22 октября 11 страница

Мила на мгновение умолкла, прикидывая, правда ли это. Потом поверила – да, вроде все сходится.

– Черт тебя побери, Бериш, – проворчала она, опуская прут. – Поищи, пожалуйста, свой проклятый фонарь. Невмоготу уже торчать тут в темноте.

– Сначала помоги мне подняться.

Мила уже склонилась над ним, шаря в темноте. Но в этот миг кто-то, подкравшись сзади, схватил ее за руку. Инстинктивно развернувшись, она уловила знакомый запах. Испуганная, стояла не шевелясь. Мгновения текли, как при замедленной съемке. Человек, стоявший сзади, прижал ее к себе. И поднялась пальба. Выстрелы грохотали в узком проходе, и за время коротких вспышек Мила убедилась, что ее остановил настоящий Саймон Бериш, а запах, утихомиривший ее, был запахом его одеколона.

Зато человек, лежавший на полу, пытался ее обмануть. Миле не удалось, пока Бериш стрелял, разглядеть лицо самозванца: он слишком быстро развернулся и пустился наутек. Она видела, как этот человек, спасаясь от выстрелов, скрылся за первым поворотом, – стены вокруг него рушились, смыкались за его спиной, словно помогая бегству.

Кончив стрелять, настоящий Бериш повернулся к ней.

– Пошли отсюда, быстро! – закричал он.

Потащил ее в темноте, но через несколько метров включил фонарь, который принес с собой. Мила чуть поотстала, но крепко держалась за его руку. Только бы не споткнуться, не упасть. Бериш бежал впереди, – казалось, он хорошо изучил путь, ведущий к выходу.

Паника овладела Милой, она замедлила шаг – так в дурном, мучительном сне хочешь убежать, но не можешь сдвинуться с места. Она с силой выбрасывала вперед колени, но ей казалось, будто она бежит в какой- то вязкой, маслянистой жидкости, словно тьма вдруг обрела плотность.

Вскоре агент полиции узнала закуток, куда попала, когда только вошла. А вот и дверь. Так близко, что кажется недосягаемой, ведь сама мысль, что можно через нее выйти наружу, настолько прекрасна, что отдает фантазией. Снаружи повеяло свежестью, – казалось, сама дверь дышит.

Они пересекли границу и вышли на лестницу. У Милы было ощущение, будто ступеньки выгибаются у них под ногами, словно зубы чудовища, распахнувшего пасть. И тут она услышала, как настойчиво лает собака, будто зовет их, понуждает поскорее выйти из этого дома. Значит, свобода близко.

За несколько метров до входной двери Миле показалось, будто домик

из красного кирпича смыкается над ними. Закрыв глаза, она стала считать шаги.

Бериш остановился рядом со своим псом, наклонился, приласкал его:

– Тихо, Хич, все хорошо.

Они немного отдышались. Собака успокоилась. Спецагент оглядел Милу: та все никак не могла прийти в себя и с гримасой боли прижимала руки к ушам. Бериш понял, что настала пора объясниться.

– Я нашел тебя, позвонив в Управление и услышав, что ты поехала сюда, – прокричал он, догадавшись, что у нее неладно со слухом.

– Значит, тот, кто притворился тобой, знал, что я искала тебя, что просила тебя о помощи. Стало быть, он следит за мной. – Вся история вдруг стала Миле до крайности отвратительна. – Кто этот человек? – спросила она, показывая на домик.

Но спецагент ушел от ответа:

– Черт побери, гнездо. Никогда такого не видел.

– Ты о чем?

Бериш все еще стоял, согнув колени:

– Об убежище «накопителя».

Гнездо – для чего? Милу передернуло. Диана Мюллер затворилась в этом доме, отвергнув внешний мир и приготовив убежище для кого-то.

– Там, внутри, есть комната: девушка принимала гостя. Бериш обнял Милу за плечи:

– Ты должна предупредить всех, вызвать сюда команду. Он заперт там, понимаешь? Ему не выбраться.

Взгляд спецагента выражал озабоченность. Без лишних слов Мила собиралась уже взять мобильник и позвонить в Управление Борису, как Хич снова залаял, на этот раз еще громче. Пес смотрел на что-то позади них. Мила и Бериш одновременно обернулись к домику из красного кирпича.

Сквозь заколоченные окна просачивался серый дым. Через несколько секунд стекла полопались от жара.

Агенты полиции, закрывая руками лицо, отскочили на безопасное расстояние, не забыв прихватить собаку, а внутри дома огонь бушевал уже, словно в преисподней.

Отойдя подальше, они стали глядеть на пожар.

– Нет, нет… – вырвалось у спецагента. В тоне голоса слышалась бессильная тоска.

– Смотри мне в глаза, – потребовала Мила, притягивая его к себе. –

Кто был тот человек? Ты его знаешь.

Бериш потупил взгляд:

– Я не видел его лица. Но думаю, это был он.

– Кто – он?

– Кайрус.

Показания врача, который дежурил на «скорой помощи» вечером 26 сентября года:

«Мы приехали в квартиру потерпевшего чуть раньше полуночи. По рации нам уже сообщили о его состоянии и о том, что речь идет о представителе полицейских сил. По приезде мы обнаружили у пациента обширные ожоги третьей и четвертой степени, а также ярко выраженные симптомы удушья. Несмотря на тяжелую клиническую картину, пациент пребывал в сознании. Пока наша бригада проводила обычные процедуры с целью избежать возможных осложнений и одновременно пыталась стабилизировать дыхание, пациент вел себя беспокойно и настойчиво пытался что-то нам сообщить. Ему удалось на несколько секунд сорвать с себя респиратор, и он произносил бессвязные фразы, из которых мы уловили только слова: „Прошу вас, пожалуйста, я не хочу умирать“. Но пострадавший скончался в машине „скорой помощи“».

Все стояли и дожидались Судьи.

Строительную площадку заполонили полицейские, но никто не осмеливался что-то сказать или сделать до приезда главы Управления. Вся сцена была как будто заморожена.

Тем временем пожар потушили, но домик из красного кирпича с грохотом обвалился. В результате сгорания накопленного в доме мусора поднялось ядовитое облако: сейчас, на рассвете, пронизанное первыми лучами солнца, оно сверкало невиданным блеском.

Чарующая, но смертоносная красота, восхитилась Мила.

Даже зло может явить себя прекрасным. Но все-таки пожарным пришлось эвакуировать весь квартал.

– Только такой рекламы нам не хватало, – буркнул Борис.

Он упорно не желал с ней разговаривать. Был разгневан, но также, боялась Мила, и разочарован. Она не поставила его в известность о том, что обнаружила, буквально исключила из своего расследования. То есть, что хуже всего, перестала ему доверять. Что-то непоправимо нарушилось в их отношениях.

Гуревич тоже ее игнорировал. Этой ночью Мила позвонила ему, а не Борису, чтобы никто не заподозрил, будто она действовала заодно со старым другом. Когда прибыло подкрепление, инспектор выслушал ее рапорт с каменным лицом. Агент полиции изложила весь ход самостоятельного расследования – от газетной вырезки, найденной у канализационного люка, к эсэмэске, где говорилось о Кайрусе, вплоть до истории Дианы Мюллер.

Только одну деталь она опустила. Присутствие Саймона Бериша.

Она сама прогнала его прочь. Не хотела, чтобы начальство встретило его здесь. Репутация спецагента и без того была подмочена, не хватало ему еще отдуваться за чужие грехи. Мила заверила, что позже введет его в курс дела.

Вот уже десять минут, как пожарные разрешили снять противогазы.

Дымящийся мусор залили пеной, и ядовитые испарения были подавлены.

Шум в ушах прекратился, но голос человека, явившегося из тени, так и звучал в голове.

Как ловко он подстроил ловушку, завлек ее в это гнездо. Он за мной следит, сказала себе Мила. Знает, что я всегда иду на зов страха.

Бериш подтвердил, что это Кайрус, признавая тем самым существование Господина доброй ночи. Но почему в их первую встречу спецагент не сказал всей правды?

Черный «БМВ» с затемненными стеклами миновал полицейское заграждение, не дававшее репортерам и ротозеям проникнуть в оперативную зону. Машина припарковалась прямо перед строящимся небоскребом. Мила узнала автомобиль Судьи. Гуревич и Борис опрометью бросились навстречу.

Вместо того чтобы выйти, пассажир продолжал сидеть в салоне, только опустил окошко, чтобы переговорить с подбежавшей парой. Агент Васкес стояла с другой стороны и не могла слышать беседы. Прошло несколько минут. Потом наконец оба инспектора сдвинулись в сторону, и дверца открылась.

Каблук высотой в двенадцать сантиметров ступил на цементное покрытие. Следом показалась грива очень светлых волос. Деловой костюм,

как всегда черный, и макияж, доведенный до совершенства даже в ранний утренний час.

Джоанна Шаттон, Судья, была, как всегда, безупречна.

О ней в Управлении ходили самые разные слухи. Ни один из них не перерос статуса сплетни – знали только, что она не замужем и что ее личная жизнь абсолютно непроницаема, – но, главное, молва никогда не приписывала ей никаких любовных похождений. Это говорило о многом, но прежде всего о ее способности нагонять на сотрудников страх. Она имела идеальный послужной список, вполне подходящий для руководящей должности.

Хотя она и выделялась в академии, будучи лучшей на курсе, Джоанне Шаттон не предоставили престижного места. Девушка перспективная, но ее продвижение могло бы ущемить коллег-мужчин, а кроме того, она была занудой-всезнайкой. И ей поручали только мелкие дела. И все-таки она всегда находила способ выделиться благодаря готовности учиться новому и самоотверженным стараниям. Ее даже прозвали Судьей, и эту пренебрежительную кличку она сумела превратить в почетное звание.

Журналисты очень скоро стали обожать ее.

Она идеально подходила для первых страниц прессы и для телевидения, со своей модельной внешностью и крутым характером полицейского старой закалки. Начало сбываться то, чего боялось ее начальство. Высшим чинам, вообще-то, не улыбалось, чтобы лицо федеральной полиции представляла сексапильная блондинка.

Всего через два года, отменно проявив себя на разных должностях, Джоанна Шаттон стала самым молодым инспектором за всю историю Управления. После того уже никому не удавалось сдержать ее продвижение на самый верх.

Женщина сняла темные очки и уверенным шагом направилась в самый центр разворачивающейся сцены, обводя оценивающим взглядом руины домика из красного кирпича.

– Кто может ввести меня в курс дела?

Вокруг начальницы тотчас же собрались полный рвения Гуревич, Борис и командир пожарных. Начал докладывать последний:

– Мы потушили огонь час назад. Здание, однако, рухнуло почти сразу. По словам вашего агента, огонь вспыхнул внезапно. Но я бы не стал утверждать, будто имел место поджог: внутри скопилось столько горючего материала, что было достаточно искры.

Судья задумалась над последней фразой:

– Искра эта, похоже, годами дожидалась своего часа и выбрала именно эту ночь, чтобы поджечь весь хлам.

Саркастическая реплика Шаттон упала в наступившую тишину, будто камень в пруд. Никогда не знаешь, как реагировать на ее слова, подметила Мила. То ли она шутит, то ли использует иронию как хлыст, чтобы всех их построить во фрунт.

– Агент Васкес, – позвала начальница, даже не глядя в ее сторону. Мила присоединилась к остальным. Аромат «Шанель», духов Судьи,

распространялся вокруг, точно аура власти, в данный момент охватившая собой и Милу.

– Да, мэм.

– Говорят, вы видели мужчину там, внутри, и он попытался напасть на

вас.

Все было не совсем так, но Мила придерживалась версии, которую

согласовала с Беришем.

– Завязалась короткая схватка, в ходе которой я выронила фонарь. Мы остались в темноте, но мне удалось несколько раз выстрелить и обратить его в бегство.

– Но вы его не задели.

– Думаю, нет. – На этот раз Мила говорила чистую правду. – Я только видела, как он убегал. Потом и я удалилась из здания, поскольку завалы грозились обрушиться на меня.

– И потеряли пистолет. Так ведь?

Мила опустила взгляд. Когда полицейский теряет оружие, это не служит к его чести. Поскольку она не могла рассказать, что стрелял Бериш, ей не пришлось хотя бы признаваться, что пистолет выпал у нее из руки вследствие глупой оплошности.

– Так точно, Судья.

Шаттон тотчас же утратила к ней интерес и огляделась вокруг:

– Где Чан?

Чуть позже из дымящихся развалин появился судмедэксперт в асбестовой робе. Сняв каску, присоединился к группе.

– Вы меня звали?

– Вы обнаружили в руинах тела?

– В доме скопилось огромное количество химических веществ, углеводородов и пластика: все это при сгорании производит высочайшие температуры. Вдобавок сам дом, построенный из кирпича, послужил печью. При таких условиях любые человеческие останки буквально обратились бы в прах, – уверенно заявил судмедэксперт.

– И все-таки там кто-то был, – выкрикнула Мила, чуть ли не срывая голос, даже не отдавая себе отчета, что ее никто и не обвиняет во лжи. – И я видела скелет Дианы Мюллер, девочки, пропавшей в возрасте четырнадцати лет и в течение девяти лет не подававшей о себе вестей.

– Как могло случиться, что никто ничего не замечал? – спросила Судья.

– Дом находился в частном владении, – уточнил Гуревич, игнорируя Милу. – Но, как уверяют в строительной фирме, которая сегодня должна была снести строение, там никто не жил. Удивительно, однако, что за все это время не поступало никаких сигналов в социальные службы. Оглядитесь вокруг: мы ведь не в каком-нибудь пустынном пригороде. Здесь деловая зона, тысячи людей ежедневно приходят сюда на работу.

Да, но после заката район пустеет, так и рвалось у Милы с языка, но она всего лишь дернула подбородком в знак несогласия.

Только Борис на нее не ополчился, просто старательно отводил взгляд. Его молчание ранило Милу больше, чем завуалированные обвинения другого инспектора. А Джоанна Шаттон казалась совершенно невозмутимой.

– Если все происходило так, как говорит агент Васкес, тогда мужчина, напавший на нее, устроил пожар и сам погиб в пламени, – проговорил Гуревич менторским тоном. – Но почему? В этом нет смысла.

Судья снова обратилась к командиру пожарных:

– Полагаю, вы связались с фирмой, осуществляющей строительство.

– Конечно, мы проконсультировались с ними, ведь им досконально известен объект, на который нас вызвали.

– Тогда скажите, можно ли было проникнуть в дом иначе, чем через главный вход?

Пожарный задумался:

– Ну, под самым домом проходят канализационные трубы. Я бы не исключал возможности, что кто-то мог изнутри здания пробраться туда.

Судья обернулась к своим сотрудникам-мужчинам:

– Вот вариант, который вы не предусмотрели. А именно: обитатели дома могли пользоваться другим путем, чтобы входить и выходить незаметно. Нападавший тоже мог уйти этим путем, устроив пожар.

Мила оценила неожиданную поддержку Шаттон. Хотя и не питала иллюзий, что все обойдется.

Судья наконец взглянула на нее:

– Скептицизм ваших коллег, дорогая моя, вызван тем, что вы действовали, не подчиняясь приказам, манкируя уважением к старшим по

званию. Кроме того, вы поставили под угрозу расследование. Будет нелегко вновь связать оборвавшиеся нити, поскольку улики, если таковые и имелись в наличии, уничтожил пожар.

Мила хотела было сказать, что ей очень жаль, но эти слова в ее устах прозвучали бы фальшиво. И она, склонив голову, молча терпела.

– Если, по вашему мнению, вы лучше всех нас, заявите об этом. Мне известна ваша работа, ваши заслуги. Но именно от такого опытного полицейского я не ожидала подобного поведения. – Тут Шаттон повернулась к группе мужчин. – Оставьте нас.

Троица отошла, быстро обменявшись взглядом.

Даже будучи в большинстве, перед такой женщиной, как Судья, мужчины всегда терялись.

Когда они остались одни, Шаттон заговорила не сразу, будто ей требовалось время, чтобы обдумать свои слова:

– Я хочу помочь вам, агент Васкес.

Мила, настроившись на очередной выговор, застыла в недоумении:

– Что вы сказали, простите?

– Я вам верю.

Она не просто оказывает поддержку. Она предлагает заключить союз. Шаттон принялась прохаживаться, и Мила последовала за ней.

– По дороге инспектор Гуревич ввел меня в курс происшедшего. Он сообщил, что вы намереваетесь включить в рапорт некоторые отсылки к фактам, имевшим место двадцать лет назад.

– Так точно.

– Упомянуть Мага, Заклинателя душ, Господина доброй ночи… Верно?

– И еще Кайруса, – добавила Мила.

– Ага. – Судья остановилась. – Значит, еще и это имя.

Мила поняла, что Шаттон оно уже известно. Как и вся правда, в которую посвящены немногие.

– Я помню дело «неспящих», – подтвердила глава Управления. – Те события знаменовали собой и закат программы защиты свидетелей. Через несколько лет один из спецагентов повел себя недостойно в ходе другого скользкого дела.

Мила догадалась, что она имеет в виду Саймона Бериша. Не

дожидаясь вопроса, Шаттон сама рассказала, что произошло:

– За крупную сумму он позволил убежать раскаявшемуся преступнику, которого должен был защищать, но при этом не спускать с него глаз.

Мила не могла поверить, что Бериш по этой причине стал изгоем, ей никак не удавалось представить его в роли продажного полицейского. Но она видела, что Шаттон изнывает от желания поведать всю историю, и решила подыграть:

– Полагаю, этот агент оставил службу. Судья застыла на месте и обернулась к ней:

– К сожалению, нам не хватило доказательств, чтобы припереть его к стенке.

– Почему вы мне все это говорите?

– Не хочу, чтобы вы к нему обращались, вот почему. – Она была до крайности откровенна. – Что бы ни случилось, приходите только ко мне. Договорились?

– Договорились. Так вы не возражаете, если я упомяну Кайруса в своем рапорте? – дерзко осведомилась Мила, чуть ли не провоцируя начальницу.

– Вовсе нет, – отмахнулась Судья. – Но скажу вам честно – как женщина женщине, – я бы не стала торопиться. Дело двадцатилетней давности: без доказательств, без следов вы рискуете в нем увязнуть. И потом, эти прозвища ничего не значат. Страшилка для публики, которую сочиняют СМИ, чтобы повысить рейтинг телепередачи или продать пару лишних экземпляров газеты или журнала. Не выставляйте себя на посмешище, гоняясь за героем комикса.

Но Мила не могла выкинуть из головы человека, которого встретила ночью в доме. Он был настоящий, из плоти и крови, как все. Может быть, окружающая обстановка – гнездо, темнота, пронизанная страхом, – способствовала тому, что этот образ приобрел для нее сверхъестественные очертания. Можно согласиться с тем, что он не монстр.

Но он – был, существовал в реальности.

– А если я укажу в рапорте, что на меня попросту напал неизвестный? Шаттон улыбнулась:

– Определенно, это намного лучше. – Она пристально посмотрела на Милу. – Я наблюдала за вашими действиями с самого начала расследования и полагаю, что вы предпринимали правильные шаги. Знаю, с каким недоумением восприняли вы гипотезу о том, что за серией убийств стоит террористическая организация.

– Все правильно: я и до сих пор в это не верю.

– Можно мне внести свой вклад в вашу версию, агент Васкес? Мила не догадывалась, что у нее на уме.

– Гуревич просил отстранить вас, чтобы вы не путались под ногами, но я считаю, что вы тоже можете принести пользу. – Шаттон подала знак шоферу, тот сразу же вышел и передал ей коричневый конверт.

Судья протянула его Миле. Та взяла его в руки, рассмотрела. Конверт был очень тонкий.

– Что это?

– Я хочу, чтобы вы пошли по новому следу. Уверена, вас заинтересует то, что внутри.

Кабинет всегда был для него убежищем, но теперь казался тюремной камерой.

Бериш ходил взад и вперед, обдумывая, как совершить побег.

– Я в него не попал, – заявил он, обращаясь к Хичу, который, растянувшись в своем углу, мотал головой, следя за судорожными передвижениями хозяина.

То, что случилось прошлой ночью, не давало ему покоя. В темноте рука дрогнула, и он не попал в цель. Вообще говоря, он давно не стрелял из пистолета. Человек действия превратился в человека умственного труда, напомнил он себе, над самим собой насмехаясь.

Но хуже всего, что он так и не разглядел лица человека, который обрек его на мучения, длящиеся двадцать лет. И теперь, не зная покоя, должен снова задавать себе все те же вопросы.

Кайрус вернулся, вновь и вновь повторял он.

Этой ночью, прежде чем он ушел со строительной площадки, Мила рассказала обо всем, что случилось в последние дни: о бойне, устроенной Роджером Валином, и об убийствах, которые совершили Надя Ниверман и Эрик Винченти. Люди, которые, как и Андре Гарсия, исчезли, а потом появились, но только чтобы убивать.

Бериш внимательно выслушал отчет о преступлениях, в расследовании которых не обошлось без ярлыков: сначала их рассматривали как месть, потом – как террористические акты; и давний страх распространялся внутри, продвигаясь по знакомой дороге, хотя и подзабытой за долгие годы. От сомнений и опасений в горле стоял тяжелый ком.

Что происходит? К чему эта цепь убийств?

Всякий раз, когда он впадал в беспокойство, Сильвия заботилась о том, чтобы утихомирить его. Воспоминание проникало сквозь бесформенные наслоения тревог, как мираж, светящийся в тумане. Сильвия утешала его, улыбаясь, ласково поглаживая по руке.

Не проходило дня, чтобы Бериш о ней не думал.

Хотя он и был уверен, что ему удалось изгнать память о ней в место, запретное даже для него самого, Сильвия всегда как-то исхитрялась вернуться. Как кошка, которая неизменно находит дорогу домой. Бериш вдруг ощущал ее присутствие в окружающих его вещах или в пейзаже. Или она говорила с ним словами услышанной песни.

Какой бы короткой ни была их история, Бериш до сих пор любил эту женщину.

Уже не с такой дикой силой, которая со всей яростью обрушилась на него самого, когда все закончилось, когда он чуть ли не считал Сильвию причиной того, что случилось, винил ее во всем. Страсть превратилась в далекую ностальгию. Она слегка прикасалась к сердцу, Бериш улавливал ее пальцами, рассматривал как нечто чарующее, а потом снова отпускал.

При первой встрече его поразила ее коса цвета воронова крыла. Он быстро усвоил, что, когда Сильвия расплетает косу, это значит, что она хочет заняться любовью. В тот, первый, день она не блистала красотой. Но Бериш сразу понял, что не может без нее жить.

Кто-то трижды стукнул в дверь, и спецагент попятился. Бериш застыл посредине кабинета. Даже Хич насторожился. Никто никогда не стучался в эту дверь.

– Возможно, человек, которого мы видели в доме, ушел от пожара через канализацию.

Мила была вне себя. Бериш втащил ее в комнату, надеясь, что коллеги ничего не заметили.

– Зачем ты пришла сюда?

Агент из Лимба потрясала коричневым конвертом:

– Шаттон говорила со мной о тебе. По собственной инициативе, советуя… нет, настаивая, чтобы я не общалась с тобой. Но уж если глава Управления идет на такой шаг, что-то за этим кроется.

Бериш опешил. Он даже вообразить себе не мог, что Шаттон могла наговорить Миле. Вернее, прекрасно мог вообразить, но не хотел, чтобы Мила прислушалась к предвзятому мнению. Но поскольку она пришла сюда, этот вариант можно исключить.

– Знаю, ты предпочел бы вариться в собственном соку, упиваясь своим положением ренегата, – заговорила Мила, уязвленная его молчанием. – Я давно это поняла: слишком удобная позиция на данный момент. Я хочу знать все.

Спецагент пытался заставить ее говорить тише.

– Я тебе уже все сказал. Мила указала на дверь:

– Там, снаружи, в реальном мире, мне пришлось из-за тебя соврать. Я наговорила кучу небылиц главе Управления, только чтобы не создавать тебе проблем. Думаю, ты теперь у меня в долгу.

– Разве недостаточно того, что я ночью спас тебе жизнь?

– Мы оба увязли в этом по уши.

Мила положила на стол конверт, который принесла с собой. Бериш глядел на него, как на гранату, готовую взорваться.

– Что там такое?

– Доказательство того, что мы ни в чем не ошиблись.

Спецагент обошел стол, уселся, оперся подбородком о сложенные руки:

– Ладно. Что ты хочешь знать?

– Все.

У дела о семерых «неспящих», исчезнувших двадцать лет назад, имелся эпилог.

Федеральная полиция пыталась выяснить, что могло связывать отставника-гомосексуалиста, курьера, студентку, ученого на пенсии, вдову, владелицу магазина столового и постельного белья, продавщицу универмага.

Если бы между ними нашлось что-то общее, можно было бы понять, кто и почему проявил к ним интерес и заставил исчезнуть. Но ничего не обнаружилось, кроме такой слишком мелкой детали, как бессонница.

Дело казалось высосанным из пальца, созданным специально для прессы на основании чистых совпадений. В конце-то концов, сколько человек исчезает каждый день в городе? И сколькие принимают снотворное? Но общественное мнение прикипело к зловещей идее, что за все это в ответе один человек. Следователи не готовы были склониться к этой версии.

Вот тогда-то и объявились свидетели.

– Всегда найдутся люди, которые что-то видели или подумали, будто видели. Мы в Управлении научились распознавать обманщиков и

мифоманов, привлеченных светом рампы, знали, как с ними обращаться. Прежде всего оценивали, не слишком ли долго они выжидали, чтобы сделать заявление. Потом, их рассказы обычно более или менее походили один на другой – просто классика жанра. Говорили о том, как некий подозрительный тип крутился вокруг дома кого-то из пропавших, и долго излагали свои ощущения. Тогда мы подвергали их испытанию фотороботом. Не знаю почему, но, когда речь заходит о преступнике, люди всегда описывают примерно одно и то же лицо: маленькие глаза, широкий лоб. Антропология учит, что это наследие прошлого: враг прищуривает глаза, когда целится, а лоб – первое, что замечаешь, если противник пытается спрятаться на открытой местности. Так или иначе, если эти два элемента совпадают, возникают законные сомнения в подлинности фоторобота. – Бериш прочистил горло. – Но один из свидетелей составил описание, которое казалось правдоподобным. – Спецагент открыл ящик стола и протянул Миле листок с фотороботом.

У Кайруса – человека, заставлявшего людей исчезнуть, – было лицо андрогина.

Это было первое, что отметила агент Васкес, внимательно вглядываясь в рисунок и пытаясь понять, такое ли лицо мельком увидела она ночью при свете вспышек от выстрелов, которые произвел Бериш. Несмотря на плоское, лишенное перспективы изображение, характерное для фотороботов, тонкость черт поражала. Черные глаза, как две спирали, ввинчивали в себя свет. Темные волосы обрамляли впалый лоб. Высокие скулы, полные губы. Ямочка на подбородке создавала впечатление силы и одновременно изящества.

Как и следовало предположить, Кайрус вовсе не походил на монстра.

– Показания свидетеля были достоверными, точными, обстоятельными, убедительными во всех деталях. Согласно этим показаниям, Кайрус был ростом метр семьдесят, атлетического сложения, около сорока лет. Этот человек запал свидетелю в память потому, что во время встречи повел себя по-особому.

Господин доброй ночи улыбнулся.

Без причины, как будто просто хотел, чтобы его запомнили. Свидетель описывает свои ощущения – неловкость, смешанная с беспокойством.

Свидетеля включили в программу защиты. Но это не помогло.

Несмотря на все наши усилия, свидетель исчез.

На лице Бериша появилось выражение, типичное для человека, который сознает угрозу, но не понимает, откуда она происходит.

– Будто ты идешь в кино на фильм ужасов, а монстр соскакивает с

экрана: страх, за который ты заплатил, оборачивается чем-то иным, чему не подобрать названия. Паника – но даже сильнее. Мысль о том, что тебе не спастись. Внезапное, непоправимое осознание того, что ты уже не на безопасном расстоянии, что такого расстояния вообще не существует. И что смерть тебя знает по имени. – Бериш провел рукой по седеющим волосам. – Мы его призвали, и он явился: Господин доброй ночи жил среди нас. Он не только обрел лицо, он даже сам выбрал себе имя.

Кайрус.

Через три дня после исчезновения единственного человека, который видел его воочию, в Управление пришел пакет. Внутри – прядь волос, принадлежащая свидетелю. И записка. Одно слово. Имя. Кайрус.

Он не только обнаружил себя, он вызвал нас всех на бой, бросил перчатку по всем правилам.

Он как будто говорил нам: нет, вы не ошибались. Это все время был я.

У вас мой фоторобот, а теперь и имя. Найдите меня.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒