ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Та же комната. Вечер. Никого нет. Растворяется дверь, и из освещенногокоридора входит, нагруженная покупками, Евдокия Антоновна. Как-торастрепана вся; плохо причесана, иссера-седые волосы лезут из-под шляпы; запыхалась и тяжело дышит. За нею входит молоденький офицер, невысокийочень полный, слегка пьян; также нагружен покупками.

Офицер. Мамаша, что же это такое? Это же недопустимая вещь, мамаша! Ярешительно отказываюсь это понять, мамаша!

Евдокия Антоновна (зажигает дрожащими пальцами лампу). Сейчас! Ох, сейчас, Григорий Иванович! Все будет. Сюда, сюда покупки, на диван!

Григорий Иванович. Нет, мамаша, это честное слово, недопустимо. Янастроился так прекрасно, а она вдруг взяла и убежала. Выхожу из магазина, а ее уж нету. Нет, мамаша, это нетактично! Ваша Оля очень милая девушка, но, честное слово, это нетактично.

Евдокия Антоновна. Ах, она такая скромная. Она сейчас придет, ГригорийИванович, она только на минутку.

Григорий Иванович. Я совсем приготовился, полон воодушевления! Жаждуобщества и света - и что же? Что я нашел? Пустую комнату и проваленныйдиван, на котором даже сидеть нельзя. Мамаша! Это недопустимо.

Евдокия Антоновна. Вы выпейте пока, Григорий Иванович, рюмочку коньку. Я сейчас приду с нею, я знаю, где она.

Григорий Иванович. Один? Никогда в жизни! Вы оскорбляете меня, мамаша: я могу пить только в избранной компании. Но какое разочарование, мамаша!

Евдокия Антоновна. Ах, мне так совестно, Григорий Иванович, я такубита! Какая глупая девчонка! (Соображая. ) Ах, вот что, Григорий Иванович: тут в номерах есть у нас хороший знакомый, студент. Такой славныймальчик...

Григорий Иванович. Что? Студент? Мамаша, отчего же вы мне раньше несказали? Да я вас озолочу, мамаша! Я так люблю студентов, я так давно жаждуих просвещенного знакомства, Ии что же? У нее под боком студент, а онамолчит. Зовите его, мамаша, немедленно зовите его!

Евдокия Антоновна. Ах, он такой застенчивый: я боюсь, согласится ли онпойти сюда. Если бы вы сами, Григорий Иванович, потрудитесь...

Григорий Иванович. Какой номер?

Евдокия Антоновна. Семьдесят четвертый.

Григорий Иванович. Слушаю-с. Приготовьте выпивку и закуску, мамаша. (Выходит. )

Евдокия Антоновна готовит закуску; выковыривает изюм из хлеба иглотает сласти. Голова ее немного трясется.

Евдокия Антоновна (бормочет). Дрянь, девчонка! Бегай для нее, да. Уменя ноги не купленные, да. Вот умру - тогда посмотришь... Девчонка! Дрянь! Одного упустила, а теперь этого. Тоже дурак - " мамаша"! Будь я твоя мамаша, я б тебе показала. Скотина! Где я искать ее буду? А? Ноги-то у меня некупленные, насилу хожу. Дрянь! А ликер хороший. (Напевает по-французски, нозадыхается. )До чего довела свою мать, бесстыдница: дышать не могу! (Опятьпробует петь и опять задыхается. )Ну и не надо. Тоже дурак: " мамаша"! Послушал бы, как я пела... Получше твоей Оленьки... Измучилась я. Такиескоты кругом, такие скоты! Этот тоже: полковник, да " фон Ранкен", да " раноложусь спать", да " почтеннейшая"... Измучил девочку, и за все про все -извольте, десять рублей. Скотина! Да я горничной больше плачу... Мне бынужно воды какие-нибудь пить... А ну вас всех к черту!

Входят слегка выпившие Глуховцев и Онуфрий; их сзади подталкиваетГригорий Иванович.

Григорий Иванович. Прошу, прошу до нашего шалашу. Я так счастлив, господа! Я так безумно счастлив, что в недрах, так сказать, на дне пучины, открыл источник просвещения. Мамаша, не один, а целых два!

Евдокия Антоновна. Ах, как я рада, господин Глуховцев! Как поживаютваши? Давно ли получали письма из дому?

Глуховцев. Здравствуйте. Что ж, пойдем, что ли, Онуша? Все равно, гдепить - то.

Онуфрий (тихо). А скандалить, Коля, не будешь?

Глуховцев. Ну вот еще!

Онуфрий. Смотри, а то лучше уйдем.

Глуховцев. Да нет же, чего пристал?

Григорий Иванович. Онуфрий Петрович, Николай Николаевич, прошу! Приободритесь, мамаша!

Онуфрий. А если наоборот, то и совсем будет хорошо. Онуфрий Николаевичи Николай Петрович. А вас, кажется, Григорий Иванович?

Григорий Иванович (козыряя). Подпоручик Миронов, честь имею. Из глушипровинции, из дебрей невежества. Жажду просвещения, общества и света!

Онуфрий. А коньячку? Тут я вижу как будто бы коньяк, если толькоорганы зрения не вводят меня в заблуждение. Впрочем, орган обонянияподтверждает коньяк.

Григорий Иванович. Мамаша, какой разговор! Вы можете в этом что -нибудь понять? Ах, господа студенты, я так безумно счастлив, что встретилвас. Вы не можете представить, до чего стосковался я о хорошем разговоре.

Евдокия Антоновна. Я сейчас вернусь, Григорий Иванович.

Григорий Иванович. Ах, да! Ну конечно, ну конечно... Скажите ей, мамаша, чего она боится? Ведь я же не волк и не троглодит. Тащите ее сюда, мамаша!

Глуховцев. Это - Ольгу Николаевну?

Григорий Иванович. Да, Оленьку! Такая очаровательная девушка, яподумал, курсистка, честное слово! Вам, мамаша, может быть, на извозчиканадо? Погода дрянь. Так нате! (Вытаскивает из кармана мелочь и бумажки исует ей в руку. ) Лихача возьмите, мамаша.

Евдокия Антоновна (жеманничая). Ах, Григорий Иванович! Это уж совсемлишнее!

Григорий Иванович. Пустяки, мамаша, пустяки.

Глуховцев. Берите, когда дают.

Евдокия Антоновна. Вы так думаете, господин Глуховцев: всегда нужнобрать, когда дают? Хорошо-с, я возьму. Благодарю вас, мой друг, за деньги, а вас за совет, господин Глуховцев. Adieu, mesenfants! 1 Лечу, лечу!

Онуфрий (торопливо). А вы, как мне сдается, очень добрый человек, Григорий Иванович.

Григорий Иванович. Я-то? Ах, Онуфрий Николаевич! Друг мойединственный: я ведь по натуре студент, ведь это (указывая на одежду) однороковое недоразумение, жестокая игрушка загадочной судьбы.

Онуфрий. Скажите, какое роковое совпадение и даже трагическоесходство! Я ведь по натуре человек совершенно непьющий...

Григорий Иванович (в восторге). Да что вы!

Онуфрий. Клянусь Геркулесом!

Григорий Иванович. Выпьем, Онуфрий Николаевич.

Онуфрий. С удовольствием, Григорий Иванович!

Чокаются.

Григорий Иванович. За натуру!

Онуфрий. За натуру!

Григорий Иванович. А вы что же, коллега? Рюмочку водочки, а? Вот икра, сам в Охотном ряду брал. Какая это роскошь, ваш Охотный ряд!

Глуховцев. Я лучше коньячку.

Онуфрий. Коньячок, Коля, пьют из рюмочки, а не из стакана.

Глуховцев. Душа меру знает!

Григорий Иванович. Совершенно справедливо! Изумительно верно! У менятоварищ есть, так тоже не может иначе - давай, говорит, Гриша, стакан. Когда душа горит, из наперсточка ее не зальешь.

____________

1. Прощайте, дети! (франц. )

Глуховцев. Верно!

Григорий Иванович. Выпьем, Онуфрий Николаевич!

Онуфрий. С удовольствием, Григорий Иванович. Давно изволили прибыть?

Григорий Иванович. Три дня. Ослеплен! Раздавлен! Ошеломлен!!! Вы, господа студенты, уже привыкли к Москве, а я как взглянул на всю этуроскошь, культуру, на все эти плоды просвещения, - по подбородку у меняскатилась слеза. А Минин - то? А Пожарский-то?

Онуфрий. Уже были где-нибудь?

Григорий Иванович. Как же - с. Везде, палаты бояр Романовых... Дапозвольте, у меня тут на бумажке все записано... (Роется в кармане. ) Нет, не то. Ах, черт! Куда ж я ее девал?.. Не отдал ли еще мамаше вместотрехрублевки.

Онуфрий. А это зачем же билет от конки, Григорий Иванович? Дляколлекции?

Григорий Иванович. Храню. Надо будет там показать. Ах, вот, ну славабогу! (Читает. )Третьяковская галерея... Но какая это роскошь! Репин, например! Храм Спасителя. Театр Омон. Румянцевский музей.

Онуфрий. Ага! И у Омоши поспели побывать. Ну как?

Григорий Иванович. Онуфрий Николаевич, вы, может быть, смеетесь надомною, а я, ей - богу, так растроган всем этим, я ведь три ночи так и неложился! Только тем и отмечаю время, что по утрам умываюсь и пью водку, а кночи пью ликер и Шато - Марго. И когда я умоюсь и сажусь за водку, то это яназываю начать новую жизнь. Выпьем за новую жизнь!

Онуфрий. С удовольствием, Григорий Иванович. Вы мне положительнонравитесь. С вами, должно быть, здорово можно выпить? Вот многие этого непонимают, Григорий Иванович, а по моему мнению, только на третий деньначинается приятное пьянство. Чтобы душа разговорилась, нужно ееподготовить, а не то чтобы сразу: на, душа, рюмку водки и разговаривай.

Григорий Иванович. Верно! Ах, как изумительно верно! Выпьем, ОнуфрийНиколаевич, на брудершафт!

Онуфрий. Немножко рано, но в предвидении дальнейшего... я думаю, можноускорить естественный ход событий. Верно, Коля? Что так таращишь глаза? -не таращи, брат, не надо. Это делает тебя похожим на вареного рака.

Глуховцев. Радуюсь.

Онуфрий. Ну и радуйся, черт с тобой! Не люблю я, Коля, слюнтяев!

Григорий Иванович. Готово. Пожалуйте.

Встают и торжественно пьют на брудершафт: руку через руку, триждыцелуются, сплевывают в сторону и ругаются.

Онуфрий! Друг!

Онуфрий. Григорий! Ангел!

Глуховцев (находит в углу шашку офицера и пробует ее). Это ваша?

Григорий Иванович. Это? Да. Только осторожнее, коллега, она отпущена.

Онуфрий. Оставь, Коля! Не люблю я, когда дети берут в руки что -нибудь острое.

Глуховцев. Григорий Иванович, покажите-ка приемы.

Григорий Иванович. С наслаждением, коллега. (Становится, пошатываясь, в позицию и показывает приемы. )

Онуфрий. Здорово!

Григорий Иванович (несколько запыхавшись). Я, Онуша, два приза взял: один за шашку, а другой за стрельбу из револьвера. Вот погляди - ка, брат, какие часы. Что, здорово?

Онуфрий. Здорово. Ты обо мне, Гриша, плохо не думай: у меня тоже шпагаесть, - этакий толедский клинок. И когда я живу в тихом семействе, токовыряю им в самоваре. Меня за это очень любят, Гриша, в тихих семействах.

Глуховцев. А вы где познакомились с Ольгой Николаевной?

Григорий Иванович. С какой Николаевной? Ах, да, с Оленькой - то? Да уОмона, коллега! Они там с мамашей вчера прогуливались. Какой букетроскошных женщин! Какой свет! Какое общество! Но только вчера я былнемноговыпивши... Постой, был я вчера у цыган или нет? Вот история. Не то третьегодня... Все, брат, перепуталось. Вчера, вчера! Ах, как они поют. Онуша!

Онуфрий. Не нравится мне эта мамаша, чтоб ей трижды лопнуть.

Григорий Иванович (убежденно). Дрянь! И не говори, Онуша, ужаснейшаядрянь. А девчоночка хорошенькая и совсем на это не похожа. Даже жалко!

Глуховцев. Жалко?

Онуфрий. Жалость, дети мои, вредное чувство. Так сказал Заратустра.

Григорий Иванович. Верно! А кто это Заратустра?

Глуховцев. Мудрец.

Григорий Иванович. Люблю мудрецов! (Наклоняясь, почти шепотом. ) Вотскажите мне, коллеги, предложу я вам один очень важный вопрос длясуществования человека: есть бог или нет? У нас в полку говорят...

Короткий стук в дверь; входят Евдокия Антоновна с Ольгой Николаевной.

Евдокия Антоновна (задыхаясь). Вот и мы! Она у подруги была, наминутку за нотами забежала. Оленька, мой друг, ты со всеми знакома?

Ольга Николаевна (из передней). Дайте хоть раздеться, мамаша.

Григорий Иванович(устремляясь в переднюю). Оленька, дружок, ты что жеэто вздумала? Какая чудачка! Испугалась, а? Ну, ничего, ничего, раздевайся. Пойдем поскорее, я тебе покажу, - тут такой, брат, славный народ! Позвольтепредставить, господа: Оленька.

Ольга Николаевна, не ожидавшая встретить ни Глуховцева, ни Онуфрия, испуганно делает шаг назад. Студенты молча здороваются, и Глуховцев целуетруку.

Ольга Николаевна. Я и не знала, что вы у нас. Мамаша, отчего же вы мненичего не сказали?

Евдокия Антоновна. Ах, Оля! Я хотела тебе приготовить маленькийсюрприз.

Григорий Иванович. Я безумно счастлив: такой свет! Такое общество! Господа, на середину стол! Да прибодритесь, мамаша! Чего там! Тут такоевоодушевление, такой восторг!

Онуфрий. Бутылки надо снять, а то побьются.

Григорий Иванович. Хорошо бы самоварчик, мамаша! Для полноты картины! Ты выпьешь чайку, Онуша? С ромом, а? Так хорошо, прозябши!

Евдокия Антоновна. Ах, какой очаровательный характер! Сейчас будет исамовар. (Выходит. )

Григорий Иванович и Онуфрий приготовляют стол; Ольга Николаевна иГлуховцев стоят у двери в прихожую.

Глуховцев (к Ольге Николаевне). Вы зачем сюда пришли?

Ольга Николаевна (умоляюще). Коля! Боже мой, ты пьян?

Глуховцев. Вы зачем сюда пришли?

Ольга Николаевна. А вы зачем пришли сюда, Коля? Я боюсь вас.

Глуховцев. Чтоб видеть вас - ведь я же влюблен. Вы помните Воробьевыгоры?

Ольга Николаевна. Не мучай меня! Ведь я от него убежала, Коля, я нехотела.

Глуховцев. А потом прибежала? Захотела?

Григорий Иванович. Готово! Пожалуйте! Нет, нет, Онуша, ты возле меня, я с тобой не расстанусь. А ты, Оленька, сюда, по левую руку... Что, озябла, дружок? Ручки - то у тебя какие холодные! Ничего, брат, выпьешь, и сейчасвсе пройдет. Боже мой, какая роскошь!

Онуфрий. Да, совсем как в лучших домах.

Глуховцев. Ты про какие дома говоришь, Онуфрий?

Онуфрий. Ах, Коля, боюсь - вреден тебе коньяк: говорил - не надо питьиз стакана.

Глуховцев (громко). Ты про какие дома говоришь? Я тебя спрашиваю.

Ольга Николаевна. Дайте мне конфет, Онуфрий Николаевич.

Глуховцев. Передай, Онуфрий! Ольга Николаевна очень любит сладкое!

Григорий Иванович. Все девицы любят сладкое. Кушай, Оленька, кушай -конфет хватит, а не хватит, так еще возьмем. В Москве удивительные конфеты, Онуша, я уже взял пять фунтов, чтобы домой отвезти, да, кажется, у цыганпозабыл.

Евдокия Антоновна (входя). Вот и самовар несут. (Обиженно. ) А мнеместечка не оставили: нехорошо, молодые люди, нужно старость уважать.

Григорий Иванович. Мамаша, да что вы! Как можно без вас! Подвиньтесьнемного, коллега.

Евдокия Антоновна. Какое приятное соседство, господин Глуховцев.

Ольга Николаевна (тихо). Григорий Иванович, дайте, пожалуйста, ейрюмку коньяку, она очень озябла. На дворе такая слякоть.

Григорий Иванович. Ну, конечно. Мамаша! Коньячку! Фин - шампань!

Глуховцев. Говорят, что в обществе шептаться неприлично!

Онуфрий. Ах, Коля, как ты тонко изучил хороший тон: советую тебекупить лаковые ботинки и открыть танцкласс.

Евдокия Антоновна. Господин Глуховцев совсем не похож на учителятанцев: учителя танцев всегда такие веселые, такие элегантные, а господинГлуховцев очень, очень мрачный юноша.

Григорий Иванович Мрачность? Какая мрачность? Тут такоевоодушевление, мамаша, душа разговаривает с душою, и в небесах поют птицы. Вам, мамаша, нужно гордиться, что вы в такой компании, где царствует светразума и млеко просвещения! (Со слезой. ) Мамаша, ты чувствуешь, что этоназывается тужурка, студенческая тужурка! За твое здоровье, Онуша! Давайпоцелуемся!

Коридорный в замасленном сюртуке вносит самовар.

Ольга Николаевна. На тот столик поставьте, Петр.

Григорий Иванович. Петр! Петруша! На-ка, брат, рюмочку, выпей.

Петр (мрачно). Нам нельзя.

Онуфрий. А ты, Петр, притворись, что можно.

Григорий Иванович. Ну, ну, притворяйся поскорей, Петруша.

Петр (отвернувшись, выпивает; мрачно). Благодарим. (Уходит. )

Евдокия Антоновна (жеманничая). Дайте мнесеколадочку, я так хочусеколадочку.

Онуфрий. Какое очаровательное бебе! Нате, дусецка, секоладочку.

Евдокия Антоновна. Мелси. (Жадно набрасывается на еду и питье, но пьеттолько наливку и ликер. )

Григорий Иванович (запевает).

Быстры, как волны, все дни нашей жизни.

Онуфрий. Врешь, как Блохин, Гриша! Покажем ему, Коля. Буде, брат, дуться! Жизнь коротка, а водки много.

Григорий Иванович. Коллега, пой! Ведь я этой минуты, может, двадцатьлет ждал! Студенческие песни, господи боже мой, да ведь никто не поверит, как рассказывать начну. Окажи честь, смилуйся, коллега. (К Онуфрию. ) Что, он хорошо поет, а?

Онуфрий. Хорошо. Начинай, Коля.

Глуховцев (громко). Онуфрий, ты помнишь Воробьевы горы?

Онуфрий. Если, Коля, я буду помнить все места, на которых я пролилслезу, то мое воображение подмокнет. Буде дурачиться. Пой. (Запевает. )

Быстры, как волны...

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 Следующая ⇒