Послесловие 3 страница

Из-за сплетен Томас представлял себе обычную, ярко накрашенную женщину. Но очевидно Жанна носила маску совершенно особенной манеры поведения – безвинной девочки.

Глава 3

МОЛОДОЙ ВОЛК

Хорошо укрытые полукругом драгуны с нетерпением ожидали вокруг поля, которое сельские жители называли Champ-de-la-Dame. Хотя было холодно, уже чувствовался запах мертвеца, когда ветер доносил его к ним сюда.

Барбаросса не был суеверным, но иногда, когда он, с винтовкой наизготовку, прислушивался к каждому шороху из леса, то воображал, что покойница укоризненно на него смотрела. И хотя на полях сражений он видел хуже, чем этот труп, дрожь пробегала по его затылку. Он почти ожидал, что, несмотря на отделённое горло, из уст девушки может вырваться проклятье. Она была оставлена там со дня своей несчастной смерти как приманка. Капитан Дюамель, который командовал полком драгунов (прим.: название рода войск) в этой охоте, надеялся, что дикий зверь станет возвращаться на место дикой бойни, чтобы дальше разъедать свою жертву – так, как это делали многие хищники.

Поэтому труп всё ещё лежал на поле, с закоченевшими, покрытыми изморозью конечностями. Голова находилась отдельно от тела, как будто скатилась с горы. Ветром сдуло платок, которым пастор прикрыл лицо, и никто из военных не получил приказ снова расстелить его сверху.

— Эй, Барбаросса! — шепнул молодой солдат рядом с ним.

Барбаросса – «рыжебородый», так его звали в полку. С усами и кустистыми бровями он мог пугать деревенских детей, которые шептали друг другу, что тот выглядел как дьявол. Но дьявол был в другом месте. И ей Богу, после месяцев бессмысленной охоты в холоде,

многие продали бы свою душу, чтобы, в конце концов, получить чудовище на мушку и прикарманить вознаграждение. Девять тысяч четыреста лир ожидали того, кто убьёт зверя – шесть тысяч лично от короля, остатки от епархии Менде и провинции Лангедок. Девять тысяч четыреста! Этого хватит, чтобы купить больше, чем девяносто лошадей. Барбаросса зарабатывал за год сто двадцать девять лир.

— Что там впереди! — это был ропот молодого соратника,

который переместил вес на локоть и продвинулся, чтобы лучше разместить ружьё.

Барбаросса осмотрел опушку леса, где были спрятаны капканы.

Там скользили прямые, как стрела, тени.

— Пожалуй, ты видишь приведение, — шепнул он юнцу. — Это снова лишь лисица.

Сейчас овечье пастбище опять очень тихо лежало под небосводом, показывая первое предчувствие предрассветных сумерек. В родной деревне Барбароссы, на побережье, в это время года уже давно распустились деревья, здесь же, в начале апреля, снежные пятна покрывали луга. К этому добавлялся туман и мелкий дождь, который заволакивал остатки белого тонкой ледяной коркой. Проклятая влажность пробиралась в сырую униформу, и оттуда в кости. Она портила запал и порох, которые должны быть сухими для хорошего выстрела. Плохо же то, что они выходили на охоту для охоты порожняком. Правда, при последних больших облавах они убили дюжины волков, но бестия побеспокоилась о дерьме вокруг своих преследователей. Она появлялась незаметно как дух, оставляя после себя новое поле боя, и бесследно исчезала в лесу. «Возможно, это всё же дьявол, которому доставляет удовольствие водить нас за нос», —думал Барбаросса.

Красный коршун, который уже долгое время кружил над умершей,

и которого также трудно было прогнать, бросая камни, уселся в ветвях дерева и осматривал пастбище.

— Скотина! — прорычал молодой драгун и подавил кашель.

Предрассветный свет медленно подползал ближе. Если бы всё происходило правильно, деревня, стоящая за небольшим холмом, теперь медленно бы пробуждалась к жизни. Но Барбаросса знал, что большая часть деревенских жителей уже давно больше не спит. Они молились, и беспокоились, и подслушивали спасительный выстрел, которого не было. И хотя капитал Дюамель приказал, чтобы деревня соблюдала тишину, в этот день пастор не воспринял этого и звонил в колокол. Светлый, металлический звук доносился к ним сюда с ветром. Деревенская собака начала тявкать как сумасшедшая. Вскоре за этим раздался звук колокола и голоса. И когда на вершине горы появились силуэты всадников, Барбаросса знал, что это был караул для неё. Во главе колонны ехал капитан Дюамель, за ним следовало несколько знатных господ.

— Построиться!

Солдаты выползали из укрытия. Барбаросса вскочил, и поспешно, как следует, одёрнул красный обшлаг рукава своей униформы, потом, как и другие, выправил осанку. Теперь он смог узнать приезжих – это была внушительная процессия.

Каждый узнал долговязого адвоката, который на лошади выглядел неуместно. Круглые стёкла его очков запотели от моросящего дождя.

Это был Этьен Лафонт, который был Syndicus (прим. пер.: греч. – синдик, поверенный, представитель города, общества)епархии Менде. Это было задание по поручению епископа – организовать охоту и наблюдать. Но также здесь были собраны знатные владельцы

охотничьих угодий со своими егерями из Гефаудана, прежде всего граф Морангьез, старейший почтенный граф, который сегодня был одет в золотисто-коричневое пальто, отороченное соболиным мехом.

Четверо, пятеро следующих с ним мужчин, ехали впереди и взнуздывали своих лошадей – графские сыновья, которых в полку драгунов тайком называли «сворой принцев». Это были парни, громкие

и важные, с бурлящей кровью. Сейчас они не могли смотреть на покойницу.

«Они похожи на молодых волков», — подумал Барбаросса. — «Вошли во вкус. Но они не умеют ничего другого, разве что уравновешивать свои изнеженные задницы на лошадях, чтобы идти на охоту и наследовать какое-нибудь жирное армейское место, которое им причитается уже с колыбели».

В противоположность графским сыновьям, крестьяне действовали как призраки: бледные лица, полны страха и скорби, укутанные в грубые шерстяные накидки; для защиты от холода икры замотаны тряпками и меховыми шкурами. Снег и грязь пристали к их деревянным ботинкам, мужчины держали вилы, женщины судорожно цеплялись за самодельные пики. Крестьяне враждебно и пристально смотрели на солдат. Один старик сплюнул. Они никогда бы не признались в открытую, но Барбаросса точно знал, что население считало с тех пор,

как месяц назад полк расположился лагерем в Сент-Шели-д’Апхер. «Вы едите и пьёте только за счёт епископа и провинции», —говорили глазастарой ведьмы. — «И за что? Где чудовище, вы, неудачники? Если бы вы были хорошие охотники, малышка не смогла бы умереть! »

Барбаросса ответил на её взгляд, угрожающе нахмурив лоб, и снова посмотрел на господ.

— Сегодня тоже никакого следа зверя? — это был прохладный,

немного тихий голос Этьена Лафонта.

— Никаких следов, — ответил капитан Дюамель.

— Кого чудовище всё же поймало в этот раз? — рявкнул граф де Морангьез. Деревенские жители забормотали; опираясь на свою трость,

пастор подошёл к графу. Его седые волосы растрёпано вылезли наружу из-под чёрной шапки.

— Габриеллу Пелиссир, монсеньор. Ей было семнадцать лет. Её нашёл отец, — он указал на бородатого мужчину, который судорожно вцепился в свою фетровую шляпу на груди. — Он также удовлетворил просьбу капитана Дюамеля подождать с похоронами.

Граф сделал знак мужчине подойти.

— Иди сюда и рассказывай!

Крестьянин медленно выступил вперёд, но начал говорить только когда священник положил свою руку ему на плечо.

— Я нашёл её, когда выгонял овец на пастбище. И после захода солнца, я думаю, больше никакой опасности не будет.

— Почему ты пришёл к такому выводу?

— Говорят, ночью надёжнее, mon Seigneur (прим. пер.: фр – мой господин). Зверь не охотится после захода солнца.

— Ага. И потом?

— Я возвращался через деревню. Габриелла хотела ещё согнать овец и прийти позднее. И она не приходила и не приходила, и стемнело,

и тогда я с парой мужчин быстро отправился на поиски. И она лежала там, фетровая шляпа на половине лица, как будто она спала. Я в темноте сначала не увидел. Но когда дотронулся до неё и тряхнул, там...

покатилась...

Он умолк и опустил вниз голову.

— Ужасное бедствие, — сказал сухо граф. — Мои

соболезнования.

— Спасибо, мой господин, — сказал отец беззвучным голосом.

Но граф больше не обращал на него внимания, а обратился к священнику:

— Хороните её.

Люди немедленно стали двигаться, как будто все только этого и ждали. Тащили под своими накидками простыни, и группами спешили к месту происшествия, чтобы укрыть мёртвую и перенести в деревню.

— Капитан, отсылайте ваших людей обратно к базе, — приказал

граф.

— Командуй! — сдержанно сказал Дюамель, но Барбаросса смог увидеть, как сжались мускулы на его челюсти, так крепко он стиснул зубы вместе. — Назад, в Сент-Шели!

Отряд драгунов снова пришёл в движение, Барбаросса тоже взял на плечо своё оружие и угрюмо двинулся вместе со своими соратниками

в направлении деревни, где солдат ждали семнадцать оседланных лошадей.

— Это было ещё одно вознаграждение, — молодой драгун извергал какие-то пустые ругательства, которые были хрипящим кашлем.

— Два новых охотника должны были прибывать каждый день, —

Барбаросса услышал позади себя, как говорил один их графских сыновей. — Вы застрелили уже тысячу двести волков и привезли с собой для охоты собственных датских догов. Что ещё нужно от вас хищному зверю для счастья? — приглушённый смех звучал сквозь моросящий дождь.

«Если бы у нас были собаки, приученные охотиться на волка, мы бы давно поймали проклятого людоеда», —рассержено думал

Барбаросса. В этот момент он бы их всех с удовольствием отправил к дьяволу: крестьян, также как и заносчивых молодых господ.

Приближался стук копыт, и когда он посмотрел в сторону, то, к своему удивлению, обнаружил даму. До сих пор она не попадалась ему на глаза. Она, должно быть, ехала в задней части процессии, возле ожидающих конных егерей. Девушка сидела на лошади по-английски, как мужчина, и её руки были в чёрных перчатках. Он не мог разглядеть её лицо, оно было закрыто глубоким капюшоном. Дворянка носила красный тулуп – пальто с капюшоном, подшитое мехом, которое было снаружи натёрто воском, чтобы дождь стекал с него каплями. Попутный ветер раздувал пальто и часть чёрной юбки из-за плеча её серой лошади.

В то время когда графы отправлялись в деревню, женщина отклонилась в сторону от обоза и теперь направила свою лошадь рысью в направлении пастбища – точно к группе деревенских жителей.

Барбаросса повернул голову и удивлённо смотрел ей вслед.

И это действительно было что-то необычное: аристократка сдерживала свою лошадь, потом просто спустилась с горы и, конечно,

смешалась с группой людей, как будто к ним принадлежала. Крестьяне сначала стеснялись её и удивлённо уступали место, но она жестом успокоила их и обратилась к отцу погибшей. Несколько мгновений никто не осмеливался много говорить, но после нескольких предложений лёд сломался. Неожиданно они столпились вокруг женщины в красном пальто, размахивали руками в воздухе, указывая указательным пальцем в лес. Одна крестьянка разрыдалась. И аристократка сделала что-то неслыханное: не беспокоясь о своём положении, она просто подошла к крестьянке и, утешая, обняла своей рукой её плечи! Барбаросса от удивления стоял с открытым ртом. Это был не напускной жест милосердия и доброты, она делала всё честно и

сострадательно.

— Изабелла! — над полем раздался сердитый, резкий крик.

Грязь попала на щеку Барбароссы, когда второй конь промчался мимо него. Граф в огненно-рыжем, очень дорогом охотничьем пальто проскакал галопом верхом на своём мерине к даме. Комья земли вихрем разлетелись вокруг, когда он остановил свою лошадь на месте. Деревенские жители отступили, и неожиданно женщина в красном пальто осталась одна. Дальше была неожиданная драма, когда граф делал ей выговор. И её жесты, и её покачивания головой отчётливо говорили, что она ему возражала. К сожалению, ветер уносил слова в другом направлении, но каждый слепой мог бы увидеть, что граф и дама сильно спорили. Наверное, она была его жена. «И он не особенно хорошо её контролировал». Аристократка подошла к своей лошади ибез труда села в седло. Барбаросса всё ещё не мог увидеть её лицо, но фигура, осанка, размах движений – всё указывало на то, что она была ещё очень молодой.

Он хотел обратить на неё внимание своего приятеля, когда на опушке леса ему бросилось в глаза какое-то движение. Там появилась сухощавая фигура мужчины с седыми волосами, которые, как растрёпанный ореол, выступали над его головой. Глаза мужчины сидели так глубоко в его пазухах, что выглядели как чёрные пятна. Он никак не интересовался благородной парой, а стоял там спокойно, прислоняясь жилистой рукой к стволу ясеня, его взгляд между тем покоился на закутанном трупе. Его убогий полушубок дрожал на груди, а на шее висел кожаный ремешок, на которую было что-то нанизано. Барбаросса напряжённо всматривался в белые предметы, которые были слишком угловатые и бесформенные, чтобы быть жемчужинами. И где этот неимущий дьявол мог взять жемчуг?

— Ха! — Барбаросса толкнул сослуживца локтем в бок. — Посмотри-ка, там парень, который носит зубы вокруг шеи?

— Похоже, — сказал его приятель.

Молодой граф развернул свою лошадь, и всадница яростно дала шпоры своей серой лошади и, повернув от него, поскакала галопом вдаль. Она обогнала обоз, не удостоив взгляда, и понеслась в направлении деревни.

Позади Барбароссы раздался грубый смех. Он бросил взгляд через плечо и обнаружил, что это был один из «принцев».

— Тут кто-то, наконец, получил дикарку на прицел, и она уже снова упрямится, — сказал он другому достаточно тихо, чтобы не услышали старшие, в обозе впереди.

— Ну, которую я бы с удовольствием поймал, — бормотал другой.

— У меня она бы уже стала ручной.

— Прочь руки, Шарль! Она для меня!

Другой засмеялся.

— Лучше держи свой язык в узде, Эрик. Ваш граф понимает, что не получит здесь никакого удовольствия. Ах, да – и красивая кобылка разве не дала тебе порядочного пинка пару лет назад?

Теперь предводитель больше не смеялся.

— Закрой свою пасть, — ответил он угрожающе. — Когда я захочу её поиметь, она достанется мне и при этом граф не станет мне препятствовать, — и добавил тише. — Есть лошади, которых укрощают сахаром. И есть другие, которых однажды нужно только не прозевать и заклеймить, чтобы они выучили, кому принадлежат в действительности.

Молодые парни грязно смеялись над крепкой шуткой и смотрели девушке вслед. Но надменная ухмылка только скрывала их настоящие скверные мысли. В их глазах тлело нечто сумрачное и голодное, что

Барбаросса хорошо знал из военного времени.

Он снова отвернулся.

— Свора, — прорычал мужчина презрительно и тяжело ступил дальше. Незадолго до того, как они достигли вершины горы, он опять вспомнил седого парня. Но жуткий мужчина исчез.

Глава 4

ЗОВ ДЖУНГЛЕЙ

— Томас, вставай! — голос звучал в каком-то сне, в котором граф де Треминс был обезьяной и пронзительно кричал, раскачиваясь на люстре.

Его зубы стучали друг о друга от того, что кто-то сильно тряс плечо. Головная боль глухо загудела в ушах. Когда Томас открыл глаза, его ослепил свет свечи. На улице было ещё темно, и на Шарле Ауврае был одет вышитый халат, который он только накинул, когда пришёл полночный гость, и даже натянул свой коричневый накладной парик.

— Внизу тебя ждёт слуга де Буффона. Ты должен пойти вместе с ним. Немедленно!

— Сейчас? Среди ночи.

— Нет, уже шесть утра. Очевидно, дело срочное. И ты знаешь, что это может означать? Де Буффон зовёт тебя в свой замок. Определённо он находился при утреннем приёме короля. Иначе, зачем бы он так спешил?

Теперь Томас резко проснулся. Утренний приём! Утренний ритуал

в королевской опочивальне, во дворце, где был в настоящее время двор Людовика XV и куда благородные гости одевались согласно строгому церемониалу. Хотя это было маловероятно, что де Буффон станет брать с собой Томаса в замок, однако такая возможность существовала.

Он выскочил из постели, бросился к тазу и стянул ночную сорочку через голову. Когда Томас наклонился вперёд, пульсирующая головная боль стала невыносимой.

Его отец что-то крикнул лакею, и в голове Томаса прокатилась новая лавина болезненной дрожи. Он застонал и надавил ладонями на

глаза. Вернулись воспоминания о вчерашнем вечере. Три визита графа де Триминса в течение одного месяца. «Как много я выпил вина, чтобы вытерпеть его болтовню? »

Единственный положительный момент в этой долгой мучительной неделе – обязательные встречи с Жанной. Это был подарок среди всех альянсов – найти действительно искреннюю дружбу. Вскоре после праздничного карнавала Томас снова натолкнулся на честолюбивую девушку на следующем домашнем торжестве у дю Барри. Они договорились между собой о тайных прогулках и часто встречались как будто случайно.

Старый слуга прошаркал в узкую комнату и они уже втроём стояли в проходе. Томас натянул чулки и рубашку, пробежал пальцами вдоль своего тела в попытке насколько возможно быстро застегнуть пуговицы, расправил жабо по краю воротника и разместил поверх него шейный платок. Томас хотел надеть зелёный шёлковый жилет, но отец схватил его за плечи.

— Невозможно! С ума сойти! Ты не спятил? Ты не забыл, что во дворе всё ещё продолжается траур? Модная одежда запрещена. И думай

о том, что королю кланяются трижды. Трижды!

— Вероятно, я должен это записать.

— Как ты можешь осмеливаться шутить над этим? Но сейчас важно следующее: говори только самое приятное, когда тебя спросят!

Король должно быть – пусть случится, как допустит Бог! – на самом деле спросит тебя, будь внимательным, что говорить. Ты знаешь, наш король справедливый, но не особенно любезный. Кто это однажды испробует на себе, тот будет навсегда обречён.

— Спасибо за этот успокаивающий совет, отец.

Томас признал, что сейчас внезапно ему стало это неприятно.

«Почему как назло сегодня? Почему не завтра, когда я буду лучше подготовлен? »

Несколько минут спустя, он сбежал по лестнице вниз, в каком-то простом светлом сюртуке, и в штанах до колен с серебряными пряжками, которые подходили к его туфлям. Он нёс треугольную шляпу, прижимая к себе левой рукой, как это было принято, сумку со своими рисунками под правой. Для завтрака совсем не осталось времени. Лакей, который станет сопровождать его в дом де Буффона, уже нетерпеливо ждал в салоне, непосредственно перед портретом Армана.

Сегодня его умерший брат рассматривал его особенно укоризненно. В такие дни как этот, сходство между его отцом и Арманом казалось Томасу почти таинственным. В то время как Томас унаследовал белокурые волосы, серо-голубые глаза и светлую кожу своей матери, Арман был более молодой копией отца: коренастый, темноволосый, с широким лицом и взглядом, который не допускал сомнения о том, кто был хозяином в доме Ауврай. Казалось, что враждебный взгляд Армана говорил ещё кое-что: «Не думай, что я не знал этого, брат».

Вскоре Томас отвернулся и последовал за лакеем на улицу.

***

В свои почти сорок лет Жорж-Луис Леклерк де Буффон был совсем не молод, но всё ещё излучал темперамент, которому могли бы позавидовать некоторые более молодые. И как всегда, никакая деталь не ускользнула от него сегодня. Едва Томас ступил на порог кабинета,

натуралист приветствовал его с ехидной улыбкой.

— Ну, ночь была короткой? — прогремел он и захохотал, когда Томас вздрогнул. — Позвольте мне отгадать... светло-зелёный цвет как

бутоны лилий, кислое выражение лица и глаза так опухли, как будто вы пили вёдрами сладкое вино. Я делаю вывод: должно быть вы снова присоединились к старому де Треминсу и восхищались его отсутствующими зоологическими знаниями.

— Можно сказать только так, монсеньор де Буффон.

Ответом был громкий смех. Это было редкостью, что учитель Томаса был в хорошем настроении. Даже гневная складка, которая разделяла его лоб, была сегодня менее глубокой. Можно было предположить, что раньше он был привлекательным мужчиной, когда не был таким толстым. Он был не только натуралистом, но также юристом и медиком. Свою молодость ученый провёл в путешествиях, и ещё сегодня говорили тайком, что однажды он дрался на дуэли из-за женщины. В зависимости от версии, его противник был хорватом, возможно также англичанином, но когда кто-то его об этом спрашивал, де Буффон только делал насмешливое замечание о людях, которые квакали в свете сплетни как лягушки, и при этом улыбался таинственно, как сфинкс.

— Н-да, как я слышал, вы не сможете очень долго ускользать из сетей семьи Треминс. Но выше голову, Томас, в ближайшую неделю вы снова получите отсрочку в Париже. Мы с вами должны позаботиться о новых растениях из Африки.

Томас пытался не показать свой восторг. Отсрочка на короткое время. Он не встречал никаких слов лучше, чем эти. Уже два месяцаюноша извивался в угрожающем состоянии быть пойманным как рыба в верше (прим. пер.: рыболовная снасть), без надежды найти выход. При каждой встрече он находил Клер менее приятной. Ему действовал на нервы вид того, как она пичкала маленькую собачку сладостями, жаловалась на всё вокруг и гоняла прислугу. Хотя Томас знал, что она

страдала от своей тайной печали и, вероятно, поэтому была невыносима. Девушка, напротив, не могла не страдать от того, что он лучше говорил о естественных науках, чем о музыке и театре, и не осыпал её комплиментами. Хотя слово «брачный договор» ещё не произносилось, то, что де Буффон услышал об этом, не предполагало ничего хорошего.

Энергично двигая руками, де Буффон помчался с кучей бумаг в сторону стола и со всей силы одним ударом заполнил папку из полированного дерева.

— Смотрите сквозь вещи. И при этом я позволяю вам ясно думать

и тянуть за ваши концы, возможно, вы найдите что-то ещё, что до сих пор от меня ускользало.

— Я могу спросить, о чём идёт речь? Постойте... визит в замок?

— он пытался, чтобы это прозвучало не слишком нетерпеливо. Учёный вопросительно поднял брови.

— Почему вы так думаете?

— Вы никогда ещё не звали так рано. Тут напрашивается подозрение.

Де Буффон улыбнулся.

— Сегодня я уже не выезжаю в замок, но вы тоже нет, Томас! Нет,

нет, я позвал вас только, чтобы вы рассортировали для меня некоторые данные.

Было значительно легче скрывать надежду, чем разочарование.

— У меня были переговоры с некоторыми господами, в частности

с монсеньором де л'Афердю, — де Буффон беззаботно выходил из комнаты. — Вы знаете кто финансовый контролёр двора. Как все бюрократы он, несомненно, хочет всё знать совершенно ясно.

Томас навострил уши. Де л'Афердю, который от имени короля

объявил о высоком вознаграждении за голову этого таинственного дикого зверя.

— Речь идёт об этом животном из Гефаудана? Есть новое сообщение?

— Ага, парень так быстро взбодрился из-за этих покойников,

тогда он, действительно, немного заинтересован.

В самом деле, усталость Томаса исчезла, он почувствовал себя проснувшимся.

— Это животное, в конце концов, убьют? Это была гиена?

— Не знаю этого пока ещё точно, потому что оно бегает на свободе. И хотя полк драгунов принца Клермона уже месяц как наступает на пятки облаве, облавные охоты, оставленные приманки и засады – всё бесполезно. Имеются даже четыре молодых драгуна, и это

я действительно не хочу себе представлять, переодетые как пастушки и усаженные на пастбище, чтобы ловить зверя. И. Ничего!

— Что с двумя новыми охотниками из Нормандии, которых король на несколько недель отправил в Гефаудан?

Граф махнул рукой.

— Неприятная история для господ. Они там с литаврами и трубами призваны на военную службу, но до сих пор тварь играет с ними в прятки. Две безуспешных охоты в апреле, последняя из которых была только несколько дней назад, тридцатого, если я правильно помню. Хотя сегодняшняя охота скоро начнётся, никто не питает большой надежды. Тем временем, животное по-настоящему развивается в монстра – именно политическая афера. Вот! — он вытащил из папки страницы лондонского журнала. — Здесь написано – волк проглотил, не моргнув глазом, сто двадцати тысячную французскую армию мужчин и потом ещё артиллерийский корпус. Заграница смеётся над Францией, и

наш король не готов радоваться такой иронии. Как бы то ни было, Вы составите мне хронологическую последовательность происшествий с января.

С этими словами граф пошёл к двери, которая вела в кабинет коллекции естественной истории. Томас подвинул стул. Всё же он не решался взять статью, а вместо этого достал этюдник и внимательно рассматривал вкладки с иллюстрациями, над которыми работал: лисица,

гиена и шакал, портреты различных видов волков. «Многомесячная работа», —подумал он. — «И, все же, вероятно, всё напрасно, так как я должен закончить учебу раньше или позже, и сочетаться браком

с Клер».

И ещё что-то другое парило в помещении. Он на мгновение предположил, что кроме запаха клея, воспринимает в кабинете бумагу и тушь, и ещё другой живой аромат: тропический дождь, шкурка и цветочный аромат экзотических растений. Он перелистывал остальные свои рисунки: эскизы оцелотов, пум и экзотических попугаев.

Последним лежал документ, на котором в некоторых местах были стёрты чернила от того, что Томас часто брал его в руки, но который мог прочитать наизусть как молитву. Правила де Буффона:

«Мы должны представлять себе, что однажды человек просыпается и не узнаёт объекты, которые его окружают. Тогда он будет наблюдать и узнает порядок природы, потому что настоящий учёный пойдёт вперед. Он станет рассматривать животных и растения. Вначале он ничего не сможет различить, но всё-таки вскоре проведёт разделение: животные, растения, минералы. И потом он станет дальше находить разделение: животные воздуха, земли и воды

и так далее. И это разделение природы мы должны принимать во внимание. Он – это порядок».

По крайней мере, здесь он должен признать правоту отца: у людей есть порядок, в котором король стоит над другими. Томас несколько секунд рассматривал прыгающие слова, потом пошёл твёрдым шагом к кабинету естественной истории. Здесь всё выглядело как передвижная комната страха, в которой владелец балагана химер показывает сшитые из кусков туши животных. Только на этих полках, действительно, существовали лишь набитые или законсервированные в прозрачной жидкости животные: змеи из областей Амазонки, разноцветные райские птицы и крокодилы, которые пялились на него стеклянными глазами.

— Монсеньор де Буффон?

Исследователь, который согнулся над чёрно-жёлтой препарированной тушкой лягушки, раздражённо на него взглянул.

— Что там ещё?

— Возьмите меня с собой в замок.

Де Буффон рассматривал его так, как будто бы он просил о том, чтобы съесть лягушку.

— Что вы думаете, кто вы такой? Врываетесь сюда и предъявляете такие требования!

Томас глубоко вдохнул воздух. Сейчас он приведёт хороший аргумент. «Который должен был обдумать раньше».

— Я буду вашим ассистентом, и как я думаю, приносящим пользу.

Если бы вы предоставили мне список фактов, вы могли бы сосредоточиться в разговоре на действительно важных вопросах.

Де Буффон прищурил глаза.

— Вы самоотверженный молодой человек! Чтобы так заботиться о старом, забывчивом учителе? Я глубоко растроган!

Внутренне Томас не поддался на эти подковырки.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒