Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья



ПРИМЕЧАНИЯ 1 страница

Стр 1 из 5Следующая ⇒


 

Геродот

История

Книга IX

Каллиопа

< < <   > > >

Геродот. История в девяти книгах. Изд-во «Наука», Ленинград, 1972.
Перевод и примечания Г. А. Стратановского, под общей редакцией С. Л. Утченко. Редактор перевода Н. А. Мещерский.

 

 

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122

1. А Мар­до­ний после воз­вра­ще­ния Алек­сандра с отве­том афи­нян высту­пил из Фес­са­лии и пошел на Афи­ны. Жите­лей тех мест­но­стей, где про­хо­ди­ло вой­ско, он застав­лял сле­до­вать за собою. Фес­са­лий­ские вла­сти­те­ли1 меж­ду тем вовсе не рас­ка­и­ва­лись в сво­их преж­них поступ­ках, но теперь даже гораздо более настой­чи­во побуж­да­ли царя [напасть на Элла­ду]. Так, Форак из Лари­сы, сопро­вож­дав­ший Ксерк­са во вре­мя бег­ства из Элла­ды, теперь откры­то раз­ре­шил Мар­до­нию про­ход через свою стра­ну в Элла­ду.

2. Когда же пер­сид­ское вой­ско при­бы­ло в Бео­тию, фиван­цы ста­ли уго­ва­ри­вать Мар­до­ния не идти даль­ше: они сове­то­ва­ли раз­бить здесь стан, так как, по их сло­вам, в Элла­де нет более под­хо­дя­ще­го места для воен­ных дей­ст­вий, чем Бео­тия. Даль­ше ему не сле­ду­ет дви­гать­ся, но на месте пытать­ся без боя поко­рить всю Элла­ду2. Силой ведь одо­леть элли­нов было бы труд­но цело­му све­ту, когда те еди­но­душ­ны, как это было до сих пор. «Если ты после­ду­ешь наше­му сове­ту, — гово­ри­ли они, — то лег­ко рас­стро­ишь все их враж­деб­ные замыс­лы. Пошли денеж­ные подар­ки наи­бо­лее вли­я­тель­ным людям в отдель­ных горо­дах и этим ты вне­сешь раздор в Элла­ду. А затем с помо­щью тво­их новых при­вер­жен­цев без труда одо­ле­ешь вра­гов».

3. Так бео­тий­цы сове­то­ва­ли Мар­до­нию, а тот не послу­шал­ся их: он горел жела­ни­ем вто­рич­но взять Афи­ны, отча­сти из без­рас­суд­но­го упрям­ства, а отча­сти так­же пото­му, что решил сооб­щить царю весть о взя­тии Афин сиг­наль­ны­ми огня­ми через ост­ро­ва3, пока тот еще пре­бы­вал в Сар­дах. Одна­ко, когда Мар­до­ний всту­пил в Атти­ку, он не нашел там афи­нян. Боль­шин­ство их, по слу­хам, вновь пере­пра­ви­лось на кораб­лях на Сала­мин, и он взял пустой город. А [пер­вое] взя­тие горо­да царем про­изо­шло за 10 меся­цев до втор­же­ния Мар­до­ния.

4. Из Афин Мар­до­ний послал на Сала­мин гел­лес­пон­тий­ца Мури­хида с таким же пред­ло­же­ни­ем, какое рань­ше передал афи­ня­нам македо­ня­нин Алек­сандр. Враж­деб­ное настро­е­ние афи­нян Мар­до­ний, конеч­но, знал зара­нее, но все же вновь отпра­вил посла в надеж­де, что захват воен­ной силой и под­чи­не­ние Атти­ки исце­лит афи­нян от глу­по­го упрям­ства. Вот поче­му Мар­до­ний и отпра­вил Мури­хида на Сала­мин.

5. А Мури­хид пред­стал перед сове­том [афи­нян] и изло­жил пору­че­ние Мар­до­ния. Один из совет­ни­ков, Ликид, выска­зал­ся за то, что луч­ше было бы не отвер­гать пред­ло­же­ния Мури­хида, а пред­ста­вить его народ­но­му собра­нию. А подал такое мне­ние Ликид неиз­вест­но, пото­му ли, что был под­куп­лен Мар­до­ни­ем, или отто­го, что счи­тал его дей­ст­ви­тель­но пра­виль­ным. Афи­няне же, услы­шав такой совет, при­шли в него­до­ва­ние (совет­ни­ки — не менее, чем народ, с нетер­пе­ни­ем ожидав­ший на ули­це) и тот­час обсту­пи­ли Ликида и поби­ли его кам­ня­ми. Гел­лес­пон­тий­ца же Мури­хида они отпу­сти­ли невреди­мым. На Сала­мине меж­ду тем под­ня­лось смя­те­ние из-за Ликида; афин­ские жен­щи­ны, узнав о про­ис­ше­ст­вии, зна­ка­ми под­стре­кая и заби­рая по пути с собой одна дру­гую, яви­лись к жили­щу Ликида и поби­ли кам­ня­ми его жену и детей.

6. На Сала­мин же афи­няне пере­пра­ви­лись вот как. В ожида­нии при­бы­тия пело­пон­нес­ско­го вой­ска афи­няне оста­ва­лись в Атти­ке. Но так как пело­пон­нес­цы все вре­мя мед­ли­ли с помо­щью, попусту про­во­дя вре­мя, а Мар­до­ний насту­пал и, как сооб­ща­ли, сто­ял уже в Бео­тии, то афи­няне пере­нес­ли свое иму­ще­ство в без­опас­ное место, а сами пере­пра­ви­лись на Сала­мин. А в Лакеде­мон афи­няне отпра­ви­ли послов с упре­ка­ми лакеде­мо­ня­нам за то, что те допу­сти­ли втор­же­ние вар­ва­ров в Атти­ку, не встре­тив вра­га в Бео­тии. Послы долж­ны были, кро­ме того, напом­нить им о щед­рых посу­лах пер­сид­ско­го царя афи­ня­нам (в слу­чае их пере­хо­да к пер­сам). Да к тому же еще объ­явить лакеде­мо­ня­нам: если те отка­жут в помо­щи, афи­няне сами най­дут сред­ство спа­се­ния.

7. Лакеде­мо­няне же как раз справ­ля­ли тогда празд­ник, имен­но Гиа­кин­фии, и для них важ­нее все­го в то вре­мя было чест­во­ва­ние боже­ства (да и сте­на, воз­дви­га­е­мая в Ист­ме, была почти гото­ва, и на ней даже ста­ви­ли зуб­цы [башен])4. По при­бы­тии в Лакеде­мон афин­ские послы вме­сте с мегар­ца­ми и пла­тей­ца­ми яви­лись к эфо­рам и ска­за­ли вот что: «Посла­ли нас афи­няне и веле­ли передать вам, что царь мидян воз­вра­ща­ет нам нашу зем­лю и жела­ет заклю­чить с нами союз на усло­ви­ях пол­но­го равен­ства [обе­их сто­рон], без обма­на и ковар­ства. Он жалу­ет нам кро­ме нашей зем­ли еще и дру­гую по наше­му выбо­ру. А мы не при­ня­ли его пред­ло­же­ний из бла­го­го­вей­но­го стра­ха перед эллин­ским Зев­сом и пото­му, что изме­на Элла­де для нас — отвра­ти­тель­ное дея­ние. Мы отка­за­лись, хотя элли­ны оби­жа­ли нас и поки­ну­ли на про­из­вол судь­бы и хотя мы зна­ли, что мир с царем нам выгод­нее вой­ны. Все же доб­ро­воль­но мы, конеч­но, не заклю­чи­ли мира с пер­са­ми. И [поэто­му] наш образ дей­ст­вий и наме­ре­ния по отно­ше­нию к элли­нам чест­ны и искрен­ни. Вы же, напро­тив, были тогда в силь­ней­шей тре­во­ге: как бы мы не поми­ри­лись с пер­сид­ским царем. А после того как вам ста­ли ясны наши наме­ре­ния (имен­но, что мы нико­гда не пре­да­дим Элла­ды) и так как сте­на на Ист­ме была почти гото­ва, тогда вы ста­ли совер­шен­но без­раз­лич­ны к афи­ня­нам. Дого­во­рив­шись с нами встре­тить пер­сов в Бео­тии, вы поки­ну­ли нас и допу­сти­ли вар­ва­ров в Атти­ку. Поэто­му-то афи­няне в дан­ный момент гне­ва­ют­ся на вас: ведь вы посту­пи­ли нечест­но. Афи­няне тре­бу­ют теперь, чтобы вы без про­мед­ле­ния посла­ли вой­ско и вме­сте с ними дали отпор вра­гу в Атти­ке. Но так как мы уже [из-за вашей мед­ли­тель­но­сти] опозда­ли всту­пить в Бео­тию, то на нашей зем­ле самым под­хо­дя­щим полем бит­вы будет Фри­а­сий­ская рав­ни­на».

8. Выслу­шав эту речь, эфо­ры отло­жи­ли ответ на сле­ду­ю­щий день, а потом — сно­ва на день. И так они посту­па­ли 10 дней, откла­ды­вая ответ со дня на день. А в это вре­мя пело­пон­нес­цы с вели­ким усер­ди­ем воз­во­ди­ли сте­ну на Ист­ме и закон­чи­ли работы. И я по край­ней мере не могу при­ве­сти ника­кой иной при­чи­ны, поче­му спар­тан­цы, когда Алек­сандр был в Афи­нах, все­ми сила­ми ста­ра­лись не допу­стить при­ми­ре­ния афи­нян с пер­са­ми, а потом совер­шен­но пере­ста­ли забо­тить­ся об этом, кро­ме той, что теперь они успе­ли укре­пить Истм и счи­та­ли, что афи­няне им уже более не нуж­ны. А когда Алек­сандр при­был в Атти­ку, сте­на [на Ист­ме] была еще не гото­ва, но работы, впро­чем, велись усерд­но, так как спар­тан­цы были охва­че­ны ужа­сом перед [наше­ст­ви­ем] пер­сов.

9. Нако­нец спар­тан­цы дали ответ и высту­пи­ли, и вот при каких обсто­я­тель­ствах. Нака­нуне дня послед­не­го при­е­ма афин­ских послов некто Хилей из Тегеи (чело­век, наи­бо­лее ува­жа­е­мый из чуже­зем­цев в Лакеде­моне) узнал от эфо­ров содер­жа­ние речи афи­нян и ска­зал им вот что: «Дело обсто­ит вот как, эфо­ры: если афи­няне — не наши дру­зья, а, наобо­рот, союз­ни­ки пер­сид­ско­го царя, то ворота в Пело­пон­нес, несмот­ря на мощ­ную сте­ну попе­рек Ист­ма, вра­гам откры­ты. Поэто­му послу­шай­тесь меня и усту­пи­те, пока афи­няне еще не при­ня­ли како­го-нибудь гибель­но­го реше­ния для Элла­ды».

10. Так Хилей сове­то­вал спар­тан­цам. А те взве­си­ли его сло­ва и тот­час же, ниче­го не сооб­щив послам трех горо­дов, еще ночью высла­ли отряд в 500 спар­тан­цев (при­чем к каж­до­му спар­тан­ско­му гопли­ту при­ста­ви­ли по семи ило­тов). Пред­во­ди­тель­ст­во­вать этим вой­ском в похо­де они при­ка­за­ли Пав­са­нию, сыну Клеом­брота. Выс­шее началь­ство по зако­ну при­над­ле­жа­ло, соб­ст­вен­но, Пли­стар­ху, сыну Лео­нида. Но тот был еще ребен­ком, а Пав­са­ний как его дво­ю­род­ный брат являл­ся его опе­ку­ном (ведь Клеом­брота, отца Пав­са­ния, сына Ана­к­сан­дрида, уже не было в живых). После того как Клеом­брот отвел домой вой­ско, стро­ив­шее сте­ну на Ист­ме, он вско­ре скон­чал­ся. Отвел же Клеом­брот вой­ско с Ист­ма вот поче­му: во вре­мя гада­ния по жерт­вам о похо­де про­тив пер­сов солн­це на небе померк­ло5. Пав­са­ний же взял себе в това­ри­щи Еври­а­нак­та, сына Дори­ея6, так­же про­ис­хо­див­ше­го из цар­ско­го рода.

11. Итак, вой­ско во гла­ве с Пав­са­ни­ем поки­ну­ло Спар­ту. А послы, еще ниче­го не зная об отправ­ле­нии вой­ска из Спар­ты, с наступ­ле­ни­ем дня при­шли к эфо­рам, наме­ре­ва­ясь так­же поки­нуть Лакеде­мон и вер­нуть­ся домой. И вот, явив­шись к эфо­рам, послы пове­ли такую речь: «Вы, лакеде­мо­няне, оста­е­тесь здесь, справ­ля­е­те Гиа­кин­фии, весе­ли­тесь, пре­да­вая сво­их союз­ни­ков! А афи­няне, с кото­ры­ми вы так недо­стой­но обра­ща­е­тесь, вынуж­де­ны будут теперь заклю­чить мир с пер­сид­ским царем, как толь­ко у них будет воз­мож­ность для это­го, так как у них боль­ше нет союз­ни­ков. Если же мы при­ми­рим­ся с пер­са­ми, то, есте­ствен­но, ста­нем союз­ни­ка­ми царя и тогда пой­дем в поход вме­сте с пер­са­ми, про­тив кого они нас пове­дут. А чем все это кон­чит­ся для вас, вы потом узна­е­те». В ответ на эту речь послов эфо­ры дали клят­вен­ное заве­ре­ние: их вои­ны высту­пи­ли в поход про­тив чуже­зем­цев (чуже­зем­ца­ми они назы­ва­ли вар­ва­ров) и теперь, долж­но быть, при­бы­ли уже к свя­ти­ли­щу Оре­ста. Послы же не поня­ли их и спро­си­ли: «Что зна­чат эти сло­ва». И тогда они узна­ли всю прав­ду и в пол­ном изум­ле­нии немед­лен­но отпра­ви­лись вслед за вой­ском. Вме­сте с ними вышел так­же пяти­ты­сяч­ный отряд тяже­ло­во­ору­жен­ных лакеде­мон­ских пери­э­ков7.

12. Меж­ду тем спар­тан­цы спе­ши­ли к Ист­му. Аргос­цы же, лишь толь­ко узна­ли о выступ­ле­нии вой­ска во гла­ве с Пав­са­ни­ем из Спар­ты, посла­ли гла­ша­та­ем в Атти­ку луч­ше­го ско­ро­хо­да, како­го мог­ли най­ти, так как они рань­ше доб­ро­воль­но обе­ща­ли Мар­до­нию задер­жать выступ­ле­ние спар­тан­цев. При­быв в Афи­ны, ско­ро­ход передал Мар­до­нию вот что: «Мар­до­ний! Посла­ли меня аргос­цы с вестью: спар­тан­ское опол­че­ние поки­ну­ло Спар­ту и аргос­цы не в силах поме­шать их выступ­ле­нию. Поэто­му поста­рай­ся хоро­шо обду­мать поло­же­ние».

13. После это­го ско­ро­ход поспе­шил назад, а Мар­до­ний, полу­чив такую весть, не имел боль­ше охоты оста­вать­ся в Атти­ке. Одна­ко он пока не тро­гал­ся с места, желая про­ведать наме­ре­ния афи­нян: он не опу­сто­шал и не разо­рял Атти­ки, так как все еще не терял надеж­ды на мир с афи­ня­на­ми. Когда же Мар­до­нию не уда­лось скло­нить афи­нян на свою сто­ро­ну и он понял [истин­ное] поло­же­ние дел, то отсту­пил, пока вой­ско Пав­са­ния еще не при­бы­ло на Истм, пре­дав огню Афи­ны. Все, что еще уце­ле­ло [в горо­де] от стен, жилых домов и хра­мов, он велел раз­ру­шить и обра­тить во прах8. Отсту­пил Мар­до­ний вот по какой при­чине. Атти­че­ская зем­ля была неудоб­на для дей­ст­вий пер­сид­ской кон­ни­цы, и, потер­пи он здесь пора­же­ние, отсту­пать при­шлось бы через уще­лье, где пер­сов мог­ла бы задер­жать даже горсть вра­гов. Поэто­му-то Мар­до­ний и решил воз­вра­тить­ся в Фивы и дать бит­ву у дру­же­ст­вен­но­го горо­да и на зем­ле, удоб­ной для дей­ст­вий кон­ни­цы9.

14. Итак, Мар­до­ний начал отступ­ле­ние10. В пути при­шла к нему весть о том, что 1000 лакеде­мо­нян — голов­ной отряд эллин­ско­го вой­ска — уже сто­ит в Мега­рах. Узнав об этом, Мар­до­ний стал обду­мы­вать, как бы ему преж­де все­го захва­тить этот отряд. Итак, он повер­нул назад и повел вой­ско в Мега­ры. Кон­ни­ца же дви­ну­лась впе­ред и опу­сто­ши­ла Мега­риду. Эта была самая даль­няя стра­на на запа­де Евро­пы, до кото­рой дошло это пер­сид­ское вой­ско.

15. После это­го Мар­до­ний полу­чил [новую] весть, что элли­ны собра­лись на Ист­ме. На обрат­ном пути он шел через Деке­лею, пото­му что беотар­хи11 посла­ли за соседя­ми — жите­ля­ми Асо­па, чтобы те пока­за­ли путь вой­ску в Сфен­да­лу и оттуда в Тана­г­ру. В Тана­г­ре Мар­до­ний оста­но­вил­ся на ноч­лег и затем на сле­ду­ю­щий день напра­вил­ся в Скол и теперь нахо­дил­ся уже на Фиван­ской зем­ле. Там он при­ка­зал выру­бить [пло­до­вые] дере­вья на полях фиван­цев, хотя те дер­жа­ли сто­ро­ну пер­сов12. Мар­до­ний сде­лал это, впро­чем, без вся­ко­го зло­го умыс­ла про­тив них: ему было насто­я­тель­но необ­хо­ди­мо постро­ить поле­вое защит­ное укреп­ле­ние для вой­ска, чтобы иметь убе­жи­ще на слу­чай пора­же­ния. [Укреп­лен­ный] стан, постро­ен­ный Мар­до­ни­ем, про­сти­рал­ся, начи­ная от Эри­фр, мимо Гисий, вплоть до Пла­тей­ской обла­сти вдоль реки Асо­па. Впро­чем, Мар­до­ний укре­пил стан не на всем про­тя­же­нии, а толь­ко при­бли­зи­тель­но на 10 ста­дий по обе­им сто­ро­нам [поле­во­го] укреп­ле­ния13. В то вре­мя когда вар­ва­ры зани­ма­лись эти­ми работа­ми, Атта­гин, сын Фри­но­на, фива­нец, устро­ил у себя рос­кош­ный пир и при­гла­сил само­го Мар­до­ния и с ним пять­де­сят знат­ней­ших пер­сов. При­гла­шен­ные пер­сы яви­лись. Пир­ше­ство про­ис­хо­ди­ло в Фивах.

16. То, что слу­чи­лось даль­ше, я узнал от Фер­санд­ра из Орхо­ме­на, одно­го из самых ува­жа­е­мых людей в горо­де. А Фер­сандр рас­ска­зы­вал, что Атта­гин позвал его само­го на пир и кро­ме него еще пять­де­сят фиван­цев. Атта­гин раз­ме­стил каж­до­го из гостей не на отдель­ном ложе, но пер­са с фиван­цем [попар­но] на одном ложе. После обеда за вином сосед его по ложу на эллин­ском язы­ке спро­сил, откуда он. Фер­сандр же отве­тил, что он из Орхо­ме­на. Тогда перс ска­зал: «Так как ты — мой сотра­пез­ник и мы вме­сте совер­ши­ли воз­ли­я­ние, то в память мое­го дру­же­ско­го рас­по­ло­же­ния я желаю открыть тебе кое-что, что помо­жет тебе в буду­щем при­нять полез­ное реше­ние. Видишь ли пиру­ю­щих здесь пер­сов и вой­ско, кото­рое остав­ле­но нами в стане там на реке? От всех этих людей (ты ско­ро это увидишь) оста­нет­ся какая-нибудь горсть вои­нов». Сло­ва эти перс про­из­нес с горь­ки­ми сле­за­ми. А Фер­сандр в изум­ле­нии от такой речи спро­сил тогда: «Не сле­ду­ет ли сооб­щить обо всем этом Мар­до­нию и под­чи­нен­ным ему вое­на­чаль­ни­кам? ». А перс отве­чал: «Друг! Не может чело­век отвра­тить то, что долж­но совер­шить­ся по боже­ст­вен­ной воле. Ведь обыч­но тому, кто гово­рит прав­ду, никто не верит. Мно­гие пер­сы пре­крас­но зна­ют свою участь, но мы вынуж­де­ны под­чи­нять­ся силе. Самая тяже­лая мука на све­те для чело­ве­ка — мно­гое пони­мать и не иметь силы [бороть­ся с судь­бой]». Это мне рас­ска­зал Фер­сандр из Орхо­ме­на и доба­вил, что еще перед бит­вой при Пла­те­ях он рас­ска­зы­вал об этом мно­гим дру­гим людям.

17. Когда Мар­до­ний сто­ял в Бео­тии, все осталь­ные эллин­ские пле­ме­на — союз­ни­ки пер­сов в той обла­сти — при­сла­ли свои отряды [на помощь]. Они все уже рань­ше при­ни­ма­ли уча­стие во втор­же­нии в Атти­ку, кро­ме одних фокий­цев. И фокий­цы так­же, конеч­но, дер­жа­ли сто­ро­ну пер­сов, прав­да, не по доб­рой воле, а по при­нуж­де­нию. Через несколь­ко дней по при­бы­тии пер­сов в Фивы при­шла и 1000 фокий­ских гопли­тов во гла­ве с Гар­мо­кидом, одним из самых ува­жа­е­мых граж­дан Фокиды. Когда же фокий­цы так­же яви­лись в Фивы, Мар­до­ний послал всад­ни­ков с при­ка­зом фокий­цам рас­по­ло­жить­ся на рав­нине отдель­но. Фокий­цы пови­но­ва­лись, и вдруг перед ними появи­лась вся пер­сид­ская кон­ни­ца. После это­го сре­ди элли­нов в пер­сид­ском стане про­шел слух, что Мар­до­ний хочет пере­бить [фокий­цев]; и этот слух дошел до фокий­цев. Тогда-то их вое­на­чаль­ник Гар­мо­кид обра­тил­ся к фокий­цам с речью и, вооду­шев­ляя их, ска­зал вот что: «Как я пола­гаю, нас окле­ве­та­ли фес­са­лий­цы. Пусть теперь каж­дый про­явит свою доб­лесть! Луч­ше ведь пасть в борь­бе, храб­ро защи­щая свою жизнь, чем сдать­ся вра­гам на милость и погиб­нуть позор­ной смер­тью. Дай­те вра­гам почув­ст­во­вать, что они вар­ва­ры, ковар­но замыс­лив­шие гибель элли­нам».

18. Так он гово­рил, а [пер­сид­ские] всад­ни­ки окру­жи­ли фокий­цев со всех сто­рон и ста­ли напа­дать, угро­жая смять их коня­ми. И вот уже луки [пер­сов] были натя­ну­ты, чтобы пустить стре­лы (и неко­то­рые, веро­ят­но, даже выст­ре­ли­ли). А фокий­цы выстро­и­лись кру­гом, фрон­том про­тив вра­га, сомкнув свои ряды как мож­но тес­нее. Тогда всад­ни­ки повер­ну­ли коней и уска­ка­ли назад. Я не могу, впро­чем, ска­зать опре­де­лен­но: дей­ст­ви­тель­но ли всад­ни­ки при­ска­ка­ли по нау­ще­нию фес­са­лий­цев, чтобы пере­бить фокий­цев, а затем толь­ко из стра­ха потер­петь урон от гото­вых к защи­те фокий­ских гопли­тов они по при­ка­зу Мар­до­ния повер­ну­ли назад. Или, быть может, Мар­до­нию захо­те­лось испы­тать их муже­ство. Когда же всад­ни­ки воз­вра­ти­лись, Мар­до­ний послал гла­ша­тая и при­ка­зал ему ска­зать фокий­цам вот что: «Не стра­ши­тесь, фокий­цы! Вы про­яви­ли себя доб­лест­ны­ми мужа­ми, а не таки­ми, как я слы­шал о вас. Теперь же, не щадя сво­их сил, помо­гай­те нам в этой войне. А за ваши услу­ги и я, и царь щед­ро отпла­тим вам». Так обсто­я­ло дело с фокий­ца­ми.

19. Лакеде­мо­няне же, при­быв на Истм, раз­би­ли стан. Когда осталь­ные пело­пон­нес­цы, посколь­ку они избра­ли «луч­шую долю», про­слы­ша­ли об этом (а неко­то­рые даже виде­ли выступ­ле­ние спар­тан­цев в поход), то не захо­те­ли отста­вать от лакеде­мо­нян. И вот, после того как при жерт­во­при­но­ше­нии на Ист­ме выпа­ли бла­го­при­ят­ные зна­ме­ния, все вой­ско элли­нов высту­пи­ло и при­бы­ло в Элев­син. И там элли­ны так­же при­нес­ли жерт­вы и, после того как выпа­ли опять счаст­ли­вые зна­ме­ния, дви­ну­лись даль­ше. Афи­няне же пере­пра­ви­лись с Сала­ми­на и при­со­еди­ни­лись к [эллин­ско­му] вой­ску в Элев­сине. По при­бы­тии в Эри­ф­ры, что в Бео­тии, элли­ны узна­ли, что вар­ва­ры раз­би­ли стан у реки Асо­па. Полу­чив сведе­ния об этом, они рас­по­ло­жи­лись про­тив вра­гов в бое­вом поряд­ке на пред­го­рьях Кифе­ро­на14.

20. Так как элли­ны не спус­ка­лись на рав­ни­ну, то Мар­до­ний дви­нул про­тив них всю кон­ни­цу во гла­ве с Маси­сти­ем, про­слав­лен­ным [вои­ном] у пер­сов (элли­ны назы­ва­ют его Маки­сти­ем). Он ехал на нисей­ском коне с золо­той уздеч­кой и про­чи­ми бога­ты­ми укра­ше­ни­я­ми. Под­ска­кав близ­ко к элли­нам, [пер­сид­ские] всад­ни­ки ста­ли напа­дать отдель­ны­ми отряда­ми15. При этом они при­чи­ня­ли элли­нам тяж­кий урон и обзы­ва­ли их баба­ми.

21. Как раз в самом опас­ном месте все­го поля бит­вы сто­я­ли мегар­цы и под­вер­га­лись силь­ней­ше­му натис­ку вра­же­ской кон­ни­цы. И вот тес­ни­мые кон­ни­цей мегар­цы посла­ли гла­ша­тая к эллин­ским вое­на­чаль­ни­кам. Гла­ша­тай при­был [к вое­на­чаль­ни­кам] и ска­зал им вот что: «Так гово­рят мегар­цы: “Союз­ни­ки! Мы не можем одни выдер­жи­вать натиск пер­сид­ской кон­ни­цы на том месте, где вы нас сна­ча­ла поста­ви­ли. До сих пор мы все же сра­жа­лись неукро­ти­мо и доб­лест­но, хотя вра­ги и тес­нят нас. Теперь же, если вы не при­шле­те на сме­ну дру­гих, знай­те, что нам при­дет­ся поки­нуть наше место в бое­вом строю”». Так гово­рил гла­ша­тай. А Пав­са­ний стал спра­ши­вать элли­нов, не най­дет­ся ли охот­ни­ков заме­нить мегар­цев. Так как осталь­ные элли­ны не поже­ла­ли, то согла­си­лись афи­няне, а имен­но отбор­ный отряд в 300 чело­век во гла­ве с Олим­пи­о­до­ром, сыном Лам­по­на16.

22. Эти вои­ны при­ня­ли на себя [защи­ту опас­но­го места] и выстро­и­лись перед собрав­шим­ся у Эри­фр осталь­ным эллин­ским вой­ском, взяв себе [для при­кры­тия] стрел­ков из лука. После дол­гой борь­бы бит­ва окон­чи­лась вот как: при ата­ке отрядов кон­ни­цы конь Маси­стия, ска­кав­ше­го впе­реди, был пора­жен стре­лой в бок. От боли он взвил­ся на дыбы и сбро­сил Маси­стия. Афи­няне тот­час же наки­ну­лись на повер­жен­но­го вра­га. Коня его они пой­ма­ли, а само­го Маси­стия при­кон­чи­ли, несмот­ря на отча­ян­ное сопро­тив­ле­ние. Сна­ча­ла афи­няне, прав­да, не мог­ли спра­вить­ся с ним, так как он был воору­жен вот как: на теле у Маси­стия был чешуй­ча­тый золо­той пан­цирь, а поверх надет пур­пу­ро­вый хитон17. Уда­ры по пан­ци­рю не при­чи­ня­ли Маси­стию вреда, пока какой-то воин, заме­тив при­чи­ну без­успеш­ных попы­ток, не пора­зил его в глаз. Так-то упал и погиб Маси­стий. Дру­гие же всад­ни­ки, по-види­мо­му, не заме­ти­ли это­го несча­стья: они ведь не виде­ли ни как он упал с коня, ни его гибе­ли и даже при отхо­де, когда дела­ли пово­рот, ниче­го не заме­ти­ли. Одна­ко не успе­ли они оста­но­вить коней, как сра­зу же обра­ти­ли вни­ма­ние на отсут­ст­вие началь­ни­ка. Узнав о несча­стье, вся кон­ни­ца по дан­но­му зна­ку поска­ка­ла назад, чтобы спа­сти хоть тело пав­ше­го [для погре­бе­ния].

23. Когда афи­няне увиде­ли, что их ата­ку­ют уже не отдель­ные отряды всад­ни­ков, а сра­зу вся мас­са кон­ни­цы, то вызва­ли на помощь осталь­ное вой­ско. Меж­ду тем, пока вся [осталь­ная] эллин­ская пехота спе­ши­ла на помощь, у тела Маси­стия завя­зал­ся жар­кий бой. Пока 300 афин­ских вои­нов бились одни, они нес­ли боль­шие поте­ри и вынуж­де­ны были оста­вить тело. А когда подо­шло на помощь все вой­ско, то пер­сид­ская кон­ни­ца не смог­ла уже выдер­жать натиск и спа­сти тело; кро­ме того, пер­сы поте­ря­ли у тела Маси­стия мно­го сво­их людей. Отъ­е­хав ста­дии на две, пер­сы оста­но­ви­лись и дер­жа­ли совет, что им делать даль­ше. Так как у них не было началь­ни­ка, то реши­ли ска­кать назад к Мар­до­нию.

24. Когда кон­ни­ца воз­вра­ти­лась в [свой] стан, все вой­ско погру­зи­лось в глу­бо­кую скорбь по Маси­стию и боль­ше всех — сам Мар­до­ний. В знак печа­ли пер­сы остриг­ли воло­сы и даже гри­вы коней и [шерсть на] вьюч­ных живот­ных и под­ня­ли гром­кие вопли по покой­ни­ку. Вся Бео­тия огла­ша­лась зву­ча­ни­ем скорб­ных воплей о гибе­ли само­го ува­жа­е­мо­го чело­ве­ка у пер­сов после Мар­до­ния и их царя.

25. Так вар­ва­ры, по сво­е­му обы­чаю, возда­ва­ли поче­сти пав­ше­му Маси­стию. А элли­ны, выдер­жав натиск кон­ни­цы и вынудив ее отсту­пить, ста­ли гораздо отваж­ней. Они спер­ва поло­жи­ли тело Маси­стия на повоз­ку и вози­ли его меж­ду ряда­ми вои­нов. А на покой­ни­ка сто­и­ло посмот­реть из-за его стат­но­сти и кра­соты: поэто­му-то они и вози­ли тело. Затем элли­ны реши­ли спу­стить­ся вниз к Пла­те­ям, пото­му что мест­ность [у Пла­тей] каза­лась гораздо удоб­нее эри­фрей­ской для ста­на, осо­бен­но из-за луч­ше­го снаб­же­ния водой. В эту-то мест­ность и к теку­ще­му там источ­ни­ку Гар­га­фии они и реши­ли идти и там рас­по­ло­жить­ся ста­ном в бое­вом поряд­ке. И вот, взяв ору­жие, они дви­ну­лись вдоль пред­го­рья Кифе­ро­на, мимо Гисий, в Пла­тей­скую область. Там, близ источ­ни­ка Гар­га­фии и свя­ти­ли­ща героя Анд­ро­кра­та18, по невы­со­ким хол­мам и на рав­нине они [рас­по­ло­жи­лись ста­ном], выстро­ив­шись по пле­ме­нам.

26. Здесь при рас­пре­де­ле­нии мест в строю начал­ся мно­го­слов­ный спор у тегей­цев с афи­ня­на­ми. И те, и дру­гие тре­бо­ва­ли себе места на одном кры­ле, ссы­ла­ясь при этом на древ­ние и новые при­ме­ры. Тегей­цы гово­ри­ли так: «Все союз­ни­ки уже с дав­них пор пре­до­став­ля­ли нам это почет­ное место в бое­вом строю во всех общих похо­дах пело­пон­нес­цев и в древ­но­сти и в новые вре­мя, с той поры как Герак­лиды после кон­чи­ны Еври­сфея поже­ла­ли воз­вра­тить­ся в Пело­пон­нес. Тогда-то мы и заво­е­ва­ли это почет­ное пра­во бла­го­да­ря вот како­му подви­гу. Когда мы высту­пи­ли к Ист­му вме­сте с ахей­ца­ми и ионя­на­ми, кото­рые тогда еще жили в Пело­пон­не­се, и раз­би­ли стан напро­тив воз­вра­щав­ших­ся [в Пело­пон­нес] Герак­лидов, тогда, как гла­сит пре­да­ние, Гилл сде­лал пело­пон­нес­цам [такое] пред­ло­же­ние: “Нет нуж­ды одно­му вой­ску всту­пать с дру­гим в реши­тель­ный бой, но сле­ду­ет, выбрав само­го доб­лест­но­го [вои­на] из пело­пон­нес­ско­го вой­ска, выста­вить его на еди­но­бор­ство со мной, Гил­лом, на опре­де­лен­ных усло­ви­ях”. Пело­пон­нес­цы согла­си­лись и под клят­вой заклю­чи­ли сле­ду­ю­щее согла­ше­ние: если Гилл одо­ле­ет пело­пон­нес­ско­го вождя, тогда Герак­лиды долж­ны вер­нуть­ся на роди­ну отцов; если же он будет побеж­ден, то Герак­лиды уйдут назад и уве­дут свое вой­ско и затем сто лет не будут делать новых попы­ток воз­вра­ще­ния в Пело­пон­нес. И вот из все­го союз­но­го вой­ска был избран доб­ро­во­лец Эхем, сын Аеро­па, внук Фегея, наш пол­ко­во­дец и царь, и он умерт­вил Гил­ла в еди­но­бор­стве. Этим подви­гом мы стя­жа­ли себе у тогдаш­них пело­пон­нес­цев вели­кие поче­сти и пре­иму­ще­ства, кото­ры­ми поль­зу­ем­ся еще и поныне, и сре­ди них пра­во все­гда пред­во­ди­тель­ст­во­вать при общем похо­де на одном из кры­льев. С вами, лакеде­мо­няне, мы не спо­рим. Вы може­те выби­рать, каким кры­лом хоти­те началь­ст­во­вать. А во гла­ве дру­го­го кры­ла подо­ба­ет сто­ять нам, как и в преж­нее вре­мя. Но и, поми­мо этой древ­ней заслу­ги, мы достой­нее афи­нян зани­мать это почет­ное место в строю. Мно­го ведь у нас было счаст­ли­вых сра­же­ний с вами, спар­тан­цы, мно­го и с дру­ги­ми. Поэто­му-то спра­вед­ли­во нам, а не афи­ня­нам сто­ять на дру­гом кры­ле. Ведь афи­няне не совер­ши­ли таких подви­гов, как мы, ни в древ­но­сти, ни теперь».

27. Так гово­ри­ли тегей­цы. Афи­няне же в ответ ска­за­ли вот что: «Мы зна­ем, конеч­но, что собра­лись здесь на борь­бу с вар­ва­ра­ми, а не для сло­вес­ных пре­ний. Но так как тегей­цы заве­ли речь о том, чтобы обе сто­ро­ны пере­чис­ли­ли здесь все свои подви­ги в древ­но­сти и в новое вре­мя, то и нам при­хо­дит­ся рас­ска­зы­вать, каки­ми подви­га­ми мы как доб­лест­ные вои­ны при­об­ре­ли пра­во зани­мать пер­вое место перед арка­д­ца­ми. Во-пер­вых, Герак­лидов, вождя кото­рых, по сло­вам тегей­цев, они умерт­ви­ли на Ист­ме, этих-то Герак­лидов, кото­рых после их бег­ства от микен­ско­го раб­ства сна­ча­ла изго­ня­ли все элли­ны, к кому бы они ни обра­ща­лись, толь­ко мы одни при­юти­ли, сми­рив дер­зость Еври­сфея и одолев вме­сте с ними тогдаш­них вла­сти­те­лей Пело­пон­не­са. Далее, когда аргос­цы во гла­ве с Поли­ни­ком пошли похо­дом на Фивы и там, окон­чив свои дни, лежа­ли без погре­бе­ния, то мы нача­ли вой­ну с кад­мей­ца­ми, спас­ли тела аргос­цев, чем мы можем похва­лить­ся, и пре­да­ли погре­бе­нию в Элев­сине, на нашей зем­ле19. Слав­ное дея­ние совер­ши­ли мы так­же в борь­бе с ама­зон­ка­ми, кото­рые неко­гда с реки Фер­мо­дон­та вторг­лись в Атти­че­скую зем­лю, да и в бит­вах под Тро­ей мы не усту­па­ли ни одно­му горо­ду. Впро­чем, об этом не будем вспо­ми­нать, пото­му что тогдаш­ние храб­ре­цы ныне могут быть тру­са­ми, а тогдаш­ние тру­сы — теперь ста­ли победи­те­ля­ми. Поэто­му доволь­но о делах ста­ро­дав­них. Но если мы даже ниче­го дру­го­го не совер­ши­ли, хотя за нами мно­го слав­ных подви­гов, так же как и у любо­го дру­го­го эллин­ско­го пле­ме­ни, то все же из-за Мара­фон­ской победы нам подо­ба­ет эта честь, да и не толь­ко эта! Мы бились тогда с пер­са­ми совер­шен­но одни, одо­ле­ли и раз­би­ли сорок шесть пле­мен20. Неуже­ли же мы недо­стой­ны полу­чить почет­ное место в бое­вом строю ради это­го един­ст­вен­но­го подви­га? Но так как в насто­я­щем поло­же­нии не вре­мя спо­рить о месте в строю, то мы гото­вы, лакеде­мо­няне, под­чи­нить­ся вашим при­ка­за­ни­ям. Ставь­те нас где и про­тив кого вы най­де­те более под­хо­дя­щим! Мы будем всюду ста­рать­ся выка­зать доб­лесть, где бы вы нас ни поста­ви­ли. Веди­те нас, а мы после­ду­ем за вами». Так отве­ча­ли афи­няне, а все вой­ско лакеде­мо­нян еди­но­душ­ным кри­ком заяви­ло, что афи­няне достой­нее аркад­цев зани­мать место на кры­ле. Так-то афи­няне заня­ли кры­ло, одолев [в спо­ре] тегей­цев.

28. Затем при­быв­шие поз­же элли­ны и пер­во­на­чаль­ное вой­ско ста­ли выст­ра­и­вать­ся в бое­вом поряд­ке вот таким обра­зом. На пра­вом кры­ле сто­я­ло 10000 лакеде­мо­нян, 5000 из них были спар­ти­а­ты; при­кры­ти­ем им слу­жи­ло 35000 лег­ко­во­ору­жен­ных ило­тов, по 7 ило­тов око­ло каж­до­го спар­тан­ца. Рядом с собою спар­тан­цы поста­ви­ли тегей­цев из-за поче­та и доб­ле­сти, а их было 1500 гопли­тов. За тегей­ца­ми сле­до­ва­ли корин­фяне — 5000 чело­век. А под­ле них корин­фяне потре­бо­ва­ли у Пав­са­ния место 300 поти­дей­цам, явив­шим­ся из Пал­ле­ны. К ним при­мы­ка­ло 600 аркад­цев из Орхо­ме­на, а к этим послед­ним 300 сики­он­цев. Потом шло 800 эпидаврий­цев. Рядом с ними была постав­ле­на 1000 тре­зен­цев, а под­ле тре­зен­цев 200 леп­ре­а­тов; рядом с ними — 400 микен­цев и тирин­фян, а к ним при­мы­ка­ла 1000 фли­унт­цев. Око­ло этих послед­них сто­я­ло 300 гер­ми­о­нян. К гер­ми­о­ня­нам же при­мы­ка­ло 600 эре­трий­цев и сти­рей­цев. За ними шло 400 хал­кидян, а за эти­ми послед­ни­ми 500 ампра­киотов. После них сле­до­ва­ло 800 лев­кад­цев и анак­то­ри­ев. К ним при­мы­ка­ло 200 палей­цев из Кефал­ле­нии. А за ними было выстро­е­но 500 эгин­цев; око­ло них же постро­и­лось 300 мегар­цев. К этим послед­ним при­мы­ка­ло 600 пла­тей­цев. В кон­це и в нача­ле сто­я­ло 800 афи­нян, зани­мая левое кры­ло. Во гла­ве их был Ари­стид, сын Лиси­ма­ха.

29. Все эти вои­ны, кро­ме 7 ило­тов, при­став­лен­ных к каж­до­му спар­тан­цу, были гопли­та­ми. Общее коли­че­ство вои­нов было 38700 чело­век. Столь­ко было всех собрав­ших­ся про­тив вар­ва­ров гопли­тов. Чис­ло же лег­ко­во­ору­жен­ных было вот какое. В спар­тан­ском вой­ске их было 35000 чело­век (пото­му имен­но, что при каж­дом спар­тан­це было по 7 лег­ко­во­ору­жен­ных ило­тов), и почти каж­дый из них был сна­ря­жен для вой­ны. Лег­ко­во­ору­жен­ные вои­ны осталь­ных лакеде­мо­нян и элли­нов, счи­тая при­бли­зи­тель­но по одно­му на каж­до­го вои­на, состав­ля­ли 34500 чело­век. Чис­ло же всех лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов было 69500 чело­век.


12345Следующая ⇒
  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.