотя Флоримон был самым юным из пажей, но был самым умным, обладал хорошей памятью, врожденным тактом и чувством собственного достоинства. Словом, он был настоящим придворным. К сожалению, столь быстрое продвижение по королевской службе лишило его возможности быть товарищем по играм юного дофина. Монпансье сама сказала об этом королю, и теперь он и главный виночерпий как раз обсуждали эту тему — сможет ли Флоримон справляться с обеими обязанностями.

— Это слишком много для него, — запротестовала Анжелика, — ему еще надо учиться!

— К черту латынь! Разреши, мамочка!

Улыбнувшись, Анжелика покачала головой и сказала, что подумает. Впервые за прошедшие полгода она видела сына так близко. Правда, он дважды заезжал в Пуату.

Он явно похорошел. Может, чересчур худощав, но ведь он, как и все другие, ел на скорую руку, когда придется, и вечно недосыпал. Он все еще был в трауре по брату и отчиму. Обратив внимание на одинаковый черный цвет их одежд, отражавшихся в роскошном зеркале, Анжелика погрустнела, вспомнив, что она — вдова, а он — сирота.

«Версаль будет ждать вас», — вспомнила она слова короля.

Нет, никто не ждет ее здесь. Уже через пару недель после ее отъезда о ней забыли — умы придворных были заняты положением мадам де Монтеспан.

Анжелика огляделась с чувством досады и разочарования. Ей показалось, что сейчас она должна увидеть самого стройного и красивого из всех придворных — маршала Франции Филиппа дю Плесси де Бельер. Но нет, он навеки в земле, и она не увидит его никогда.

Флоримон куда-то убежал, разыскивая гадкую собачонку принцессы Генриетты.

Вышла королева и села рядом с королем. А подле них, образуя полукруг, расселись принцы и принцессы крови, а также придворные дамы и кавалеры, имеющие привилегию сидеть. Мадемуазель де Лавальер сидела на одном краю, мадам де Монтеспан — на другом.

Лакеи начали разносить бокалы с ликерами и настойками. И вдруг раздался голос короля:

— Месье де Жествре, — обратился он к главному дворецкому — принесите стул для мадам дю Плесси де Бельер.

Все разговоры в зале смолкли, и головы присутствующих повернулись к Анжелике. Та сделала шаг вперед, низко поклонилась и заняла место рядом с Лавальер. Когда она брала бокал с вишневой настойкой, ее рука заметно дрожала.

— Ну вот, наконец-то вы удостоились этой «божественной» чести — сидеть за королевским столом, — такими словами встретила Анжелику мадам де Совиньи. — Ах, это чудесно! Все только и говорят об этом.

Она крепко расцеловала Анжелику. Мадам де Совиньи прибыла в Версаль на представление новой пьесы Мольера.

— Завтра еще одна пьеса, а потом бал. Я не знаю всей программы, но мы останемся в Версале на неделю. Вы знаете, что говорят при дворе? Что на этом настаивает де Монтеспан. Она ненавидит Сен-Жермен. Кстати, что она сказала по поводу вашего стула за королевским столом?

— Честное слово, я не знаю.

— Думаю, что она была готова испепелить вас.

— В эту минуту я не смотрела на нее.

— Могу себе представить ваше состояние. Но если бы вы тогда взглянули на нее, то уверена, что испытали бы двойное удовольствие.

— Никогда бы не подумала, что вы такое чудовище, — рассмеялась Анжелика.

— И я тоже, — в тон ей ответила мадам де Совиньи.

Они протиснулись в узкие двери театра и пошли искать себе места.

— Давайте сядем рядом, — попросила Анжелика. — После спектакля я хотела бы поехать в Париж с вами. Мы поболтаем, я так устала от вынужденного шестимесячного молчания.

— Вы с ума сошли! Вам нельзя уезжать из Версаля. Вы должны присутствовать за королевским столом все время, пока его величество здесь.

В дверях возникла какая-то суматоха, и вот появилась мадам де Монтеспан.

— Посмотрите-ка, кто пришел, — шепнула мадам де Совиньи. — Она просто великолепна. Наконец-то Версаль имеет подлинно королевскую любовницу, которую можно поставить в один ряд с Габриэлой д'Эстре — любовницей Генриха IV. Она занималась политикой, покровительствовала искусству, а главное, могла покорять мужчин, даже королей. Во время их правления Франция знала веселые деньки.

— Так почему же вы хотите, чтобы я заняла место мадам де Монтеспан?

— Потому что мне жаль короля, — де Совиньи закрыла веер и вздохнула. — У вас есть все то же, что и у нее, и сверх того то, чего у нее нет. Быть может, это и придает вам силы.

В это время подняли занавес. Но Анжелику мало интересовало происходящее на сцене. Она обдумывала слова мадам де Совиньи. Жаль короля? А было ли это чувство знакомо самому королю. Пожалел ли он в свое время, например, мадемуазель де Лавальер, которая сейчас выглядит еще более худой и печальной, чем обычно.

Король заставлял ее, как всегда, появляться на всех приемах, то есть присутствовать при триумфе соперницы, а это граничило с проявлением жестокости. Атенаис в открытую третировала Лавальер. Анжелика сама слышала, как она обратилась к Луизе:

— Луиза, милочка, помогите мне приколоть бант. Король ждет меня, а я не хочу опаздывать.

Это было жестоко и цинично. Бедная девочка повиновалась ей. Чего ждала она от такого самоунижения? Неужели надеялась каким-то способом вернуть человека, которого обожала? Нет, на это было непохоже. Досужие сплетницы утверждали, что она уже не раз просила у короля разрешения удалиться в монастырь, но король был глух к ее просьбам.

Анжелика наклонилась к мадам де Совиньи и шепнула:

— А почему бы королю не разрешить Лавальер покинуть двор?

— Из-за маркизы де Монтеспан, — шепнула та в ответ. — Луиза нужна для отвода глаз ее мужу. Пока она здесь, можно утверждать, что все сплетни о мадам де Монтеспан не более чем пустая болтовня.

Анжелика кивнула головой в знак согласия и принялась наблюдать за происходящим на сцене. Мольер, как всегда, остроумен. По окончании спектакля в зале долго гремели аплодисменты.

***

В своих апартаментах Анжелика увидела служанок — Терезу и Жавотту, которые разжигали в камине огонь. Надпись «Оставлено для…» все еще была на двери.

«Следует ли мне пойти поблагодарить короля? — размышляла Анжелика. — Или дождаться, когда он первый заговорит со мной? »

Она воспользовалась услугами девушек, чтобы снять черное платье и надеть светло-серое, расшитое серебром. В дверь постучали, и вошла мадемуазель де Приен в состоянии крайнего возбуждения.

— Я так и знала, что старик-алхимик поможет вам обзавестись местом за королевским столом. О, прошу вас, научите меня, что пообещать ему, чтобы он помог и мне? Как он все это проделывает? Он дал вам порошок? И каков он на вкус?

Казалось, что она совершенно потеряла голову. Анжелика как могла стала ее успокаивать.

— Успокойтесь, — Анжелика дотронулась до ее плеча. — Ничего он мне не давал.

— Тогда это была старуха ля Вуазин? Про нее тоже говорят, что она могущественная колдунья. Но я не осмеливаюсь пойти к ней. Я очень боюсь ее проклятия. Однако если нет никакого другого способа… Скажите, что она сделала для вас? Неужели правда, что нужно зарезать новорожденного ребенка и напиться его крови?

— Не говорите глупостей, моя милая, вы утомили меня. Повторяю, что я не имела дел с колдуньями, во всяком случае — для получения этого места. Король раздает милости по своей доброй воле тем, кого считает достойным награды без всякой связи с черной магией.

Мадемуазель де Бриен закусила губу, но все же стала дальше развивать теорию.

— Все не так просто. У короля сильная натура, и никто не в состоянии заставить его сделать по-своему. Только вмешательство потусторонних сил может подействовать на него. Взгляните только на мадам де Монтеспан, как она этого добилась…

— Мадам де Монтеспан может вскружить голову любому мужчине. И в этом нет ничего волшебного.

— Но она не справилась с персидским послом, — возразила молодая женщина.

— Похоже, что он так и вернется в Персию, не будучи принятым королем. А это будет ужасно.

Анжелика тут же вспомнила о письме Кольбера. Выпроводив мадемуазель де Бриен и узнав, где остановился Бактериари Бей, она решила навестить его. Она подумала, что успеет вернуться к полудню, если поедет пораньше с утра. Король не заметит ее отсутствия, если она вернется ко времени прогулки по саду.

На следующее утро она позвала Мальбрана, двух лакеев, кучера, затем добавила Флико, чтобы увеличить свиту и произвести благоприятное впечатление на персидского посланника. Ее эскорт в бледно-желтых и голубых ливреях скакал на черных лошадях. Сама же она отправилась на своей любимой Церере.

— Я слышал, что он подарил королеве ожерелье из ста шести жемчужин, — сказал Флико.

Анжелика подозрительно посмотрела на него.

— Уйми свой зуд и постарайся сидеть на лошади как следует.

Флико никогда не изучал науку верховой езды, поэтому ерзал на лошади, стараясь сохранить равновесие.

— Посмотрите-ка, что это впереди? — неожиданно воскликнул Флико.

Они ехали по дороге из Парижа на запад. И вот на перекрестке они увидели толпу и возвышающуюся над ней стражу с пиками.

— Мне кажется, там идет казнь, — продолжал зоркий Флико. — Они собираются распять беднягу на колесе.

Анжелика тоже увидела священника в черном, палача и его помощника в красных плащах, стоявших рядом с деревом, голые ветки которого выделялись на фоне угрюмого свинцового неба.

Казни такого рода частенько производили в окрестностях Парижа, чтобы избежать скопления черни. Но это не спасало от многочисленной толпы крестьян. Колесо, как орудие казни, было завезено из Германии еще в прошлом столетии. Осужденного привязывали к спицам колеса так, что его руки и ноги были растянуты наподобие андреевского креста. Палач крошил их ломом.

— Мы не опоздали, — обрадовался Флико. — Они только начали бить его по ногам.

Но хозяйка разочаровала его. Она приказала галопом мчаться мимо ужасного места, чтобы не видеть страданий несчастного. Но тут они услышали голос:

— Стойте, никто не проедет, пока не рассеется толпа!

Юный офицер подъехал к ним и поклонился. Это был Миримон, которого Анжелика знала по Версалю.

— Разрешите мне проехать, сударь. Я должна увидеть его превосходительство персидского посла.

— В таком случае позвольте мне лично проводить вас, — с поклоном ответил офицер, направляясь к месту казни.

Анжелике пришлось следовать за ним. Офицер повел ее прямо к колесу, откуда раздавались громкие крики и стоны человека, которому дробили кости. Анжелика опустила глаза, чтобы не видеть происходящего. И тут она услышала:

— Ваше превосходительство, позвольте представить вам маркизу дю Плесси де Бельер, которая желает видеть вас.

Маркиза подняла глаза и увидела рядом персидского посла, сидящего верхом на черной лошади. У Мохаммеда Бактериари Бея были огромные черные глаза в красивом обрамлении бархатных ресниц и бровей и желтоватое лицо с курчавой черной бородой. Его одеяние было подбито горностаем с серебряным поясом и длинными рукавами. Распахнутое сверху, оно обнажало кольчугу, украшенную серебряной филигранью. С плеча свисал длинный светло-зеленый парчовый плащ, расшитый цветами из жемчуга. На голове его возвышался тюрбан из белого шелка с плюмажем, скрепленным алмазом. Рядом с ним на лошади сидел черный маленький слуга. В свиту посла входили еще три рослых перса верхом на лошадях.

Посол даже не повернул голову на голос офицера, его глаза были устремлены на колесо. Он старался не пропустить ни одного стона осужденного.

Миримон повторил свое представление еще раз, потом объяснил Анжелике, что посол, видимо, не понимает по-французски. Тут им на помощь пришел человек, на которого Анжелика раньше не обращала внимания. Это был священник в черной сутане и с большим распятием в руках. Он направил лошадь к Бактериари Бею и обратился к нему по-персидски.

Посол обратил к Анжелине пустые, невидящие глаза, но тут же взгляд его потеплел. Он заговорил властным, надменным голосом.

— Сударыня, — переводил священник, — его превосходительство просят вашего позволения осмотреть зубы вашей лошади. Так он узнает о чистоте породы.

Скрывая досаду, Анжелика сказала, что Церера очень нервная и наверняка не захочет, чтобы какой-то незнакомец заглядывал ей в рот.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒