|
|||
Оглавление 6 страницаБудто бы случайно, но тем не менее, согласно составленному заранее протоколу, появилась королева в сопровождении десяти фрейлин и нескольких молодых дворян из своей свиты. Кантору предложили спеть для королевы. Мальчик встал на одно колено, пробежал пальцами по струнам и запел: — Барабаны, гремите, — сказал король, — Пусть девушек всех пригласят сюда. — И сердце пронзила сладчайшая боль, Так прекрасна была она — Кто это? — король у маркиза спросил, Внезапное чувство в душе затая. — И быстро ответил маркиз — Сир, Робкая эта — невеста моя — Ты более счастлив, маркиз, чем я. Нет равных твоей невесте. И если, вассал мой, ты любишь меня, Оставь меня с нею вместе. — Мой долг служить вам, не щадя головы И не жалея сил. Но если бы это были не вы, Жестоко бы я отомстил - Королеве собрали букет цветов Прекрасные юные девы Маркиз же, вдохнув аромат лепестков, Пал мертвым у ног королевы… Аббат немедленно склонился над мальчиком, выхватил у него лютню и громко заявил, что она совсем расстроена. Делая вид, что настраивает ее, он шепнул мальчику, чтобы тот запел другую песню. Едва ли кто-нибудь разобрался в происходящем, и уж во всяком случае, не королева, испанка по происхождению, которая была совершенно незнакома с французскими народными песнями. Анжелика тоже не сразу вспомнила, что прерванная песня относилась к делам чуть ли не столетней давности: в ней рассказывалось о любви и любовных играх Анри IV, но тем не менее Анжелика была благодарна аббату за своевременное вмешательство. Да, мадам де Шуази порекомендовала ей достойных учителей для ее сыновей. Необыкновенный энтузиазм проявлял месье де Вивонн, рассыпаясь в особо изысканных комплиментах по адресу мадам дю Плесси. Как и почти все придворные, он немного сочинял стихи, немного музицировал и пел. Он даже сочинил несколько балетных постановок для двора, которые имели успех. Он попросил Кантора спеть еще несколько песен. Королева приказала, чтобы немедленно разыскали Люлли и привели сюда. Придворный музыкант занимался с хором мальчиков, он находился в дурном настроении, но, услышав песни в исполнении Кантора, немедленно расцвел. — Такой голос — редкость, — заявил он. И никак не мог поверить, что перед ним семилетний мальчик. Затем придворный музыкант снова помрачнел и надулся. — Как же, это чудо продлится еще два-три года, не больше. Голос мальчика пропадет, когда ему исполнится 10-11 лет, если его не кастрировать. А такие голоса в большой цене. Анжелика запротестовала: — Кастрировать дитя?! Какой ужас! Нет, мой ребенок будет верой и правдой служить королю и оставит после себя многочисленное потомство. Все сошлись на том, что, когда дофин подрастет, Флоримона и Кантора надо взять в его свиту, чтобы они вместе учились играть в мяч, скакать на лошадях и вообще принимать участие во всех развлечениях дофина. if (typeof pageNumber == "undefined") { var pageNumber = 1; } else { pageNumber++; } document. getElementById("yandex_rtb"). id = "yandex_rtb_" + pageNumber; (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n]. push(function() { Ya. Context. AdvManager. render({ blockId: "R-A-1382009-7", renderTo: "yandex_rtb_" + pageNumber, async: true, pageNumber: pageNumber }); }); t = d. getElementsByTagName("script")[0]; s = d. createElement("script"); s. type = "text/javascript"; s. src = "//an. yandex. ru/system/context. js"; s. async = true; t. parentNode. insertBefore(s, t); })(this, this. document, "yandexContextAsyncCallbacks"); Глава 9 Наступило такое время года, когда в Париже повсюду пели скрипки и звенел веселый смех. Несмотря на то, что уже был заключен мир, в воздухе еще чувствовалось дыхание войны и многих дворян в городе не было. Анжелика временами чувствовала себя все хуже и хуже — сказывалась беременность. Она уже настолько пополнела, что не могла носить любимые платья. Она не показывалась на празднествах, но продолжала посещать Сен-Жермен, куда можно было появиться в любом виде, не возбуждая особого любопытства, ибо коридоры дворца были вечно заполнены самой разношерстной толпой. Переписчики с гусиными перьями, заткнутыми за ухо, толклись возле дипломатов. Члены городского совета совершали сделки с высокопоставленными дамами, которые томно обмахивались веерами. Здесь Анжелика неожиданно встретила старого алхимика Саварри, который бывал у нее в доме в качестве просителя. И тут же какая-то молодая, невысокого роста женщина подбежала к старику и, схватив его за отворот камзола, удивленно уставилась на него. Анжелика узнала в ней мадемуазель де Бриен. — Я знаю вас, — зашептала она старику. — Вы можете предсказать судьбу. Вы — чародей. Я полагаю, что мы сможем договориться. — Вы ошибаетесь, сударыня. Обо мне ходит дурная слава. На самом же деле я скромный ученый. — Я знаю, — глаза ее блестели, как два алмаза, — что вы можете многое сделать. У вас есть всякие снадобья с Востока. Вы должны устроить так, чтобы я получила привилегию сидеть за королевским обедом. Назовите вашу цену. — Такие дела за деньги не делают. — Я согласна отдать вам душу и тело. — Бедное дитя, вы совсем потеряли голову. — Подумайте, месье Саварри. Это не составит вам труда. А у меня нет выхода, другим путем мне не получить эту привилегию. А я должна ее получить! И я готова на все! — Ладно, я подумаю. Он с трудом отказался от кошелька, который она настойчиво совала ему в руку. Чуть позже Анжелика встретила мадемуазель де Бриен за карточным столиком. Мадемуазель была очаровательной брюнеткой, но очень высокомерной и плохо воспитанной. Она была при дворе чуть ли не со дня своего рождения. Карты, выпивка и любовные шашни — вот единственное, чем она занималась. Это было смыслом ее жизни. Вскоре она проиграла Анжелике десять тысяч ливров и тут же сообщила, что не может немедленно выплатить эту сумму наличными. — Кажется, этот алхимик принес счастье вам, а не мне, — говорила она, глотая слезы, как ребенок. — Чего бы только я не отдала за такое счастье. Ведь только на этой неделе я проиграла тридцать тысяч ливров. А мой братец вечно шумит и говорит, что я разорю его. И, очевидно, поняв, что Анжелика не намерена долго ждать выплаты долга, добавила: — А вы не хотите купить мое консульство в Кандни? Я как раз собиралась продать его. Оно стоит сорок тысяч ливров. — Консульство? — насторожилась Анжелика. — Да. — Кандия? — Это где-то на Крите, — уточнила де Бриен. — Но женщина не может быть консулом. — Нет, может. Я уже три года считаюсь консулом. Это вовсе не означает, что вам надо быть там, но зато это дает привилегии, которыми пользуются консулы при дворе. Если вы купите консульство, то это обеспечит вам определенный заработок. Сама я очень непрактичная женщина. Двое управляющих, которых я туда посылала, оказались сущими пиратами, они набивали себе карманы, а я еще должна была платить им жалованье. — Я подумаю, — сказала Анжелика нерешительно. В ее голове теснились опьяняющие мысли. Консул Франции! Даже в самых смелых мечтах она не поднималась так высоко. Интерьер дома Кольбера, так же как и его рабочего кабинета, был образцом буржуазного стиля. Холодный по натуре — мадам де Совиньи дала ему прозвище «месье Северный Полюс», — Кольбер не признавал излишеств и роскоши. Умеренность и бережливость были его девизом. Мадам дю Плесси извинилась за то, что решилась побеспокоить его. Она рассказала ему, что собирается приобрести консульство, и поскольку ей известно, что он заведует распределением этих постов, то она пришла посоветоваться с ним. Кольбер вначале встретил ее довольно хмуро, но потом смягчился. Не так уж часто такая прелестная простушка задумывается о последствиях прежде, чем получить такой пост. В большинстве случаев ему приходилось играть неприятную роль цензора разного рода прошений, в основном отказывая посетителям, ибо их просьбы были глупы или касались государственных интересов, на страже которых он стоял. Кандия, столица Крита, была центром работорговли на все Средиземное море. Она была единственным местом, где можно было купить сильного раба. — И это немаловажно для нас. Крит — это колония Венеции. И турки не единожды пытались завоевать его. — А не опасно ли вкладывать в это дело деньги? — Как сказать… Порой и в военное время коммерция идет превосходно. У Франции сейчас хорошие отношения с Венецией и Турцией. — Мадемуазель де Бриен говорила, что у нее нет особенных доходов в этой должности. Правда, она винила в этом своих управляющих, которые наживались за ее счет. — Этого можно было ожидать. — А вы поддержите моего кандидата на этот пост? Кольбер ответил не сразу. Нахмурясь, он сказал: — Да. Во всяком случае, я думаю, что лучше пусть это дело попадет в ваши руки, чем в руки мадемуазель де Бриен или еще кого-нибудь из этих благородных, но глупых дворян. Кроме того, это дело согласуется с предложениями, которые я приготовил для вас… — Для меня?! — Да. Неужели вы полагаете, что мы не сможем использовать ваши деловые качества на пользу нации? Его величество, правда, выразил сомнение, может ли женщина такой красоты и очарования обладать деловыми качествами. Я постараюсь разубедить его в этом. Вам следует заняться чем-то более серьезным, чем занимать пост в свите короля или какое-нибудь другое бесполезное место. Ваше будущее должно иметь более блестящие перспективы. — Да, деньги у меня есть, — сказала Анжелика сухо, — но не столько, чтобы спасти все королевство. — А кто вам говорит о деньгах? Все дело в труде. Только труд спасет страну. Посмотрите на меня, раньше я был простым торговцем мануфактурой, а теперь — министр финансов. Поймите, мы не только в состоянии, мы просто обязаны делать больше вложений во Франции, чем за границей. Но в наших верноподданных нет единства. Я, например, могу заняться делом и увеличить свое состояние, но предпочитаю изучать искусство управления государством, которым обладал кардинал Мазарини, и отдать свою деловую сметку и организаторские способности на пользу государству. Чем оно становится крепче, тем лучше мое положение. Король, несмотря на его молодость, тоже начинает следовать этому принципу. Он тоже один из учеников кардинала, но он умнее своего учителя. Чем дольше говорил Кольбер, тем больше рос его гнев. И, наконец, когда он кончил, лицо его приняло такое свирепое выражение, что Анжелика не могла удержаться и спросила о причине столь странного поведения. — Почему я так зол? Да потому, что я и сам не знаю, что заставило меня вести с вами разговор на такие темы. Анжелика поспешила заверить его, что не намерена обсуждать с кем-либо затронутые вопросы. — Поверьте, я не предам вашего доверия Все, о чем вы здесь говорили, глубоко интересует меня. Настолько глубоко, что именно это и придало вам силы вести со мной столь интересную беседу, которой вы меня удостоили. У Кольбера был вид птицы, заглотнувшей слишком большого червяка. Он ненавидел лесть, ибо подозревал, что за ней всегда скрываются корыстные цели. Но, внимательно взглянув на Анжелику, он понял, что она говорит вполне искренне. — В конце концов, — проворчал он, — мне редко попадались люди, способные вести деловые разговоры. Улыбка показалась у него на лице. — Ваше очарование способно одурачивать даже таких стариков, как я. Вы обладаете огромным запасом наступательных средств. — И как же мне правильно развернуть свои боевые порядки? Министр на минуту задумался. — Во-первых, вам никогда не следует покидать двор. Постарайтесь познакомиться со всеми нужными людьми, и настолько близко, насколько это возможно! — Ну это… это не представляет для меня особых затруднений. — Мы будем использовать вас для выполнения разного рода поручений, особенно тех, которые связаны с торговлей, и даже теми ее отделениями, которые занимает мода. — Мода?! — Я постараюсь вам объяснить. Например, я хочу обзавестись секретом изготовления венецианских кружев. Из-за наших модников и модниц три миллиона ливров ежегодно уходит в Италию. А я хочу построить мануфактуры по производству этих кружев во Франции. — И для этого мне придется отправиться в Италию? — Думаю, что нет. В Италии вы сразу попадете под наблюдение. У меня есть причины подозревать, что их люди действуют у нас во Франции, возможно, в Марселе, и это приносит им огромные прибыли. Анжелика глубоко задумалась. — Все это очень похоже на шпионаж. Кольбер согласился. Это слово вовсе не коробило его. — Шпионаж? Ну и что ж?! Дело есть дело. Вот вам еще пример. Сейчас собираются выпустить новые акции Ост-Индской компании. И они будут распространяться при дворе. А деньги при дворе есть. Неужели вы не сможете воспользоваться удобным случаем и не найдете применения своим талантам? Единственное, что меня беспокоит, — это какой официальный пост вам предложить. Постойте, ваше критское консульство обеспечит вам достойный фасад и при случае будет вам вашим алиби. — Но прибыль от него маленькая! — Не будьте наивной! Поймите, что служебные посты обеспечат вам приличный доход. Они устанавливаются в соответствии с выполняемой работой и занимаемой должностью. Вы сможете извлекать из этого немалую пользу. Анжелика стала подсчитывать в уме. Все-таки сорок тысяч ливров — это куча денег. Пост прокурора, к примеру, стоит сто семьдесят пять тысяч ливров. *** «Так вот каков двор, — думала Анжелика. — Лишь простодушный и несведущий человек представляет жизнь при дворе сплошным праздником с бесконечными танцами по ночам». Закрыв лицо маской из черного бархата, она следила за танцующими парами. Ставился балет «Праздник на Олимпе». Король в костюме Юпитера открывал бал с Генриеттой Английской. Глаза всех были устремлены на него. На нем был шлем, украшенный рубинами и алмазами и увенчанный хохолком из перьев цвета пламени. Да и весь его костюм был отделан драгоценностями и золотым шитьем. Недавний разговор с Кольбером открыл перед Анжеликой новые перспективы. Вспомнив о той роли, которую он отводил ей, она вдруг подумала, не скрывается ли под одной из этих масок чей-нибудь тайный посланник? Некогда, в том же Пале-Рояле, который раньше назывался Пале-Кардинале, Ришелье, прогуливаясь в своей пурпурной мантии, вынашивал план захвата власти. Никто не имел сюда доступа, кроме его верных слуг. Он сплел гигантскую шпионскую сеть. На его службе состояло много женщин. «Эти существа, — любил говорить он, — обладают интуитивным даром обмана и надувательства». Может быть, и молодой король усвоил эти принципы? Когда Анжелика покидала бал, паж вручил ей записку. Она была от Кольбера. «Можете считать, что тот пост, о котором вы ходатайствовали, пожалован вам на определенных условиях. Верительные грамоты консула Франции будут вручены вам завтра». Она сложила записку и сунула ее в кошелек. Улыбка заиграла у нее на устах. Она победила! if (typeof pageNumber == "undefined") { var pageNumber = 1; } else { pageNumber++; } document. getElementById("yandex_rtb"). id = "yandex_rtb_" + pageNumber; (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n]. push(function() { Ya. Context. AdvManager. render({ blockId: "R-A-1382009-7", renderTo: "yandex_rtb_" + pageNumber, async: true, pageNumber: pageNumber }); }); t = d. getElementsByTagName("script")[0]; s = d. createElement("script"); s. type = "text/javascript"; s. src = "//an. yandex. ru/system/context. js"; s. async = true; t. parentNode. insertBefore(s, t); })(this, this. document, "yandexContextAsyncCallbacks"); ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ФИЛИПП if (typeof pageNumber == "undefined") { var pageNumber = 1; } else { pageNumber++; } document. getElementById("yandex_rtb"). id = "yandex_rtb_" + pageNumber; (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n]. push(function() { Ya. Context. AdvManager. render({ blockId: "R-A-1382009-7", renderTo: "yandex_rtb_" + pageNumber, async: true, pageNumber: pageNumber }); }); t = d. getElementsByTagName("script")[0]; s = d. createElement("script"); s. type = "text/javascript"; s. src = "//an. yandex. ru/system/context. js"; s. async = true; t. parentNode. insertBefore(s, t); })(this, this. document, "yandexContextAsyncCallbacks"); Глава 10 Анжелика отпустила служанок и стала медленно раздеваться. Ее мысли были заняты победой, которую она одержала, и той суматохой, которая поднялась вокруг нее. Несколько раньше, в тот же день, ее управляющий отослал тридцать тысяч ливров, с вычетом долга, наличными мадемуазель де Бриен. Анжелика же через агентство Кольбера получила от короля звание консула Франции. Ей пришлось поставить кучу подписей на различных документах и заплатить десять тысяч ливров различных сборов. Она была бы еще более счастлива, если бы не мысли о Филиппе. Что он скажет, узнав о случившемся? Ведь он грозил, что сделает все, что в его силах, чтобы убрать ее подальше от двора. Но его заключение в Бастилию и отправка в армию дали Анжелике время с блеском завершить дела. Итак, она победительница, но не без тревоги за будущее. Филипп вернулся из армии неделю назад. Король сам сообщил об этом Анжелике. Она поблагодарила его величество и спросила совета, как вести себя. Каким должно быть отношение женщины к своему мужу, который брошен в тюрьму из-за того, что жена изменила ему? Осмеянный, да еще и навлекший на себя королевский гнев, Филипп едва ли будет рад встрече с ней. И так-то он не жаловал ее, но тут Анжелика ожидала еще худшего. Филипп не показывался. Она узнала, что он засвидетельствовал свое почтение королю, и что его величество благосклонно принял маркиза дю Плесси. Погруженная в думы, Анжелика открепила от платья бант, положила булавки на блюдо из оникса. Затем неторопливо отстегнула три нижние юбки. Сняв браслеты, она направилась к ночному столику, чтобы положить их в ларец. Кружевная ночная рубашка подчеркивала полноту. «Эти венецианские кружева превосходны. Кольбер прав, что хочет начать их производство во Франции». Анжелика подняла обнаженные руки, чтобы расстегнуть нитки жемчуга, которые она носила в волосах. Они упали на столик с тихим стуком. Анжелика присела на кровать. Вдруг она услышала на лестнице тяжелые мужские шаги и звон шпор. Скорее всего это был Мальбран, учитель. Но шаги все ближе и ближе к ее двери. Внезапно Анжелика осознала, кто это может быть. Она вскочила, чтобы закрыть дверь на засов, но уже было поздно. Маркиз дю Плесси де Бельер стоял в дверном проеме. На нем был серый охотничий плащ, а на ногах тяжелые сапоги, забрызганные грязью. В руке, обтянутой черной перчаткой, он держал хлыст. — Добрый вечер, Филипп! Сердце Анжелики колотилось от противоречивых чувств страха и радости. Как он был красив! — Вы ожидали меня, сударыня? — Да, конечно… я надеялась… — Клянусь, вы храбрая женщина. Разве вы не считаете, что вам следует опасаться моего гнева? — Да. И именно поэтому я считаю, что чем раньше мы встретимся, тем лучше. Ничто не лечит лучше горького лекарства. Лицо Филиппа исказилось, гримаса безудержного гнева появилась у него на лице. — Лицемерка! Предательница! Едва ли вы сможете убедить меня в том, что вы все время ждали меня. Ведь вы только тем и занимались, что старались обмануть меня. Вы получили две постоянные должности при дворе! — Вы очень хорошо осведомлены. — Конечно, — буркнул Филипп. — И вам… вам, кажется, это не нравится? Он резко щелкнул об пол кнутом. Звук показался Анжелике похожим на удар грома. Она в ужасе вскрикнула, забилась в кровать и заплакала. — Не бейте меня, Филипп! — взмолилась она. — Подумайте о нашем ребенке! Филипп замер. Глаза его округлились. — О каком ребенке? — Которого я понесла. О вашем ребенке. Повисло тяжелое молчание, прерываемое всхлипываниями Анжелики. Маркиз снял перчатки и положил их вместе с хлыстом на ее ночной столик. Он подошел к жене, пораженно глядя на нее. — Ну-ка, покажитесь, — он задрал ей ночную рубашку, затем откинул назад голову и громко расхохотался. — Боже мой, это правда! Вы брюхаты, как корова. Он присел на кровать и притянул ее к себе. — Почему вы не сказали мне раньше, я бы не стал вас так пугать. Он встал с кровати, подошел к буфету и вытащил два стакана и бутылку вина, которая стояла там на случай прихода гостей. — Давайте выпьем за него, даже если вы не хотите чокнуться со мной. Нам надо отпраздновать это событие. Он осушил стакан и разбил его об пол, воскликнув: — Да здравствует наследник Мирамон дю Плесси де Бельер! Вы не похожи на других женщин. Вы МОЯ жена! И он широкими шагами вышел, оставив Анжелику с ее мыслями и какой-то надеждой. *** Ранним январским утром, когда бледные лучи солнца, отраженные от снега, пробежали по занавескам ее комнаты, Анжелика почувствовала, что время ее пришло. Ей порекомендовали мадам Корде — женщину, обладавшую сильным характером и чувством юмора, достаточным, чтобы удовлетворить самую требовательную клиентку. В камине посильней зажгли огонь, чтобы поднять температуру в комнате. Слуги притащили медные котелки с водой. Мадам Корде заварила травы, и в комнате запахло, как на лугу в летний день. Томясь от безделья, Анжелика стала расспрашивать свою домоправительницу. Раздали ли бедным праздничные подарки? Да, четыре корзинки были отправлены для калек, по две корзинки были отправлены в приюты. — Вам нужно думать о более важных делах, — сказала мадам Корде. Но об этом Анжелика думать не хотела. Она уселась в кресло, положив под спину маленькую подушечку и поставив ноги на скамейку. Одна из девушек, Жиландон, предложила ей прочесть какую-нибудь молитву, но Анжелика оборвала ее. Она приказала ей покинуть комнату. Что здесь делать глупой девчонке? Анжелика приказала, чтобы отыскали аббата де Ледигер, а если и с ним они не найдут о чем поговорить, она отошлет его молиться за себя или поставить свечку в Сен-Поле. Внезапно схватки стали появляться все чаще, и мадам Корде уложила ее на стол, поближе к камину. Анжелика уже не сдерживала криков. Вдруг сквозь звук собственного голоса ей послышался какой-то звон и хлопанье двери. — О, месье маркиз! — воскликнула Тереза. Анжелика не поняла смысла слов до тех пор, пока не увидела Филиппа, стоявшего у ее изголовья. Он был в дворцовом камзоле, со шпагой, в парике и со шляпой, украшенной белым плюмажем. — Филипп, что вы здесь делаете? Что вам надо? У него был насмешливый вид. — Сегодня у меня рождается сын. Неужели вы думаете, что это совсем не интересует меня? И, хотя она не понимала смысла этих слов, они успокаивали ее своим звучанием. — Спокойно, спокойно, моя дорогая… Все идет хорошо. Смелее, радость моя… «Впервые он ласкает меня, — думала Анжелика. — Те же слова он, наверное, произносит, когда рожают его любимые суки и кобылы». Меньше всего в эту минуту Анжелика желала помощи именно от него, но все же Филипп не переставал удивлять ее. Когда наступил критический момент, Анжелика, почти теряя сознание, вновь устремила взгляд на Филиппа. — Не бойся, — повторил он. — Вот теперь уже совсем ничего не бойся. — Мальчик! — сказала повитуха. Анжелика увидела Филиппа, который, вытянув руки, держал красный комочек, завернутый в простыни, и кричал: — Это мой сын! Ее перенесли на раздушенные простыни кровати, специально перед этим разогретые. В полудреме она увидела Филиппа, склонившегося над детской колыбелью. Только тогда, когда Анжелика впервые взяла малыша на руки, она поняла, что означает для нее это живое существо. Она смотрела на ребенка как на плод предательства, смысл которого она не понимала. — Я больше не твоя жена, Жоффрей, — прошептала она. А может быть, она сама хотела этого? Она расплакалась. «Ваша любовь, Жоффрей, уплывает от меня по течению реки. Навсегда! Как тяжело думать об этом… навсегда… Вы стали призраком даже для меня». Филипп больше не проявлял к ней интереса. Теперь, когда она выполнила свой долг, она ему больше была не нужна. К чему надежды? Она никогда не поймет его. Как это сказала о нем Нино: «Он дворянин до мозга костей. Для него важнее всего вопросы этикета. Он не боится смерти, он боится грязного пятна на шелковом чулке. Он будет умирать одиноко, как волк, но ни у кого не попросит помощи. Он принадлежит королю и самому себе». if (typeof pageNumber == "undefined") { var pageNumber = 1; } else { pageNumber++; } document. getElementById("yandex_rtb"). id = "yandex_rtb_" + pageNumber; (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n]. push(function() { Ya. Context. AdvManager. render({ blockId: "R-A-1382009-7", renderTo: "yandex_rtb_" + pageNumber, async: true, pageNumber: pageNumber }); }); t = d. getElementsByTagName("script")[0]; s = d. createElement("script"); s. type = "text/javascript"; s. src = "//an. yandex. ru/system/context. js"; s. async = true; t. parentNode. insertBefore(s, t); })(this, this. document, "yandexContextAsyncCallbacks"); Глава 11 Мадам де Совиньи сообщала в письме к мадам дю Плесси последние дворцовые новости: «Сегодня в Версале король открыл бал с мадам де Монтеспан. Мадемуазель Лавальер была там, но не танцевала. Королева, оставшаяся в Сен-Жермене, была забыта…» Традиционные визиты к молодой матери проходили в отеле дю Ботрэн с необыкновенной торжественностью. Те знаки внимания, которые король и королева проявили к этому отпрыску рода дю Плесси, вынудили чуть ли не весь Париж появиться в отеле дю Ботрэн. Гордая Анжелика выставила напоказ сундук, обшитый голубым шелком с королевскими лилиями, — подарок королевы. В нем были отрезы на платья, плащ с капюшоном из тафты, детские вышитые нагруднички с отделкой и другое приданое. Король прислал два блюда из позолоченного серебра. Месье де Жествре, главный дворецкий их величества, сам привез их подарки молодой матери вместе с наилучшими пожеланиями. Все эти знаки внимания со стороны царствующих особ отнюдь не противоречили этикету — жена маршала Франции заслуживала их. Пришла и мадам Скаррон. Она улучила момент, когда Анжелика была одна, и принялась болтать с ней. Молодая вдова была отличной собеседницей. У нее был спокойный нрав, она обычно ни на кого не сердилась и не дулась. Анжелика не удивилась, когда узнала, что мадам Скаррон состоит в тесной дружбе с Нинон де Ланкло. Несмотря на свою бедность и привлекательность, мадам Скаррон не имела долгов и любовников. Тем не менее она подавала королю прошение за прошением с просьбой о помощи. Но ни одна из ее просьб не была удовлетворена. И, наверное, именно по причине ее бедности. — Не люблю приводить себя в качестве примера, — говорила она Анжелике. — Но я или сама, или через друзей подала королю больше тысячи прошений. — И каков же результат? — За исключением небольших подарков, да и то уж очень давно, я не получала ничего для облегчения моих страданий. Но я не сдаюсь. Я уверена, что в конце концов добьюсь своего. — Чего же именно? — Успеха. Анжелика решила извлечь и для себя пользу из разговора с мадам Скаррон. — Вы приподняли передо мной завесу над многими тайнами, но думаю, что при дворе их еще больше. У меня, например, есть предчувствие, что мой муж плетет целую сеть интриг против меня. — Ваш муж сущий ребенок в глухом лесу. Он знает все, что происходит, ибо очень долго находится при дворе, но он ни во что не вмешивается. Плохо лишь то, что вы очень красивы. — Но как это может повредить мне? Кому это противопоказано? При дворе есть женщины более красивые, чем я. Не надо мне так льстить. — Кроме того, вы слишком… безразличны. — В самом деле, — сказала Анжелика как бы сама себе. — То же самое говорил и король. — Вот видите! Вы не только одна из самых красивых женщин при дворе, но еще поставили себя вне его. Анжелика подумала, что мадам Скаррон никогда не окажется в числе ее врагов, и пожалела, что повторила слова короля, причинив ей тем самым нежную боль. — Франсуаза, утрите слезы. Вспомните предсказание подмастерья. Считайте, что у вас выигрышная карта, которая поможет вам выиграть партию. — Вот еще что, — сказала мадам Скаррон, — тот, кто находится при дворе, не может быть нейтрален. Вы должны примкнуть к той или другой партии. Вы еще не решили, с кем быть, — с нужными людьми или с пустышками, с беззаботными бабочками или правильно мыслящими? — О чем вы говорите? — Я говорю об истинно верующих. Настоящего бога надо искать не в наших молитвенниках, а в глазах справедливости, которая выносит свои приговоры. — И все-таки я не понимаю вас. — Разве Зло не носит маску, и не Князь ли тьмы бывает на балах при дворе? — Так вы советуете мне выбрать между богом и дьяволом? — Именно так, — спокойно сказала мадам Скаррон. Она поднялась и взяла плащ и веер, который она никогда не раскрывала, так как он был дырявый. Затем поцеловала Анжелику в лоб и тихонько удалилась. Произошло нечто ужасное! Красное лицо Барбы высунулось из-за полога кровати. Она уже некоторое время была здесь и, проводив мадам Скаррон до двери, вернулась. Глаза у нее были испуганные. Анжелика лежала, погруженная в мысли, и Барба решила говорить напрямик. — Мадам, случилась страшная беда! — Что там еще? — Пропал наш маленький Шарль-Анри. — Какой Шарль-Анри? Анжелика еще не привыкла к полному имени своего новорожденного: Шарль-Анри де Мирамон дю Плесси де Бельер.
|
|||
|