«Однажды в Голливуде» 2 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 19Следующая ⇒

— Лучше двигайся, лучше танцуй! — заканчиваю я знакомые строчки, и мы фыркаем от смеха.

Смит закрывает рукой лицо и отворачивается.

— Так будет весь вечер, да?

Джули мельком взглядывает на него и снова заходится от смеха.

— Выше нос!

Кто-то бьет меня по руке. Это Клаудия с выпивкой и салфетками.

— Смит брюзжит?

— Он же парень, — улыбаюсь я.

Возникший дух товарищества доставляет удовольствие. Когда в последний раз я чувствовала нечто похожее? В Эл-Эй все, с кем мы общались, так или иначе имели отношение к Рену.

— Что насчет него?

Джули показывает на парня с черными вихрами, который сидит за столиком с девушкой.

— Джулс, у него свидание.

— И что?

— И что? — повторяю я, испепеляя ее взглядом.

— Загони его в угол, когда он пойдет в уборную. Я уверена, что он тебя заценивал. Кстати, я не стану тебя стыдить и называть шлюхой.

— Ты вообще без тормозов, — закатываю я глаза.

— Мне нравится! — кричит она.

Смеюсь, запрокинув голову, обвожу взглядом бар и останавливаюсь на широкой мускулистой спине.

Обалдеть, какой клевый бармен.

Ростом где-то метр восемьдесят. Темные джинсы с низкой посадкой облегают узкие бедра. Он тянется за бокалом, плотная черная кофта задирается, обнажая полоску кожи, а заодно и боксеры.

— А это кто? — спрашиваю я, подмечая контуры тела и непослушные каштановые волосы с блестящими золотистыми кончиками.

Сердце стучит в ушах и в горле.

— Мой брат, — не глядя, отвечает Клаудия.

— Твой брат? — разеваю я рот.

— Да.

— Твой брат?

Клаудия все же смотрит на меня.

— Да, Лэндон мой брат, если точнее, брат-близнец. И он тоже твой сосед.

Наверное, Лэндон слышит, как Клаудия произносит его имя: он оглядывается и в знак приветствия лениво машет рукой. Я мельком вижу чисто выбритое лицо и загорелые жилистые предплечья.

Ничего себе.

— У тебя в соседях весь Сан-Диего? — хрипло шепчу я.

Джули пожимает плечами, не отвлекаясь от разговора со Смитом. А у меня в груди трепыхается стая диких птиц.

Брат Клаудии, Лэндон, нетерпеливо барабанит длинными пальцами по барной стойке, выслушивая чей-то вопрос. Он кивает, берет серебристый шейкер и выливает прозрачную жидкость в высокий, наполненный льдом стакан, украшает долькой лайма и плавно толкает по стойке.

Присмотревшись, я нахожу сходства между братом и сестрой: серьезный пухлый рот, узкий нос, большие темные глаза. У Клаудии черты лица мягкие и изящные. А у ее брата мужественные и привлекательные. Почему-то. Попробуй разберись.

— Клаудия, — зову я.

Я откидываюсь на спинку и отпиваю коктейль. Сердце переворачивается, меня того и гляди прошибет пот. Об этом говорила Джули, когда упомянула страсть?

Я громко откашливаюсь. Затем падаю со стула.

Серьезно.

Я.

Падаю.

Со.

Стула.

Пол, это Джемма.

Джемма, это пол.

Знаю, смахивает на поступок поддатой любительницы Джейн Остин, которая встретила настоящего мистера Дарси. Я и правда люблю книги Джейн Остин, но клянусь, все совсем не так, как кажется.

Клянусь!

Конечно, в голове вспыхивают варианты развития событий, ладони липкие, а дыхание прерывистое. Да, брат у Клаудии сексуальный, но не поэтому я валяюсь на полу, сверкая перед всем честным народом бело-розовыми трусами.

Я зацепилась каблуком за подставку для ног, потеряла равновесие и свалилась. Сила притяжения.

Как только я встаю, вернув платье на место, а Джули и Смит прекращают сипло гоготать, я бросаю взгляд на Лэндона.

Он сверлит меня глазами, выгнув бровь. Руки скрестил на груди. Взгляд твердый, губы он сжал в прямую линию — ни капли дружелюбия.

Супер, я тут ищу, с кем замутить, и первый интересный парень считает меня либо пациенткой психушки, либо алкоголичкой. Подумываю схватить Джули за руку и рвануть к ближайшему выходу с воплем: «Отбой! Отбой! »

Клаудия, спокойно воспринявшая мое падение, произносит:

— Джемма, у меня есть идея.

Я до сих пор в ужасе и поглощена мыслями о рослом темноволосом злыдне.

— Что за идея?

— Ты говорила, что тебе нужна работа.

— Да. Вроде как.

— Что насчет этого ресторана? — Она добавляет диетическую колу в бокал с бурбоном и льдом. — На прошлой неделе у нас уволился официант, и нам нужен сотрудник.

Эти слова привлекают мое внимание.

— Ты предлагаешь мне работать здесь?

Клаудия, рассердившись, отступает от барной стойки.

— Знаю, «Тетя Зола» не роскошное заведение, но это работа, да и платят прилично.

Трясу головой, собираясь с мыслями и приказывая сердцу биться помедленнее.

— Я не про то, что мне неинтересно. Просто я никогда не работала в ресторане. И если ты забыла, пять секунд назад я плюхнулась на задницу. Это лучше всяких слов говорит о моей координации. Представляешь меня с подносом?

Клаудия тихонько бурчит:

— Подруга, если хочешь помериться причинными местами, я выиграю. Однажды я свалилась со сцены на глазах у зрителей, когда должна была произносить серьезный монолог о смерти.

Я хохочу, а она продолжает:

— Не волнуйся, что у тебя нет опыта. Я сама тебя научу. В основном ты будешь обслуживать столики и выходить на подмену. Это как два пальца об асфальт. Плюс у тебя есть грудь — это большое преимущество, когда приходится разбираться с пьяными придурками.

— В точку, — поддакивает Смит.

Прикусываю внутреннюю сторону губы и с надеждой поднимаю глаза.

— Ты серьезно?

Клаудия кивает.

— Если хочешь, познакомлю тебя с Тиш и Джейми. Они здесь главные и принимают все решения, но если я замолвлю словечко, тебя возьмут.

— Не… не знаю, как тебя благодарить, — лепечу я, чувствуя, как проясняется в голове. Если получится, на одну проблему станет меньше. — Было бы здорово.

— Что было бы здорово? — гремит новый голос.

Лэндон.

— Я уговариваю соседку Джули работать с нами, — сообщает Клаудия.

Он заходит за стойку и устремляет на меня темные глаза.

— Соседку Джули?

С такого расстояния мне отлично видны губы и сильный квадратный подбородок. Стараюсь не вздрагивать, оттого что сердце начинает по-дурацки кувыркаться.

— Это я.

«Это я? » Очень умно, Джемма.

— Привет, — холодно бросает он.

Я лыблюсь, как чокнутая.

— Привет.

Он кивает, но даже не пытается улыбнуться.

Ладно…

— Ну… — радостно пищу я.

Я сглатываю и с прищуром гляжу на него, не зная, куда себя деть.

Лэндон хмурится.

Я хмурюсь в ответ.

Он проводит языком по нижней губе.

— Хочешь здесь работать?

Признаться, я понятия не имею, как отвечать. При всем том что мне отчаянно нужны деньги, так ли уж я горю желанием работать с братом Клаудии, в чьи обязанности, по-видимому, входит свирепо пялиться на посетителей?

— Угу, — буркаю я, подавляя порыв сбежать от этого парня с ледяным выражением.

Он сдвигает брови — две четкие линии на симпатичном лице. Я резко вбираю воздух, в голове крутится: «Да в чем дело-то? »

— Ты когда-нибудь работала в баре? — спрашивает он, вцепившись в меня взглядом. — Или в ресторане?

— Нет, — тихо отзываюсь я.

Наверное, слишком тихо. Лэндон подносит руку к уху, показывая, что не слышит. Я откашливаюсь и осмеливаюсь заглянуть в его решительные глаза. Господи, он нагоняет страх. Он должен ходить с мечом, носить мех и сниматься в «Игре престолов».

— Нет, в ресторане я не работала, — повышаю я голос. — Последнее место работы — принцесса в тематическом парке. Столики обслуживать не доводилось, зато я научилась ныть и приказывать верным подданным.

Я жду смеха или хотя бы подобия улыбки.

И-и-и-и… ничего.

Он что-то бубнит и отворачивается, словно то, что я сказала, навевает на него скуку. А может, он решил, что я совершенно никчемна и не стою того, чтобы тратить на меня драгоценное время.

Вот те раз!

Растерянная и, как ни странно, обиженная, я обращаюсь к остальным в поисках поддержки, но они лишь смотрят поочередно на нас с Лэндоном.

— Продолжайте. Это восхитительно, — бормочет Клаудия и, прихлебывая спиртное, машет рукой.

— Согласна, — произносит Джули.

— Круто, — бухчу я, свесив голову на грудь, стараясь не обращать внимания на пьянящий трепет внизу живота и кровь, которая, я знаю, приливает к светлой коже, как обжигающие лучи паутины.

Ссутулившись, я таращусь на коктейль. Сосредотачиваюсь на цветах: розовая жидкость, зеленая долька лайма на стакане. Я беру соломинку в рот и неторопливо втягиваю прохладный, сладкий и невероятно крепкий напиток, от которого слезятся глаза и горит горло.

Лэндон все всматривается в меня. Тяжелым взглядом он буравит висок, скользит по лбу и глазам, отслеживает движения губ и подбородка. По меньшей мере минуту он не сдвигается с места. Не произносит ни слова. Не шевелит ни единым мускулом. Скрестив руки на груди и наклонив голову вбок, он просто стоит…

— Грозный. Ты грозный, — глядя исподлобья, говорю я.

У него дергается губа, на привлекательном лице появляется ошеломленное выражение. Он подается ближе, и водоворот смятения, в котором я нахожусь, останавливается, застывает на месте. Как будто мы играли в музыкальные стулья, и музыка только что прекратилась.

Лэндон близко — так близко, что я чувствую его дыхание. Едва слышно из-за живой музыки он спрашивает:

— Как тебя зовут? Сестра не сказала.

Я тяжело сглатываю, унимая дрожь. Нервозность, которую я раньше не замечала, сковывает все тело. Я не могу оторвать глаз от серых теней, пляшущих над верхней губой и по гладкому подбородку. Представляю, каково это — дотронуться до него. Воображаю, как провожу языком по мягким изогнутым губам, чувствую теплую кожу и…

Дыхание сбивается.

Что «и»?

Я настолько ненормальная?

Брат Клаудии только и делал, что грубил, а я сижу и думаю… как бы его поцеловать? Соблазнить? Облизать ему лицо, как изголодавшаяся по вниманию собака?

Может, меня уже накрыл «Лавовый поток»? Может, «Маргарита» была крепче, чем почудилось?

— Ты в порядке?

Я киваю, и он повторяет вопрос:

— Как тебя зовут?

— Ой, извини. Джемма Сэйерс.

— Она живет у меня, — влезает Джули, наконец-то решив помочь сестре. Она придвигается к стойке, почти закрывая меня, и продолжает: — Прямо по коридору.

— Какая разница? — выпаливаю я.

Пинаю Джули по голени, и она вскрикивает. То-то же, дорогая подружка. Надеюсь, у тебя останется синяк, чтобы ты помнила о своем предательстве.

Лэндон кивает, складывает руки перед лицом, будто что-то учит.

— Лэндон.

— Приятно познакомиться, Лэндон, — говорю я срывающимся голосом.

Убираю челку с лица и неуверенно улыбаюсь. Он опускает глаза, морщит лоб, раздувает ноздри.

— Да мы вроде уже знакомы.

Чуть отклоняюсь назад. Что-что?

— Погодите-ка, — поднимает руку Клаудия. — Вы знакомы?

— Я… — сердце перестает грохотать и начинает переворачиваться, — мы знакомы?

Лэндон кивает.

Поднимаю брови домиком. Встряхиваю головой. Что он несет? Может, нас знакомили, пока я лежала в коме? В противном случае я бы его запомнила. Он не сливается с толпой. С таким-то лицом. С таким-то телом. С такими-то глазами.

— Мы точно встречались? — взволнованно интересуюсь я. — Извини, ничего не приходит в голову.

Он отступает от стойки со странным, можно сказать, выжидательным видом.

— Сегодня днем.

— То есть несколько часов назад?

Замешательство лишь усиливается.

— В слова «сегодня днем» обычно вкладывается именно этот смысл.

Окидываю его долгим взглядом.

— На заправке, — подсказывает он и ждет, пока я соображу.

— На запр…

Мать честная!

Губы.

Загорелая кожа.

Глаза.

Пламя осознания занимается в ступнях, растекается по ногам, распространяется до тех пор, пока все тело не охватывает жар.

Хот-Дог.

Брат Клаудии — это Хот-Дог.

— Я… я… — В голове каша, дышать не получается. Не представляю, что делать. — Ты побрился, — вырывается у меня.

Вот же идиотка.

— Иногда я бреюсь, — наклоняет он голову.

— И на тебе была шапка.

Я нескладно показываю, как натягиваю шапку на голову.

Он приподнимает уголок губ. Клянусь, если бы я не положила руки на барную стойку, я бы опять свалилась со стула. Лицо у него полностью меняется. Озаряется, словно вспышкой фотоаппарата. Я ошарашенно глазею на крошечные морщинки, разбегающиеся вокруг губ, и прямые белые зубы.

— Иногда я ношу шапку, — говорит он, возвращая меня к беседе.

— Что случилось на заправке? — любопытничает Джули, чуть ли не усаживаясь ко мне на колени.

Я не придаю значения ее словам и обращаюсь к Лэндону:

— Ты меня спас.

— Я бы так не сказал.

— Странно, да?

— Странно, — кивает он.

Я закрываю глаза. Может, хватит с меня унижений?

— Не… не думала, что снова тебя увижу. Спасибо. Наверное, я должна все объяснить.

— Что объяснить? — интересуется Клаудия, крутит головой и часто моргает.

Лэндон не спускает с меня карих глаз.

— Ты не должна ничего объяснять. Рад был помочь. Кто знает, — пожимает он плечами, будто это ерунда, — вдруг однажды ты отплатишь той же монетой.

Он уходит.

А я таращусь туда, где он стоял, сердце екает.

«Рад был помочь».

— Джемма, что это значит? — вздыхает Джули.

Клаудия упирает руки в бока.

— Пожалуйста, объясни, откуда ты знаешь моего брата.

— И что там с заправкой? — задает вопрос Смит.

Я тихонько хнычу и прячу лицо в ладонях. Как такое могло случиться?

— Сегодня, когда мои карточки отклонили, он купил мне бензин. Я его не узнала.

— Он купил тебе бензин? — переспрашивает Клаудия, повысив голос. — Мы говорим о моем брате?

Я опять хнычу:

— Давайте забудем и вернемся к тому, как было пять минут назад.

— Забудем? — сопит Клаудия. — Ничего я не забуду. Обычно брат не такой…

— Болтливый? — подсказывает Смит.

— В точку.

— Это называется «болтливый»? — с сомнением спрашиваю я.

Они одновременно кивают.

— Это называется «болтливый».

Фыркнув, я стучу по краю стакана.

— Вы неправильно понимаете значение этого слова.

— Болтливость зависит от человека, который болтает, — заявляет Клаудия.

— Они правы, — подтверждает Джули. — По соседству с Лэндоном я живу с августа, за все время мы сказали друг другу слов пятнадцать. В основном он только кивает и что-то бухтит.

— Говорила же, — упорствует Клаудия, — это называется «болтливый».

Смотрю туда, где Лэндон принимает заказ у зеленоволосого парня.

Видимо, Смит замечает, как я меняюсь в лице, потому что ставит стакан и ахает:

— О нет.

— О нет? — повторяет Клаудия.

Я молчу. Делаю вдох. Пытаюсь придать лицу другое выражение.

— Серьезно, Джемма?

— Что? — принимаю я невинный вид.

— Ты никого не обдуришь, — закатывает глаза Джули. — У тебя на лице все написано.

— Ничего там не написано, — машинально отзываюсь я.

— Что там написано?

Клаудия всматривается мне в лицо. Джули хранит молчание.

— Ладно, — сознаюсь я, скрывая хрипотцу за кашлем. — Может, там что-то и написано, но не… в том смысле, — заканчиваю я, не в силах подобрать слова получше.

— А я думаю, что в том, — говорит Джули и кладет мою руку себе на колени.

— Мы опять обсуждаем шашни? — спрашивает Клаудия.

— Мы обсуждаем то, что Джемма взбудоражилась.

— Из-за моего брата?

— Нет, — отвечаю я, пытаясь говорить уверенно.

Смит собирает с края стакана красный сахар.

— Предупреждаю: Лэндон не подходит для того, что ты себе напридумывала.

Подавляю смешок, смущенная и в то же время заинтригованная.

— Ничего я не напридумывала.

Он слизывает сахар с пальца.

— Ага. У меня четыре сестры и Клаудия. Я знаю, как женщины мыслят.

— Смит пытается сказать, — встревает Клаудия, — что с моим братом не легко и не просто. Лэндон сложный.

— Сложный? — вздергиваю я бровь.

— Как сложное уравнение, — откликается Клаудия.

— Он постоянно хандрит, — поясняет Смит. — Таких людей называют сломленными.

— Это нечестно, — хмурится Клаудия, затем обращается ко мне: — Он не зануда, Джемма. Он…

Мысль она не заканчивает, потому как в «Тете Золе» гаснет свет. Группа прекращает играть, голоса смолкают, ресторан погружается в жуткую тишину.

— В чем дело? — шепчу я, нащупав в темноте плечо Джули.

— А теперь, — гремит из динамиков зычный голос, — давайте поприветствуем леди Катарину!

В уши бьют начальные аккорды песни. Пульсирует ярко-розовая подсветка, привлекая внимание к сцене, где среди участников группы стоит артистка в платье-рыбке, расшитом пайетками.

У нее темная помада на губах, блестящие на кончиках ресницы, пышный начес. Меня берет оторопь. Похоже на ситуацию, когда сидишь на кушетке, ждешь врача и тут со стетоскопом врывается Леди Гага.

— Что это? — шиплю я, признав старую песню Уитни Хьюстон.

— Девочка, это пятничное драг-шоу, — присвистывает Смит. — Добро пожаловать в «Тетю Золу»!

Прежде чем мне удается заговорить, Джули волочет меня к сцене.

— Бери коктейль!

Оглядываюсь на барную стойку, где Лэндон ложкой убирает пену с пива. Меня посещает то же ощущение, что и раньше: сердце безумно екает.

Он находит меня глазами, сжимает губы в линию, вопросительно вскидывает густые брови.

Я грызу губы и чуть не падаю, а чтобы устоять на ногах, хватаю Джули за руку. Коктейль выливается из стакана, течет между пальцами, капает на запястье. По рукам бегут мурашки.

А мне ведь даже не холодно.

Лэндон

Девчонка с заправки сидит у барной стойки. У моей барной стойки.

На ней синее платье.

Ей нужна работа.

Она живет в моем доме.

Она сдружилась с моей сестрой.

Какова вероятность, что такое может случиться? Один шанс из тысячи? Из миллиона?

Узкие миндалевидные глаза в обрамлении темных ресниц. На мягких губах красный блеск и конфетти из огней. Прямой нос. Растрепанные волосы цвета виски, доходящие до середины спины.

Вспоминаю, что произошло на заправке. Первое, что бросилось в глаза, — это футболка группы «Тайфун». Затем я увидел симпатичный зад, обтянутый узкими черными лосинами. Потом я, конечно же, заметил, что у нее выдался паршивый день и она на грани срыва, после чего на зад я внимание обращать перестал.

Говорить я не умею, и я точно не рыцарь в сияющих доспехах, но мне вдруг приспичило ей помочь.

И вот я здесь, нервничаю и чувствую себя так, будто накачался наркотой. Так и тянет принять на грудь, чтобы успокоиться, но при такой биографии это кошмарная идея.

На миг закрываю глаза и нарочно стою к ней спиной, разливая по стопкам «Пожар прерии». Не хочу смотреть на Джемму Сэйерс, хотя выглядит она прекрасно. Не скажу, что она меня заботит. Мне по барабану, что она здесь, и живет в моем доме, и будет работать в «Тете Золе». Вообще параллельно.

Отойдя чуть в сторону, я забираю пустые пивные бокалы и наличку. Хрущу пальцами и разминаю плечи. Остается пережить еще несколько часов. Всего несколько часов.

Работа может задать жару, особенно после занятий или когда я ловлю волны, как сегодня. Но после того как два года назад меня, обнищавшего и одуревшего в самом ужасном смысле слова, отстранили от соревнований, мне было не до выбора. Мне надо было работать, и Клаудия пустила в ход знакомства.

— Повтори!

Сейчас лишь начало одиннадцатого, тех, кто пришел после работы, становится меньше, вечеринка в самом разгаре. Катарина, ростом метр восемьдесят, кандидатка в форварды, только что вышла на сцену в колготках, тесном платье и синем парике.

«Ред Страйп» в бутылке. Водка с тоником. «Космо» с двумя лаймами для цыпочки с серебряным гвоздиком в носу. Два мохито с двойной мятой для пары, что тискается у всех на виду. Бокал каберне для одного из столиков Марго. Шоты для девичника.

Едва все утрясается, я беру перерыв. Колено по-прежнему саднит. Музыка и биение скачущего сердца просачиваются в голову, вытесняя тревожные мысли и действуя на нервы.

Матерясь вполголоса, я бросаю на нее взгляд. Всего лишь взгляд, потом второй, потом третий.

Я смотрю чересчур долго. Чересчур пристально.

Медного цвета волосы меняют оттенок в свете огней, мерцающих над сценой. Золотистые вспышки сияют на щеках и подчеркивают губы.

Закрываю глаза, вспоминая, как во время нашего разговора колотился пульс у нее на шее. Я видел, как он бился под гладкой белой кожей. Я видел, как она пыталась дышать нормально, когда я подался ближе. Признаться, меня это зажгло. Господи, да я извращенец.

Распахиваю глаза. Она все еще здесь, следит за движениями Катарины, прижавшись к Джули. Она задрала голову и чуть приоткрыла губы. Она что-то говорит, переминаясь с ноги на ногу, осторожно опускает глаза и одергивает подол ярко-синего платья. В свете мигающих огней я мельком улавливаю стройные бледные ноги.

«Грозный, — сказала она, вскинув на меня испуганные серые глаза, вцепилась в стакан, как в спасательный круг. — Ты грозный».

Я действительно был грозным и вел себя как первоклассный говнюк.

То, что я никогда не умел разводить ля-ля, паршивое оправдание моему поведению. Честно говоря, даже без футболки и подтеков туши на розовых щеках я тут же ее узнал. Что-то пустило в груди ростки и росло до тех пор, пока не надавило на сердце.

Наверное, я мог бы поступить и лучше, но что делать, когда вам суют в руки гранату, выдергивают чеку и советуют найти выход из ситуации? Сам черт ногу сломит.

Встревожившись, я отрываю взгляд от Джеммы и обращаю внимание на льдогенератор. Его опять заклинивает. Провожу пальцем между холодным металлическим дозатором и пластиковой кнопкой. Ничего не происходит, хотя я знаю, что там застрял большой кубик льда. Я наклоняюсь, прячась за аппаратом, и чувствую, что рядом кто-то стоит. Клаудия.

Напрягаю плечи, внутри все скручивается.

— Что?

— Она симпатичная.

Клаудии ни к чему произносить «Джемма». Достаточно сказать «она».

Запихнув палец глубже, я кидаю на Клаудию хмурый взгляд. В ответ она пожимает плечами и отводит глаза.

— Что, Лэндон? Она симпатичная.

— Не заметил, — бросаю я.

— Ну еще бы, — улыбается она во весь рот и шевелит бровями. — Она не знает, кто ты.

— Вряд ли она интересуется серфингом.

Расправив плечи, я занимаюсь льдогенератором. Большим пальцем добираюсь до кубика и давлю. Лед вываливается, выскальзывает из руки и падает в металлическую раковину. Аппарат в ответ радостно урчит.

Вытираю руки о джинсы, не сводя глаз с блестящей стойки, и выпрямляюсь во весь рост.

Нет у меня желания вести бессмысленный разговор. Не глядя на Клаудию, я нахожу инвентаризационную ведомость и пролистываю до алкоголя. Начинается утомительный пересчет бутылок, выставленных на полках. Делаю пометки, за какими бутылками послать Винсента.

Клаудия с едва различимой улыбкой смотрит на меня. От досады перехватывает горло.

— В чем дело?

— Ни в чем, — щурится она.

Естественно, не «ни в чем». Она моя сестра-близнец. Мы знакомы с утробы — мне прекрасно известно, когда она что-то утаивает. Я знаю, как она переплетает нити и делает выводы по молчанию.

— Да говори уже. Рано или поздно ты все равно выложишь, что у тебя на уме.

Она опускает голову и рассеянно касается пальцем пивного крана. В тишине проходит еще минута.

— Ты дергаешься больше обычного, и мне стало интересно, как это связано с Джеммой. Вот и все.

«Вот и все».

— Никак, — снова хмурюсь я. — Просто устал. Заплыв вышел утомительным, я не успел заехать домой и принять душ.

Клаудия замирает, внимательно наблюдая за мной, и кривит рот.

— Мы со Смитом поболтали с ней. Она остроумная. И милая.

Я откашливаюсь.

— Зачем ты это рассказываешь?

Она корчит мину.

— Я уже поговорила с Джейми насчет работы, и он сказал, что пообщается с ней. Она отлично сюда впишется, как думаешь?

— Я вообще о ней не думаю, — нарочито равнодушно произношу я.

Клаудия огорчается. Она переводит глаза на сцену и морщит нос.

— Она недавно рассталась с Реном Паркхерстом.

У нее только что закончились отношения?

В горле встает ком.

— Здорово.

— Прикалываешься, что ли? — Сестра с вызовом выгибает бровь. Она пыхтит и трясет головой. — Я говорю, что она встречалась с Реном Паркхерстом, а ты отвечаешь: «Здорово»? И все?

— А что ты хочешь услышать?

Закатив глаза, Клаудия вздыхает, бросает через плечо:

— Горбатого могила исправит, — и удаляется.

Секунд пятнадцать я стою столбом, не обращая внимания на посетителей. Смотрю на слегка трясущиеся руки, которыми сжимаю ручку. Представляю, как пишу на полях ведомости два коротких слова: «Просто забудь».

Стучу ручкой по бедру. Надо сосредоточиться на том, что я должен делать. Я на работе.

Да пошло оно все.

Догоняю Клаудию возле танцпола и резко останавливаю.

— Расскажи-ка про этого Рена, ее бывшего.

Она запрокидывает голову и удивленно хохочет.

— Значит, тебе все-таки интересно?

Пропускаю волосы сквозь пальцы и отвожу взгляд.

— Мне неинтересно, — качаю я головой.

«Мне… интересно». Я съезжаю с катушек. Нарастает паника. На лбу выступают влажные бисеринки — меня бросает в пот. Не понимаю я ни влечения, ни желания, закипающих внутри. Почему в голове крутятся песни? Почему я беспрерывно вспоминаю ее глаза? Шею? Я вообще ее не знаю. Мы виделись лишь однажды. Дважды, если считать заправку.

— Ты сама подняла эту тему.

— Рен Паркхерст. Звезда «Воя». Ни о чем не говорит?

Я качаю головой, и она повышает голос, всплескивая руками:

— Актер. Он занимался сексом в туалете.

Я разеваю рот, мысленно перебирая крохи, известные мне о поп-культуре.

— Это он был на том видео, что ты показывала на прошлой неделе?

— Он самый. — Она наклоняется ко мне, заговорщицки шепча: — Собственно, из-за видео Джемма спит у Джули на футоне и ищет работу. Она жила с ним, но, понятное дело, съехала.

Я провожу рукой по волосам.

— Она встречалась с актером?

— Необязательно говорить с таким презрением. Ты помнишь, что я студентка театрального?

Пропускаю ее слова мимо ушей, хлопая глазами. Актер?

Поганый актеришка из паршивого мистического сериала для подростков?

Джемма встречалась с этим чуваком?

С этим чуваком?

Я разочарован. Она не похожа на девушку, которую можно впечатлить крутыми тачками, блеском славы и богатством. Картинка не складывается. Это как в детстве, когда узнаешь про молекулы и атомы, про то, что в мире все состоит из одного и того же, смотришь то на звезды, то на воду, то на ноги и думаешь: «Как такое возможно? »

— Как она? — вдруг спрашиваю я.

Сестра строит гримасу.

— А сам-то как думаешь? Ее растоптали и опозорили. Мир перевернулся с ног на голову.

Обхватываю затекшую шею. Теперь понятно, почему карточки отклонили и Джемма была в таком ужасном состоянии. Теперь понятно, почему она чуть не упала в обморок, увидев журналы.

Вздыхаю, вспоминая розовый румянец, мягкие губы, контрастирующие с полыхающими глазами. Думаю о парне, который променял это на сиськи и быстрый перепих, и хочу по чему-нибудь ударить.

— Ну и засранец.

— Знаю. Представляешь, когда-то я по нему сохла.

— Неудивительно, — невозмутимо заявляю я. — Я всегда сомневался, что ты умеешь выбирать мужчин.

Она пытается принять обиженный вид, но не получается.

— Говорит парень, который все лето писал стихи про Мэдди Тейлор.

— Тебе не кажется, что пора закрыть эту тему? — Сжимаю шею сильнее. — Нам было девять, а Мэдди Тейлор пятнадцать, плюс она носила лифчик. Само собой, я чутка увлекся.

— Она за нами присматривала.

— И что? — пожимаю я плечами.

— Теперь она снимается в фильмах для взрослых. Ты уже забыл отрывок из «Похоти в космосе», абы как сляпанной помеси научной фантастики и порно?

— Забудешь тут, как же. Думаю, жанр лучше назвать «Научная гимнастика».

Клаудия покашливает.

— Признак апокалипсиса.

— При чем тут апокалипсис? — наклоняю я голову.

— При том! — Она тычет в меня пальцем. — Ты покупаешь бензин незнакомке, ведешь себя почти дружелюбно, шутишь. Ты никогда не шутишь.

— Я шучу, — огрызаюсь я.

— Правда, что ли? Ты, Лэндон Янг, король сдержанности? Ну-ка скажи, когда ты шутил?

Скрещиваю руки на груди, притворяясь, будто размышляю.

— Да было как-то раз.

— Ну да. Как-то раз. — Она приподнимает бровь. — Так занятно. Появляется Джемма, болтает с тобой несколько минут, и твое поведение полностью меняется. Ты похож на прежнего Лэндона.

— На прежнего Лэндона?

Сестра закрывает глаза.

— Ты знаешь, о чем я.

— Так совпало.

Машинально отыскиваю Джемму. Она наклонилась, поэтому мне видны лишь нижняя часть спины и едва прикрытые бедра.

Номер Катарины становится образным в том смысле, что распутство зашкаливает выше крыши. Джемма вытаращивает живые глаза все сильнее, и сильнее, и сильнее.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒