Июльское пекло

- Какое у вас тут безобразие началось! – кричал даже Пётр Потапович. – Одни кричат, что надо истребить всех червей! Другие организовали отряды по отстрелу птиц. Мол, людей воробьи клюют! Что за идиоты?! Пусть Солнце в тюрьму посадят – оно же червей сушит!

Я лениво потянулся в гамаке, спрятанном в тени, под ветвями ивы. Лёгкий ветерок обдувал меня после заплыва в прудике, настроение у меня было самое хорошее. Я решил поделиться вчерашними новостями:

- Моя знакомая, Катя которая, напрочь отказалась от участия в этом живодёрстве. Она помогает животным. Вот, скажем, дверь в квартиру заперта, они двери взламывают, ищут собак, кошек – спасают. Людей не находят…

- А людей, наверное, собачки с кошечками быстро приканчивают, ха-ха! – ухмыльнулся старичок.

- О боже, Катя! – вскрикнул я, вспомнив. – Я опоздал!

- Что такое? – встрепенулся Пётр Потапович.

- Я обещал помочь сегодня. Мне надо срочно бежать, - и я спешно переоделся и побежал к велосипеду.

К сожалению, я и вправду опоздал. Меня поразил беспорядок: пара перевёрнутых скамеек в холле, разбросанные повсюду бумаги, несколько размазанных и целых трупов червей на полу, незапертые двери, ведущие к хранилищу. И гробовая тишина. Я двинулся вперёд, понимая, что мне предстоит зайти в святая святых… Подошвы странно прилипали к полу, так что даже и стены, и все предметы мне показались какими-то липкими. Зайдя в помещение для червей, я даже не удивился. Все банки и аквариумы были пустыми. Некоторые – разбиты. Множество трупиков на полу. Либо у кого-то из сотрудников не выдержали нервы, либо черви устроили бойню. Вдалеке, на окне, сидела пятнистая кошка, вытянув заднюю лапку и вылизывая когти. Я вышел.

Под столом, возле компьютера за стойкой администратора, валялась разбитая камера. Я разбудил компьютер ото сна, ввёл пароль и воспроизвёл видео, которое было открыто кем-то до меня и, видимо, давно кончилось.

Снимали площадь перед зданием администрации. И она… шевелилась!

- Каким-то образом, - полукричал оператор, - все черви вырвались из Банка на свободу и организовали митинг на главной площади города! До сих пор не было настолько очевидного доказательства того, что это не черви, а люди! Могут ли черви собраться вместе, рискуя запечься в жару и в синхронном порыве требуя помощи? – резонно упрекнул несуществующего слушателя парень. – Двуногая администрация города скрылась от протестующей толпы, мы видим ползущую по лестнице массу, она пробирается в здание – щели под дверями достаточно широки, чтобы под ними пролез человек. Что будет дальше? – очень страшно наблюдать такое! Боже, Катя, что у меня на спине? – взвизгнул оператор. Камера закрутилась, я увидел небо, потом смазанное лицо своей знакомой, потом снова небо, деревья, небо, землю, удар…

Камера осталась лежать объективом к площади, и можно было видеть, как толпа вползает в здание, оставляя на потрескавшемся от жары асфальте и мраморных лестницах влажные следы тёмной слизи. Через несколько минут площадь омертвела – кто успел, заполз в здание, но кому-то не повезло, и их тела скукожились, прикипев к асфальту, испаряясь и теряя объём. Это я уже сам понимал, конечно – на видео не было видно деталей, но усеянная трупами площадь наводила на мысли… Я на миг представил, каково это – ползти по раскалённой шершавости, с каждой секундой теряя жизненную влагу, понимая, что ты нем, слеп, что ведёт тебя одно животное и жадное чувство, один инстинкт, поработивший те остатки человеческого разума, которые смогло впитать в себя жалкое червячье тельце – выжить, вернуться домой, обрести самого себя, поделиться своей болью – и наконец облегчить её. Мне сделалось страшно.

Вдруг камера взмыла в воздух, отвернулась от площади и через несколько шагов выключилась. Значит, кто-то выжил? «Надо найти его потом! » - безнадёжно подумал я и, выхватив флешку из компьютера, рванул к Петру Потаповичу. Уж теперь-то все доказательства налицо!

Отчаянный ветер, бивший навстречу, жарил кожу, но я не сбавлял скорости: напротив – представляя, каково было моим бывшим знакомым – Кате, Фоме Антоновичу, соседу дяде Вовке, родителям, продавщице в хлебном ларьке, - я изматывал сердце в попытках ехать скорее. Моя сиюминутная радость от возможности доказать моему Обезьянкину правдивость ужаса быстро сменилась отчаянием. «Они ведь все мертвы, все, все до единого… Отчего же остался я человеком? Не сон ли это? Господи…»

Я влетел в комнату к другу и, приметив его всегдашнюю улыбку, чуть не ударил себя по лицу от внезапно пришедшего озарения: «У этого деда же нет никаких компов! »

- Что ты, будто тебя кипятком обварили? – даже смутился Пётр Потапович.

- Да чёрт… у меня тут видео… они все мертвы! – крикнул я и ударил по стене, зажав флешку в кулаке. Там что-то треснуло – то ли кулак, то ли флешка, то ли стена, то ли воздух.

- Ну-ну, - обнимая меня и усаживая в мягкое кресло, пролепетал старик. На столе стояла кружка, из неё поднимался пар, рядом – две баночки варенья, миска с конфетами и печеньями. У окна бубнил телевизор. – Уж не это ли ты хотел мне показать? – ткнул в экран Пётр Потапович.

Там был мой ролик. Толпа червей уже почти вползла, оператор давно молчал. Катя, ставшая червём, либо уползла по направлению к зданию администрации, наверняка обрекая себя на смерть от жары, либо благоразумно стала рыть норку в земле, принимая свой новый способ к существованию. Зная её, я понимал, что она поползёт, взбунтуется…

Пётр Потапович взял кружку с кипятком и сделал огромный глоток. Меня аж передёрнуло.

- Ананасовые конфетки бесподобны! – крякнул он от удовольствия, разворачивая фантик и протягивая мне одну.

Меня всё это безумно поразило. Как мог он есть – он, всегда так интересовавшийся каждым человеком, каждым сантиметром тротуара, каждым листочком в парке?..

Вдруг он резко показал пальцем на безлюдную площадь, усеянную сухими тельцами, наклонился и, хотя в комнате, кроме нас, никого не было, прошептал мне на ухо:

- У вас тут совсем каменный век.

И прибавил, уже громко:

- Пошли со мной, чудеса покажу тебе.

Ноги сами меня несли. На заднем дворе у Петра Потаповича оказался целый загон червей. Они копошились в земле, им было тесно, они предчувствовали скорую кончину на рыболовном крючке. Черви ведь умеют читать человеческие мысли, а мы их – нет. «И кто из нас умнее? » - подумал я.

- Вот эти черви, московские, я их с собой привёз, - и он поднял в знак доказательства всё так же закрытый портфель, с которым встретил меня и ходил неразлучно. – Живут в вашей земле порченой, рыба на них уже не клюёт. – Впрочем, мне кажется, что к тому времени я сошёл с ума и что никакого загона не было, а я сам был червём. – А ты, Кирилл Семёныч, на меня не обижайся, я ведь люблю тебя!

Я упал на траву, на колени, шея отказывалась держать голову.

- Все тут у вас черви, все до единого. И ты червь, - ласково улыбаясь, просюсюкал он. – Вот же, посмотри на своё превращение. Уж на тебя-то щучку поймаю! Я же для рыбалки в ваш рай из столицы и приехал, я человек важный, а ваши люди – так, наживка. Для того про всех и разузнавал. Но вообще я человек очень добрый, Кириллушка! Только рыба не клюёт на вас, проклятых собак, чёрт бы вас всех побрал!

И хоть злость – это чувство дурное, но тут-то она мне и придала сил. Пробившись сквозь дебри безумия, я вдруг ясно понял смысл всего, что происходило в городе, смысл всех слов и действий господина Обезьянкина. Я поднял голову, быстро поднялся на корточки и рывком прыгнул, вцепившись руками в горло старика. Где-то в полёте, удивлённо и испуганно улыбнувшись, он успел проговорить:

- А что же, я говорил, что у вас воробьи иначе, чем у нас, клювы другого цвета! – и в тот же миг обратился в маленького воробушка, вспорхнул и улетел. Больше я никогда его не видел.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 Следующая ⇒