Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ПРИМЕЧАНИЯ 3 страница



61. Услы­шав это, афи­няне со всем вой­ском высту­пи­ли на помощь. Одна­ко уже по доро­ге на них напа­ли выстро­ен­ные про­тив них элли­ны из ста­на царя. Афи­няне не мог­ли помочь спар­тан­цам, так как им самим при­шлось выдер­жи­вать натиск про­тив­ни­ка. Так-то лакеде­мо­няне и тегей­цы оста­лись одни и при­гото­ви­лись к бит­ве с Мар­до­ни­ем и его вой­ском. Вме­сте с лег­ко­во­ору­жен­ны­ми вои­на­ми лакеде­мо­няне насчи­ты­ва­ли 50000 чело­век, а тегей­цы 3000 (они вовсе не хоте­ли отде­лять­ся от лакеде­мо­нян). Лакеде­мо­няне ста­ли тогда при­но­сить жерт­вы, одна­ко счаст­ли­вые жерт­вы не выпа­да­ли, и за это вре­мя успе­ло пасть мно­го вои­нов и еще боль­ше было ране­но. Пер­сы, сомкнув свои пле­те­ные щиты, бес­пре­рыв­но осы­па­ли элли­нов гра­дом стрел41. Спар­тан­цы попа­ли в тяже­лое поло­же­ние, а жерт­вы все выпа­да­ли небла­го­при­ят­ные. Тогда Пав­са­ний обра­тил взо­ры на свя­ти­ли­ще Геры у Пла­тей и стал взы­вать к богине, умо­ляя ее не обма­нуть упо­ва­ний спар­тан­цев.

62. В то вре­мя как он еще так молил­ся богине, тегей­цы пер­вы­ми под­ня­лись и дви­ну­лись на вар­ва­ров. Сра­зу же после молит­вы Пав­са­ния жерт­вы для лакеде­мо­нян выпа­ли бла­го­при­ят­ные. Тогда и лакеде­мо­няне нако­нец так­же пошли на пер­сов. Пер­сы же пере­ста­ли пус­кать стре­лы и высту­пи­ли навстре­чу. Сна­ча­ла схват­ка завя­за­лась око­ло укреп­ле­ния из пле­те­ных щитов. Когда же укреп­ле­ние пало, начал­ся дол­гий и жар­кий бой у само­го свя­ти­ли­ща Демет­ры, пока дело не дошло до руко­паш­ной. Ибо вар­ва­ры хва­та­лись за длин­ные копья [гопли­тов] и лома­ли их. Пер­сы не усту­па­ли элли­нам в отва­ге и телес­ной силе; у них не было толь­ко тяже­ло­го воору­же­ния и к тому же еще бое­вой опыт­но­сти. Не мог­ли они срав­нить­ся с про­тив­ни­ком так­же и бое­вым искус­ст­вом. Пер­сы устрем­ля­лись на спар­тан­цев по одно­му или соби­ра­лись кучей по 10 чело­век и боль­ше и поги­ба­ли42.

63. В том месте, где сто­ял сам Мар­до­ний, кото­рый сра­жал­ся на белом коне во гла­ве отряда из 1000 самых храб­рых вои­нов, пер­сы силь­нее все­го тес­ни­ли лакеде­мо­нян. Пока Мар­до­ний оста­вал­ся в живых, пер­сы стой­ко дер­жа­лись и, храб­ро защи­ща­ясь, умерт­ви­ли мно­го спар­тан­цев. Когда же Мар­до­ний пал и был пере­бит [весь] отбор­ный отряд его тело­хра­ни­те­лей, самых отваж­ных вои­нов, тогда-то осталь­ные пер­сы повер­ну­ли назад и бежа­ли с поля бит­вы от лакеде­мо­нян. Потер­пе­ли же пер­сы пора­же­ние глав­ным обра­зом пото­му, что у них не было тяже­ло­го воору­же­ния и они долж­ны были сра­жать­ся лег­ко­во­ору­жен­ны­ми про­тив гопли­тов43.

64. Так-то Мар­до­ний иску­пил уби­е­ние Лео­нида, соглас­но пред­ска­за­нию ора­ку­ла спар­тан­цам, и Пав­са­ний, сын Клеом­брота, внук Ана­к­сан­дрида, одер­жал самую бле­стя­щую победу из всех извест­ных нам. Я уже упо­мя­нул име­на его более ран­них пред­ков вплоть до Лео­нида; ведь они у него с Лео­нидом одни и те же. Мар­до­ний же пал от руки Ари­мне­ста, вли­я­тель­но­го чело­ве­ка в Спар­те. Впо­след­ст­вии, уже после пер­сид­ских войн, Ари­мнест во вре­мя Мес­сен­ской вой­ны сра­жал­ся при Сте­никле­ре44 с 300 вои­нов про­тив все­го мес­сен­ско­го вой­ска и пал вме­сте со все­ми эти­ми вои­на­ми.

65. Когда же при Пла­те­ях пер­сы были раз­би­ты лакеде­мо­ня­на­ми, то в бес­по­ряд­ке бежа­ли в свой стан и за дере­вян­ное укреп­ле­ние, кото­рое они постро­и­ли в Фиван­ской обла­сти. Меня удив­ля­ет, одна­ко, как мог­ло слу­чить­ся, что в бит­ве близ свя­щен­ной рощи Демет­ры ни один перс не всту­пил в свя­щен­ный уча­сток или не умер там, тогда как око­ло свя­ти­ли­ща на неосвя­щен­ной зем­ле пало очень мно­го вар­ва­ров. Впро­чем, я пред­по­ла­гаю, если толь­ко допу­сти­мо делать пред­по­ло­же­ние о боже­ст­вен­ном, что боги­ня сама не допу­сти­ла их за то, что они пре­да­ли огню ее свя­ти­ли­ще в Элев­сине.

66. Так кон­чи­лась эта бит­ва. Арта­баз же, сын Фар­на­ка, с само­го нача­ла был недо­во­лен тем, что царь хотел оста­вить Мар­до­ния [в Элла­де], а теперь так­же настой­чи­во отго­ва­ри­вал всту­пать в сра­же­ние, но тщет­но. Арта­баз был не согла­сен с рас­по­ря­же­ни­я­ми Мар­до­ния и посту­пил вот как. Когда нача­лась бит­ва, исход кото­рой Арта­баз ясно пред­видел, он отвел все свое вой­ско по зара­нее обду­ман­но­му пла­ну (а у него была нема­лая сила — око­ло 40000 чело­век). Затем Арта­баз при­ка­зал всем идти столь же быст­ро, как и он сам, куда он их поведет. Отдав такой при­каз, он повел вой­ско как бы в бой. Когда же по доро­ге он узнал, что пер­сы уже бегут, то пере­стал дер­жать поход­ный порядок и быст­ро помчал­ся оттуда, но, впро­чем, не к дере­вян­но­му укреп­ле­нию и не в город Фивы, а в Фокиду, чтобы как мож­но ско­рее добрать­ся до Гел­лес­пон­та.

67. В то вре­мя как вой­ско Арта­ба­за бежа­ло таким путем, осталь­ные элли­ны в вой­ске царя неохот­но сра­жа­лись [с элли­на­ми]. Толь­ко бео­тий­цы дол­го бились с афи­ня­на­ми. Ведь при­вер­жен­цы пер­сов сре­ди фиван­цев пока­за­ли себя дале­ко не тру­са­ми, а, напро­тив, храб­ры­ми вои­на­ми, так что от руки афи­нян пало 300 самых знат­ных и доб­лест­ных граж­дан45. Когда же и бео­тий­цы не мог­ли боль­ше сопро­тив­лять­ся, то бежа­ли в Фивы, одна­ко не туда, куда бежа­ли пер­сы и все осталь­ные пол­чи­ща их союз­ни­ков (эти даже и не сра­жа­лись ни с кем и вооб­ще ничем не отли­чи­лись).

68. Для меня оче­вид­но, что вся мощь вар­ва­ров дер­жа­лась на пер­сах, если уж до схват­ки с вра­гом все эти союз­ни­ки бро­си­лись бежать при виде бег­ства пер­сов. Таким обра­зом, все вар­вар­ское вой­ско бежа­ло, и толь­ко кон­ни­ца, глав­ным обра­зом бео­тий­ская, отваж­но билась с вра­гом, при­кры­вая отступ­ле­ние: не отры­ва­ясь от про­тив­ни­ка, она все вре­мя не допус­ка­ла пре­сле­до­ва­те­лей [под­хо­дить] к бегу­щим.

69. Итак, победи­те­ли пре­сле­до­ва­ли и уби­ва­ли вои­нов Ксерк­са. Меж­ду тем, как толь­ко нача­лось бег­ство пер­сов, весть о бит­ве и о победе Пав­са­ния при­шла к осталь­ным элли­нам, кото­рые сто­я­ли у свя­ти­ли­ща Геры и не участ­во­ва­ли в бит­ве. Тогда элли­ны в пол­ном бес­по­ряд­ке устре­ми­лись к свя­ти­ли­щу Демет­ры, при­чем корин­фяне и их соседи — по скло­нам [Кифе­ро­на] и хол­мам доро­гой, иду­щей пря­мо вверх, мегар­цы же, фли­унт­цы и их соседи — через рав­ни­ну по самой глад­кой доро­ге. Когда же мегар­цы и фли­унт­цы при­бли­зи­лись к непри­я­те­лю, на них бро­си­лись фиван­ские всад­ни­ки, изда­ли завидев спе­ша­щих в бес­по­ряд­ке вра­гов. Всад­ни­ки во гла­ве с Асо­по­до­ром, сыном Тиманд­ра, стре­ми­тель­но уда­ри­ли по вра­гу и уло­жи­ли на месте не менее 600 чело­век, осталь­ных же пре­сле­до­ва­ли и оттес­ни­ли на Кифе­рон. Так они бес­слав­но погиб­ли.

70. Пер­сы же и осталь­ные пол­чи­ща бежа­ли в дере­вян­ное укреп­ле­ние и успе­ли занять баш­ни до при­хо­да лакеде­мо­нян. Свер­ху они защи­ща­ли укреп­ле­ние как мог­ли луч­ше. Когда подо­шли лакеде­мо­няне, завя­за­лась оже­сто­чен­ная схват­ка за дере­вян­ное укреп­ле­ние. Защит­ни­ки стой­ко дер­жа­лись, пока не подо­шли афи­няне, и даже полу­чи­ли зна­чи­тель­ный пере­вес над лакеде­мо­ня­на­ми, так как те не уме­ли оса­ждать кре­по­стей. Но после при­хо­да афи­нян нача­лась жесто­кая и про­дол­жи­тель­ная борь­ба за укреп­ле­ние. В кон­це кон­цов бла­го­да­ря упор­ству и отва­ге афи­ня­нам все же уда­лось взой­ти на сте­ну и сде­лать про­лом. Пер­вы­ми про­ник­ли в кре­пость тегей­цы, и они-то и раз­гра­би­ли шатер Мар­до­ния. Там, меж­ду про­чим, они захва­ти­ли кон­ские ясли цели­ком из меди заме­ча­тель­но [искус­ной работы]. Эти ясли Мар­до­ния тегей­цы посвя­ти­ли в храм Афи­ны Алеи. Осталь­ную же добы­чу они снес­ли в то же место, что и про­чие элли­ны. Вар­ва­ры же после паде­ния сте­ны уже не дер­жа­ли бое­во­го поряд­ка и никто из них «не вспом­нил бур­ной силы»46. Тыся­чи людей мета­лись, загнан­ные стра­хом в узкое про­стран­ство, и элли­ны лег­ко мог­ли их пере­бить: так что из все­го трех­сот­ты­сяч­но­го вой­ска, не счи­тая 40000, с кото­ры­ми бежал Арта­баз, не оста­лось в живых даже и 3000 чело­век. Лакеде­мо­нян же из Спар­ты пало в этой бит­ве все­го 91 чело­век, тегей­цев 16, а афи­нян 5247.

71. В вой­ске вар­ва­ров наи­бо­лее отли­чи­лись пешие пер­сид­ские вои­ны и кон­ни­ца саков, а из отдель­ных бой­цов — Мар­до­ний. Сре­ди элли­нов же лакеде­мо­няне пре­вос­хо­ди­ли доб­ле­стью тегей­цев и афи­нян, хотя и эти так­же сра­жа­лись отваж­но. Впро­чем, я заклю­чаю об этом лишь пото­му (так как ведь и дру­гие все одо­ле­ли сво­их про­тив­ни­ков), что спар­тан­цы напа­ли и одер­жа­ли верх над луч­шей частью пер­сид­ско­го вой­ска. И самым доб­лест­ным из всех бой­цов, по наше­му мне­нию, без­услов­но был тот Ари­сто­дем, кото­рый толь­ко один из 300 вои­нов спас­ся при Фер­мо­пи­лах и за это под­верг­ся позо­ру и бес­че­стию. После него более всех отли­чи­лись Посидо­ний, Фило­ки­он и спар­та­нец Амо­мфа­рет. Впро­чем, когда одна­жды в беседе зашла речь, кому из них отдать пер­вен­ство, то при­сут­ст­ву­ю­щие спар­тан­цы пола­га­ли, что Ари­сто­дем бил­ся, как исступ­лен­ный, вый­дя из рядов, и совер­шил вели­кие подви­ги пото­му лишь, что явно искал смер­ти из-за сво­ей вины. Посидо­ний же, напро­тив, стал доб­лест­ным мужем не отто­го, что искал смер­ти. Поэто­му-то он и доб­лест­нее Ари­сто­де­ма. Впро­чем, так они мог­ли ска­зать из зави­сти. Все эти упо­мя­ну­тые мною вои­ны из чис­ла пав­ших в этой бит­ве, кро­ме Ари­сто­де­ма, кото­рый искал смер­ти по назван­ной при­чине, полу­чи­ли вели­кие поче­сти.

72. Эти вои­ны при Пла­те­ях стя­жа­ли себе неувяда­е­мую сла­ву. Кал­ли­крат же пал не в самой бит­ве. Это был самый кра­си­вый воин в тогдаш­нем вой­ске элли­нов, и не толь­ко у лакеде­мо­нян, но и сре­ди всех элли­нов. Кал­ли­крат сидел на сво­ем месте в строю, в то вре­мя когда Пав­са­ний при­но­сил жерт­вы, и был ранен стре­лой в бок. И вот, когда осталь­ные уже всту­пи­ли в бой, его унес­ли. Кал­ли­крат мучи­тель­но борол­ся со смер­тью и ска­зал Ари­мне­сту из Пла­тей: «Меня тре­во­жит не то, что я дол­жен уме­реть за Элла­ду, а то, что мне не дове­лось в руко­паш­ной схват­ке с вра­гом совер­шить какой-либо достой­ный подвиг, к чему я так стре­мил­ся».

73. Сре­ди афи­нян, гово­рят, про­сла­вил­ся Софан, сын Евти­хида из селе­ния Деке­леи, имен­но из тех деке­лей­цев, кото­рые совер­ши­ли неко­гда, по рас­ска­зам самих афи­нян, подвиг, спа­си­тель­ный для них на веч­ные вре­ме­на. Имен­но, когда встарь Тин­да­риды в поис­ках похи­щен­ной Еле­ны с боль­шой ратью вторг­лись в Атти­че­скую зем­лю и разо­ри­ли селе­ния, так как не зна­ли, где скры­та Еле­на, тогда, по пре­да­нию, деке­лей­цы (по дру­гим же — сам Декел) с доса­ды на буй­ное наси­лие Тесея и в стра­хе за всю Атти­че­скую зем­лю откры­ли все Тин­да­ридам и пока­за­ли им доро­гу в Афид­ны. А это селе­ние пре­дал Тин­да­ридам Титак, корен­ной житель этих мест. В награ­ду за этот посту­пок деке­лей­цы поль­зу­ют­ся в Спар­те (вплоть до сего дня) осво­бож­де­ни­ем от нало­гов и пра­вом на почет­ное место [во вре­мя празд­ни­ков]. Даже еще во вре­мя вой­ны, кото­рая слу­чи­лась мно­го лет спу­стя после упо­мя­ну­тых собы­тий у афи­нян с пело­пон­нес­ца­ми, лакеде­мо­няне, опу­сто­шив осталь­ную Атти­ку, поща­ди­ли Деке­лею48.

74. Из это­го-то селе­ния и про­ис­хо­дил Софан, кото­рый отли­чил­ся тогда в афин­ском вой­ске. О нем суще­ст­ву­ет дво­я­кое пре­да­ние. По одно­му рас­ска­зу, он носил на пан­цир­ном поя­се при­креп­лен­ный мед­ной цепью желез­ный якорь. Якорь этот он все­гда выбра­сы­вал, под­хо­дя к непри­я­те­лю, чтобы напа­даю­щие вра­ги не мог­ли его сдви­нуть с места в строю. Если же вра­ги бежа­ли, то он брал якорь и так пре­сле­до­вал их. Так гла­сит одно пре­да­ние. По дру­го­му же рас­ска­зу, кото­рый рас­хо­дит­ся с пер­вым, Софан носил знак яко­ря на сво­ем посто­ян­но вер­тя­щем­ся, все­гда подвиж­ном щите, а вовсе не насто­я­щий желез­ный якорь на поя­се.

75. Софан совер­шил еще один слав­ный подвиг: во вре­мя оса­ды афи­ня­на­ми Эги­ны он вызвал на поеди­нок аргос­ца Еври­ба­та, победи­те­ля в пяти­бо­рье, и убил его. Впо­след­ст­вии само­го отваж­но­го Софа­на постиг­ла печаль­ная судь­ба: в войне за золотые копи49, будучи вое­на­чаль­ни­ком афи­нян вме­сте с Леа­гром, сыном Глав­ко­на, он пал при Дате от руки эдо­нян.

76. Когда элли­ны раз­би­ли вар­ва­ров при Пла­те­ях, к ним доб­ро­воль­но яви­лась некая жен­щи­на, налож­ни­ца пер­са Фаран­да­та, сына Теас­пия. Узнав о пора­же­нии пер­сов и о победе элли­нов, она вме­сте со сво­и­ми слу­жан­ка­ми, надев мно­же­ство золотых укра­ше­ний и самые кра­си­вые одеж­ды, кото­рые у нее были, сошла с повоз­ки и напра­ви­лась пеш­ком к лакеде­мо­ня­нам, быв­шим в это вре­мя еще «на побо­и­ще све­жем». Заме­тив, что всем руко­во­дит Пав­са­ний (а имя его и род и рань­ше были ей хоро­шо извест­ны, так как ей часто при­хо­ди­лось о нем слы­шать), жен­щи­на при­зна­ла его за Пав­са­ния. Затем, обняв коле­ни Пав­са­ния, она ска­за­ла вот что: «Царь Спар­ты! Избавь меня, про­си­тель­ни­цу, от пле­на и раб­ства. Ведь ты уже совер­шил мно­гое, уни­что­жив этих людей, кото­рые не почи­та­ют ни демо­нов, ни богов! Я — родом из Коса, дочь Геге­то­рида, сына Анта­го­ра. Силой похи­ти­ли меня на Косе, и обла­дал мною этот перс». Пав­са­ний же отве­чал ей так: «Не бой­ся, жен­щи­на, так как про­си­тель­ни­це [не при­чи­нят зла], если ты к тому же гово­ришь прав­ду и ты дей­ст­ви­тель­но дочь Геге­то­рида из Коса, мое­го луч­ше­го дру­га, госте­при­им­ца в тех кра­ях»50. Так он ска­зал и пору­чил ее попе­че­нию при­сут­ст­во­вав­ших эфо­ров, а потом ото­слал на Эги­ну, куда она сама жела­ла отпра­вить­ся.

77. Тот­час после ухо­да этой жен­щи­ны при­бы­ли ман­ти­ней­цы, когда с вра­га­ми все было уже кон­че­но. Когда они узна­ли, что опозда­ли к бит­ве, то весь­ма опе­ча­ли­лись и объ­яви­ли, что заслу­жи­ва­ют нака­за­ния. Услы­шав о бег­стве пер­сов во гла­ве с Арта­ба­зом, ман­ти­ней­цы вызва­лись пре­сле­до­вать непри­я­те­лей до Фес­са­лии. Одна­ко лакеде­мо­няне не поз­во­ли­ли пре­сле­до­вать бегу­щих. Тогда ман­ти­ней­цы воз­вра­ти­лись назад в свою стра­ну и изгна­ли сво­их вое­на­чаль­ни­ков. После ман­ти­ней­цев при­шли еще элей­цы и так же, как ман­ти­ней­цы, с огор­че­ни­ем вер­ну­лись домой. По воз­вра­ще­нии они так­же изгна­ли сво­их вое­на­чаль­ни­ков. О ман­ти­ней­цах и элей­цах ска­за­но доста­точ­но.

78. В вой­ске эгин­цев при Пла­те­ях был некто Лам­пон, сын Пифея, один из самых знат­ных людей на Эгине. Он обра­тил­ся к Пав­са­нию с нече­сти­вей­шим пред­ло­же­ни­ем. Тороп­ли­во под­бе­жав к Пав­са­нию, Лам­пон ска­зал вот что: «Сын Клеом­брота! Ты совер­шил подвиг небы­ва­лый, столь велик он и сла­вен. Боже­ство помог­ло тебе как спа­си­те­лю Элла­ды стя­жать вели­чай­шую сла­ву сре­ди всех элли­нов, о кото­рых мы зна­ем. Теперь тебе оста­ет­ся довер­шить осталь­ное, чтобы сла­ва твоя воз­рос­ла еще боль­ше и чтобы вар­ва­ры впредь не осме­ли­лись тво­рить такие без­за­ко­ния элли­нам. Ведь Мар­до­ний и Ксеркс веле­ли отру­бить голо­ву пав­ше­му при Фер­мо­пи­лах Лео­ниду и при­гвоздить к стол­бу. Если ныне ты воздашь тем же Мар­до­нию, то за это тебя пре­воз­не­сут хва­ла­ми не толь­ко спар­тан­цы, но и про­чие элли­ны. Ведь при­гвоздив к стол­бу Мар­до­ния, ты ото­мстишь за сво­е­го дядю Лео­нида».

79. Таки­ми сло­ва­ми Лам­пон думал уго­дить Пав­са­нию, а тот отве­тил ему так: «Друг-эги­нец! Я ценю твою бла­го­склон­ность и про­ни­ца­тель­ность. Одна­ко ты ошиб­ся, дав свой доб­рый совет. Спер­ва ведь ты высо­ко пре­воз­но­сишь меня, мой род­ной город и мой подвиг, а затем низ­вер­га­ешь меня во прах: ты сове­ту­ешь мне осквер­нить покой­ни­ка, и если я это сде­лаю, то моя сла­ва, как ты дума­ешь, воз­рас­тет. А так посту­пать при­ли­че­ст­ву­ет ско­рее вар­ва­рам, чем элли­нам, и за это-то мы их и пори­ца­ем. Такой ценой я вовсе не желаю купить одоб­ре­ния эгин­цев и тех, кому подоб­ные пред­ло­же­ния по душе. С меня доволь­но и похвал лакеде­мо­нян за то, что я посту­паю и гово­рю спра­вед­ли­во и чест­но. Что до Лео­нида, ото­мстить за кото­ро­го ты при­зы­ва­ешь, то он, мне дума­ет­ся, вполне ото­мщен. Он сам вме­сте со все­ми осталь­ны­ми пав­ши­ми при Фер­мо­пи­лах почтен бес­чис­лен­ным мно­же­ст­вом душ уби­тых здесь вра­гов. А ты впредь не являй­ся ко мне с подоб­ны­ми пред­ло­же­ни­я­ми и будь бла­го­да­рен, что на сей раз это тебе сошло бла­го­по­луч­но».

80. Услы­шав такой ответ, Лам­пон уда­лил­ся, а Пав­са­ний велел гла­ша­таю объ­явить, чтобы никто не смел при­сва­и­вать себе добы­чи, и при­ка­зал илотам сне­сти сокро­ви­ща в одно место. Илоты же рас­се­я­лись по пер­сид­ско­му ста­ну и нашли шат­ры, убран­ные золо­том и сереб­ром, позо­ло­чен­ные и посе­реб­рен­ные ложа, золотые сосуды для сме­ше­ния вина, чаши и дру­гие питье­вые сосуды. На повоз­ках они отыс­ка­ли меш­ки с золоты­ми и сереб­ря­ны­ми кот­ла­ми. С пав­ших вра­гов они сни­ма­ли запя­стья, оже­ре­лья и золотые мечи, а на пест­рые выши­тые оде­я­ния вар­ва­ров никто даже и не обра­щал вни­ма­ния. Илоты похи­ща­ли мно­го дра­го­цен­но­стей и затем про­да­ва­ли эгин­цам, но мно­го добра им при­шлось все-таки сдать, так как его невоз­мож­но было спря­тать. Отсюда-то и про­ис­хо­дит вели­кое богат­ство эгин­цев, кото­рые поку­па­ли у ило­тов золо­то [и пла­ти­ли за него], как буд­то это была медь.

81. Когда добы­ча была собра­на, элли­ны отде­ли­ли деся­тую часть дель­фий­ско­му богу. Из этой деся­ти­ны был [сде­лан и] посвя­щен золо­той тре­нож­ник, кото­рый сто­ит в Дель­фах на трех­гла­вой мед­ной змее непо­сред­ст­вен­но у алта­ря51. И олим­пий­ско­му богу они отде­ли­ли деся­тую часть добы­чи, из кото­рой [сде­ла­ли и] посвя­ти­ли мед­ную ста­тую Зев­са в 10 лок­тей высоты, а так­же и ист­мий­ско­му богу, [отде­лив деся­тую часть], посвя­ти­ли мед­ную ста­тую Посей­до­на в 7 лок­тей высоты. После это­го рас­пре­де­ли­ли [меж­ду собой] всю осталь­ную добы­чу: пер­сид­ских налож­ниц, золо­то, сереб­ро, про­чие цен­но­сти и вьюч­ных живот­ных. Каж­дый полу­чил то, что ему подо­ба­ло. А сколь­ко дали сверх это­го вои­нам, осо­бо отли­чив­шим­ся при Пла­те­ях, — об этом мне никто не мог ниче­го ска­зать. Впро­чем, как я думаю, им были даны [почет­ные дары]. Пав­са­ний же полу­чил все­го вде­ся­те­ро боль­ше: жен­щин, коней, талан­тов, вер­блюдов, а так­же и дру­гих цен­но­стей.

82. Переда­ют еще вот что: после бег­ства из Элла­ды Ксеркс оста­вил Мар­до­нию свою домаш­нюю утварь. Когда же Пав­са­ний увидел шатер Мар­до­ния с золо­той и сереб­ря­ной утва­рью и пест­ры­ми ков­ра­ми, он при­ка­зал хле­бо­пе­кам и пова­рам при­гото­вить такой же обед, как они обыч­но гото­ви­ли Мар­до­нию. Те при­ня­лись выпол­нять при­ка­за­ние. Зре­ли­ще пыш­но устлан­ных мяг­ки­ми ков­ра­ми золотых и сереб­ря­ных ложей, золотых и сереб­ря­ных сто­лов с рос­кош­но при­готов­лен­ным обедом и все­го это­го вели­ко­ле­пия и рос­ко­ши яств при­ве­ло Пав­са­ния в изум­ле­ние. В шут­ку он при­ка­зал сво­им слу­гам при­гото­вить так же и лакон­ский обед. Раз­ни­ца меж­ду обо­и­ми обеда­ми ока­за­лась боль­шая, и Пав­са­ний, засме­яв­шись, велел при­гла­сить эллин­ских вое­на­чаль­ни­ков. Когда те собра­лись, Пав­са­ний, ука­зы­вая им на оба обеда, ска­зал: «Элли­ны! Я собрал вас, чтобы пока­зать без­рас­суд­ство это­го пред­во­ди­те­ля мидян, кото­рый живет в такой рос­ко­ши и все-таки при­шел к нам, чтобы отнять наши жал­кие кро­хи». Это, как гово­рят, были сло­ва Пав­са­ния эллин­ским вое­на­чаль­ни­кам.

83. После это­го пла­тей­цы нахо­ди­ли еще мно­го ящи­ков с золо­том, сереб­ром и дру­ги­ми дра­го­цен­но­стя­ми. Впо­след­ст­вии, когда пла­тей­цы собра­ли кости в одну кучу, на ске­ле­тах пав­ших обна­ру­жи­ли вот что: нашли череп без еди­но­го шва, состо­я­щий из одной кости; отыс­ка­ли так­же челюсть, имен­но верх­нюю, со срос­ши­ми­ся зуба­ми: все рез­цы и корен­ные зубы состо­я­ли сплошь из одной кости. Кро­ме того, были най­де­ны кости чело­ве­ка ростом в 50 лок­тей.

84. Тело Мар­до­ния на дру­гой день после бит­вы исчез­ло. Кто его похи­тил, я точ­но ска­зать не могу. Я слы­шал, прав­да, про мно­гих людей из раз­ных горо­дов, буд­то они пре­да­ли зем­ле прах Мар­до­ния, и знаю, что за это они полу­чи­ли бога­тые дары от сына Мар­до­ния Арт­он­те­са. Но кто имен­но из них тай­но похи­тил и похо­ро­нил тело Мар­до­ния — это­го я точ­но узнать не мог. Ходит, впро­чем, слух, что это был Дио­ни­со­фан из Эфе­са. Во вся­ком слу­чае Мар­до­ний был погре­бен тай­но.

85. Элли­ны же после разде­ла пла­тей­ской добы­чи при­сту­пи­ли к погре­бе­нию пав­ших — каж­дый город сво­их. Лакеде­мо­няне выко­па­ли три моги­лы. В одной они похо­ро­ни­ли ире­нов52 (в их чис­ле были Посидо­ний, Амо­мфа­рет, а так­же Фило­ки­он и Кал­ли­крат); в дру­гой — всех осталь­ных спар­тан­цев, а в третьей — ило­тов. Так погре­ба­ли [сво­их вои­нов] спар­тан­цы. Тегей­цы же хоро­ни­ли сво­их вои­нов отдель­но, но всех в одной моги­ле; так­же и афи­няне — сво­их вои­нов вме­сте, то же и мегар­цы и фли­унт­цы — сво­их вои­нов, изруб­лен­ных [вра­же­ски­ми] всад­ни­ка­ми. Во всех этих моги­лах дей­ст­ви­тель­но были тела пав­ших. Что же каса­ет­ся могил про­чих элли­нов, кото­рые еще мож­но видеть у Пла­тей, то это, как я узнал, — пустые кур­га­ны (эти кур­га­ны насы­па­ли отдель­ные эллин­ские горо­да, сты­дясь перед потом­ст­вом сво­е­го неуча­стия в бит­ве). Есть там и так назы­вае­мая моги­ла эгин­цев, кото­рую даже спу­стя десять лет после бит­вы насы­пал по их прось­бе госте­при­и­мец эгин­цев Кле­ад, сын Авто­ди­ка из Пла­тей.

86. После погре­бе­ния пав­ших при Пла­те­ях элли­ны реши­ли на сове­те тот­час же идти на Фивы и тре­бо­вать выда­чи сто­рон­ни­ков пер­сов, и преж­де все­го Тиме­ге­нида и Атта­ги­на, гла­ва­рей пер­сид­ской пар­тии. В слу­чае же отка­за фиван­цев было поста­нов­ле­но не сни­мать оса­ды горо­да, пока не возь­мут его. Так они реши­ли и на один­на­дца­тый день после бит­вы подо­шли к Фивам и оса­ди­ли город, тре­буя выда­чи этих людей. Фиван­цы же отка­за­лись, и тогда элли­ны при­ня­лись опу­сто­шать их зем­лю и штур­мо­вать сте­ну.

87. Так как опу­сто­ше­ния про­дол­жа­лись, то на два­дца­тый день Тиме­ге­нид ска­зал фиван­цам так: «Фиван­цы! Посколь­ку элли­ны при­ня­ли реше­ние не сни­мать оса­ды, пока не возь­мут Фивы или пока вы не выда­ди­те нас, то пусть Бео­тий­ская зем­ля из-за нас боль­ше не стра­да­ет. Если их тре­бо­ва­ние — толь­ко пред­лог, чтобы вымо­гать день­ги, то давай­те дадим день­ги из государ­ст­вен­ной каз­ны (ведь мы дер­жа­ли сто­ро­ну пер­сов вме­сте с общи­ной, а вовсе не одни). Если же элли­ны ведут оса­ду горо­да, дей­ст­ви­тель­но желая захва­тить нас, то мы сами суме­ем оправ­дать­ся перед ними». Фиван­цы нашли эти сло­ва совер­шен­но пра­виль­ны­ми и полез­ны­ми и тот­час же через гла­ша­тая сооб­щи­ли Пав­са­нию, что жела­ют выдать этих людей.

88. Когда на таких усло­ви­ях был заклю­чен дого­вор, то Атта­гин бежал из горо­да. Детей его при­ве­ли к Пав­са­нию, но тот объ­явил их неви­нов­ны­ми, ука­зав на то, что дети не при­част­ны к друж­бе отца с пер­са­ми. Дру­гие же [сто­рон­ни­ки пер­сов], выдан­ные фиван­ца­ми, рас­счи­ты­ва­ли оправ­дать­ся и были уве­ре­ны, что суме­ют спа­стись от беды, [отку­пив­шись] день­га­ми. А Пав­са­ний, когда они попа­ли в его руки, подо­зре­вая такие замыс­лы, рас­пу­стил союз­ное вой­ско, а их велел отве­сти в Коринф и там каз­нить. Вот что про­изо­шло при Пла­те­ях и Фивах53.

89. Меж­ду тем Арта­баз, сын Фар­на­ка, про­дол­жал свое бег­ство из-под Пла­тей и был уже дале­ко. Когда он при­шел в Фес­са­лию, то фес­са­лий­цы при­гла­си­ли его в гости и спро­си­ли об осталь­ном вой­ске, так как они еще ниче­го не зна­ли о Пла­тей­ской бит­ве. Арта­баз же понял, что под­вер­га­ет­ся опас­но­сти погиб­нуть вме­сте с вой­ском, если рас­ска­жет чистую прав­ду о бит­ве. Он пола­гал, что любой теперь может на него напасть, узнай толь­ко, что там слу­чи­лось. Рас­суж­дая таким обра­зом, он совер­шен­но умол­чал потом об этом фокий­цам, а фес­са­лий­цам ска­зал вот что: «Я, фес­са­лий­цы, как види­те, тороп­люсь как мож­но ско­рее при­быть во Фра­кию, а спе­шу я пото­му, что послан с этим отрядом туда из наше­го ста­на с пору­че­ни­ем. Мар­до­ний с вой­ском идет за мной по пятам и ско­ро при­будет к вам. При­ми­те его как гостя бла­го­склон­но и ока­жи­те вни­ма­ние. Посту­пив так, вы со вре­ме­нем не рас­ка­е­тесь». После это­го он быст­ро повел вой­ско через Фес­са­лию и Македо­нию непо­сред­ст­вен­но во Фра­кию, пря­мым путем через внут­рен­нюю часть стра­ны, как чело­век, дей­ст­ви­тель­но спе­ша­щий. Затем он при­был в Визан­тий с боль­ши­ми поте­ря­ми в людях, умерщ­влен­ных в пути фра­кий­ца­ми или пав­ших от голо­да и изне­мо­же­ния. Из Визан­тия же Арта­баз пере­пра­вил­ся [через про­лив] на кораб­лях. Так он воз­вра­тил­ся в Азию.

90. В день пора­же­ния пер­сов при Пла­те­ях про­изо­шла как раз и бит­ва при Мика­ле в Ионии. В то вре­мя как эллин­ский флот под началь­ст­вом лакеде­мо­ня­ни­на Лев­ти­хида сто­ял у Дело­са, при­бы­ли послы с Само­са: Лам­пон, сын Фра­сик­ла, Афи­на­гор, сын Архе­стра­ти­да, и Геге­си­страт, сын Ари­ста­го­ра, отправ­лен­ные втайне от пер­сов и тира­на Фео­ме­сто­ра, сына Анд­ро­да­ман­та, кото­ро­го пер­сы поста­ви­ли тира­ном Само­са. Когда послы яви­лись к вое­на­чаль­ни­кам, то взял сло­во Геге­си­страт. Он высту­пил с длин­ной речью и на раз­ные лады объ­яс­нял, что лишь толь­ко ионяне увидят эллин­ский флот, то сра­зу же под­ни­мут вос­ста­ние про­тив пер­сов. К тому же вар­вар­ский флот вовсе не ожида­ет появ­ле­ния вра­га. Если же элли­ны не решат­ся [напасть на вар­ва­ров], то вто­ро­го тако­го удач­но­го слу­чая они уже не встре­тят. Закли­ная элли­нов общи­ми бога­ми, Геге­си­страт побуж­дал их спа­сти ионян от раб­ства и помочь им защи­тить­ся от вар­ва­ров. Элли­нам, по его сло­вам, это лег­ко сде­лать, так как кораб­ли у вар­ва­ров пло­хие и не под стать эллин­ским. Если же элли­ны опа­са­ют­ся хит­ро­сти или изме­ны, то они гото­вы плыть залож­ни­ка­ми вме­сте с ними на кораб­лях.

91. Так как самос­ский гость так настой­чи­во изла­гал свою прось­бу, то Лев­ти­хид задал ему вопрос — хотел ли спар­та­нец [этим вопро­сом] полу­чить [счаст­ли­вое] пред­зна­ме­но­ва­ние или же бог слу­чай­но его надо­умил: «Как твое имя, гость из Само­са? ». А тот отве­чал: «Геге­си­страт». Тогда Лев­ти­хид пре­рвал его, не дав окон­чить речь, и ска­зал: «Я при­ни­маю это [имя Геге­си­стра­та] как счаст­ли­вое пред­зна­ме­но­ва­ние. А ты теперь покля­нись вме­сте со сво­и­ми спут­ни­ка­ми, что самос­цы дей­ст­ви­тель­но будут нам вер­ны­ми союз­ни­ка­ми, и воз­вра­щай­ся домой»54.

92. От слов он пере­шел к делу: самос­цы тот­час же при­нес­ли клят­ву на вер­ность сою­зу с элли­на­ми. Затем самос­цы отплы­ли, а Геге­си­стра­ту Лев­ти­хид при­ка­зал плыть вме­сте с эллин­ским фло­том, счи­тая его имя счаст­ли­вым пред­зна­ме­но­ва­ни­ем. Элли­ны же подо­жда­ли еще день, а на сле­ду­ю­щий день полу­чи­ли счаст­ли­вые зна­ме­ния. Жре­цом-про­ри­ца­те­лем был у них Деи­фон, сын Еве­ния из Апол­ло­нии, что лежит в Ионий­ском зали­ве. С отцом его слу­чи­лось вот какое [уди­ви­тель­ное] про­ис­ше­ст­вие.

93. Есть в этой Апол­ло­нии посвя­щен­ное Солн­цу ста­до овец. Днем оно пасет­ся у реки, кото­рая течет с горы Лак­мо­на через Апол­ло­ний­скую область и затем у гава­ни Орик впа­да­ет в море55. Ночью же ста­до сте­ре­гут бога­тые и знат­ные граж­дане горо­да. Выби­ра­ют из них каж­до­го сто­ро­жем на год. Апол­ло­ний­цы ведь весь­ма доро­жат эти­ми овца­ми в силу како­го-то про­ри­ца­ния. Ночу­ют эти овцы в какой-то пеще­ре вда­ли от горо­да. Здесь-то этот Еве­ний и был выбран сте­речь овец. Как-то раз он про­спал свою стра­жу, а вол­ки забра­лись в пеще­ру и рас­тер­за­ли око­ло 60 овец. Еве­ний же заме­тил поте­рю овец, но хра­нил мол­ча­ние и нико­му не гово­рил об этом, так как думал под­ме­нить овец, купив дру­гих. Одна­ко дело это не уда­лось скрыть от апол­ло­ний­цев. Они узна­ли [об этом], тот­час при­ве­ли Еве­ния в суд и при­го­во­ри­ли за то, что про­спал свою стра­жу, лишить его зре­ния. Затем сра­зу же после того, как Еве­ний был ослеп­лен, овцы пере­ста­ли ягнить­ся, а зем­ля — при­но­сить пло­ды. В Додоне и в Дель­фах, где апол­ло­ний­цы вопро­ша­ли ора­кул о при­чине такой напа­сти, они полу­чи­ли в ответ изре­че­ние: они вино­ва­ты в том, что неспра­вед­ли­во лиши­ли зре­ния стра­жа свя­щен­ных овец Еве­ния (ведь это сами боги посла­ли вол­ков), и бед­ст­вия Апол­ло­нии не пре­кра­тят­ся до тех пор, пока апол­ло­ний­цы не дадут удо­вле­тво­ре­ния, какое он сам потре­бу­ет и назна­чит, за соде­ян­ное ему зло. А после это­го сами боги наде­лят Еве­ния даром, за кото­рый мно­го людей будут его почи­тать бла­жен­ным.

94. Такие изре­че­ния ора­ку­ла были даны апол­ло­ний­цам. А те дер­жа­ли ответ ора­ку­ла втайне и пору­чи­ли несколь­ким горо­жа­нам испол­нить пове­ле­ние бога. Выпол­ни­ли же горо­жане это пору­че­ние вот каким обра­зом. Они при­се­ли на ска­мью к Еве­нию, когда тот сидел [на рын­ке], и, заго­во­рив с ним о том о сем, под конец выра­зи­ли сожа­ле­ние о его беде. Когда беседа испо­д­воль дошла до это­го, послан­цы спро­си­ли слеп­ца, что он потре­бу­ет от апол­ло­ний­цев, если те захотят дать ему удо­вле­тво­ре­ние за при­чи­нен­ное зло. Еве­ний же, ниче­го не слы­шав об ора­ку­ле, назвал участ­ки дво­их горо­жан, счи­тая их самы­ми луч­ши­ми в горо­де, и, кро­ме того, дом, как он думал, самый кра­си­вый в горо­де. Если ему дадут то и дру­гое, доба­вил Еве­ний, то впредь он не будет гне­вать­ся на них и сочтет этот дар доста­точ­ным удо­вле­тво­ре­ни­ем. Так он ска­зал, а те, что сиде­ли с ним, отве­ти­ли: «Хоро­шо, Еве­ний! Это удо­вле­тво­ре­ние дают тебе апол­ло­ний­цы по воле ора­ку­ла за то, что они осле­пи­ли тебя». А Еве­ний, когда узнал все это дело, при­шел в него­до­ва­ние за то, что его так пере­хит­ри­ли. Апол­ло­ний­цы же купи­ли у вла­дель­цев [зем­лю и дом], выбран­ные им, и пода­ри­ли ему. Через немно­го вре­ме­ни после это­го Еве­нию был нис­по­слан боже­ст­вен­ный дар про­ро­че­ства, и он стал зна­ме­ни­тым про­ри­ца­те­лем.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.