|
|||
Мобильный мир
Все, о чем говорилось выше, указывает на чрезвычайно глубокие взаимосвязи «туризма» и «культуры» в подвижном мире[xlvii]. Путешествуют не только туристы, но и предметы, культуры и образы. Кажется даже, что существует более общая «мобильная культура», которая происходит от «принуждения к мобильности». Такую культуру описывает К. Каплан в работе «Вопросы путешествий»[xlviii]. Ее собственная большая семья проживает на разных континентах, и в силу этого путешествия и туризм всегда были «неизбежностью и необходимостью для сохранения семьи, любви и дружбы, а также работы»[xlix]. Она «родилась в культуре, которая приняла как должное национальную выгоду путешествий» вместе с идеей, что «граждане Америки могут путешествовать куда хотят»[l]. Здесь имплицитно присутствует мысль о том, что человеку позволено путешествовать, что путешествия - существенная часть его жизни. Культуры стали настолько мобильными, что современные горожане (не только американцы! ) не ставят под сомнение свое право проникать в другие места и в иные культуры. Более того, если члены семьи находятся в постоянном движении, тогда различия между домом и не домом теряют силу. Культурное многообразие подразумевает и делает необходимыми широкие формы мобильности. (Впрочем, другим культурам пока трудно превзойти недавний «рекорд» Индии. 24 января 2001г. в Алахабаде проходил фестиваль Hindu Kumbh Mela. В этот день в одном месте за короткий срок собралось, наверное, рекордное количество людей - 30-50 миллионов индусов прибыло на берега Ганга со всего света). Принадлежность к культуре почти всегда предполагает путешествия. Они, развивая и поддерживая культуру, принимают разные формы. Это и паломничества к сакральным местам, к определенным письменным или визуальным текстам, и поездки по маршрутам, связанным с ключевыми историческими событиями, и путешествия ради того, чтобы увидеть известных людей или свидетельства их жизни, познакомиться с другими культурами, чтобы сильнее ощутить собственную культурную принадлежность. «Национальное» может быть удобной точкой отсчета для того, чтобы проследить, что значит путешествие для культуры, и как культуры путешествуют. В центре нашего внимания будет повествование нации о самой себе. Национальные истории рассказывают о движении людей сквозь прошлое; часто начало такого нарратива теряется в тумане времени[li]. Многое в истории традиций и символов «изобретено» и является как результатом забывания прошлого, так и воспоминания о нем[lii]. Европа конца XIX в. - это период примечательного конструирования национальных традиций. Например, во Франции День взятия Бастилии был учрежден в 1880 г., Марсельеза стала национальным гимном в 1789 г., 14 июля было объявлено национальным праздником в 1880 г., а Жанну Д'Арк католическая церковь извлекла из небытия только в 1870-х г. [liii]. В более общем смысле, идея «Франции» была расширена благодаря «процессу, сходному с колонизацией, средствами коммуникации (дороги, железные дороги и газеты), так что к концу ХIХ века народная и элитарная культуры встретились» в результате разнообразных движений[liv]. Одним из ключевых моментов в этом процессе явилось массовое производство публичных памятников, увековечивавших нацию, особенно в перестроенном Париже. К этим монументам путешествовали, их рассматривали, о них говорили, ими делились с другими при помощи рисунков, картин, фотографий, фильмов и европейской индустрии туризма. Первым национальным туристическим событием стала Великая Выставка 1851 г. в лондонском Хрустальном Дворце. С тех пор туризм превратился в коллективное предприятие, выполняя роль стимула для нации. В то время население Британии составляло восемнадцать миллионов; из них шесть миллионов посетило Выставку, причем многие воспользовались новой железной дорогой, чтобы впервые попасть в столицу. Во второй половине XIX в. похожие мега-события происходили по всей Европе, и они в отдельных случаях привлекали до 30 миллионов человек[lv]. Считается, что Международная Выставка столетия в Мельбурне 1888 г. собрала две трети населения Австралии[lvi]. Ее посетители, австралийцы и приезжие, были призваны подтвердить не только достижения, но и характерные черты этой страны. Особую роль для складывания национального самосознания сыграли создание национальных музеев, успехи национальных художников, архитекторов, музыкантов, драматургов, романистов, историков и археологов[lvii]. За последнее время мир превратился в глобальную сцену, на которую вышли почти все нации, соревнуясь в желании обратить на себя внимание и привлечь как можно больше туристов. В этом плане особенно показательны такие интернациональные мега-события как Олимпийские игры, соревнования за Мировые кубки и Международные выставки[lviii], ставшие предпосылкой массового туризма и космополитизма. Они свидетельствуют о том, что национальная идентичность теперь все чаще определяется в терминах не только локальной, но и глобальной сцены. Именно такая сценичность облегчает как телесное, так и воображаемое путешествие к мега-событиям внутри глобального порядка [lix]. Кроме того, во многих культурах перемещения людей влекут за собой пересечение национальных границ. В развивающихся странах семьи с возрастающим уровнем доходов создают новые нормы экстенсивной мобильности. Быстрое увеличение «глобальных диаспор» расширяет диапазон, степень и значение всех форм путешествия для больших семей и общин, разбросанных по свету. В Тринидаде даже существует выражение, что ты можешь почувствовать себя настоящим тринидадцем только выехав заграницу. Около шестидесяти процентов нуклеарных семей имеют хотя бы одного человека, живущего в другой стране [lx]. А. Онг и Д. Нонини таким же образом показывают значение движения через границу для огромной китайской диаспоры, которая насчитывает от двадцати четырех до сорока пяти миллионов человек[lxi]. Дж. Клиффорд подводит итог: «рассеянные по миру народы, однажды отделенные от родины океанами и политическими барьерами, все сильнее связывают себя «пограничными отношениями» со своей прежней страной, получив возможность передвигаться туда и обратно благодаря современным транспортным связям, мобильным технологиям и трудовой миграции. Самолеты, телефоны, аудиокассеты, и видеокамеры, и мобильные рынки труда уменьшают расстояния и облегчают двухстороннее движение, легальное и нелегальное, по всему земному шару»[lxii]. Такое перемещение диаспор не лимитировано во времени. В отличие от обычного туризма, основанного на четком разделении «дома» и «не дома», путешественник диаспоры часто не имеет определенных временных границ, поскольку один вид его деятельности может плавно перейти в другой.
|
|||
|