Л. Андреев. Дни нашей жизни. Евдокия Антоновна.. Глуховцев Николай. Онуфрий. Блохин. Архангельский. Анна Ивановна. Зинаида Васильевна. Парень Гриша. Торговец. Отставной генерал с дочерью. Военные писаря.

Стр 1 из 6Следующая ⇒

Л. Андреев

Дни нашей жизни

Пьеса в четырех действиях.

Текст сверен с изданием: Л. Н. Андреев. Драматические произведенияв 2-х томах. Л.: Искусство, 1989, т. 2. стр. 3 - 62.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Евдокия Антоновна.

Ольга Николаевна - ее дочь.

Студенты и курсистки:

Глуховцев Николай

Онуфрий

Мишка

Блохин

Физик

Архангельский

Анна Ивановна

Зинаида Васильевна

Эдуард фон Ранкен - врач.

Миронов Григорий Иванович - подпоручик.

Бульварная публика:

Парень Гриша

Торговец

Отставной генерал с дочерью

Военные писаря.

Аннушка и Петр - служащие в номерах.

Место действия - Москва; время - вторая половина девяностых годов.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Воробьевы горы. Начало сентября; уже начинается золотая осень. Погожийсолнечный день. К краю обрыва подходят двое: Николай Глуховцев и Ольга Николаевна, девушка лет восемнадцати. Глуховцев в красной русской рубахе, поверхкоторой накинута серая студенческая тужурка, и в летней фуражке с белымверхом; девушка в легкой летней блузе с открытой шеей; верхнюю драповуюкофту держит на руке ее спутник. Останавливаются и восхищенно смотрят на далекую Москву.

Ольга Николаевна (прижимаясь плечом к Глуховцеву). Как хорошо, Коля! Яи не воображала, что здесь может быть так хорошо.

Глуховцев. Да. Воистину красота! День очень хорош. Ты погляди, какблестит купол у Храма Спасителя. А Иван - то Великий!

Ольга Николаевна (прищуривая глаза). Где, где? Я не вижу.

Глуховцев. Да вот же, направо... еще, еще немножко правей. (Беретобеими руками ее голову и поворачивает. ) Видишь?

Ольга Николаевна. Какая прелесть! Колечка, а что это за маленькаяцерковка внизу, точно игрушечная?

Глуховцев. Не знаю. Так, какая - нибудь. Нет, положительно красота. Иподумать, что отсюда смотрели Грозный, Наполеон...

Ольга Николаевна. А вот теперь - мы. А где мы живем, Колечка, тыможешь найти?

Глуховцев. Конечно, могу. Вот... вот... вот видишь церковку, их тамеще несколько, кучкою - так вот немного полевее от них и наши номера. Какстранно: неужели мы там действительно живем, в этом каменном хаосе? Инеужели это - Москва?

Ольга Николаевна. Когда я смотрю отсюда, то я вижу как будто нас, какмы там живем; а оба мы такие маленькие, словно две козявочки... Как я тебялюблю, Колечка!

Глуховцев (рычит). Ррр - ррр - ррр...

Ольга Николаевна. Что ты?

Глуховцев. Хорошо очень. Черт возьми!.. Зачем все это так красиво: исолнце, и березы, и ты? Какая ты красивая, Олечка! Какая ты очаровательная! Какая ты ослепительная!

Ольга Николаевна. Разве?

Глуховцев. Я съем тебя, Оль - Оль. (Кричит. ) Оль - Оль - Оль - Оль!

Где-то ответные голоса: " ау " и также " Оль - Оль - Оль "...

Ольга Николаевна (звонко). Оль - Оль - Оль! Что же они не идут?

Глуховцев. Конечно, мы тут остановимся. Красивее места не найдешь.

Ольга Николаевна. Я их немножко боюсь, Коля, твоих товарищей.

Глуховцев. Их-то? Вот нашла кого бояться.

Ольга Николаевна. А две барышни, которые с нами, - это курсистки?

Глуховцев. Да. Курсистки.

Ольга Николаевна. Той, которая в очках, я меньше боюсь: за ней этот -я не знаю, как зовут его, - ухаживает.

Глуховцев. Его зовут Физик.

Ольга Николаевна. Как смешно, Коля, когда влюбленные в очках. (Заглядывая ему в глаза. )А тебе не нужно, Коля, очков, чтобы менярассмотреть?

Глуховцев. Телескоп нужен, - звездочки рассматривают в телескоп. Нет, ты подумай, что это будет, когда луна взойдет.

Ольга Николаевна (восхищенно). А разве и луна еще будет?

Глуховцев. Заказана. Нет, объясни ты мне, пожалуйста, что это значит -любовь? То не было ее, а то вдруг явилась; и сердцу так широко, такпросторно, так солнечно и вольно, что как будто крылья выросли у него. Оль- Оль, родной ты мой человечек, звездочка моя, - я, ей - богу, счастлив!

Ольга Николаевна. Мне хочется на тебя молиться, Коля. Когда ты такговоришь, то сердце у меня замирает и падает, и падает, и падает...

Показываются студенты со свертками, с кульками. Все потные, усталые, фуражки на затылке, но очень веселые.

Мишка (басом). Оль - Оль - Оль - Оль! Куда вас черт унес? Аж взмокли, вас искавши.

Онуфрий (жидким тенором). Господа, Глуховцев - подлый ловелас: ограничился тем, что взял эфемерную кофточку на левую ручку, а под правуюподхватил очаровательную Оль - Оль. Все же материальное и имеющее веспредоставил нам.

Мишка. Презренный Дон - Жуан, - провались в преисподнюю!

Ольга Николаевна (смущаясь). Мы выбирали место, мы все время васокликали.

Онуфрий (ласково). Да ведь мы же шутим, Ольга Николаевна, вы на нас необижайтесь.

Физик (близоруко прищуривая глаза). Какой обширный горизонт!

Анна Ивановна. А вон Воспитательный! Зинаида Васильевна, смотрите. Воспитательный виден!

Зинаида Васильевна. Где? Где?

Анна Ивановна. Да вон он, вон он! Видите, белеет.

Архангельский. А Таганки не видать?

Анна Ивановна. А разве вам знакома?

Архангельский. Нет, я в Арбатском участке сидел.

Анна Ивановна. А мы с Зиной в Бутырках. Их отсюда не видно.

Физик. Из Таганской тюрьмы, из сто двадцать девятого, Воробьевы хорошовидны. Значит, и Таганку отсюда можно рассмотреть.

Блохин (поет страшно фальшивым голосом). " Вдали тебя я обездолен, Москва, Москва, родимая страна. Там блещут в лесе коло... " (Срывается. )

Мишка (с ужасом). Господа, Блохин запел! Я не могу, я уйду, мне жизньдорога.

Онуфрий (убедительно). Сережа, вот ты и опять с колокольни сорвался. Ведь так ты можешь и расшибиться.

Архангельский. У него средние ноты хороши: вот бывают такие кривыедрова, осиновые, никак их вместе не уложишь, все топорщатся.

Блохин (обиженно, немного заикаясь). Пошли к черту!

Располагаются на траве, под березами раскладывают шинели, развертываюткульки, бумажные свертки, откупоривают бутылки. За хозяйку курсистка АннаИвановна.

Мишка. Ей - богу, пива больше было! Это ты, Блоха, дорогою однубутылку вылакал. И как ты можешь петь с такой нечистой совестью?

Блохин. Пошли к черту!

Анна Ивановна. А самовар? Где же мы возьмем самовар?

Глуховцев. Без чаю и я не согласен!

Онуфрий. Прекрасные лорды и маркграфини, и в особенности вы, баронесса. На семейном совете мы решили обойтись без посредников, а потомувот вам, баронесса, керосинка, а вот и чайник. Принес на собственной груди.

Глуховцев (горячо). Это подлость, господа! Ведь вы же говорили, чтосамовар будет. Пить чай из какого - то чайника, это черт знает что такое!

Онуфрий. Ну, ну, не сердись, Коля. Будешь пить пиво.

Глуховцев. Не хочу я пива!

Мишка. Мещанин. Который человек, находясь в здравом уме и твердойпамяти, не желает пива, тот человек мещанин.

Архангельский. А кто же за водой пойдет?

Ольга Николаевна. Мы! Николай Петрович, пойдемте за водою, хорошо?

Глуховцев. Ну ладно, черти!

Ольга Николаевна (тихо). Не пей, миленький, сегодня. Я так боюсьпьяных.

Глуховцев. Ну что ты, - выпьем все понемножку, вот и все. Бежим!

Ольга Николаевна. Ай!

Бегут вниз. Слышно, как звякает упавший чайник. На полянке закусываюти пьют.

Архангельский. Нет, это такое счастье, господа, когда осеньюприезжаешь в Москву; там у нас одуреть можно.

Анна Ивановна. Ваш отец священник?

Архангельский. Нет, дьякон. Отец - дьякон.

Блохин. Ну ты, Вася, в деревне, там еще понятно, а ты посмотрел бы, что у нас в Орле делается летом. Такая мертвая тощища.

Мишка. Буде! Везде хорошо. Пей за Москву, ребята!

Архангельский. Еду я третьего дня с Курского вокзала, и как увидел я, братцы мои. Театральную площадь. Большой театр...

Мишка (басом). И Малый. Выпьем за Большой и за Малый.

Анна Ивановна. Полное отсутствие интересов. Я целое лето работалафельдшерицей на одном пункте... Так это же ужас! Доктор,. еще молодойсовсем, а такой пьяница, картежник...

Физик. Пьяница - ничего, картежник - дурно.

Мишка (жалобно). Да будет вам панихиду тянуть. Ну, удрали и удрали, ирадуйтесь этому. Молодым людям надо быть веселыми, - расскажи-ка лучше, Фрушончик, как тебя опять из тихого семейства выгнали.

Зинаида Васильевна. Какая славная девушка с Глуховцевым. Кто это?

Архангельский. Его знакомая. Правда, очень милая. Но уж оченьскромная, - все краснеет.

Мишка. Ну, ну, расскажи, Фрушончик.

Блохин. Нет, это удивительно: такого скандалиста, как Онуфрий, во всейМоскве не найти... И зачем ты, Онуфрий, лезешь непременно в тихоесемейство?

Онуфрий. Роковая тайна. По натуре я, собственно говоря, человекнепьющий...

Хохот.

Мишка. Физик, объясни.

Анна Ивановна. Его специальность - химия.

Физик. Но не алхимия. Здесь же, несомненно, припахивает чертовщиной.

Онуфрий. Совершенно серьезно, Анна Ивановна. И не только непьющий, носклонный к самым тихим радостям. Что такое меблированные комнаты? ВашФальцфейн, например? - Грязь, безобразие, пьянство, а я этого совершенно невыношу, Зинаида Васильевна. Вот я и выискиваю по объявлениям тихоеинтеллигентное семейство. Переезжаю, конечно, и все мне очень рады. ОнуфрийНиколаевич, говорят, приехал. Но только...

Мишка. Несчастный ты человек, Онуфрий. Выпьем за тихое семейство.

Онуфрий. С удовольствием, Миша. И вот здесь, Анна Ивановна, начинаетсяроковое сцепление обстоятельств. Третьего дня, например, поселился я уодного присяжного поверенного; такой приятный, знаете, человек, и тихо дотого, что ежели блоха в дверь входит, то слышно, как она лапками стучит. Нотолько в эту же ночь я как - то напился и вернулся домой так часиков вшесть.

Блохин. У... утра?

Онуфрий. Нет, Сережа, - пополуночи. Все бы это ничего, но только менягубит любовь к людям, Анна Ивановна... Вдруг мне до того жалко стало этогоадвоката, что не вытерпел я, прослезился и начал барабанить кулаками вдверь, где они с женой почивают: вставай, говорю, адвокат, и жену подымай, пойдем на бульвар гулять! На бульваре, брат, грачи поют, так хорошо! Ну ичто же?

Анна Ивановна. Попросили уехать, конечно?

Онуфрий. Нет, и не просили даже. А просто сам адвокат связал мои вещии даже, кажется, за извозчиком сам бегал. До свидания, говорит, ОнуфрийНиколаевич, до свидания, ищите себе другое тихое семейство.

Мишка. Злополучный ты человек, Онуфрий. Выпьем.

Онуфрий. С удовольствием, Миша. Однако, как они запропастились.

Зинаида Васильевна. Далеко. Пока дойдут до реки.

Блохин. Давайте петь, господа, какого черта!

Зинаида Васильевна. Да! да! Петь! Михаил Иванович, да оторвитесь вы отбутылки хоть на минуту.

Мишка (в отчаянии). Братцы, что же это такое? Пришел я на Воробьевыгоры, думал хоть тут отдохнуть душою, а Блохин петь хочет.

Онуфрий. Не обижай его, Миша; разве он виноват, что голос у него такойскверный? Пой, Сережа, пой, только высоко не забирайся - опасно.

Вбегают, запыхавшись, Ольга Николаевна и Глуховцев.

Глуховцев. Ой - ой - ой, как я жрать хочу.

Ольга Николаевна. Я тоже. Можно мне здесь присесть?

Анна Ивановна. Пожалуйста, голубчик, вот колбаса, вот сыр, сардинок несоветую есть, - кажется, с запахом.

Мишка. Говорил, лучше селедку взять - селедка никогда не обманет.

Глуховцев. Налей-ка, Миша.

Ольга Николаевна. Вы же не хотели пить, Николай Петрович.

Глуховцев. Одну рюмочку.

Анна Ивановна. Вы не московскую гимназию окончили, Ольга Николаевна?

Ольга Николаевна. Нет, я была в институте.

Физик. В институте? Это надо хорошенько рассмотреть. (Надевает сверхочков пенсне. )

Мишка. Братцы, Физик вторые очки надел.

Онуфрий. Четырехглазый осьминог.

Физик. Но почему же осьминог?

Блохин. Глаза уже есть, а ноги будут.

Зинаида Васильевна. У вас такой прекрасный голос, Михаил Иванович, -отчего не споете?

Мишка. Можно.

Запевает, и все согласным хором подхватывают.

Не осенний мелкий дождичек

Брызжет, брызжет сквозь туман, -

Слезы горькие льет молодец

На свой бархатный кафтан.

- Полно, брат молодец,

Ты ведь не девица,

Пей, - тоска пройдет.

Пей, пей, - тоска пройдет.

(Обиженно). Братцы, Блохин опять врет.

Блохин (вскакивает). Это свинство! Это... это черт знает что такое! Ябольше никогда... (Уходит к обрыву и стоит там один насупившись. )

Голоса. Сергей, Сережа!

- Сергей Васильевич!

- Он нарочно.

- Он шутит.

- Иди сюда!

Блохин. Хороши шутки. Тоже товарищи.

Мишка (подходит сзади и обнимает его). Ну, не сердись, Сережа, я ведьнарочно. У тебя голос прямо, брат, для оперы.

Блохин. Оставь меня, Михаил. Я знаю, что у меня очень плохой голос, ноесли мне хочется петь, - как ты этого не понимаешь? Я, может быть, всюжизнь отдал бы, чтобы иметь такой голос, как у тебя. Ты не знаешь и никтоиз вас не знает, что у меня в душе все время музыка звучит.

Мишка. Если бы ты не врал, Сережа, а то ведь ты врешь.

Блохин. Ну и вру. На то вы товарищи, чтобы...

Мишка (покаянно). Верно, брат Сережа, верно! Свинство это. Поцелуйменя! Больше никогда, брат, слова не скажу - ври сколько хочешь. (Соболезнующе. ) У тебя тенор, что ли?

Блохин (насупившись). Тенор.

Мишка. Ну, ничего, брат, пойдем выпьем.

Уходят. Заходит солнце, заливая пурпуром стволы берез и золотистуюлиству. Над Москвою гудит и медленно расплывается в воздухе колокольныйзвон: звонят ко всенощной.

Архангельский. Зазвонила Москва. До чего ж я люблю ее, братцы!

Онуфрий. По какому случаю трезвон?

Архангельский. Завтра же воскресенье. Ко всенощной.

Мишка. Молчи, молчи! Слушайте! (Издает грудью певучий, глубокий звук втон поющим колоколам. )Гууууу, гууууу...

Глуховцев (вскакивает). Нет, я не могу! Это такая красота, что можно сума сойти. Оля, Ольга Николаевна, пойдемте к обрыву.

Голоса. И мы, и мы.

- Да оставьте вы ваше пиво, Онуфрий Николаевич.

Все высыпают на край обрыва, Мишка со стаканом пива, Онуфрий держитбутылку и время от времени пьет прямо из горлышка. Слушают.

Онуфрий. " Вечерний звон, вечерний звон, как много дум наводит он ".

(Пьет. )

Мишка. Молчи!

Анна Ивановна. Москву действительно трудно узнать.

Глуховцев (горячо). Это такая красота! Это такая красота!

Ольга Николаевна (тихо). Мне захотелось молиться.

Глуховцев. Молчи, Оль - Оль. Тут и молитвы мало.

Мишка (грустно). Кончилось. Но если ты, Онуфрий, еще раз попробуешь втаком торжественном случае гнусавить, как заблудившийся козел, то я тебе...

Онуфрий. Жестокое непонимание. Роковая судьба. Лучшие порывы душиугасают, не долетая до небес. Всю жизнь мою ищу тихое семейство - что же, ожалкий жребий мой! Анна Ивановна! Вы женщина строгая и добродетельная, давайте образуем с вами тихое семейство.

Анна Ивановна. Вы пьяны, Онуфрий Николаевич.

Онуфрий. Выпивши, но не пьян. Дамам эта разница недоступна, но вместес тем очень значительна.

Блохин. " Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв ".

Зинаида Васильевна. Ай - ай, чайник закипел.

Архангельский. Бежим! Лови его!

Мишка. Зловредный ты человек, Онуфрий. Только тебе и остается чтопить.

Онуфрий. Я одного боюсь, Миша: истощения сил.

Мишка. А ты, Онуша, не мешай водку с пивом. Выпей сперва одного, апотом другого, а вместе - избави тебя бог: никакое тихое семейство тебя невыдержит.

Онуфрий. Хорошо, Миша, попробую так.

Все уходят, на обрыве остаются только Глуховцев н Ольга Николаевна.

Глуховцев. Что загрустила, Оль - Оль? Что затуманилась, зоренькаясная?

Ольга Николаевна (вздыхая). Так. Мне очень нравятся твои товарищи, Коля. И этот твой Онуфрий... как его, очень милый. Правда, что его отовсюдувыгоняют?

Глуховцев. Ты еще не знаешь, какой он хороший. Он последнюю копейкуотдает товарищам, но только ужаснейший скандалист!

Ольга Николаевна. А этой Зинаиды Васильевны я боюсь. Мне все кажется, что она меня презирает.

Глуховцев. Какая чепуха! Кто же может тебя презирать? Ты такаяпрелесть, такое очарование, что вот, хочешь, - сейчас при всех возьму истану на колени.

Ольга Николаевна (испуганно). Нет, нет, Коля. Ступай, миленький, ктвоим, а я тут побуду одна. Немножко погрустить захотелось.

Глуховцев. О чем, Оль - Оль?

Ольга Николаевна. Так, о жизни. Ты очень меня любишь, Коля?

Глуховцев. Очень, Оль - Оль.

Ольга Николаевна. Нет, скажи - очень? Мне нужно, чтобы ты очень любилменя.

Глуховцев. Сильнее нельзя любить. Видишь ли, настоящую любовь можноузнать по тому, насколько от нее человек становится лучше, и еще по тому, Оль - Оль, насколько от нее в душе светлеет. А у меня так светло теперь, что я удивляюсь. Ведь ты знаешь, Олечка, как мучили меня всякие проклятыевопросы, а теперь ничего: только радость, только свет, только любовь. Ипеть хочется... как Блохину.

Ольга Николаевна. Ну иди, миленький, пой. (Тихонько целует его руку. )Спасибо тебе.

Глуховцев (отвечая таким же поцелуем). Я только на минутку. Не забывайменя!

Ольга Николаевна. И ты меня не забывай. (Остается одна. Некотороевремя молчит, потом тихонько напевает. )

Ни слова, о друг мой, ни вздоха. Мы будем с тобой молчаливы:

Ведь молча над камнем могилы склоняются грустные ивы.

И молча читают, как я в твоем сердце усталом,

Что были...

Онуфрий (кричит). За ваше здоровье, Ольга Николаевна.

Ольга Николаевна (тихо). Спасибо. (Продолжает петь. ) Что были днисветлого счастья, и этого счастья не стало.

Глуховцев (кричит). Петь идите, Ольга Николаевна!

Мишка. Идите петь. Одного голоса не хватает.

Ольга Николаевна. Нет, я тут побуду... Что были дни светлого счастья, и этого счастья не стало... Да. Милый мой Колечка, бедный мой Колечка.

Студенты (поют).

Быстры, как волны, все дни нашей жизни.

Что день, то короче к могиле наш путь.

Налей же, товарищ, заздравную чару, -

Бог знает, что с нами случится впереди.

Посуди, посуди, что нам будет впереди.

Мишка. Так, так, Сережа, поддерживай.

Студенты (продолжают).

Умрешь, похоронят, как не жил на свете.

Уж снова не встанешь к веселью друзей.

Налей же, товарищ, заздравную чару, -

Кто знает, что с нами случится впереди.

Посуди, посуди, что нам будет впереди!

Онуфрий. Господа, кто подложил под меня сардинки? Во - первых, я некурица, во - вторых, куры не несут сардин, а в - третьих, я не маркиз, чтобы ежедневно менять брюки.

Хохот.

Ольга Николаевна (повторяет). " Уж снова не встанешь к весельюдрузей... " Один у меня друг, как одно у меня и сердце. Одна жизнь. Одналюбовь.

Со стороны сидящих на поляне доносятся отрывки горячего спора.

Архангельский. Ты не имеешь права так говорить, Миша. Ницше...

Мишка. А я буду говорить.

Анна Ивановна. Господа, господа, необходим порядок. Вы что хотелисказать, Блохин?

Блохин (захлебываясь). Я говорю... я говорю, что сила не в том, чтобыпостоянно разрушать и ничего... ничего не творить. Тво... творческий дух...

Мишка. Верно, Сережа!

Блохин. Погоди, Михаил. Я говорю...

Глуховцев. А я скажу, Михаил, что это глупо: ко всему, что не нравитсяи чего не понимаешь, прилеплять кличку мещанина. Таким образом можно легкоотделаться...

Зинаида Васильевна. Почему же непременно отделаться, Глуховцев? А есличеловек убежден, что данный факт или данное лицо...

Онуфрий. Вот бы нас сейчас да в тихое семейство.

Глуховцев. Не балагань, Онуфрий. Меня возмущает легкость, с которойэтот господин пришпиливает ярлычки. Мы не насекомые...

Онуфрий. Мы травоядные алкоголики.

Глуховцев. Онуфрий! Господа, или спорить, или дурачиться, - я этого непонимаю.

Анна Ивановна. Вы пьяны, Онуфрий Николаевич. Повторите, МихаилИванович, что вы сказали.

Мишка (угрюмо). То и сказал. Сказал, что ваш Фридрих Ницше - мещанин.

Глуховцев. А ну вас всех к черту! (Идет к Ольге Николаевне. )

Онуфрий. Не уходи, Коля, мы сейчас заставим его извиниться. Михаил, прошу тебя, возьми слова твои обратно.

Глуховцев (Ольге Николаевне). Нет, ты подумай, Оля, эта пьянаякаланча, этот тромбон вдруг заявляет, что Ницше мещанин. Этот великий, гениальный Ницше, этот святой безумец, который всю свою жизнь горел в огнеглубочайших страданий, мысль которого вжигалась в самую сердцевинумещанства... (Оборачиваясь, яростно. ) Мишка, а кто же, по-твоему, я?

Мишка (гудит). Тоже мещанин.

Глуховцев. Ага! Ну, а ты?

Мишка. Тоже мещанин.

Хохот. Спор продолжается.

Ольга Николаевна. Не волнуйся, голубчик. Смотри, уж луна показалась, -какая красная. Можно подумать, что пожар.

Глуховцев. Где? Нет, это удивительный осел!

Ольга Николаевна. Да вот же она! Смотри! Господи, какое счастьеподумать, что и назад мы пойдем с тобою! Какое счастье жить на свете!

Глуховцев (смягчаясь). Это верно, Оль - Оль, большое счастье! Мишкапросто не понимает, что говорит.

Подходит, покачиваясь, Онуфрий.

Онуфрий. Вы тут? Милые мои дети! Простите, что я вмешиваюсь в вашеблаженство, но любовь к людям не дает мне покою. Я уже заметил, когда мышли сюда, и вообще еще раньше заметил, что вы, дети мои, самим провидениемпри - у - го - тованы, то есть приготовлены, вы понимаете?

Глуховцев. Не трудись объяснять, понимаем.

Онуфрий. И я, как старший, как духовный отец...

Глуховцев. Духовная мать.

Онуфрий. Нет, именно духовный отец. Я прошу тебя, женщина, как бы тебяни звали, люби моего Колю. Это такая душа, это такая душа... (Всхлипывает. )И когда вы женитесь и образуете тихое семейство, я навсегда поселюсь у вас. Ты меня не выгонишь, Коля, как этот адвокат?

Глуховцев. Живи, Онуфрий, чего уж там.

Онуфрий (целует его). Я всегда верил в твое благородство, Коля. Мне бытолько ящик с книгами распаковать, а то вот уж два года вожу я его изодного тихого семейства в другое тихое семейство. Из одного тихогосемейства в другое тихое семейство. А вас, прелестная незнакомка, я могупоцеловать? Как отец. Коля, мой поцелуй чист, как дыхание ребенка.

Глуховцев. Да, только такого, который не меньше года пролежал вспирту.

Ольга Николаевна. Я с удовольствием поцелую вас, Онуфрий Николаевич. (Целует его. )

Глуховцев. Ты на луну лучше посмотри.

Онуфрий. Которая? Вот эта? Какая зеленая. Господа, луна взошла, ипритом, заметно, в нетрезвом виде.

Блохин (поет).

И ночь, и любовь, и луна,

И темный развесистый сад...

(Забирается куда-то в непролазную глушь и обрывает. ) Кто знает из васэтот романс?

Мишка. Сережа, не форси и не злоупотребляй. Сорвешь голос - как жеВагнера петь будешь?

Зинаида Васильевна. А вы были на " Зигфриде ", Михаил Иванович?

Мишка. Присутствовал.

Собираются к краю обрыва в лунный свет. Несколько затихают, очарованные.

Блохин. Мне кажется, что я рас... растворяюсь в лунном свете, что ятаю, что меня уж нет. Господа, скажите мне под честным словом: существуетБлохин или нет?

Мишка. Какое торжество! Возрадовались небо и земля. Что сегодня -праздник, что ли?

Архангельский. Завтра воскресенье. Слыхал, ко всенощной звонили?

Онуфрий. Врешь, отец - дьякон. Сегодня воскресенье. Почему воскресеньедолжно быть завтра, если оно сегодня? Миша, скажи отцу - дьякону, что ихнийкалендарь - мещанство.

Анна Ивановна. Тишина какая. Вы здесь, Андрей Васильевич?

Физик. По-видимому, здесь.

Анна Ивановна. Подойдите сюда, отсюда виднее.

Глуховцев (тихо). Оль - Оль, ты любишь меня?

Ольга Николаевна. Люблю. А ты?

Глуховцев. Люблю.

Онуфрий. Вот я в тихом семействе. Тихий месяц, тихи звезды, тиха всяземля.

Блохин. Смотри, выгонят.

Онуфрий (грустно). Не смейтесь, дети мои, над несчастным Онуфрием. Емугрустно. Люди гонят его, как пророка, и даже побивают камнями; но он верит: есть в мире тишина. Иначе как бы могли судить у мирового за нарушениетишины и порядка!

Мишка. Торжество! Но, однако же, пойдем допивать пиво, Онуфрий.

Онуфрий. Пиво? С удовольствием, Миша. Но мне кажется, что я уже выпилвсе пиво.

Мишка. Я спрятал две бутылки. Пойдем! От этого торжества меня подсердцем сосать начинает.

Онуфрий. Под сердцем? Ах, Миша, Миша! Коротка наша жизнь. Извини меня, Миша, но, кажется, я наступил тебе на мозоль.

Блохин. Ты опять, Онуфрий, извиняться начинаешь. Ночевать тебе вучастке.

Зинаида Васильевна. Вам грустно, Михаил Иванович?

Мишка. Да, взгрустнулось. Пива мало взяли.

Зинаида Васильевна. Пиво?.. В такую ночь?..

Анна Ивановна. Холодно! Холодно становится. У кого моя кофточка, господа? Да и собираться надо, - пока дойдем.

Уходят на полянку. У обрыва остаются только Глуховцев и ОльгаНиколаевна. Стоят, крепко обнявшись.

Ольга Николаевна (тихо). Увидят, Коля.

Глуховцев. Пусть.

На полянке громкий разговор.

Мишка. Домой? Домо - о - ой? Кто говорит: домой? Это вы, АннаИвановна?

Онуфрий. Ложное представление о несуществующих предметах. Доманикакого нет. Дом - это пятиэтажный предрассудок.

Блохин. К... конечно, к... какой там дом. Мы еще костер будем разводить.

Мишка. Верно, брат Сережа. Костер.

Физик. А я желаю наблюдать восход солнца.

Онуфрий. Я буду прыгать через костер, как летучая рыба. Физик, скажи -ка: бублик.

Анна Ивановна. Не надо, не говорите, Андрей Васильевич!

Физик. Нет, скажу. (Подумавши. )Булбик.

Онуфрий. Верно, Физик. Значит, и ты можешь прыгать через костер. Всебудем прыгать.

Архангельский. Костер нельзя, братцы!

Мишка. Можно! Можно, отец - дьякон! Что ты, Блоху нашу заморозитьхочешь? Видишь, она в одной рубашке.

Зинаида Васильевна. Костер, костер! Кто идет со мной сучья собирать?

Архангельский. Ну и влетит же вам.

Онуфрий. Если ты будешь ерепениться, отец - дьякон, то мы тебя накостре зажарим. И у нас будет постная закуска.

Мишка. Чего там. Айда за сучьями. (Запевает. )

Из страны, страны далекой,

С Волги - матушки широкой,

Ради славного житья...

Студенты (поют, удаляясь).

Ради вольности веселой

Собралися мы сюда.

Вспомним горы, вспомним долы,

Наши нивы, наши села.

И в стране, в стране чужой

Мы пируем пир веселый

И за родину мы пьем...

Мы пируем...

Занавес

12 3 4 5 6 Следующая ⇒