Сцена восьмая

Мастерская Андрея. Пусто. Только надгробье возвышается в глубине сцены… Андрей начинает просыпаться.

А н д р е й. Что это было?! Какой-то хоррор! Галлюцинация… Кошмар… Боже, как болит голова… (оглядывается по сторонам). А где мои коробки?! Где вообще все?! Почему сломаны полки? (замечает Тоньку). Антонина! (подходит к Тоньке, расталкивает). Проснитесь!

Т о н ь к а (просыпаясь). Где я? Кто вы?

А н д р е й. В мастерской. На Тихорецком. Я Андрей, скульптор… Вы сегодня у меня Достоевского забирали.

Т о н ь к а. А, вспоминаю… Я его забрала?

А н д р е й. Наверное. Поднимайтесь.

Андрей помогает Тоньке встать на ноги.

Т о н ь к а. А что происходит?

А н д р е й. Мне тоже интересно, что происходит.

Т о н ь к а. Почему такой беспорядок?

А н д р е й. Хороший вопрос. Сюда приходили двое: ваш брат и ваш муж.

Т о н ь к а. Ага, сейчас! Брат, муж…

А н д р е й. А кто же тогда эти люди?

Т о н ь к а. Воры! Что вы так смотрите? Обыкновенные воры.

А н д р е й. И вы с ними знакомы?!

Т о н ь к а. Еще бы! Я с ними заодно!

А н д р е й. Вы хотите сказать, что вы… как это… наводчица?

Т о н ь к а. Я исполнительница. Это выше. Это практически творчество.

А н д р е й. Вы хотели меня ограбить?

Т о н ь к а. Я – нет. У меня и в мыслях такого не было.

А н д р е й. Но ваши коллеги именно так и поступили.

Т о н ь к а. Мои коллеги – кретины. До сегодняшнего дня они не грабили бедных людей.

А н д р е й. Лучше бы я не просыпался…

Т о н ь к а. Лучше бы вы вчера отсюда уехали.

А н д р е й. А что бы изменилось?

Т о н ь к а. Карма.

А н д р е й. Какие слова вы знаете…

Т о н ь к а. Отчего же мне их не знать? Вы думаете, я девочка-ПТУшница?

А н д р е й. А что – у вас высшее образование?

Т о н ь к а. А как же – искусствоведение.

А н д р е й. Неужели?

Т о н ь к а. Международный художественный бизнес.

А н д р е й. Обалдеть!

Т о н ь к а. Ага. А еще я прекрасно ориентируюсь в нумизматике и отлично разбираюсь в антиквариате.

А н д р е й. Поразительно! Какой грамотный нынче аферист пошел! Ну, и как же вы дошли до жизни такой?

Т о н ь к а. Какой?

А н д р е й. Низкой.

Т о н ь к а. Вы считаете ее низкой? А что вы знаете?

А н д р е й. А надо что-то знать?

Т о н ь к а. Чтобы бросаться такими словами, полагаю, да.

А н д р е й. Может, вы хотите, чтобы я извинился? Или простил вас?

Т о н ь к а. Ничего я не хочу.

Тонька вынимает из сумки скульптуру Достоевского, вертит в руках.

Т о н ь к а. Вы, конечно, не в курсе… Федор Михайлович считал, что сфера прощения каждого ограничена. Она очерчена кругом его собственных обид и потерь.

А н д р е й. Вы помешались на Достоевском.

Т о н ь к а (ставит скульптуру на пол, обращается к ней). Вам никогда не хотелось надкусить запретный плод?

А н д р е й. Что вы имеете в виду?

Т о н ь к а. Ну, предположим, обладать чем-нибудь не своим.

А н д р е й. Господи, чем?!

Т о н ь к а. Женой чужой. У вас была чужая жена?

А н д р е й. Какое это имеет значение?

Т о н ь к а. Огромное!

А н д р е й. Ну, была. И что?

Т о н ь к а. Ничего. Просто запомним этот факт.

А н д р е й. Бред!

Т о н ь к а. А в детстве – вам не доводилось таскать конфеты из вазы, которая стояла в серванте? Или яблоки с чужого огорода? Вспомните.

А н д р е й. В каком серванте? У нас не было серванта.

Т о н ь к а. Хорошо, не было. В шкафу эта ваза стояла.

А н д р е й. Глупость какая. Все дети конфеты таскают, особенно перед обедом, когда мама запрещает.

Т о н ь к а. Стоп! Вот это и есть отправная точка. Просто у кого-то она переходит в запятую. (убирает скульптуру Достоевского в сумку).

А н д р е й. Это вы себя имеете в виду?

Т о н ь к а. Себя и тех двоих. Например. (пауза). Суть в том, что в определенных обстоятельствах, все мы способны на всё. А преступление – это заразно. Вернее, нет. Это наркотик.

А н д р е й. Понятно. Сначала доза маленькая, потом ее уже не хватает.

Т о н ь к а. Вроде того. (пауза). Лет пять назад я и не думала воровать. Я меняла вещи в магазине. К примеру, есть у меня заколка – желтая, которая мне не нравится. Я иду в магазин со свободным доступом, беру заколку красную, иду в примерочную, прихватив какую-нибудь ненужную шмотку для отвода глаз. Отцепляю бирку от заколки красной, и ставлю эту бирку на заколку желтую. Или: мне нравится лифчик в магазине без магнитной защиты. Я просто беру несколько лифчиков, долго примеряю, а потом, когда продавец одуревает от «подай-принеси», меняю свой лифчик на новый со словами – спасибо, мне ничего не подошло. Продавец счастлив от меня избавиться. Или: возьмем сумку. Родной ремень через плечо мне короткий. Я нахожу сумку с нужной длиной ремня, с таким же цветом и качеством кожи, и просто меняю один на другой, пока продавец занимается своими делами. Так я меняла джинсы, купальник, спортивные брюки, рубашки, шарфы, колготки… Но, если честно, я почти не нуждалась в этих вещах. Более того – с трудом добытую шмотку, я легко могла выкинуть буквально на следующий день, если она вдруг надоедала. Или отправить ее в контейнер благотворительного магазина «Спасибо! ». Но однажды я вынесла из супермаркета свитер, потому что на него забыли надеть защиту. Вот с этого момента и началось все по-взрослому.

А н д р е й. Это болезнь. Клептомания называется. Вы больны. А эти двое вами пользуются…

Т о н ь к а. Все-то вы знаете.

А н д р е й. У меня голова, как в тумане…

Т о н ь к а. Верю.

А н д р е й (усаживаясь на пол). Что-то мне нехорошо…

Т о н ь к а (подходит к Андрею). Что – совсем? Может, воды?

А н д р е й. Мне бы яду… У вас нет случайно? Украдите для меня яд.

Т о н ь к а. Не смешно.

А н д р е й. Бутылка воды возле памятника…

Тонька приносит воду. Достает из сумки носовой платок, смачивает водой, протирает Андрею лоб.

Т о н ь к а. Если совсем помирать будете, скажите. Я неотложку вызову…

А н д р е й (пьет из бутылки). Не дождетесь. Мне еще ваших родственников найти надо.

Т о н ь к а. О, это теперь нереально.

А н д р е й. Почему?

Т о н ь к а. Потому что они думают, что я к ментам побегу. Закладывать. А значит, они начнут шифроваться. Прятаться. Переедут на другую квартиру, поменяют сим-карты в телефонах. Может быть, даже купят новые паспорта… В любом случае, я их больше не увижу. А вы – тем более.

А н д р е й. И они не будут мстить?

Т о н ь к а. Как?

А н д р е й. Ну, не знаю… Несчастный случай. Кирпич на голову…

Т о н ь к а. Чушь какая! Они же воры, а не убийцы.

А н д р е й. Романтики с большой дороги?

Т о н ь к а. Ага.

А н д р е й. У вас очень приятные духи… Как они называются?

Т о н ь к а. Понятия не имею.

А н д р е й. Как? Вы не помните, что покупали? Что написано на флакончике? А! Впрочем, ясно: вы их тоже украли.

Т о н ь к а. Почему украла? Зачем мне воровать духи? Я прихожу в магазин «Рив Гош», и душусь из тестера. Так экономнее.

А н д р е й. Экономнее? При ваших гонорарах такая мелочность?

Т о н ь к а. Не возбуждайтесь. Лежите спокойно.

А н д р е й. А косметикой вы так же пользуетесь? Общественной, из тестера?

Т о н ь к а. Нет, косметика у меня своя. И очень дорогая.

А н д р е й (вздыхает). И зачем вы только пришли сюда?

Т о н ь к а. За Достоевским. Кстати, если бы я не пришла, вы бы сейчас в одиночестве тут валялись.

А н д р е й. Да, это точно. Вызывайте скорую…

Т о н ь к а. Что – совсем хреново?!

А н д р е й. Ага! Не знаю, что со мной…

Тонька хватает телефон, набирает «03».

Т о н ь к а. Алло, скорая? Срочный вызов! Мужчине плохо! Адрес? (пауза). Тихорецкий проспект, 15, корпус 2, кажется… Нет, нет, точно! Приезжайте скорее!

А н д р е й. Часа через два будут…

Т о н ь к а (наклоняясь к Андрею). Да что вы, они уже в пути!

А н д р е й. Расскажите мне про Достоевского.

Т о н ь к а. Что?!

А н д р е й. Про Федора Михайловича. Что-нибудь… (пауза). У него был такой рассказ «Честный вор». Это не про вас?

Т о н ь к а. Не про меня. Там герой был пьяница и бездельник.

А н д р е й. А вы – труженица… (пытается улыбнуться).

Т о н ь к а. Вы можете не острить?

А н д р е й. Могу. Тогда расскажите про его роман «Игрок».

Т о н ь к а. Почему именно про этот?

А н д р е й. Потому что вы тоже игрок.

Т о н ь к а. С чего вы взяли?

А н д р е й. Когда вы доставали из вашей прелестной сумочки скульптуру, из нее случайно выпала фишка казино… (извлекает из кармана фишку, протягивает Тоньке). Азарт… Миром правит азарт.

Т о н ь к а. Я должна оправдываться?

А н д р е й. Нет, конечно. Это ваша жизнь, ваша игра… (как бы в бреду). Расскажите что-нибудь… про его роман «Игрок».

Т о н ь к а (смачивает носовой платок водой, прикладывает ко лбу Андрея). Я понятия не имею, что вам рассказать. Про Висбаден вы, наверно, знаете, а все остальное – обыкновенная школьная программа…

А н д р е й. Я плохо учился в школе. Мне было неинтересно. Я сидел на последней парте и рисовал.

Т о н ь к а. И что же вы рисовали?

А н д р е й. Любовь. А потом шел домой, и пытался лепить ее из пластилина.

Т о н ь к а. Ну, раз вы такой большой знаток любви во всех жанрах, я процитирую одно письмо: «…При конце романа «Игрок» я заметил, что стенографистка моя меня искренно любит, хотя никогда не говорила об этом, а мне она всё больше и больше нравилась. Так как со смерти брата мне ужасно скучно и тяжело жить, то я и предложил ей за меня выйти. Она согласилась, и вот мы обвенчаны. Разница в летах ужасная (20 и 44), но я всё более и более убеждаюсь, что она будет счастлива. Сердце у ней есть, и любить она умеет».

А н д р е й. Любовь от скуки?

Т о н ь к а. Любовь до гроба. Буквально.

А н д р е й. А вы?

Т о н ь к а. Что?

А н д р е й. Любить умеете? Или вы любовь до гроба в гробу видали?

Т о н ь к а. Причем здесь я?

А н д р е й. Абсолютно ни при чем. Это только в пластилине все красиво и стройно. А в жизни, детка, все иначе… Такая вот аксиома.

Т о н ь к а. В жизни все и у всех по-разному. Я вам только что письмо прочитала, а вы мне про аксиому.

А н д р е й. Вы знаете, что такое «никогда»?

Т о н ь к а. Я не понимаю вас.

А н д р е й. Никогда – это разбитая тарелка, вчерашний день, прошлогодний снег, и те самые съеденные конфеты из вазы. Вы – слуга своей последней электрички, сейчас уйдете, и мы больше никогда не увидимся. За вами захлопнется дверь, и этот звук станет последним для меня. А вы даже не обернетесь… Мы будем жить на противоположных концах города, в разном ритме, и никогда не впишемся в один график. И даже, если я когда-нибудь позвоню, мои слова будут всего лишь короткими гудками, вы повесите трубку и пойдете дальше – встречаться с кем-то на бескрайних простынях далеких кроватей… А что останется мне? Смотреть в ночное небо на пустые ковши Медведиц? Потому что все, что я теперь ни придумаю, все, что ни нарисую, это будете вы – за краем холста… Вам не страшно от этой мысли? Почему вы молчите? Ну, соврите хоть что-нибудь, в конце концов!

Звонок в дверь, Тонька бежит открывать. На пороге врачи скорой.

Т о н ь к а. Он там, ему плохо!

П е р в ы й в р а ч. Я слышу, чего вы кричите?

В т о р о й в р а ч (подходя к Андрею, обращается к Тоньке). Температура есть?

Т о н ь к а. Я не знаю. Наверное… Он бредит!

П е р в ы й в р а ч. Наверное? Вы что – пришли, когда он уже на полу лежал?

Т о н ь к а. Нет, я… Я сама… В общем, ему сделали какой-то укол…

В т о р о й в р а ч. Кто сделал? Какой укол?

Т о н ь к а. Снотворное. Но мне его тоже вкололи. Я в порядке, а вот ему плохо стало…

П е р в ы й в р а ч. Вы уверены, что это было снотворное?

Т о н ь к а. Ну, да. Мы же вместе заснули, потом проснулись…

П е р в ы й в р а ч. Девушка, вы врач?

Т о н ь к а. Нет. Я искусствовед.

П е р в ы й в р а ч. Понятно. (Второму врачу). Давай носилки.

Врачи перекладывают Андрея на носилки. Первый врач достает из его кармана удостоверение.

П е р в ы й в р а ч. Союз художников России… Ясно…

Т о н ь к а. А в какую больницу вы его отвезете?

П е р в ы й в р а ч. В Мариинскую.

В т о р о й в р а ч. А вы не хотите сдать анализы? Я, например, не уверен, что вам кололи снотворное.

Т о н ь к а. Если мне будет плохо, я вас вызову.

П е р в ы й в р а ч. Ну-ну… (достает тетрадь). Распишитесь.

Врачи поднимают носилки, уносят Андрея. Тонька остается одна. Бродит по мастерской, в которой совсем нечего рассматривать, кроме пресловутого памятника… Достает айфон, набирает Мишу.

Т о н ь к а. Мишань? Да, я очухалась. Премного тебе благодарна! Ты прям медбрат из «Красного креста». Послушай, ты, химик хренов! Что ты вколол Андрею? Что? Снотворное? Ага, как же! Почему спрашиваю? Потому что сейчас сюда неотложка приезжала. Они его на носилках унесли. Я не знаю. Вот иди и посмотри, что на этой чертовой ампуле написано. Да мне по фиг! (пауза). Снотворное? Врешь, скотина! Тогда почему ему так резко поплохело? Не в курсе! Ладно, живи, специалист! (вешает трубку). Надо что-то делать… Надо что-то делать… Надо узнать телефон больницы! (возится с айфоном – смотрит в интернете номер). Есть! (набирает). Алло, справочная? К вам только что привезли Андрея… Господи, как же его… (лихорадочно ищет свою сумку, вынимает оттуда скульптуру Достоевского, рассматривает постамент). Ну, же! (себе). На скульптуре должна быть фамилия… Борисов! Андрея Борисова привезли! С Тихорецкого проспекта. Я кто? М-м-м… Жена, разумеется! Как что? Жена имеет право знать… Что?! Как… не довезли?! Сердце?!

Тонька роняет айфон, закрывает глаза, плачет. Звучит музыка – та, что написана для птицефабрики. Тонька медленно надевает на шею золотую сумку – делает жест, как будто хочет удавиться длинным ремешком. Подходит к памятнику, ложится, сворачиваясь калачиком…

Занавес

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 67