Оглавление 9 страница

— Что вы здесь делаете?

— Разве я не имею права прийти домой, когда захочу?

— Сейчас вы должны находиться в Версале.

— Я чуть с ума не сошла там от скуки и решила ускользнуть от этих невыносимых людей.

— Надеюсь, что вы смогли придумать достаточно вескую причину, чтобы оправдать отъезд? Иначе вы рискуете попасть в немилость короля. Кто сообщил вам о моем отъезде?

— Никто, уверяю вас. Я была очень удивлена, увидев приготовления ваших слуг. И вы хотели уехать, не попрощавшись со мной?

— Король просил меня не объявлять об отъезде и особенно ничего не говорить вам. Он знает, что женщины не умеют хранить секреты.

«Король ревнует! » Анжелика чуть не выкрикнула эти слова. Она села с противоположного конца стола и стянула с рук усыпанные драгоценностями перчатки.

— Как странно, летняя кампания еще не началась, войска на зимних квартирах. Не припомню случая, чтобы король раньше избавлялся от кого-то тем, что посылал на войну. Этот приказ больше похож на наказание.

Филипп посмотрел на нее отсутствующим взглядом, будто перед ним никого не было.

— Король — наш повелитель, — сказал он наконец и решительно поднялся. — Уже поздно, мне пора отдыхать. Позаботьтесь о себе сами в мое отсутствие. Я запрещаю вам прощаться.

Анжелика изумленно посмотрела на него.

— И это все, что вы мне скажете?

Казалось, он не понял смысла вопроса. Подойдя к ней, он наклонился, поцеловал ей руку и вышел.

Оставшись одна в комнате, Анжелика горько расплакалась.

«Я никогда не понимала его».

Он уходит на войну. Увидит ли она его снова? Да, он вернется, но время любви ушло.

В окно светила луна, из сада слышались соловьиные трели. Анжелика вытерла заплаканное лицо. Перед ее мысленным взором снова прошли те недолгие минуты, которые она провела с Филиппом, — он сидел с ней рядом, когда она нянчила маленького Шарля-Анри… они весело болтали и смеялись, глядя на него… тот день, когда они, охваченные страстью, предавались любви…

Она не могла больше сердиться и сдерживаться, быстро накинула сорочку. Босая, она быстро побежала в комнату Филиппа. Она вошла без стука.

Филипп, абсолютно голый, лежал в постели, и сквозь створки тяжелых занавесей ей была видна его мощная грудь, гладкая и бледная, словно высеченная из мрамора. Лицо его было спокойным.

Стоя на цыпочках у его кровати, Анжелика затаила дыхание. Его красота волновала ее до глубины души. Она замечала те мелочи, на которые не обращала внимания раньше, — детская цепочка с распятием на мощной груди гладиатора, родинка, шрамы, полученные на войне и на дуэлях. Она приложила руку к груди, словно стараясь удержать рвущееся сердце.

Он слегка пошевелился. Сбросив сорочку, она скользнула в его кровать и улеглась рядом. Каким теплым было его тело! Прикосновения возбуждали ее. Она легонько поцеловала его в губы, затем осторожно приподняла его голову и положила себе на грудь.

Он опять зашевелился, пробормотав в полудреме:

— Так прекрасна… — Потянулся губами к ее груди, как малый ребенок. Но вдруг широко раскрыл глаза, и в них вспыхнул гнев.

— Вы?! Вы здесь? Что за наглость! Что за…

— Я пришла с вами попрощаться, Филипп, на свой манер.

— Женщина должна ждать, когда муж сочтет нужным приласкать ее, а не возбуждать его своей похотью! Бросьте это!

Он попытался столкнуть ее с кровати, но она уцепилась за его руку, взывая к нему:

— Филипп! Обними меня… Позволь мне остаться сегодня ночью…

— Нет!

Он высвободил руку, но она цеплялась снова. Она видела, что, несмотря на всю силу, он не может сладить с ней.

— Филипп, я люблю вас! Обнимите меня!

— Чего вы хотите?!

— Вы знаете…

— Что за бесстыдство?! Неужели у вас не хватает любовников, которые удовлетворили бы вас?!

— Нет, Филипп, у меня нет любовников, кроме вас. И вы останетесь для меня единственным любовником на долгие-долгие годы.

— Так вот вы какая, маленькая шлюшка?! Сейчас у вас не больше достоинства, чем у суки в период течки!

Он принялся ругать ее отборной бранью, но она ползала вокруг него и принимала оскорбления как проявления нежнейших чувств. Наконец он глубоко вздохнул, схватил ее за волосы и запрокинул ей голову назад. Она улыбнулась, глядя на него, и, казалось, вовсе не испытывала страха. Он поразился этому. Выругавшись еще раз, он притянул ее к себе. Наступило тягостное молчание, ибо Филипп вдруг испытал тайное чувство страха перед импотенцией. Но страстность Анжелики, ее безумная радость, ее искусность в делах любви, когда она становилась рабой страсти, — все это пересилило сомнения Филиппа.

— Уходи, — он грубо оттолкнул ее в то время, как она пыталась накрутить на палец его вьющиеся волосы.

На этот раз она послушалась с такой покорностью, что он не знал, что и делать: то ли ударить ее посильнее, то ли заключить в нежные объятия. Стиснув зубы, он боролся сам с собой. Какая опасная слабость! Чистое сумасшествие! Как он рад, что скоро шум битвы и свист пуль положат конец этому безумству.

***

Вскоре после отъезда маршала дю Плесси де Бельер пришло время отправиться в армию и маленькому Кантору.

Анжелика чувствовала себя предательницей. Она принялась писать бесконечные письма Филиппу, но он не отвечал. Это страшно угнетало ее. Наступит ли время, когда Филипп снова полюбит ее?

Анжелика попыталась заняться сборами Кантора. Но вот уже и Кантору уезжать. Он уселся в экипаж де Вивонна вместе со своим наставником Гаспаром де Роканоном. На Канторе был костюм из зеленого шелка, который очень подходил к цвету его глаз, он был отделан галунами и бантами. Черная бархатная шляпа с белым плюмажем венчала кудрявую голову. Неизменная гитара была с ним, как любимая игрушка у капризного ребенка. Это был прощальный подарок Анжелики.

Инструмент был сделан из лучших сортов дерева, был отделан перламутром и изготовлен лучшими мастерами Парижа.

Барба плакала горькими слезами, а Анжелика старалась не выдавать своих эмоций. Такова жизнь. Дети всегда вырастают и уходят от родителей, и каждый уход ранит материнское сердце.

С возросшим интересом следила теперь Анжелика за событиями на Средиземном море. Турки безуспешно пытались одолеть последние бастионы христианского Средиземноморья. Французский флот был послан туда с секретной миссией.

Анжелика улыбнулась про себя, подумав, что Кантор ее тоже крохотный винтик в этом большом механизме, в этом святом деле. Она представляла его стоящим на палубе корабля, державшим неизменную гитару в руках, ленты которой развевались по ветру под безоблачным небом.

Она старалась быть поласковее с Флоримоном, испугавшись, что ему будет не хватать Кантора или он начнет ревновать к судьбе брата, которому светила удача и слава. Но вскоре она заметила, что хотя Флоримон и был нежным братом, но отъезд Кантора не слишком его расстроил.

Флоримон был очень деятелен. Он и десяти минут не мог просидеть спокойно. На уме у него всегда были тысячи дел: выезд на лошади, натаскивание собак, чистка оружия. Зато он очень не любил уроков латыни аббата де Ледигера. Сколько раз он хвастался своими успехами в фехтовании. Он любил показывать матери только что выученные приемы.

— Смотри, мама, смотри на меня. Я парирую, делаю выпады и колю. Прямо в сердце. Мой противник падает замертво!

Как он был красив! Радость жизни горела в нем, точно пламя. Как быстро возмужало и окрепло детское сердце! А пожалеет ли он ее, если ей случится попасть в беду?

***

Новость о битве при мысе Писсаро пришла в Париж в середине июля, во время последнего праздника, который король давал накануне отъезда в Лоррейн. Флот де Вивонна был атакован у берегов Сицилии турецкими галерами, во главе которых стоял изменник — алжирец по имени Рескатор. Сражение скорее всего напоминало перестрелку. Но два корабля из двадцати все же потонули.

На одном из кораблей находилась вся прислуга месье де Вивонна. Стало известно, что вместе с судном на дно морское пошли три его секретаря, десяток поварят, четверо лакеев, все двадцать мальчиков-хористов, исповедник, оруженосец и вместе с ними маленький паж-гитарист.

if (typeof pageNumber == "undefined") { var pageNumber = 1; } else { pageNumber++; } document. getElementById("yandex_rtb"). id = "yandex_rtb_" + pageNumber; (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n]. push(function() { Ya. Context. AdvManager. render({ blockId: "R-A-1382009-7", renderTo: "yandex_rtb_" + pageNumber, async: true, pageNumber: pageNumber }); }); t = d. getElementsByTagName("script")[0]; s = d. createElement("script"); s. type = "text/javascript"; s. src = "//an. yandex. ru/system/context. js"; s. async = true; t. parentNode. insertBefore(s, t); })(this, this. document, "yandexContextAsyncCallbacks"); Глава 15

Лето на некоторое время прервало придворные развлечения, и это позволило Анжелике побыть в Париже наедине со своим горем. Она просто не могла поверить в это печальное известие. Она отказывалась понимать случившееся.

Барба плакала днем и ночью, пока Анжелика, беспокоясь за ее здоровье, не отругала ее.

— Конечно, мадам, конечно, — рыдала служанка, — но вам этого не понять. Мадам, вы не любили его так, как я!

Расстроенная Анжелика оставила ее и вернулась в свою комнату. Там она села у окна.

Наступила осень, и целыми днями моросил дождь. Вечернее небо отражалось в мокрых мостовых.

Анжелика спрятала лицо в ладонях. На сердце было тяжело, и ничто не могло облегчить горестную ношу.

Цоканье копыт по мостовой привлекло ее внимание. Она взглянула в окно, и на мгновение ей показалось, что она узнала во всаднике Филиппа. Но ведь маркиз в армии, там же, куда уехал и король. Но вот показался еще один всадник. На этот раз она не сомневалась — это был Ла-Виолетт. Она узнала его по гигантской фигуре, хотя он ехал, согнувшись под моросящим дождем.

Итак, первым все-таки приехал Филипп. Она услышала его шаги в зале, и вот появился он, забрызганный грязью до самого ворота. Вода ручьем стекала с широкополой шляпы и длинного плаща. Навстречу Филиппу поднялась Анжелика.

— Вы промокли до нитки, — сказала она грустно.

— Дождь идет с самого утра, а я скакал без остановки.

Она позвонила и вызвала слуг.

— Я прикажу подать горячий ужин. Надо разжечь камин. Почему вы мне не сообщили о своем возвращении, Филипп? Ваши комнаты еще не закончены. Я не ожидала, что вы так быстро приедете. Я думала, что будет достаточно времени для перестановки.

Он стоял, широко расставив ноги, как будто не слыша ее слов.

— Я слышал, что ваш сын погиб.

За этими словами последовало напряженное молчание.

— Он так мечтал о море, — продолжал Филипп, — и вот его мечта исполнилась. Я знаю — Средиземное море бескрайнее, голубое, золотое по краям, словно королевский штандарт. Это достойный саван для маленького певца.

Анжелика расплакалась. Ее слезы смутили Филиппа. Он положил ей руку на голову.

— Вы боялись, что его развратят. Смерть спасла его от позора. У каждого своя судьба. Он радовался жизни, у него была любящая мать…

— Я никогда не уделяла ему достаточного внимания, — терла Анжелика заплаканные глаза.

— Но вы же любили его. Вы подарили ему то, в чем он нуждался, — уверенность в вашей любви.

Анжелика слушала его с каким-то смутным беспокойством.

— Филипп! — вдруг воскликнула она. — Вы хотите уверить меня, что вы уехали из армии и проскакали целый день только ради того, чтобы утешить меня?!

— Это не единственная глупость, которую я совершаю ради вас. Я привез вам подарок.

Он вытащил из кармана потертую кожаную сумочку, открыл ее и вынул ожерелье, состоящее из золотой цепи с прикованными к ней тремя дисками червонного золота, на которых сияли два неограненных рубина и огромный изумруд. Весь этот великолепный ансамбль был так грубо обработан, что скорее подходил для кого-нибудь попроще.

— Это фамильное украшение женщин из рода дю Плесси де Бельер, носится оно на груди. В течение столетия оно придавало мужество женщинам нашего рода. И оно достойно женщины, которая не пожалела жизни своего сына на благо страны.

Он подошел к Анжелике и повесил ей украшение на шею.

— Филипп, — изумилась Анжелика, — Что это значит?

Разве вы не помните условий нашего спора в тот день на ступеньках Версаля?

— Я все хорошо помню, сударыня, вы выиграли.

Филипп раздвинул локоны на голове Анжелики и запечатлел на ее затылке долгий поцелуй. Она не шевелилась. Он приподнял ее голову и заглянул ей в лицо. Она плакала.

— Не надо плакать, — сказал он, привлекая ее к себе. — Я приехал, чтобы осушить ваши слезы, а не заставлять проливать их. Я и раньше не мог спокойно переносить их. Черт побери, вы великая женщина!

Совсем обезумевшая от любви, Анжелика повторила:

— И это ваше ожерелье…

Итак, он любит ее!

Она взяла в руки его лицо и нежно посмотрела ему в глаза.

— Откуда же мне было знать, что за вашим ужасным поведением скрывается такая любовь! Вы поэт, Филипп!

— Но есть еще одна вещь, которая беспокоит меня, когда я смотрю на ожерелье рода дю Плесси де Бельер на вашей груди. Семейное предание гласит, что когда женщина надевает это украшение — это предвещает начало войны или какого-нибудь другого бедствия. С этим ожерельем моя мать привела войска Пуату на сторону принца Конде. И вы помните это не хуже меня. А что сулит оно вам? Храбрости и мужества вам не занимать. Ваши зеленые глаза преследуют меня повсюду, — словно промурлыкал он. — Я могу отругать вас, побить, но вы все равно поднимаете свою головку, словно цветок после бури. Это выше моего понимания. Не могу скрыть своего удивления, видя такую твердость в женщине. В тот день, когда я увидел вас улыбающейся в ответ на гнев короля, я понял, что никогда не смогу победить вас. И в глубине души я горжусь тем, что вы моя жена.

Он поцеловал ее так робко, словно был застенчивым юношей. Такое проявление нежности было странным ему самому, и он нерешительно потянулся к ее губам, но она опередила его.

От губ этого мужественного человека веяло свежестью. Для обоих, проживших столь бурную жизнь, было странно обмениваться столь чистыми и нежными поцелуями. Они будто впервые встретились в саду в дни своей юности.

— Мне пора возвращаться, — неожиданно сказал он грубоватым тоном. — Я и так уделил слишком много времени сердечным делам. Можно мне взглянуть на сына?

Анжелика послала за нянькой. Та пришла, держа на руках маленького Шарля-Анри. Филипп взял ребенка, подбросил пару раз в воздухе, покачал, но так и не смог заставить его улыбнуться.

— В жизни не видела более серьезного ребенка, — сказала Анжелика, — он точно боится людей. Но думаю, что когда он будет ходить, то будет проказничать не меньше других детей.

Филипп передал ей мальчика.

— Я вверяю его вам. Заботьтесь о нем хорошенько.

— Это ребенок, которого дали мне вы, Филипп! И он мне очень дорог!

Анжелика смотрела в окно, как Филипп сел на лошадь и умчался в темноту ночи.

Шарль-Анри спокойно дремал у нее на руках.

***

А несколько дней спустя Анжелика, вернувшись в свой отель, нашла там месье Сент-Энана, только что прибывшего из Франш-Комте с письмом.

— От короля?

— Да, мадам.

Король писал:

«Сударыня, примите наши глубочайшие соболезнования по поводу смерти вашего юного сына, погибшего на королевской службе. Это печальное событие заставляет нас принять более деятельное участие в судьбе вашего старшего сына. Мы решили повысить Флоримона и зачислить его в ранг придворных. Мы даруем ему должность виночерпия, и он будет служить под руководством месье Дюшеca — главного управителя при королевских погребах.

Мы надеемся, что он без промедления приступит к выполнению своих обязанностей и присоединится к нам в армии.

Мы также желаем, чтобы вы сопровождали его на пути сюда.

Людовик».

Анжелика закусила губу, глядя на подпись короля и раздумывая, что ей делать.

Флоримон — виночерпий короля! Представители славных фамилий Франции стараются добыть своим наследникам этот пост и не скупятся при этом на расходы. Это великая честь для маленького Флоримона. Нет, было бы глупо с ее стороны отказываться от такого выгодного предложения. И, кроме того, у нее будет возможность видеть Флоримона и избавиться от тоски, которая преследовала ее со времени смерти Кантора.

Она отправилась в Сен-Жермен за Флоримоном.

Мадам де Монтеспан приняла ее в постели, больная, с расшалившимися нервами после стычки с ревнивым маркизом де Монтеспан. Весь двор смеялся над случившимся. А причиной этому послужил попугай маркизы, который передразнивал хозяина, крича пронзительным голосом:

— Рогоносец! Рогоносец!

Эти слова было трудно разобрать, их можно было принять за обычную птичью болтовню, но в трескотне птицы довольно часто отчетливо слышалось:

— Сифилис, ах ты б…!

Даже слуги не могли удержаться и смеялись в открытую. Мадам де Монтеспан притворилась, что это ее не касается, и сама смеялась над попугаем, стараясь скрыть этим свое смущение.

Но теперь, увидев Анжелику, она разрыдалась и стала расспрашивать о своем муже. Анжелика рассказала, что Великая Мадемуазель поговорила с ее мужем, успокоила его, и он дал обещание больше не устраивать сцен ревности.

Атенаис вытерла глаза.

— Если бы вы только знали, как я страдаю, когда вижу его! А тут еще этот попугай. Я все написала королю. Думаю, что на этот раз он будет более строгим.

Анжелика в душе усомнилась в этом и подумала, что лучше не рассказывать Атенаис, что она приглашена королем в расположение армии.

Ее карета прибыла в Табо в полночь, и она с сыном расположилась в гостинице, которая была переполнена, так как армию всегда сопровождала толпа людей, останавливающихся в ближайших поселках, но для знатной дамы, прибывшей в карете с пятеркой лошадей, сам хозяин подыскал подходящее место. Им отвели две небольшие комнаты с прихожей, предоставив ее учителю фехтования, которого захватил с собой Флоримон. Сам он поселился в одной комнате, а в другой расположились Анжелика и девицы Жиландон.

Вновь прибывшие поужинали и стали располагаться на отдых. Девушки уже устроились в кровати, Анжелика же в ночной сорочке, стоя перед зеркалом, приводила в порядок волосы.

Вдруг в дверь постучали.

— Войдите, — разрешила она и тут же замерла от удивления, увидев в дверях Пегилена де Лозена.

— Вот и я, моя прелестница.

Он вошел на цыпочках, приложив палец к губам.

— Черт меня побери, если я ожидала встретить вас здесь, — не сдержалась Анжелика. — Откуда вы взялись?

— Из армии, конечно. И как только я услышал от вашего мужа, маркиза, о вашем прибытии, то сразу же вскочил на лошадь.

— Пегилен, неужели вы хотите доставить мне неприятности?

— Неприятности? Не будьте так неблагодарны. Кстати, вы здесь одна в комнате?

— Нет, — ответила Анжелика, кивнув в сторону девиц Жиландон, мирно спящих в кровати. — А какая вам разница, одна я или нет?

— Не будьте такой вспыльчивой. На сей раз у меня достаточно приятные намерения.

Он поднял глаза к потолку, изображая мученика.

— К сожалению, должен сказать, здесь я не ради себя. Не теряйте времени и выставьте отсюда этих юных девственниц. — И он шепнул ей прямо в ухо:

— Здесь король и хочет вас видеть.

— Король?

— Да, в зале.

— Пегилен, перестаньте шутить и дурачить меня.

— У меня нет сейчас намерения шутить. Клянусь вам!..

— И вы действительно думаете, что заставите меня поверить, будто король…

— Ш-ш-ш, потише! Его величество желает видеть вас лично. Неужели вы не понимаете, что он не хочет быть узнанным?

— Я этому не верю!

— Ну, это уж слишком! Поспешите, сударыня, отправьте отсюда этих девиц и убедитесь сами.

— Но куда же я их дену? В постель к Мальбрану, учителю фехтования?

Анжелика встала и затянула шнурок сорочки вызывающим жестом.

— Если король в зале, то я там с ним и увижусь!

Она вышла из комнаты и замерла, увидев мужчину, стоящего у двери.

— Вы правы, сударыня, — раздался из-под бархатной черной маски голос короля. — В конце концов, чем плох этот зал? Он затемнен, а главное — пуст. Пегилен, посторожите на лестнице я гоните всех прочь!

Он положил руку на плечо Анжелике, затем, вспомнив о маске, снял ее. Да, это был король, и он улыбался.

— О, не надо реверансов, сударыня. Я не мог больше ждать, я должен был увидеть вас.

— Сир, — решительно сказала Анжелика, — я уже говорила вам, что не хочу быть ширмой для вас и мадам де Монтеспан. И надеюсь, что ваше величество это понимает.

— Вечно вы повторяете одно и то же, моя куколка. Сегодня нам незачем рядиться в маскарадные костюмы. Почему вы не допускаете мысль, что я пришел сюда ради вас?

Анжелике польстили его слова, но они поставили ее в еще более затруднительное положение.

— Ну и что? — спросила она.

— Все очень просто, сударыня. Мы не связаны с вами близкими отношениями, но неужели вы не понимаете, что произвели на меня неотразимое впечатление? Я не могу забыть ни ваших губ, ни эти очаровательные ножки, которые я лицезрел в Версале.

— Мадам де Монтеспан прекрасна, как и я. И она любит вас. Она просто обожает ваше величество!

— В то время, как вы…

Его алчные глаза, казалось, гипнотизировали ее. Он приблизил рот к ее губам, и у нее не было сил отодвинуться. Он прильнул к ее губам, раздвинул их и коснулся языком ее зубов. Они принялись целоваться со все возрастающей страстью, сжигавшей их обоих.

И вот она первая, будто ослабев, прислонилась к перегородке. Ее губы дрожали. Король судорожно сглатывал слюну.

— Я всю жизнь мечтал о таких поцелуях, — шептал он. — Я снова хочу видеть вашу запрокинутую головку, полузакрытые глаза, ваш чудесный рот. Мне надо идти, но у меня нет мужества покинуть вас. Эта гостиница расположена далеко от…

— Ваше величество, я вас прошу не ввергать меня в поступки, которые страшат меня.

— Страшат вас? А я думал, что они радуют вас. Неужели я ошибся?

— Что же мне остается делать? Ведь вы — король!

— А если бы я не был им?

Глядя ему прямо в глаза, Анжелика мужественно сказала:

— Я надавала бы вам пощечин!

Король явно рассердился.

— Неужели я так плох как любовник?

— Сир, неужели вы забыли, что маркиз дю Плесси — ваш друг?

Этот вопрос застал монарха врасплох. Казалось, он был смущен.

— Конечно, он мой лучший друг, но я считаю, что вовсе не приношу ему этим неприятностей. Всем известно, что у маркиза одна любовница — война. Коль скоро я отдаю под его начало армию, то чего же ему еще желать? Его совсем не занимает любовь, и он доказывал это много раз.

— Но он также доказал, что любит меня.

Король вспомнил сплетни, ходившие при дворе.

— Так значит, Марс сдался в плен Венере? Я просто не могу поверить в это! Но должен признаться, что вы способны на этот подвиг.

— Поверьте, что я люблю его, а он любит меня. Неужели же вы способны разрушить нашу вновь обретенную любовь?

Король испытывал муки любви и угрызения совести.

— Нет, не разрушу, — сказал он с глубоким вздохом. — Прощайте, сударыня. Спите спокойно. Надеюсь, что увижу вас утром в нашем лагере вместе с вашим сыном.

***

В своем обычном голубом бархатном костюме, отороченном золотыми галунами, Филипп ждал Анжелику у входа в королевскую палатку. Поклонившись, он взял ее за руку и повел к королю, который готовился занять свое место.

— Здравствуйте, мой муж, — шепнула Анжелика.

— Здравствуйте, сударыня.

— Увижу ли я вас сегодня вечером?

— Если буду свободен от своих обязанностей.

Лицо его было непроницаемо, но пальцы сплелись с пальцами Анжелики и ласково сжимали их.

Король наблюдал за ними.

— Есть ли у нас более прелестная пара, чем маркиз и маркиза дю Плесси? — спросил он у главного дворецкого.

— Вы совершенно правы, сир, прелестная пара.

— Они очаровательны и, кроме того, так преданы своему королю, — добавил Луи со вздохом.

Анжелика присела в глубоком реверансе. Король, протянув руки, поднял ее. Глаза их встретились.

Она была единственной дамой, приглашенной к столу, и многие дворяне, сидевшие за столом, давно не видели такой красавицы.

— Вы несомненно счастливы, маркиз, что обладаете таким сокровищем. Уверен, что за столом нет ни одного мужчины, включая и вашего суверена, который не завидовал бы вам. Мы надеемся, что вы понимаете нас.

Король положил руку на плечо Филиппа.

— Марс, дружище, — шепнул он, — вы странно удачливы, но я не ревную. Ваша верность — это большое счастье для меня. Вы помните наше первое сражение, когда нам было по пятнадцать лет? Помните пулю, сбившую мою шляпу? Вы тогда выбежали прямо под выстрелы, чтобы принести ее мне.

— Да, сир, помню.

— Конечно, маршал, вы были будто не в своем уме. Да я после этого вы совершили не один безумный поступок для меня.

— Вы правы, сир.

— Но не много ли философии для нас, солдат? Прошу, сударыня, садитесь.

Будучи единственной женщиной, Анжелика заняла место по правую руку короля

— вместо королевы. Филипп остался стоять рядом с главным дворецким.

Король украдкой восхищался профилем Анжелики, глядя, как она грациозно склоняется над тарелкой.

Флоримон исполнял обязанности виночерпия так торжественно, будто был приставлен к алтарю.

— Ваш сын не похож на вас. У него темные волосы и глаза. У него южная, смуглая красота.

Анжелика вспыхнула, потом побледнела, сердце ее бешено застучало. Король ласково положил ей руку на плечо.

— Как вы чувствительны. Когда только вы перестанете пугаться меня? Неужели вы не понимаете, что я не хотел причинить вам боль?

После обеда Анжелика вернулась с Филиппом в его палатку из желтого шелка, отделанного золотом. Внутри стояли два кресла и маленький турецкий столик, вокруг которого лежали диванные подушки из золотой парчи. Прямо на голый пол был поставлен стол тонкой работы. В палатке царила атмосфера Востока.

Филипп снял перевязь. Вошел Ла-Виолетт в сопровождении юноши, и они стали сервировать ужин. Ла-Виолетт предложил Филиппу снять его парадный костюм, но маркиз отослал его прочь.

— Послать за вашими девушками? — спросил он Анжелику.

— Я думаю, что в этом нет необходимости. Вы, наверное, и сами сможете помочь мне, — улыбнулась Анжелика. — Я думаю, что у вас есть кое-какой опыт в этом деле.

Она ласково прижалась к нему.

— Вы рады видеть меня?

— Да, к сожалению.

— Почему… к сожалению?

— Я не могу вырвать вас из своего сердца. Никогда ранее мне не были знакомы муки ревности.

— Но я люблю только вас.

Он прижался лбом к ее плечу, ничего не ответив. Ей показалось, что в тусклом освещении палатки она снова видит похотливые глаза короля. Где-то снаружи солдат наигрывал мотив народной песенки.

Анжелика задрожала. Ей нужно было покинуть это общество, покинуть Версаль со всеми его празднествами и никогда не видеть короля!

— Филипп, — вымолвила она наконец, — когда вы вернетесь домой? Когда мы сможем наконец жить вместе?

Он отшатнулся и с подозрением посмотрел на нее.

— Жить вместе? Да разве это возможно для маршала и знатной придворной дамы?

— Я хочу оставить двор и вернуться в Плесси.

— Как это похоже на женщин! Было время, когда я хотел оставить вас в Плесси, а вы готовы были скорее умереть, чем повиноваться мне. Теперь уже слишком поздно.

— О чем вы говорите?

— Вы слишком многим обязаны королю, и ваш отъезд может вызвать его недовольство.

— Именно из-за короля я и хочу уехать. Король… — она посмотрела на Филиппа безжизненными глазами. — Король… — в отчаянии повторила она.

И, не закончив фразу, стала раздеваться, действуя почти механически.

Филипп стоял, погруженный в свои думы.

«После сегодняшнего ночного разговора, — думала Анжелика, — король должен понять меня наконец. Если он уже до этого не понял…»

Филипп подошел к кушетке, где она, стоя на коленях, вынимала булавки из волос. Она обвила его шею руками. Его руки стали жадно шарить по ее голому под тонкой, как паутина, ночной сорочкой телу. Ощупав спину, руки, вновь вернулись к ее груди, немного полноватой со времени рождения ребенка, но все еще твердой и высокой.

«Вот именно то, что нравится королю», — подумала Анжелика.

— Филипп, — она теснее прижалась к нему, — Филипп…

Они ненадолго замолчали, будто охваченные каким-то неописуемым страхом.

Вдруг снаружи раздались чьи-то громкие голоса:

— Маршал! Маршал!

Филипп в одно мгновение подошел к выходу из палатки.

— Поймали шпиона. Его величество вызывает вас.

— Не уходите, Филипп, — молила Анжелика.

— Это просто замечательно: не уходить, когда вызывает король, — он хихикнул. — Война есть война, моя дорогая. Моя первейшая обязанность — служить его величеству!

Он расправил усы и прицепил шпагу.

— Какую песню пел Кантор? Ах да:

Мой долг служить вам, Не щадя головы И не жалея сил.

Но если бы это были не вы, Жестоко бы я отомстил…

Анжелика пыталась дождаться мужа, но сон сморил ее, и она уснула на кушетке. Когда она проснулась, то увидела слабый свет, проникающий сквозь тонкие шелковые стенки палатки. Ей показалось, что сегодня будет хорошая погода. Но, выйдя из палатки, она увидела серое туманное небо.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒