Примечания. 9 страница

Мятеж сей мог распространиться в Дагестан, где по многолюдству мог быть несравненно опаснейшим, тем более, что из Грузии мало весьма мог я отделить сил, и некомплект войск был чрезвычайный.

Генерал-лейтенант Лисаневич, узнавши о случившемся в Амир-Аджи-Юрте, приказал баталионам Ширванского полка, 1-му следовать в крепость Грозную, 2-му сколько возможно поспешнее прибыть в станицу Червленную, для чего выставлены были подводы, сам прибыл туда же.

Между тем генерал-майор Греков собрал три роты 43-го егерского полка, 400 линейных казаков и несколько орудий. Генерал-лейтенант Лисаневич взял отряд сей под личное начальство, и не дожидаясь 2-го баталиона Ширванского полка, переправился [через] Терек в Амир-Аджи-Юрте и пошел к Герзели-Аулу. Приближаясь к оному, замечен он был неприятельскою конницею, которая немедленно обратилась в бегство, не давши ничего знать облегающей укрепление пехоте. Посланные вперед казаки успели отхватить часть неприятеля; гарнизон, видя приспевшую помощь, сделал вылазку, и вскоре потом прибыл отряд. Мятежники понесли чувствительный весьма урон, который мог быть гораздо значительнее, если бы не способствовали спасению их лежащие поблизости леса и гористое местоположение. Потеря наша была самая ничтожная. Лжепророк бежал [один] из первых в сопровождении самого малого числа сообщников, все разошлись по домам, не помышляя о соединении и в боязни жестокого наказания. Жители Аксая, кроме главнейших зачинщиков, оставивших город, искали измену свою загладить совершенною покорностию и просили пощады. Невозможно было ожидать благоприятнейших обстоятельств и столько скорого уничтожения мятежа, но внезапное происшествие вдруг все переменило. Генерал-лейтенант Лисаневич, желая схватить некоторых оставшихся в Аксае мятежников для примерного их наказания, приказал старшему князю майору Мулле-Хассаеву представить к себе всех почетнейших старшин с тем, чтобы в числе их были непременно замеченные им самые буйные и наиболее к мятежу склонные. Потребовал от него списка таковых. Генерал-майор Греков, лучше знавший народ сей, представлял ему, что не приличествовало задержать людей, им призванных, паче еще подвергнуть наказанию; что поступок сей произведет в народе беспокойства и уничтожит совершенно доверенность к начальству. Майор князь Мулла-Хассаев обязывался в самое непродолжительное время всех их доставить без всякого затруднения.
Генерал-лейтенант Лисаневич не послушал обоих, и 16 числа поутру не менее 300 человек лучших жителей Аксая введены были в укрепление Герзели-Аул. Не было взято никаких мер осторожности, аксаевцы многие были вооружены, наш караул не был не только усилен, даже не выведен в ружье, команды отпущены за дровами и на фуражировку, и в укреплении оставалось менее людей, нежели аксаевцев. Вышедши пред них в сопровождении нескольких офицеров, генерал Лисаневич стал в оскорбительных выражениях упрекать их гнусною изменою, грозить истреблением виновнейших и начал вызывать некоторых по представленному ему списку. Он знал хорошо татарский язык и потому объяснялся без переводчика, который бы мог смягчить выражения. Двое из вызванных старшин с покорностию предстали пред ним. У них сняли кинжалы и отвели их под стражу; третий, будучи вызываемый по списку, видя участь первых двух, противился, но когда его принудили, он, тихо подойдя к генералу Лисаневичу, вдруг бросился на него с кинжалом, который он до того скрывал под одеждою. Он нанес рану смертельную в живот насквозь. Не остановясь, кинулся на генерал-майора Грекова, и сей в мгновение кончил жизнь под его ударами. Поблизости находились казаки и некоторые из приверженных нам мусульман, которые после поражения генерала Лисаневича могли остановить его, но до того велико было их изумление, что они пребывали неподвижны.
Человек уже немолодой главный пристав кумыцкий капитан Филатов бросился на него, и хотя получил прежде рану, но по счастию она не была тяжелою, и он, схватясь с ним грудь с грудью, успел вонзить ему кинжал в брюхо, отвратя удар его рукою. Силы злодея были превосходнее, и уже преодолевал он Филатова, но один из армян, приставив ему ружье, поверг его мертвого выстрелом. Генерал Лисаневич, захватя рукою рану, стоял опершись о забор и сохранял твердость, но когда сказали ему о смерти генерала Грекова, вырвалось у него слово «Коли! », и оно было сигналом истребления всех без разбора. В сие время командир 43-го егерского полка выводил из казарм караульных 20 человек, кои немедленно ударили на толпу, и к ним присоединились прочие, бывшие в укреплении. Аксаевцы в величайшем страхе и замешательстве бросились к воротам и чрез вал укрепления успели заколоть двоих часовых у ворот, но вслед кололи их штыками и пустили ружейный огонь. Вырвавшиеся из укрепления встречены были возвращавшеюся с фуражировки командою, прибежали конвои команд, посыланных за дровами, и из 300 человек аксаевцев весьма немногие спаслись бегством. Между тем погибли люди совершенно невинные и несколько испытанных в приверженности к нам. В числе их были некоторые из жителей города Андрея. Если бы не овладел аксаевцами совершенный страх, они могли бы захватить близко их стоявшие ружья караульных и людей, высланных за дровами, и без всякого затруднения овладеть укреплением и артиллерию, при коей не было ни одного канонира. В укреплении были большие запасы снарядов и патронов.

Таким образом, неблагоразумие генерала Лисаневича могло быть причиной важнейших следствий. На линии не оставалось ни одного генерала. Начальник корпусного штаба генерал-майор Вельяминов, один, который мог привести дела в порядок, находился с отрядом за Кубанью для наказания хищных народов за набеги и разбои, делаемые ими на линии.

Тотчас по получении известия об Амир-Аджи-Юрт хотел я выехать на линию, но болезнь меня удерживала; когда же 22-го числа узнал я о случившемся в Герзели-Ауле и о смерти генерал-майора Грекова, я отправился 24 числа.

Во Владикавказе усиливавшеюся болезнию удержан я был до 3-го числа августа, и уже не было надежды на выздоровление. Здесь сделал я распоряжение оставить укрепление Преградный Стан, покойным генерал-майором Дельпоццо построенное весьма невыгодным образом и в таком расстоянии от реки Сунжи, что вода легко могла быть отрезана. Укреплению за отдалением его ниоткуда нельзя было дать помощи. Старую дорогу от Моздока во Владикавказ, лежащую чрез хребет Кабардинских гор, чрезвычайно неудобную, для движения транспортов затруднительную и подверженную нападению хищников, которые могли укрываться в лесах и, почти не подвергаясь опасности, наносить большой вред, приказал я перенести от Екатеринограда, чрез Урухскую крепость, мимо Татартунского мыса и чрез реку Ардон до Владикавказа; приступить немедленно к устроению мостов и временных укреплений, для расположения в оных конвоев. Дорога сия в сравнении с прежнею представляла величайшие во всех отношениях преимущества, но к учреждению оной нельзя было приступить, не став твердою ногою в Кабарде, которую в 1822 году занял я перенесением линии.

От Владикавказа до крепости Грозной прошел я с 1-м баталионом Ширванского полка, двумя орудиями и 250 донскими казаками полковника Сергеева полка, и хотя известно было, что повсюду были сборища возмутившихся чеченцев и карабулаков, однако же я нимало не был ими обеспокоен в пути. В Грозной присоединил я две роты 41-го егерского полка о два орудия; прошедши чрез Червленную станицу и переправившись [через] Терек в Амир-Аджи-Юрте, имел я с собою шесть рот пехоты, 300 донских и 250 линейных казаков и 9 орудий артиллерии. Я поспешил к городу Андрею, где неблагонамеренные люди готовы были произвести возмущение и соединясь с соседними горцами, пристать к лжепророку, который проповедовал повсюду истребление неверных, возбуждая ко всеобщему вооружению. Приближение войск к городу прекратило смятение в оном, главнейшие из возмутителей бежали. Здесь нашел я баталион Апшеронского полка, который прибыл из крепости Бурной, и одну роту 41-го егерского полка. В крепости Внезапной сделал я большие перемены: уменьшил пространство оной, усилил профиль, и она, при несравненно меньшем гарнизоне, сделалась непреодолимою. Уничтожив обширное нижнее укрепление, я заменил его одною каменною башнею с пристройкою, дабы иметь в власти своей воду. Работы в крепости продолжались около трех недель. Чеченцы в числе четырех тысяч человек показались на высотах в окрестностях Андрея, надеясь на измену жителей оного, но как они остались в совершенной покорности, то они удалились, ничего предпринять не осмелившись.

Между тем был я в городе Аксае, коего жители, исключая князей, были в бегах, и город совершенно оставался пустой. Без участия их в измене не могли чеченцы ничего предпринять против укрепления Герзели-Аул, которое в подобном случае всегда подвергалось большой опасности. По сему уважению вознамерился я перенести укрепление на лучшее место, и в то же время, дабы прервать связи аксаевцев с чеченцами, давним соседством и даже родством утвержденные, и избежать всегда неприятной необходимости наказывать за измену, предположил я перевесть самый город, который расположен будучи в местах гористых и покрытых непроходимым лесом, где удобно могли они укрываться, утверждал в них некоторое чувство независимости и своевольства, столь соблазнительных для прочих.

Я вызвал жителей, дав им прощение, и хотя многим из них не нравилось перенесение, но они согласились. Но явилось только 200 семейств, которые настаивали, чтобы позволено им было остаться на прежнем жительстве, чего я не должен был предоставить. Место для нового Аксая назначено мною на речке Таш-Кечу, во всех отношениях несравненно выгоднейшее прежнего, ибо здесь жители Аксая имели лучшее свое хлебопашество, здесь прежде бывало их богатое скотоводство. Для охранения их в местах сих, более открытых, и для того, чтобы иметь за ними необходимый надзор, учредил я укрепление, которое и построено по возвращении моем из крепости Внезапной. В продолжение работ многие начали уже селиться в новом Аксае; в городе начертаны правильные улицы и площади, и люди благонамеренные одобряли выбор места и выгоды оного.

Составив отряд мой из 1-го и 2-го баталионов Ширванского, 2-го баталиона Апшеронского, 2-го баталиона 41-го егерского полков и роты 43-го егерского полка, бывший в гарнизоне в Герзели-Ауле, мог я отделить часть войск для устроения укрепления в Амир-Аджи-Юрте, дабы ускорением работ выиграть время. 300 донских казаков полковника Сергеева полка отпустил на Дон, две роты 41-го [егерского] полка отправил в крепость Грозную, около коей поселившийся форштадт был слабо защищен, и на который, известно мне было, чеченцы намеревались сделать нападение. Распоряжено доставление в крепость Грозную больших запасов провианта и снарядов на зимнюю экспедицию против чеченцев, и сии две роты, не ослабляя гарнизона крепости, должны были служить конвоем для транспортов.

17 ноября кончены были все главные работы в укреплениях Таш-Кечу и Амир-Аджи-Юрте, и войскам, с необычайною деятельностию и доброю волею трудившимся, дал я отдохновение, расположа их в станицах войск Гребенского и Семейного. Было приказано готовиться к зимнему походу.

Пребывание мое в кумыцких владениях водворило совершенное спокойствие в Дагестане. Акушинцы в добром согласии с шамхалом, приверженным к нам, пребывали в совершенной покорности и других удерживали своим примером. Сын шамхала и владелец Мехтулинский приезжали ко мне, и тишина в Дагестане давала мне полную свободу действовать против чеченцев и строго наказать их.

В октябре вспыхнуло возмущение в Кабарде; некоторые из владельцев бежали в горы, дабы пройти на Кубань, но прежде напали они на селение солдатское и разграбили оное, вспомоществуемы будучи перешедшею к ним из Кубани сильною партиею. В нападении сем участвовали почти все живущие по реке Малке кабардинцы. Трусость подполковника Булгакова, командира Кабардинского пехотного полка, не допустила наказать хищников, ибо догнавши их в тесном ущелье, обремененных добычею и пленными, имея достаточные силы и пушки, не смел на них ударить. Солдаты явно негодовали за сию робость, я назначил тотчас другого начальника, и вразумительно разъяснившись насчет подлой его трусости, приказал ему подать прошение в отставку. Генерал-майор Вельяминов, находясь с войсками за Кубанью, был извещен о намерении закубанцев сделать набег на границы наши, и заблаговременно предупредил Булгакова. Партия сия и с нею соединившиеся кабардинские изменники, на возвратном пути своем находя удобнейшие дороги захваченные нашими войсками, принуждены были вдаться в непроходимые пути почти у самого хребта Кавказа, где испытав ужасный холод, бросивши вообще всех лошадей, потеряв много людей погибшими, возвратилась за Кубань. Черный народ не последовал за владельцами, какие ни предпринимали они средства, дабы удержать оный. Для усиления войск в Кабарде приказал я прибыть из Грузии одному сводному баталиону из Херсонского и Грузинского гренадерских полков. Генерал-майору Вельяминову предписал, ускорив окончанием его действий, возвратить войска на линию.

26 октября командир 43-го егерского полка подполковник Сарочан с отрядом из 700 человек пехоты, малого числа казаков, чеченскою конницею и 6-ю орудиями артиллерии выступил из крепости Грозной, дабы возмутившимся чеченцам помешать укрепиться в Хан-Кале, где начали они большие работы. Они в числе до 4 тыс. человек встретили войска наши, опрокинули чеченскую нашу конницу и смешали казаков, и сей успех их был причиною чувствительного их урона, ибо нагло приблизившись к каре нашей пехоты, подверглись они картечным выстрелам. Войска наши, неоднократно обращая их в бегство, наконец возвратились в крепость при сильной довольно перестрелке. Мятежники после сего не продолжали уже работ своих в Хан-Кале.

Желая обстоятельнее знать о происшествиях в Кабарде, отправился я в Екатериноград, где дожидался меня начальник корпусного штаба и куда вызвал я из Тифлиса поверенного в делах г. Мазаровича, возвратившегося из Персии.

Из Червленной станицы выехал я 20 ноября рано поутру. День был мрачный и по земле расстилался чрезвычайно густой туман. Были неверные слухи, что партия чеченцев намеревалась переправиться на левый берег Терека. Им известно было о моем выезде по [за] благовременному заготовлению лошадей и конвоя, по той причине, что оных нет на местах в достаточном количестве. Партия до тысячи человек, приблизившись к Тереку против Казиорского Шанца, отрядила на нашу сторону 400 человек, дабы напасть на меня. Места совершенно открытые допустили бы меня заметить в далеком расстоянии, но густой туман тому воспрепятствовал, и я проехал спокойно. Вскоре после напали они на большую дорогу, схватили несколько человек проезжих и пустились на казачьи хутора в надежде на добычу. Едва отпустил я конвой, прибыв в Калиновскую станицу, как дано было знать о появившейся партии. Конвой, состоявший из 120 человек храбрых гребенских казаков, быстро помчался к Казиорскому Шанцу, где, нашедши чеченцев, ударил на них и в величайшем замешательстве погнал к Тереку. Они оставили несколько человек убитыми и всех захваченных пленных. Вскоре подоспели казаки из Калиновской станицы с одним конным орудием, и чеченцы удалились от Терека. Таким образом ускользнул я от сил несоразмерных, но не думаю, однако же, чтобы для того только, дабы схватить меня, решились они на большую потерю, без чего нельзя было преодолеть казаков.

В Екатеринограде г. Мазарович сообщил мне, что Аббас-Мирза не хотел слышать о сделанных мною предложениях и что в приеме, сделанном ему шахом, видел он совсем противное прежнему его расположению и той доверенности, которую он отличал его Г. Мазарович не сомневался, что война непременно последует, хотя по отпуске его из Султании вскоре отправлен будет чиновник с поручениями от шаха, впрочем, заключающимися в повторении желаний его, дабы границы были назначены на основании предложения Аббас-Мирзы, который успел совершенно наклонить его к своему мнению. Чрез несколько дней уведомил меня генерал-лейтенант Вельяминов о прибытии чиновника надменного и горделивого, который желал непременно трактовать со мною. Вместе с тем получил я от него самого письмо, в коем испрашивал он, дабы назначил я ему время и место свидания на линии. Сего по многим причинам нельзя мне было ему предоставить, и я самым вежливым образом отвечал ему, что он может с тою же доверенностью переговорить с генералом Вельяминовым, заступающим место мое с полною властию. Он, не вступая ни в какие переговоры, отправился обратно, и из сего легко можно было заметить, что поручение его было единый предлог, дабы выиграть время.

Здесь получил я известие о кончине императора Александра 1-го: весть внезапная и тем еще более горестная. Прежде пронеслись слухи не довольно обстоятельные, и приятно находить их невероятными.

Вскоре указ Сената о присяге императору Константину. Начальнику корпусного штаба позволил я отправиться в Тифлис по причине болезни. Туда же обратив г. Мазаровича, сам поехал в Червленную. Декабря 26 дня прибыл фельдъегерь с отречением его от престола и Манифестом о восшествии на трон императора Николая 1-го. Войска, при мне и в окрестностях находившиеся, приняли присягу в величайшем порядке и тишине.

1826

1826 год. Генерал-майор князь Меньшиков, бывший генерал-адъютант покойного императора, назначен в Персию с объявлением о восшествии на престол ныне царствующего. Под сим предлогом имел он поручение войти в переговоры о разграничении и стараться сколько возможно кончить дело сие, утвердив приязненные с Персию связи. На сей конец, сверх выгодных предложений, сделанных мною Аббас-Мирзе, угодно было государю императору уступить полуденную часть Талышинского ханства.

Генералу князю Меньшикову приказано было войти по сему предмету со мною в рассуждение и собрать все нужные от меня сведения, почему и прибыл он в Червленную. Почти никакого не было неудобства отдать и все ханство Талышинское, которое, не принося нам ни малейших выгод, малым числом войск защищаемо быть не может, а содержания для того большого числа оных не стоит. Но по свойству персиян, в особенности же Аббас-Мирзы, невозможно было надеяться достигнуть тем прекращения неудовольствий и даже претензий со стороны его. Давно было желание Аббас-Мирзы приобрести его, дабы показать народу своему, что Россия ищет дружбы его даже самыми пожертвованиями. Он не один раз обращался ко мне о том с бесстыдною просьбою. Наконец предлагал за ханство деньги, но с тем, чтобы издан был публичный акт, которым ханство предается во власть его, а им деньги будут уплачены по тайному условию. Не только подобные меры не почитал я приличествующими, но отдачу ханства, сколько впрочем ни бесполезного для нас, не находил возможным, потому что оно покорилось России добровольно. Отец нынешнего хана в надежде на покровительство России противился Персии, испытал войну несчастную, изгнан был из своих владений и наконец Гюлистанским трактатом в конце 1813 года часть ханства, довольно значительная предоставлена была Персии.

России принадлежат многие мусульманские провинции, на коих уступка Талышинского ханства непременно произвела бы невыгодное для нас влияние, которое не упустила бы Персия поддерживать тайным образом, и сопредельного Персии ханства Карабахского владетель, соединенный тесными узами родства с шахом, был бы поводом к величайшим неудовольствиям. Когда в 1817 году отправлялся я послом в Персию, известно мне было, что шах, обнадеженный ходатайством Англии, объявил разные желания, и хотя предоставлено мне было, обозрев границу, изыскать средство, не повреждая, разумеется, выгодам нашим, сделать какую-нибудь уступку, я не нашел ничего другого в угождение шаху, как сделать Талышинское ханство независимым от России и под покровительством обеих держав. Но сего предложения моего государю императору неугодно было одобрить. Следовательно, давно видел я, что отдать Талышинское ханство во власть Персии было неприлично.

Чрез несколько дней генерал-майор князь Меньшиков отправился в Тифлис. Можно было надеяться, что одарен будучи отличным умом, счастливыми способностями и притом довольно хитрый, что в делах с персиянами совсем не мешает, он успеет в исполнении поручения и даже без уступки ничтожной частицы Талышинского ханства.

Поручение дела, независимо от меня, должно было обнаружить, что не я был причиною затруднений. Я просил о сем прежде официально, но при покойном императоре сего не сделано; теперь же легко заметить я мог, что успели сделать внушение, что несговорчивость со стороны моей виною всех неудовольствий, и что Аббас-Мирзе гораздо приятнее иметь дело со всяким другим. Словом, я начинал видеть недостаток ко мне доверенности.

Января 22-го войска собрались при крепости Грозной. Они состояли из двух баталионов Ширванского, одного Апшеронского, одного 41-го егерского полков, одной гренадерской роты Тифлисского пехотного полка, 600 линейных казаков и 16 орудий артиллерии. С такими войсками можно было наказать не одних чеченцев.

26-го числа прошли войска Хан-Кале, неприятеля было не более 200 человек, который произвел перестрелку с арриергардом. В первый раз был я на сем месте и видел труды покойного генерал-майора Грекова, ибо едва оставались признаки леса, прежде непроходимого, где в 1806 году генерал Булгаков понес весьма чувствительный урон, много ободривший чеченцев. Теперь обширная и прекрасная долина представляет свободный доступ в средину земли их, и нет оплота, на который они столько прежде надеялись.

В тот же день занято селение Большая Атага. Войска нашли роскошное продовольствие для себя и для лошадей. Жителей застали весьма немногих, ибо спаслись они в ближайшие леса, в домах осталось много имущества. Селение не менее 600 дворов, и много домов хороших.

Войска, расположенные лагерем у селения, два дня сряду имели довольно сильную перестрелку. Казаки дрались при обозрении переправы чрез реку Аргун. В Малой Атаге, лежащей на противоположном берегу, замечены большие огни, слышны были выстрелы и крик в ознаменование радости о прибытии на помощь соседей, и тогда же дали знать лазутчики, что пришли чеченцы, по Мичику живущие, часть ичкеринцев и несколько лезгин.

30 числа в 4 часа пополуночи послал я два баталиона Ширванского полка, одну роту 41-го егерского, 8 орудий артиллерии и 500 казаков сжечь селение Чахкери, где неприятель имел удобное пристанище и всегда собирался. Пред рассветом войска, приблизившись к селению, замечены были караулом, и потому, не теряя времени, после нескольких выстрелов из пушек, один баталион бросился в селение, из коего неприятель спасся бегством. Баталион, сжегши селение, без препятствия выступил из оного; но когда в обратный путь отошли около версты, чрезвычайно густой туман лег на землю, с которым соединившийся дым от горящего селения до того затмили свет, что в самом близком расстоянии нельзя было ничего видеть.

В сие время приспел стоявший за Аргуном неприятель; он не мог видеть числа войск наших, так как и его прибытие познано было по одному ужасному его крику. Часть конницы его, проскакав мимо наших стрелков, столкнулась с казаками, но была опрокинута ими. От силы столкновения несколько человек чеченцев и казаков опрокинуты были на землю. Редко видят сие кавалеристы, хотя нередко говорят о шоке. За сим большие толпы атаковали нашу пехоту. Артиллерия действовала картечью и не далее пятидесяти шагов, так что отрываемы были члены и раздираемы тела. Бросавшиеся спасти тела по обыкновению в свою очередь истребляемы. Третье нападение было сильнейшее и продолжалось долее. Неприятель ударил всеми силами: встреченный картечью, батальным огнем пехоты и казаками, он обращен в стремительное бегство. Неприятель был в числе трех тысяч человек, дрался отчаянно, ибо лжепророк лично сам находился, и многие священнослужители возбуждали их к тому пением молитв. Но далее не было уже ни одного выстрела, вероятно потому, что поднявшийся туман обнаружил число войск наших. Из признания чеченцев известно, что они потеряли не менее двухсот человек одними убитыми, в числе коих многих отличных между ними людей. Они говорили, что никогда прежде не испытали они столько жестокой схватки. После сего сражения неприятель рассеялся, и войска 2-го февраля, пройдя Хан-Кале без выстрела, возвратились в крепость Грозную.

5-го числа, оставив обозы, дабы двигаться с большею быстротою, войска, пройдя ночью Хан-Кале, у селения Большой Чечень, переправились за Аргун и заняли деревню Бельгетой, которую оставили жители. Казаки сожгли небольшое селение Ставноколь, где захватили в плен семейства и отбили стадо скота. Керменчук, одно из главных и богатейших селений в Чечне, просило о пощаде и получило оную, дало аманатов. Я ласкал жителей, имея в виду проложить дорогу.

8-го числа войска, после ничтожной перестрелки, заняли половину селения Алды, которой буйные жители, никогда прежде не повинуясь, всегда возбуждали беспокойства, другой половине дана пощада, и жители с семействами остались в домах покойными. Здесь застигли нас жестокие морозы, продолжавшиеся более недели. По прекращении оных войска последовали чрез Гойтинский лес, где ожидал я быть встречен неприятелем. Но он был в малых силах, и баталион 41-го егерского полка с такою быстротою погнал его, что и самые завалы оставил без сопротивления. За баталионом посланные казаки выгнали чеченцев из селения Балакай и сожгли оное. Далее в следовании к селению Рошни небольшая часть пехоты в арриергарде и казаки вели перестрелку. В сей день казаки, прикрывая фланговое движение войск, показали примерную неустрашимость под огнем довольно сильным чеченской пехоты: я не видал ни одного казака, стреляющего по-пустому, ни одного иначе едущего, как малым шагом. Смею думать, что это не самое легкое и в регулярной коннице.

Оставленное селение Гихи, большое и богатое прекрасными садами, приказал я сжечь, ибо жители оного упорствовали прийти в покорность. Сады истреблены одних только главнейших мятежников. Чрез Гихинский лес нашел я проход весьма трудный: большие и старые деревья, между коими множество валежнику, дорога тесная и излучистая, представляли неприятелю удобства обороны, и я конечно потерпел бы урон, но он полагал, что я пойду в обратный путь тою же дорогою, там ожидал меня, и войска прошли беспрепятственно.

Мошенническое селение Доун-Мартан, в котором укрываются всегда кабардинские абреки, сожжено. Отсюда довольно обширными и прекрасными полями, принадлежащими карабулакам, прошел я до селения Казах-Кечу. Пришедшие с покорностью жители, впрочем много раз виноватые, испросили пощаду. Войска возвратились в крепость Грозную 21 числа.

Во все время движения делал я с намерением малые весьма переходы, дабы неприятелю дать возможность собраться, ожидая, что он решится дать сражение. Способ сей был вернейший положить конец мятежу, или иначе надобно отыскивать мятежников в их убежищах, на что не доставало у меня времени.

Наставшая ненастная погода, дороги от чрезвычайной грязи сделавшиеся затруднительными и невозможность продовольствовать лошадей за недостатком фуража понудили меня отложить действия до удобнейшего времени, и потому, усилив гарнизон крепости Грозной одним баталионом, одною сотнею казаков, оставивши в ней всю артиллерию, приказал я всем прочим войскам отправиться по квартирам на линию; сам 28 февраля поехал в Червленную...

6 числа апреля, приказав войскам переправиться за Терек, прибыл я вперед в Грузию. В Чечне продолжался мятеж; лжепророк старался возбуждать обольщающими прорицаниями, но уже приметно уменьшилось верование в него; посыланные люди к лезгинам с требованием помощи привезли одни обещания. Напротив, весьма многие из селений не нарушили покорности и представили аманатов лучших фамилий по нашему назначению.

Сделав наблюдение, что упорнейшие из чеченцев суть те, кои живут в местах менее приступных, где никогда или давно весьма не бывали войска наши, куда по множеству в пути препятствий не могут приходить внезапно, а потому жители, имея время скрыть в лесах семейства и имущество, являются с оружием, вознамерился я открыть кратчайшие дороги и прорубить леса далее от дороги ружейного выстрела в обе стороны. По таковым путям, не испытывая никаких затруднений, могут войска повсюду появиться, с большою быстротою и без всякой [для себя] опасности, даже в небольших силах. Таким образом, без неприязненных действий, можно удерживать их в послушании, а впоследствии приучить к спокойствию.

10 числа войска прибыли к селению Алхан-Юрт, и тотчас небольшая часть пехоты на каюках переправилась на правый берег Сунжи, причем была ничтожная перестрелка. Сожжена деревня Курчали, где мятежники в лесу, чрезвычайно густом, дрались с некоторою упорностью. Дорога прекрасная открыта до селения Гихи и часто проходит прелестною поляною.

17 числа возвратился я в Алхан-Юрт, дабы дать войскам отдохновение в праздник светлого воскресения Христова. В сей день близко к переправе чрез Сунжу арриергард был сильно атакован, и я должен был дать ему подкрепление, перестрелка продолжалась до глубокого вечера, но переправа совершенно была безопасна.

Предводитель Кизлярского уезда с несколькими дворянами и депутатами всех сословий приехали поздравить войска с праздником, и в знак уважения их к трудам их гг. офицеров угащивали обедом, солдатам выдана была роскошная порция вином и мясом.

Между тем производилась порубка леса в окрестности. Прибыли казаки, 500 человек, которых оставлял я на линии, за неимением подножного корма, и с ними 300 человек чеченцев, живущих по Тереку, с топорами для работ.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8910 Следующая ⇒