Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Новые истины (глава 12) 20 страница



Вот я и дома, пока это самое главное. Механически положил сумку, разделся, взял чистое бельё и зашёл в ванную. Первым делом я сделал промывку. Я не желал носить в себе сперму этой сволочи. От сильной струи горячей воды направленной в мой анус меня разрезала пополам такая боль, что я бы орал как оглашенный, но этот «второй пилот», который меня сейчас контролировал, был намного мужественнее. У меня снова перед глазами встала белая пелена боли, волосы встали дыбом, но ни одного звука не сорвалось с губ. Я долго мылся. Меня передёргивало, от воспоминаний, как эта гнида меня лизала, как она заливала меня слюнями…

Я мылся снова и снова. На животе багровым пятном расплывалась опухоль. И лицо опухло от тумаков Синегорского, колено болит и опухает, и вообще все ноги в припухлостях, обещающих стать огромными синяками. Наконец, полностью приведя себя в порядок, я смазал попку заживляющим кремом который дал мне Олег, оделся и ушёл к себе.

«Вот ты и дома. Всё сделано, и я выключаюсь», - сказал «второй пилот», и на меня с удвоенной силой навалились все паскудные переживания сегодняшнего дня, дикая боль во всём теле. Я ничего не хотел, - ни есть, ни пить, ни любить, ни ненавидеть, ни жить…

Будь всё проклято!!!

 

Дим, ты дома? - заглянула ко мне мама, - ой, ты что, дрался?

- Угу, - равнодушно подтвердил я.

- Я же тебе говорила: - не трогай никого, и тебя никто не тронет! Значит, сам виноват!

- Угу, - снова равнодушно подтвердил я. - Мам, подстриги меня покороче?

- Зачем? - удивилась мама, - тебе очень идёт, - ты знаешь, какой ты у меня красивый?

- Я не хочу больше быть красивым, - глядя на свои потолочные звёзды ответил я.

- Дим, да что случилось? Это тебе твоя Богатырёва сказала? Не слушай никого!

- Просто я на девчонку очень похож, а мне это надоело, - безучастно ответил я маме.

- Ерунда какая! Ты похож на ангела, - помнишь, ты ещё маленький был, мы в церковь ходили, ты спрашивал, «что это за девки нарисованы», а я тебе объясняла, что это не девки, а ангелы? И ты такой же… а что случилось?

- Ничего, просто Бога нет, и ангелов нет… Ладно, всё: - проехали, - прекратил разговор я. - Мам, напиши мне записку в школу, я дня три-четыре прогуляю, напиши, что я болел.

- Ребёнок, да в чём дело?! - недоумевала мама.

- Просто я устал… и не хочу с побитой мордой ходить. Напишешь?

- А ты от программы не отстанешь? - сдалась мама.

- Нет, я дома позанимаюсь.

- Хорошо, - сказала мама, чмокнула меня в лоб и вышла.

Я долго лежал без движений, только нервно дёргались руки и ноги, потом уснул. Как в яму провалился. Просто отрубился. Измученный организм сам пришёл на помощь и усыпил меня.

Утром я не побежал свой кросс, я не смог даже встать с кровати. Родители уже куда-то ушли, наверное на базар. С трудом поднявшись, я пошёл умываться. Раздевшись, чтоб принять контрастный душ я ужаснулся. Багровые синяки на животе и ногах стали лиловыми, на горле чётко отпечаталась пятерня, опухоли ещё усилились и лишь на лице спали. Колено почернело и болело адски. Я с трудом принял душ, промывку решил не делать. Снова смазал анус заживляющим кремом и вышел из ванны. Почти весь день я провалялся в постели, и с каждым часом мне становилось всё хуже. Нервная дрожь не проходила. Руки и ноги дёргались сами по себе, и я ничего не мог с этим поделать. Всё сильнее болели ушибы и ссадины. Когда пришли родители, я сослался на то, что буду читать и попросил меня не беспокоить. Мама несколько раз заходила ко мне, приглашая поесть, но я отказывался, говорил, что сыт, что я без них уже налопался. Я не мог есть, - Синегорский мне что-то отбил.

На второй день мне полегчало. Синяки выглядели ужасно. Чёрные, с синими и багровыми разводами, зато опухоли спали. Нервные дрыгания прошли. Под вечер я решил пройтись, чтоб коленка работала.

Я гулял по проспекту Флёрова, уже темнело, горели фонари.

- Диму-у-усик! - услышал я обрадованный женский голос. По дороге шли Антон-боксёр с Машей. Маша жизнерадостно улыбалась, распахнула объятья, приглашая меня в них, и я в них нырнул. Я обнял ее, и Маша меня звучно расцеловала.

- Гуляешь?

- Угу, привет Антон.

- Привет…- протянул Антон, в его глазах нарастала настороженность, - у тебя всё нормально? - спросил он подозрительно.

- Ага! - ответил я как можно беспечнее, но недоверчивый огонёк в глазах Антона не угас.

- Посмотри на меня, - попросил он. Мы минуту смотрели друг другу в глаза, - Антона невозможно обмануть…

- Я правильно понял? - глухо спросил он.

- Угу! - закусив губу, сдавленно кивнул я.

- Лисик…

- Я пойду! Мне пора! Пока!! - торопливо попрощался я, и как можно быстрее пошёл дальше, стараясь не хромать на левую ногу, так зло избитую в колено физруком. Дома я поел и лёг спать.

На следующий день вечером, после института пришёл Антон. Мы заперлись в моей комнате, чтоб родители не зашли случайно.

- Трахнул?

- Трахнул, - признался я.

- Силком, или сам дал?

- Ты что?! - возмутился я, - сам я не давал!

- Раздевайся Лисик, я хочу посмотреть.

- На что смотреть?! - снова возмутился я.

- Ты раздевайся, раздевайся, - мягко повторил он, - осмотреть тебя хочу, я же боксёр, не забыл? Смыслю в травмах, хочу увидеть, что он тебе повредил и насколько. А то кондыбал ты вчера, как лошадь подстреленная.

Я разделся.

Антон нахмурился, - брови чуть-чуть сдвинулись и глаза почернели. Он медленно и методично щупал мне шею, грудь, живот, время от времени спрашивал, больно мне здесь или нет, надавливая то в одно место, то в другое. Взял за подбородок и покрутив голову влево-вправо спросил: - «лапой» бил? Растопыренной ладонью, а потом тыльной стороной?

- Да… как ты догадался?

- Видел такое, это из твоей «рукопашки», кстати. А с ногами что? - спросил он. Антону очень не понравилось моё чёрное колено и чёрные синяки на бёдрах. Антон представлял, с какой силой нужно было бить, что бы так меня разукрасить

- Отбил, чтоб не бегал. Обиделся он, что ловил долго.

- А на спине что?

- Ударил, кулаком или ногой, я не знаю, когда я в дверь уже почти выскользнул, а потом ещё всей тушей припечатал.

- А на горле? Душил он тебя, что ли?

- Угу.

- А живот у тебя… пиздец просто!.. Одевайся Лисик, и давай рассказывай по-порядку, без утайки, и с подробностями, - попросил он.

Я всё рассказал…

 

Друг в непогоду (часть 4)

Да-а-а-а, дела, - протянул он, когда я закончил. - Ужасно всё. Ну и скотина! Знаешь, Лисик… я не могу его отмудохать. Советую тебе обратиться в милицию, заяви на изнасилование.

- Ты что?! Я же не девчонка! Там только посмеются и всё! Да и родители узнают, и в школе!

- Не важно, - за изнасилование пацанов тоже статья есть.

- Нет!

- Ну… извини. Мочить его я не буду, - меня просто посадят. У меня и так проблем в семье выше крыши. Это не рядовая уличная драчка будет, - за неё мне срок светит. Не хило, - отмочить школьного учителя! Ты же наверное этого хочешь?

- Я ничего не хочу, - устало ответил я. - Я хочу, что бы меня никто не трогал, вот и всё.

- Я понимаю, тебе сейчас погано… ты ревел после этого?

- После чего?

- Ну, после того, как он тебя изнасиловал? В голос ревел?

- Нет.

- Плохо. Пореветь надо. У тебя нервы ни к чёрту. Нужна разрядка, а то сломаешься.

- Не хочу, - повторил я, - ничего не хочу.

- Я по-другому его накажу, - добавил Антон, - ещё хуже, чем просто морду набить. Просто поверь мне, ему будет так плохо, что он пожалеет, что на свет родился.

- Мне уже всё равно, - равнодушно отмахнулся я.

- Ты это брось, - строго сказал Антон, - нечего мерихлюндию разводить. Быстро сделано-быстро забыто. Ни о чём не тревожься, посиди дома ещё пару дней, а потом можешь смело в школу идти. Сегодня пораньше ложись, а завтра мы вечерком погуляем, - нужно тебя к жизни возвращать. Не всю же жизнь теперь с ума сходить. Я завтра мазь принесу, она при ушибах и ударах хорошо помогает, мажься, быстро всё заживёт, - по себе знаю. А пока я пойду. Успокаивайся Лисик. Пока. - Попрощался Антон и встал.

Я проводил его до двери, он оделся и ушёл.

Утром я решился сделать зарядку. Тело ныло, но былая гибкость и силы возвращались. Весь день я читал книжку, а вечером пришёл Антон, принёс мазь. Я намазал свои фингалы, колено. Мы попили чаю, поболтали, но разговор не клеился. Я не знаю, что со мной случилось, но прежнего весёлого, озорного, любящего весь мир, и любимого всем миром Лисика уже не было. Был другой Лисик. Настороженный, недоверчивый, готовый в любую секунду удрать или кинуться в горло. Я ничего не мог с собой поделать, - я изменился.

Безуспешно пытаясь говорить, мы провели час или больше. Потом пошли гулять. Просто шли молча. Я не знал, о чём говорить с Антоном, а Антон видимо не знал, что сказать мне. Не выбирая особо маршрут, мы нечаянно добрались до клуба «Эн-ского» завода. Здание двухэтажное, из окон и дверей доносилась музыка. Сегодня здесь дискач. На улице группами стояла молодёжь, курили, смеялись. Мы перешли на другую сторону улицы, мало ли что, - это не наш район. И тут я услышал голос…

Голос что-то рассказывал.

Меня кинуло в жар, руки-ноги затряслись, дыхание сбилось.

- Ты что? - спросил Антон, но я ничего не мог сказать. Ужас и ненависть заполнили меня целиком.

На той стороне улицы стоял мой физрук.

Он был в жёлтой кожаной куртке, стоял в картинной позе, что-то говорил девушке, мерзко смеялся. Видимо пришёл на дискотеку и «клеил» деваху. Сейчас он не выглядел учителем, он выглядел молодым парнем, пришедшем хорошо провести время там, где его хорошо знают. Он самодовольно и самоуверенно вёл себя, картинно и бравурно принимал те или иные позы, рисуясь перед девчонками и показывая свою крутость парням. Я только сейчас понял, что каждый учитель после школы превращается в обычного человека. Особенно если он молодой и крутой. Физрук выглядел как боец из какой-нибудь группировки. Видимо он к этому и стремился. В те времена у «крутых» был свой стиль одеваться. Если ты «крутой», то даёшь это понять дорогой импортной курткой, фирменными шмотками и небрежностью поведения на людях. У «простого» всё это барахло просто отобрали бы, чтоб не смел «блатовать». А раз не отобрали, - значит соответствует! Физрук был «крутым», - дзюдоист, как же! Я не мог оторвать от него глаз.

- Дим, ты куда уставился? - снова спросил Антон. Он проследил мой взгляд.

- Кто это?

Я не ответил, - у меня пропал голос.

- Это он? Это твой физрук? - недоумённо спросил Антон.

Я судорожно сглотнул и кивнул.

- Антон, пошли отсюда! - попросил я, но Антон уже ничего не видел и не слышал. Он неотрывно смотрел на Синегорского. Глаза у него темнели и темнели, крылья нося раздувались яростнее и яростнее, Антон мелко задрожал…

Синегорский что-то говорил девкам, выпендривался, то одну ногу вызывающе отставит, то другую…

- Антон, пойдём! - в страхе зашептал я, схватив его за руку, - здесь район чужой, тут все его знают, Антон, тебе нельзя, - даже не думай, тебя посадят! Пошли, ты же сам говорил!!

Антон посмотрел на меня, взгляд у него был отстранённый: - Лисик, беги домой. Если хочешь мне помочь, - беги домой, - сказал он ровно, без эмоций.

- Эй ты, сука волчья!!! - взревел Антон не своим голосом.

Стоящие на улице группы парней и девок разом повернули к нему головы.

- Ты-ты, блядь!!! - ткнул Антон пальцем в Синегорского.

- Чё?! - недоумённо скривил харю Синегорский.

- Сейчас узнаешь, пидор!!! - направляясь к нему, злобно прошипел Антон. Мотнул головой влево-вправо, тряхнул руками, резко разгибая их в локтях. Он всегда так делал перед боем на ринге или на улице.

- Ни хуя себе! - изумился Синегорский и оглянулся на припаркованную рядом «волгу». Дверцы машины открылись, и вышло ещё три человека. Судя по «крутым шмоткам»- тоже «крутые».

- Ты чё, бычило, охуел?! - приняв картинную позу, спросил Антона водитель.

Эти дурни думали, что Антон тоже сейчас встанет в «крутую» позу и начнётся обычная перепалка, в которой будут задавать друг другу вопросы «а ты кто такой»?! Потом выяснять, «кто кого знает», кто за кого «пишется», а потом, может и будет драка, но скорее всего нет, и враги разойдутся, показав зрителям себя «крутиками» и сохранив лицо…долбоёб! Он не знает, что Антон никогда не разговаривает!

Бах!!! - и водитель полетел в нокаут. Он на месте провернулся, отлетел назад, врезался в свою «волгу» и от неё уже полетел спиной на землю. Антон даже не замедлил шаг. Он не отрывая взгляда шёл на Синегорского, наступил на поверженного водителя, прошёл по нему.

- Ни хуя себе!!! - завопили оставшиеся.

Они подскочили, взяли Антона в «треугольник» и началось мочилово.

Антона ударил тот, что был справа, Антон повернул к нему голову и тут его ударил ногой Синегорский. Антон не уворачивался и не «танцевал», как обычно, - он пришёл убивать. Поймал за руку того, что был справа, притянул к себе, обнял крепко не обращая внимания на удары в лицо и корпус, которыми его осыпали двое оставшихся. Сдавил- раздался вопль, и бесчувственное тело сползло на укатанный снег. Синегорский бил Антона ногами, Антон упал, но рукой поймал моего физрука за ногу и дёрнув, свалил его тоже. Навалился на него. Последний «чужой» изо всех сил бил Антона ногами в голову, по рёбрам, пытаясь помочь Синегорскому.

«Что я стою»?! - растормозился я, - «Антона на моих глазах убивают»!!!

Из тела исчезла боль, всё моё существо наполнилось кипящей яростью, дикой силой берсерка, и я с воплем бросился в драку. Запрыгнул на спину к тому, кто пинал моего друга и вцепился ему в глаза.

- А-а-а-а!! Бля-а-а!!! - заорал он, согнулся, завертелся волчком, схватил меня за руки, пытаясь сбросить. Ярость утроила мои силы, и я продолжал с остервенением рвать ему морду. Он сбросил меня. Я перевернулся на спину и обеими ногами ударил его в голени, чуть выше ступней. От этого удара его ноги по гололёду уехали назад, и мужик брякнулся рядом со мной. Очень удачно брякнулся. Я не меняя позы нанёс ему несколько ударов в нос, в губы, я видел, что мои кулаки разбивают ему лицо. Опомнившись, он схватил меня за пальто, подтянул к себе и навалился сверху. Я ударил пальцами в глаза, головой в лицо. Он взвыл и схватив меня за волосы принялся бить головой об асфальт, затем ударил в глаз, разбил мне кулаком рот. Я снова вцепился ему в глаза, пытаясь вырваться. Внезапно он хрюкнул и дёрнулся, следующим пинком Антон отбросил его от меня шага на два. Там мужик принялся скручиваться в клубок, кататься по снегу, подвывать, и матом рассказывать, кто мы такие и что он с нами сейчас сделает.

- Я же сказал, «домой иди»! - рявкнул на меня Антон. Вид его был страшен. Брови разбиты, левый глаз залился кровью, на разбитом белке роговица вообще была не видна. Глаз как кусок сырого мяса. Губы разбиты, рот в крови, всё лицо сплошная гематома.

Неподалёку валялся скулящий Синегорский.

- Братуха, ты чё?!! - в паническом страхе спросил он, с трудом задом уползая от надвигающегося, окровавленного Антона. - Я тебе чё, дорогу где-то перешёл?! Давай поговорим!!!

- Знаешь его? - тихо спросил Антон, показав на меня пальцем. В глазах у Синегорского мелькнул ужас.

- Зна-а-аешь! - удовлетворённо ухмыльнулся Антон.

- Братуха, ты не так понял!!! - завопил Синегорский.

- Пиздец тебе! - «приговорил» его Антон, и изо всех сил принялся пинать его в ноги, - Синегорский заорал.

Вокруг драки собралась уже вся дискотека, человек двести наблюдали нашу битву, но никто не лез. Физрук выл, но встать уже не мог. Антон двумя пинками раздвинул ему ноги в стороны, и изо всех сил ударил ногой по яйцам. Синегорский издал тонкий писк и отрубился, а Антон продолжал остервенело бить ногами по яйцам. Он нанёс пять или шесть ударов бесчувственному Синегорскому. Я даже боюсь предположить, что там у него осталось… Да ни хуя там не осталось!

- Что?!! Кто ещё здесь детей ебать любит?!! - взревел Антон, обращаясь к дискотеке, - кто со мной не согласен?!!

Ему никто не ответил.

- Антон, пошли! - тянул я его за руку.

Антон нехотя, отдуваясь пошёл за мной. На нашем пути оказался тот, который бил меня башкой об асфальт. Он ещё не очухался, стоял на карачках и матерился. Антон не снижая шаг врезал ему ногой по морде, и друг Синегорского отлетел в сторону, замолкнув если не навеки, то очень надолго.

 

- Что теперь будет?! - ужасался я, - что мы наделали!!

- Да правильно всё сделали! - ответил Антон, - так им и надо!

- Теперь нас посадят! Ты же сам говорил, что не будешь его мочить!

- Говорил-говорил, - пробурчал Антон, - передумал! Как увидел его… Сволочь! Как можно было малолетку так отпиздить?! А потом ещё и выебал!.. Учитель! Дзюдоист бля, - справился, сука!.. Не бойся, - ни хрена нам не будет. Сейчас найдём «автомат», я позвоню одному о-о-очень большому человеку, и к утру твоего физрука уволят на хуй, а потом ещё и в ментуре пизюлей дадут, а потом из города выгонят, а на выезде его «саблинские» встретят. И его и его дружков. Ты же знаешь, - и менты и уголовники о-о-очень не любят насильников детей.

- Дружки тут не при чём, - возразил я.

- Лисик, «там» разберутся. Нечего с твоим физруком было дружбу водить: - скажи кто твой друг, и я скажу кто ты. У них другом был твой физрук. Не переживай, «там» копнут глубоко, - ведь у него каждый день, какой-то класс последним уроком был.

Мы нашли телефон.

- Алло? Это я. Привет. У меня проблема с ментами… нет, ещё нет, - утром будет… отпиздохал тут одного уёбка… он пацана изнасиловал, избил и изнасиловал… четырнадцать… учитель из 32 школы… на дискаче, в клубе эн-ского завода… я не мог его просто так отпустить… я понимаю, но пацанчик мой друг, - да ты знаешь его! - Душман его, и мою Алису к вам на репетицию водил, ты там им ещё песню, про пиратов пел… да-да, его самого… нет, я там от души поработал… да сам знаю… Серый, там с ним ещё три обсоска каких-то было, - ты пробей, кто такие, что на них есть… хорошо, завтра зайду.

- Вот и всё, пошли Лисик.

- Антон, ты с кем говорил? - изумлённо спросил я, - с гитаристом из дома офицеров?!

Антон недоумённо взглянул на меня одним глазом: - гитаристом?! - фыркнул он, - ладно, пусть будет гитаристом!

- Ну правда, Антон! - приставал я.

- Отстань Лисик! - одним глазом ухмылялся Антон, - тебе это ни к чему!

- Антон!!

- Лисик!!

 

Мы прошли ещё немного, Антону стало хуже. Он со стоном опустился на засыпанную снегом скамейку.

- Сейчас, отдохну, - как бы извинился он, - дышать трудно, бока болят, - похоже рёбра сломали. Плакали мои соревнования, теперь месяца два-три инвалидом буду.

Он скосил на меня уцелевший глаз: - да и ты краси-и-ивый, - совсем как я, после боя с Валей Морозовым. Теперь с тобой только страшные девки гулять будут, хромые, одноглазые и с кривыми ногами. Может какая-нибудь тебя даже замуж возьмёт, будет тебя «мой красавчик» называть!.. Эх, ничего так не бодрит, как хорошая драчка! Да лисица? А здорово мы им дали? Теперь будем бодрые-пребодрые, красивые-прекрасивые! - со стоном закончил Антон.

Я рассмеялся, смех был нервным, меня трясло, нервный смех постепенно перешёл в нервный плач.

- Наконец-то! - вздохнул Антон с облегчением, - ты реви, реви, - не стесняйся.

Я действительно ревел, сильно, с всхлипами и воем, обняв своего друга и уткнувшись ему в шею. Антон обнял меня, похлопывал по плечу, по спине, тёрся своей щекой об мою, а я не мог остановить этот сумасшедший плач. Вместе со слезами уходил весь негатив, накопленный за несколько последних дней. Ледяная сосулька, появившаяся внутри меня после изнасилования, таяла, ломалась на куски, исчезала.

Я выревел все свои несчастья, всю обиду и злость на своих врагов, и постепенно почувствовал, что становлюсь самим собой.

- Лисица моя бе-е-едная, лисица моя несча-а-астная! - то ли сочувственно, то ли издевательски причитал Антон, - избитая, оттраханная!.. Вот бывают лисы рыжие, а бывают черно-бурые, а ты у меня голубая лисица.

Я ревел уже тише, всхлипывая и икая, постепенно угоманиваясь и наконец утих.

- Всё? - спросил Антон.

- Угу! - кивнул я, шмыгая носом.

- Ну и слава Богу! - едва заметно улыбнулся Антон краешком разбитого рта.

- Да, слава Богу! - повторил я, - спасибо ему, что ты есть, - что бы я без тебя делал?!

- Брось! - фыркнул Антон, - я собираюсь дружить с тобой до самой старости. Будем вместе в парке сидеть, панамами меняться, в шахматы играть, внуков выгуливать, хулиганам клюками грозить. Я не позволю какому-то детоёбу рушить мои планы на счастливую, интересную старость! Впрочем с тобой до старости и не дотянешь… ну что, пошли? - спросил Антон.

- Угу, - кивнул я.

Впервые за все годы не Антон провожал меня, а я его. Тётя Вера подняла было скандал, что вот мол, - «опять с побитой рожей пришёл, да ещё и Лисику фингалов наставили, - что его мать скажет»?

Но Антон убедил её, что ничего страшного не случилось. Просто подрались с отморозками и всё, - в первый раз, что ли?

Ночью Антону стало совсем плохо, его родители вызвали «скорую» и она увезла его в больницу.

Антон был прав, - рёбра ему сломали.

 

В понедельник я пошёл в школу. Ближе к середине дня по школе пошло шушуканье. Говорили, что нового физрука отпиздили в городе, и скоро придёт милиция, проводить расследование. Подозревают учеников, у которых были плохие отношения с физкультурником. Будут по очереди вызывать прямо с уроков к следователю на допрос в учительскую.

Ни жив, ни мёртв ждал я расправы, но милиция не приехала. Несколько дней спустя разговоры утихли, и даже у учителей невозможно было узнать подробности расследования и что там с физруком. Тихо и незаметно его уволили, разговоры о физруке преподаватели с учениками не вели, и всё утихло. Дни шли друг за другом и однажды нам представили нового физрука.

Я с радостью и облегчением его разглядывал, - это была женщина!

 

Антоха быстро шёл на поправку. Из больницы его уже выписали, он красочно рассказал мне, как к нему приходили извиняться дружки Синегорского, они дескать «ничего не знали». Ни о своём друге, ни о том, что Антон лидер «гречихинских», а то бы они никогда не посмели…

Антон их простил, а я вообще против них ничего не имел. Про дальнейшую судьбу Синегорского он мне не рассказывал, сказал только, что «этому козлу в одном месте выдали по заслугам и больше ты его никогда не увидишь», и всё.

Я рассказывал ему о школе, играл с Алисой. Как-то раз разговор зашёл о Боге. Я заявил, что понял, что Бога нет.

- Знаешь, лисица? - сказал он, - хочешь, одну байку расскажу?

- Угу! - кивнул я.

- Жила-была одна девушка, - начал он, - и такая вся из себя святая, что слов нет. Не пьёт, не курит, матом не ругается и не трахается в подворотнях, - девственница. Чуть что: - молится, крестится, лбом в пол бьёт. Все церковные службы наизусть знала. Даже не работала, - всё молитвами занималась. И решила она однажды вааще замуж не выходить, - «мол я святость потеряю! Пойду-ка я в монастырь и буду к вознесению на небеса готовиться, ибо я лучшая человека на земле этой поганой, грешной»!

Ну, прётся эта дура как-то ночью с какого-то молебна, молитвы шепчет, сама собой восхищается, а тут пьяные хулиганы, с папиросами в зубах, и вообще исчадья ада.

- Гля, тёлка какая! - говорят, а она им: - отвалите уроды! Я почти святая, - да меня при жизни в рай возьмут, чтоб я тут с вами козлами грешными не вожгалась! Да за такую святую как я, таких грешных мудаков как вы, пятьсот штук дают!

А они взяли её скрутили и трахнули! Эта дура думала, что сейчас Бог с неба как спрыгнет, да как поубивает их всех за «поруганную невинную святую деву», - ан нет!

Отъебали они её и в хвост и в гриву, посмеялись и дальше пошли! Ну вот, эта бывшая девственница забеременела. Молится всё время, - делать-то ей нечего, спрашивает Бога: - «чем я тебя такая святая прогневала?! Да на мне греха не было, а ты меня так подставил, по-подлому»!

Короче достала она там всех на небесах своими жалобами, и спускается к ней ангел.

- Слушай ты, дура тупая, - говорит, - у тебя пизда есть?

- Она говорит: - есть!

- А зачем тебе её выдали, как ты думаешь? - спросил ангел.

- Что бы девственность хранить, и этим Богу угождать! - говорит девка тупая.

- Если ты, и все остальные дуры будете девственность хранить, то людей на земле не будет! - говорит ангел.

- Ты думаешь, Богу твои молитвы нужны, посты всякие, или чтоб ты в монастырь ушла и там сдохла? Ему надо, чтоб ты детей рожала дура, работала, полезное что-то делала, жизнь на планете улучшала. А не хочешь по-доброму, - так будет по-плохому! И не фиг на Бога бочку катить, что «не защитил, не спас, не вмешался, допустил такое»- тебе не понять его далеко идущих замыслов. Этих мужиков сам Бог тебе навстречу послал, чтоб детёныша тебе сделали, потому, что ты со своими обетами все допустимые сроки уже пропустила, так что не бери на себя много, святоша хуева! Детей рожай и сопи в тряпку. Делай то, зачем сама рождена.

- К чему ты мне это рассказал? - не понял я.

- Лисик, Бог есть, но что и для чего он делает, нам не понять. Может и тебе, не просто так досталось?

- Ты хочешь сказать, что это наказание за мои отношения с мужчинами? А если бы их не было, то он бы меня и не изнасиловал? А вдруг все мои прежние отношения были нужны только для того, чтоб я не повесился с горя? Чтоб легче его перенёс? - предположил я.

- А может, это было нужно для того, что бы я потом изувечил твоего физрука, чтоб он ещё чего не натворил? Кто знает? Одно точно: - Бог есть. Он есть, Лисик, и он тебя любит…

 

Жизнь вошла в своё привычное русло, но что-то изменилось. Я заметил, что моя «классная» начала ко мне по-другому относиться. Она как-то брезгливо и напряжённо вела себя со мной. Я терялся в догадках, но как-то после уроков всё же решился её спросить. После уроков был классный час. Нас просветили о коварных замыслах НАТО, в отношении Советского Союза, осветили ситуацию в Афганистане и Намибии. Поручили на следующий день принести по две тетради и две ручки, для отправки посылки от нашей школы детям Никарагуа. Два часа долдонили об одном и том же. Нужно быть на чеку, враг не дремлет. Не носить импортную одежду, не слушать подрывную иностранную музыку и гонять фарцовщиков, предлагающих импортную косметику, жвачку, сигареты, сигары и так далее.

Наконец-то закончилось. Мы все повалили из класса. Я попросил Богатырёву Наташу подождать меня на улице, а сам вернулся в класс математики.

- Татьяна Николаевна, я вам что-то сделал? Почему вы ко мне стали хуже относиться? - сжигая за собой мосты, в упор спросил я.

Она с деланным непониманием посмотрела на меня, - ты о чём, Скворцов?

- Но я же вижу, - я не сдавался.

- Что ты видишь? - враждебно спросила она. Потом видимо тоже решившись говорить напрямую зашипела: - ты опозорил педагога на весь город, - на весь мир! Горком партии в курсе того, что… было. Ты о чести школы не думал?! О чести класса?!

- Честь школы?! - опешил я, - а вас ни разу в жизни не насиловали?!

«Классная» презрительно скривила губы.

- Перестань тут трагедию разыгрывать! Ты в конце концов не девочка, что бы так уж переживать, - не забеременеешь! Надо было ко мне подойти, тихо сказать: - «так мол, и так», - мы бы всё обсудили, решили, я бы поговорила с Вячеславом Борисычем, попросила его…- никто бы ничего не знал! А ты в горком комсомола побежал, а те сигнал в горком партии дали! Директора школы в горком вызывали, и меня тоже!! Песочили как хотели, ты знаешь об этом?! - распалялась математичка.

- У Синегорского даже заявление в милиции не приняли из-за тебя! Ты понимаешь, скольким людям ты неприятности доставил?! Страшные бандиты, - твои друзья, по улицам ходят безнаказанно! Из-за таких из дома выйти страшно! Ты так школу подставил, - меня, директора! Всю жизнь молодому педагогу испортил! - она уже раскраснелась, волосы метались в беспорядке от трясущего её гнева.

- Только подумать! - Человек пять лет учился, диплом получил, в школу пришёл полный радостных надежд, учить вас, бестолочей!! Вся жизнь у него впереди была, а ты, со своими дружками-хулиганами… Скворцов! Я не представляю, каким подлецом надо быть, что бы ТАКОЕ сделать с молодым мужчиной!! Как он теперь жить будет?! - она смотрела на меня как Сталин на Троцкого, или как солдат на вошь.

- Пусть в хор к папе римскому записывается! - яростно прошипел я, - член свой надо было держать на запоре!

«Классная» ласково посмотрела на меня, - она совершенно меня не понимала.

Она боролась со мной, как представитель педагогов против представителя учеников, где педагог всегда прав, что бы он ни сделал, - потому, что он педагог.

- Скворцов, ты в лице Вячеслава Борисовича опозорил весь преподавательский коллектив нашей школы, так просто тебе это с рук не сойдёт. Ты знаешь, что из четырёх восьмых классов сформируют один девятый, - я буду классным руководителем этого класса. Так вот: - ты в моём классе учиться не будешь. Я считаю, что таким подонкам как ты, самое место в ПТУ. Я твои документы сама сдам в то заведение, которое сочту нужным. Мне, как классному руководителю дано такое право, поступать вот так с трудными, состоящими на учёте в милиции подростками, пьющими, имеющими множество приводов. Я тебе ещё и характеристику писать буду.

- Я не пью! Я не состою на учёте!! У меня нет приводов!!! - возмутился я.

- Уже есть, - ласково ответила Татьяна Николаевна, - всё-ё-ё у тебя есть! - у меня зять работает в детской комнате милиции. Ты испортил жизнь молодому учителю, а я испорчу тебе! Знаешь, что такое «волчий билет»? - Ты меня всю жизнь помнить будешь!



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.