Примечания 3 страница

Ирини жила карьерой сына. Она ни разу не была в «Парадиз-бич» и тем более вряд ли побывает в «Восходе», но всегда хотела знать, что происходит в этих больших отелях. Ирини Георгиу непременно купит свежий номер местной газеты и вырежет фотографии с приема, которые наверняка поместят на первой странице.

– Мэр с женой, – начал невозмутимо перечислять Маркос. – Куча политиков из Никосии, бизнесмены, друзья отца миссис Папакосты, даже зарубежные гости…

– И ночной клуб откроют? – спросила она.

– Не сегодня, – ответил Маркос. – Завтра.

Он посмотрел на часы.

– Я полью твои цветы, – сказала Ирини. – И рубашки твои накрахмалю. Они будут в твоем шкафу.

Она уже принялась за домашние дела: собирала чашки, вытирала стол, обрывала отцветшие цветки герани, заглядывала в клетку к канарейке, проверяя, достаточно ли у нее корма. А вскоре примется готовить обед. Все члены семьи обожали ее стряпню, в особенности Паникос, который заметно прибавил в весе после свадьбы. Мария будет ей помогать, а зять приедет домой на обед из своего магазина электротоваров в двенадцать.

– Мне пора. – Маркос поцеловал мать в макушку. – Обещаю все тебе рассказать, когда вернусь.

Теперь до заката солнца нельзя терять ни минуты. Когда наступят сумерки, самое крупное общественное событие года на острове будет в самом разгаре.

Глава 4

Отель «Восход» наполнился ароматом сотен лилий и духов шикарных женщин. Платья были всех оттенков драгоценных камней, а украшения переливались цветами радуги.

Гостей встречали у входа и направляли по малиновому ковру к фонтану с резвящимися дельфинами. Здесь им подавали ледяное шампанское и предлагали полюбоваться фресками.

Колонны из гипса были увиты цветами. С наступлением темноты их эффектно подсветят.

Дюжина официантов в белых пиджаках разносила закуски. Шеф-повар и двадцать пять поваров и их помощников трудились на кухне с рассвета. Результатом их трудов стала батарея красочных канапе, на которую не пожалели желатина, декоративной отделки и слоеного теста. Кухонные кудесники работали как роботы, механически отрезая и украшая, чтобы каждый кусочек выглядел аппетитно и аккуратно и не напоминал ничего из традиционной кипрской кухни. Там были волованы, маленькие кусочки фуа-гра и креветок, которые следовало брать, накалывая на коктейльную палочку. Шеф-повар был французом и вдохновлялся идеями Эскофье[13]. Он велел, чтобы все закуски были декорированы как десерт. Если нельзя было положить сверху вишенку, в качестве завершающего штриха использовали икринки или крошечные кусочки помидора.

Несколько сотен гостей говорили одновременно, и шум голосов заглушал звуки оркестра. И все же двенадцать музыкантов продолжали играть: они знали, что позже, когда публика начнет расходиться, оставшиеся по достоинству оценят их тщательно подготовленный репертуар. Оркестр прилетел накануне из Парижа – для этого знаменательного события многое было заказано издалека. Саввас Папакоста хотел всячески подчеркнуть международный уровень отеля, и звуки бузуки испортили бы все дело одной нотой. Это был поистине изысканный прием.

Все гости естественным образом оказывались на открытой террасе, в центре которой была подвешена конструкция из белых цветов, представлявшая собой название отеля. Перед ней ждали хозяева, чтобы приветствовать гостей.

Афродити, в длинном платье цвета слоновой кости, вся сверкала. Ее руки обвивали браслеты из белого золота в виде змей. У одной из них глаза были из рубинов, у другой – из сапфиров. Некоторые гости считали, что она похожа на русалку, другие находили сходство с Клеопатрой. Все женщины с завистью рассматривали Афродити, стараясь не упустить ни одной детали: бриллианты в ушах, изысканное струящееся платье, которое переливалось при каждом движении, золотые сандалии, эффектная высокая прическа. Эмин постаралась и уложила волосы идеально. Дамы гадали, сколько шпилек и заколок ушло на этот парикмахерский шедевр. Несмотря на тайное восхищение, они делились с мужьями короткими язвительными замечаниями.

– И что она о себе возомнила? Все слишком утрированно!

Мужчины не вдавались в детали и оценивали общий облик. Они видели безупречную красавицу, но предпочитали не спорить с женами.

Рядом с Афродити стоял Саввас, выжидая удобного момента для речей. Он изучал гостей, пытаясь угадать их реакцию. Больше всего Папакоста хотел, чтобы их впечатлило качество увиденного. Он трудился не покладая рук несколько лет, чтобы создать то, что они могут осмотреть всего за час, и теперь видел, что они поражены. Наконец он немного расслабился.

Когда речи закончились – после Савваса выступили мэр и член парламента, – рекой полились поздравления и шампанское. Когда Папакоста почувствовал, что все насладились общим впечатлением, политиков, местных воротил и потенциальных постояльцев повели на экскурсию. Им показали бальный зал, столовые и, подняв в лифте с зеркалами, пентхаус. Поясняли каждую мелочь: откуда мраморные плитки, даже плотность ткани постельного белья.

Костас Франгос, управляющий отелем, и два его заместителя убедили гостей, что уровень качества всего в «Восходе» относится к совершенно новой для острова категории. Оспаривать это было невозможно. Переполненные фактами и цифрами, гости поспешили обратно, чтобы вновь наполнить бокалы. У них сложилось впечатление, будто Фамагуста стала богаче прямо у них на глазах, и каждый из них видел в этом свою личную выгоду.

Жены владельцев соседних отелей выискивали недостатки. Сперва они критиковали еду:

– Есть очень неудобно! Все такое вычурное! Такое замороченное…

Потом переключились на декор.

– Эти полы! А дельфины… – прошептала одна.

– Думаешь, гостям в самом деле понравится вся эта окантовка… и эти шторы? А зачем они покрыли бассейн такой плиткой? – вполголоса отозвалась другая, но супруги Папакоста все равно услышали.

Мужья были неестественно молчаливы, понимая, что теперь им придется обновлять свои отели. Если по поводу стиля, в котором был оформлен «Восход», еще могли возникать вопросы, то факт, что новый отель превосходил все остальные, был неопровержим. Дело было не в стиле. «Восход» был больше и шикарнее, и, судя по одним только канапе, даже кухня заставит другие отели выглядеть на его фоне жалкими.

Министр тем временем не скупился на похвалу:

– Кириос Папакоста, позвольте поздравить вас с достижением! – Он говорил так, словно выражал не только свое мнение, но и мнение других. – Я полагаю, «Восход» поднимет статус всего острова.

Он пожал Саввасу руку, и вокруг замелькали вспышки фотоаппаратов. Афродити Папакоста, стоящей рядом с мужем, стало жарко от вспышек, и на мгновение яркий свет ее ослепил. Фотографы уже знали, что на первой полосе завтрашней газеты будет ее портрет. Редактор с радостью переместит фотографию тучного политика на вторую или на третью. Заголовок на первой полосе будет гласить: «Солнце восходит над Фамагустой».

Как и остальные в комнате, Маркос тоже смотрел на Афродити. Его раздражало, что она была в центре внимания, хотя хозяином, человеком, который построил этот отель, был Саввас Папакоста. Георгиу видел, что его босс терялся рядом с женой.

Во время приема Маркос постоянно двигался, стараясь держаться подальше от четы Папакоста. Единственное задание, которое он получил от Савваса на этот вечер, было рекламировать ночной клуб.

Годы, проведенные за стойкой бара, позволяли ему определить будущих клиентов его заведения. Это были те, кто не уходил раньше всех, много курил, отставлял бокал с шампанским и просил чего-нибудь покрепче, с трудом поддерживал разговор и осматривался вокруг, скучая или выражая беспокойство. Это не был безошибочный тест, но с этого можно было начать. Маркос подходил к таким людям, представлялся и по их реакции моментально определял, ошибся он или нет. Некоторые сразу возвращались к жизни, их лица оживлялись. Более того, они охотно принимали приглашение осмотреть клуб.

Он уводил потенциальных клиентов из зала, они спускались по внутренней лестнице и оказывались у неприметной запертой двери. Маркос с победным видом открывал дверь, и они попадали в его царство.

Совершая путешествие в подземный ночной мир, люди чувствовали себя избранными, попавшими в недоступное другим место. Если бы он повел их через главный вход, такого ощущения не возникло бы. Маркос делал все, чтобы у каждого из этих людей осталось впечатление, будто он был единственным, удостоившимся подобной экскурсии.

Через несколько минут после его рассказа об артистах кабаре, с которыми подписан контракт, и упоминания некоторых винтажных марок виски гости принимали предложение о бесплатном членстве в клубе. Маркос был не вполне уверен, что они придут на открытие.

Он приводил гостей назад, где прием был в разгаре. Иногда мужчины возвращались к своим женам, и те были рады, что мужья выглядели довольными. Маркосу казалось, что женщинам легко угодить.

Вернувшись с очередной экскурсии, Маркос взглянул на террасу. Уже стемнело, и небо было усыпано звездами, которые казались еще ярче, поскольку луна не светила. Он вышел на террасу и осмотрелся. Гости начали расходиться.

Маркос заметил, что Афродити покинула свой пост под вывеской из цветов и теперь сидела за столиком с пожилой парой. Обернувшись, она взглянула на него, потом вернулась к разговору с седовласой женщиной. Маркос удалился в помещение, где работал кондиционер. Ему отчего-то стало обидно, что он не удостоился ни улыбки, ни приветственного взмаха руки. Несмотря на вечернюю прохладу, его бросило в жар.

Афродити беседовала с родителями. Мать была в черном. После того как убили ее единственного сына, Артемис не носила одежду другого цвета. В этот торжественный летний вечер ее траурный наряд выглядел особенно тяжелым и мрачным, отчего она казалась старше своих лет. Отец Афродити был в темно-сером костюме и голубой рубашке. Трифонас был красивым мужчиной, тоже седым, как и жена, но полным сил. Он радовался возвращению на родину и тому, что грандиозный проект наконец воплотился в жизнь. «Восход» был первой инвестицией «Маркидес холдинг» в отельный бизнес, и Трифонас уже понимал, что это было самым разумным из всех его решений.

Маркидес управлял строительным бизнесом дистанционно. У него была компания в Никосии, которая занималась повседневными делами, связанными с каждой из инвестиций. Каждый день он проводил по полчаса на телефоне, сидя в своем кабинете в доме в Саутгейте. Деньги позволили Маркидесам устроиться более чем комфортно. Живя на холодном юге Англии, они почти круглый год включали центральное отопление, создавая внутри дома кипрский климат. У них был «ягуар», ворсистые ковры и, как Артемис ее называла, помощница по дому. Трифонас играл в гольф почти каждый день, а по воскресеньям они ездили в греческую православную церковь. Супруги делали взносы в фонд поддержки греков-киприотов, которые перебрались в Англию и нуждались в материальной помощи. Время от времени Маркидесы посещали один из больших киприотских ресторанов в округе, чтобы отметить свадьбу детей кого-нибудь из друзей по церкви. У Трифонаса были приятели в гольф-клубе, но Артемис по большей части держалась особняком. Жизнь для нее остановилась в 1964 году, и состояние душевного паралича стало для нее нормой. Никакие деньги ни на Кипре, ни в Англии не могли вернуть Димитриса Маркидеса.

Афродити знала, что отец ею доволен, но ей было нужно и одобрение матери.

– Что ты об этом думаешь? – спросила она.

– Очень красиво, милая. Превосходная работа. – Артемис выдавила улыбку.

– Вы должны пожить здесь! – предложила Афродити.

У родителей была собственная квартира в доме, который Афродити и Саввас получили в качестве свадебного подарка. Они останавливались в ней во время редких визитов на Кипр. Никосийской квартирой родители практически не пользовались.

– Мы не можем, дорогая.

Афродити знала наперед, что мать откажется. Отель был для нее чересчур публичным местом.

К ним подошел официант с напитками.

– Здравствуй, Хасан.

– Добрый вечер, мадам.

– Все прошло хорошо, как думаешь?

– Гости остались под большим впечатлением, – улыбнулся официант.

Взяв с подноса три бокала с шампанским, Афродити подала один матери.

– Спасибо, милая. Я бы выпила что-нибудь безалкогольное, если не возражаешь.

– Даже сегодня, мама? В такой день?

Хотя в последнее время они виделись редко, но мать по-прежнему раздражала ее. Почему она хоть раз не могла изменить своим правилам ради дочери в такой важный для той день?

Даже на свадьбе дочери Артемис Маркидес сидела в стороне. Смерть Димитриса была трагедией для них всех, но Афродити страстно желала, чтобы она не омрачала и сегодняшнее событие тоже.

Афродити заметила, как мать избегает смотреть на официанта. Предубеждение Артемис относительно турок-киприотов расстраивало дочь, но она предпочитала не затрагивать эту тему. Афродити разделяла точку зрения мужа: отель должен нанимать людей, которые лучше других выполняют свою работу, вне зависимости от их национальности.

– Это тоже отличает «Восход» от других заведений, – объяснял Саввас теще, когда та задала вопрос на эту тему днем. – Чтобы сделать отель по-настоящему интернациональным, у нас должны работать люди разных национальностей. Шеф-повар – француз, два администратора – из Англии, менеджер по банкетам – из Швейцарии. В салоне красоты работает турчанка… И среди работников кухни, конечно, тоже много турок.

– Но официанты?! – прервала его Артемис. – Это же лицо заведения!

– Мне не хотелось бы спорить с вами, но нам нужны лучшие из лучших, – отвечал Саввас. – И естественно, люди, которые будут работать за те деньги, которые мы можем предложить. Это ведь бизнес.

Папакоста смотрел на мир сквозь призму прибылей и убытков.

Афродити поднялась из-за стола:

– Мне надо посмотреть, вдруг я нужна Саввасу.

Извинившись, она ушла.

Ее взаимоотношениям с родителями мешало то, что от матери скрывали правду. Артемис Маркидес оберегали от нелицеприятных неопровержимых фактов, и в такие минуты, как эта, Афродити хотелось бросить ей в лицо: «Мама, он убил человека. Твой драгоценный сынок убил турка-киприота! »

Все десять лет эти слова были готовы сорваться с ее губ, но Афродити сдерживалась.

Для человека с деньгами и положением Трифонаса Маркидеса создать дымовую завесу было нетрудно. Заплатить кому-то, чтобы подменить факты, было бы слишком примитивно. Маркидес не мог допустить и намека на то, что его сын был убит в отместку за убийство другого человека. Это оставило бы несмываемое пятно на репутации семьи.

Афродити знала, что ее брат не был невинным. Димитрис принимал активнейшее участие в бессмысленном противостоянии греков и турок, переросшем во взаимную ненависть после ухода англичан. Обе стороны не были удовлетворены Конституцией республики, принятой в 1960 году, но, когда Макариос предложил принять поправки, началось кровопролитие. Если проливалась кровь турка, это означало, что должна была пролиться кровь грека, и этому не было конца. Вражда поселилась глубоко в сердцах некоторых и грозила разрушить все. Она лишила Афродити единственного брата, опустошила душу матери, разорвала на части жизнь ее отца, и если события будут развиваться так, как в предыдущее десятилетие, судьбы всех жителей острова будут сломаны, не важно, греки они или турки. Конфликт, в котором ни одна сторона победить не может, казался ей бессмысленным.

Афродити постояла с минуту, глядя на море. Это она предложила, чтобы отель спроектировали так, чтобы терраса выходила прямо на пляж. Так гости могут слышать шелест волн и гулять босиком по песку. В такую ночь, когда морская гладь не шелохнется и в чистом небе ярко сияют звезды, они смогут наблюдать самую загадочную картину – звездопад.

Через пять минут, пока Афродити стояла под звездным куполом, весь ее гнев улетучился. После мучительного общения с матерью она зачастую чувствовала прилив сил. Артемис Маркидес была как пустая ракушка, полностью лишенная каких-либо эмоций. Из-за этого Афродити еще больше ценила любовь отца, которая осталась неизменной. С тех пор как родители переехали в Англию, ей очень не хватало его.

Когда Афродити обернулась, ее родителей уже не было. Даже их бокалы унесли. Она знала, что отец повез жену в их квартиру. Та терпеть не могла засиживаться допоздна. На следующее утро они улетали обратно в Лондон.

Маркос стоял в тени. Несмотря на внешнее спокойствие, в этот тихий вечер под звездным небом он испытывал тревогу. Он знал, что Христос уехал в Никосию на встречу со своими друзьями-революционерами.

Вдруг что-то привлекло его внимание. На фоне иссиня-черного неба выделялся светлый полупрозрачный женский силуэт. Это была Афродити, неподвижная и одинокая. В душе Маркоса боролись два чувства: беспокойство за Христоса и восхищение Афродити, похожей на выросшую из песка чудесную мраморную статую. И то и другое рождало в его душе необъяснимое предчувствие беды.

Глава 5

Последние гости разошлись в полночь. До прибытия первых постояльцев с чемоданами оставалось менее двенадцати часов.

Когда Саввас приехал в «Восход» на следующее утро, десятки людей уже убирали мусор, подметали полы, вытирали пыль, чтобы все выглядело так же безупречно, как раньше. Мебель нужно было расставить по местам, с мраморного пола удалить следы от пролитого вина. По количеству мусора можно было судить об успехе приема.

– Доброе утро, кириос Папакоста.

– Доброе утро, кириос Папакоста…

Пока Саввас шел от парковки до стойки администратора, он слышал эти слова не меньше десяти раз.

Работники отлично понимали, какого уровня исполнения обязанностей от них ожидали в новом отеле. Если поверхность была блестящей, она должна быть отполирована так, чтобы в нее можно было смотреться как в зеркало. Салфетки должны быть белоснежными, а окна такими чистыми, чтобы не было видно стекол. Начальник хозяйственной службы был беспощаден: горничным сообщили, что, если постели не будут заправлены как следует, их уволят.

– Кто наши первые гости, Костас? – спросил Саввас управляющего отелем.

– Две пары из Женевы, кириос Папакоста. Они приезжают вместе. Двадцать шесть американцев. Группа из Германии. Тридцать человек из Швеции. Шесть пар из Англии. Несколько французов и итальянцев, остальные, насколько знаю, из Афин.

– Хорошее начало. И по количеству как раз то, что надо в данный момент.

– Да, и фрау Брухмайер, конечно, – добавил Костас Франгос. – Мы пошлем за ней машину в «Парадиз-бич» чуть позже.

Фрау Брухмайер приехала на Кипр на каникулы в прошлом году и уже больше не уезжала. В ноябре ее навестила племянница из Берлина, которая привезла теплые вещи (пару кашемировых кардиганов, брюки и шерстяной жакет), драгоценности (кое-что было на ней прошлым вечером) и книги. Остальное – мебель, семейные портреты, меха – осталось в Берлине.

– Мне они не нужны, – сообщила ей тетка. – Здесь мне нужно всего ничего – немного карманных денег и только.

На повседневные расходы ей почти не требовались наличные деньги – разве что на чаевые, которыми она постоянно и щедро одаривала прислугу. Ежемесячные расходы оплачивались через банк.

Каждое утро фрау Брухмайер отправлялась к морю по золотому песку под окнами своего номера. Ранние пташки, в основном работники других отелей, видели, как она делала зарядку и совершенствовала свое и без того гибкое тело. Затем она делала сорокапятиминутный заплыв. Ее белая резиновая шапочка несколько раз двигалась в сторону горизонта и обратно к берегу. Накупавшись, фрау Брухмайер сидела на песке и смотрела на море.

– Я плавала во всех морях на земле, но красивее этого не видела, – говорила она. – Где еще мне хотелось бы провести остаток дней?

Ее жизнь здесь по сравнению с Германией была идеальной. Не надо было стирать белье, комнату содержали в идеальной чистоте. Не надо было ходить в магазин и готовить – в отеле кормили по-королевски. В собеседниках не было недостатка, и они постоянно менялись, поэтому не надоедали, и она оставалась одна, только если сама этого хотела.

С балкона своего номера фрау Брухмайер наблюдала за строительством «Восхода» по другую сторону бухты и решила поселиться в пентхаусе. До сих пор «Парадиз-бич» ее полностью устраивал – она занимала там лучший номер, – но фрау Брухмайер понимала, что новый отель относился к совсем другой категории. Она прикинула, что, если продать пару колец с бриллиантами, денег в банке хватит еще на пятнадцать лет безоблачной жизни. И решила, что этого более чем достаточно, хотя ее силам и энергии мог бы позавидовать человек вдвое моложе.

Через несколько часов фрау Брухмайер прибыла в свой новый дом. Работникам «Парадиз-бич» было жаль с ней расставаться – она была их счастливым талисманом. Несколько служащих перенесли ее багаж в ожидающее такси. В машину погрузили четыре дорогих чемодана – два в багажник, два на переднее сиденье. Такой же по цвету и фактуре несессер она несла сама. Пообещав, что непременно заглянет их всех навестить, фрау Брухмайер незаметно сунула в руку каждому, кто вышел ее проводить, «маленький сувенир на память».

К обеду она устроилась в новом роскошном гнездышке, состоящем из гостиной, спальни и смежной с ней ванной. В ее глазах это был шикарный дворец с огромными зеркалами на стенах, большим французским пейзажем, написанным маслом, и двумя хрустальными люстрами. Мягкая мебель украшена кантом и бахромой, комод с зеркалом и широченная кровать. Все вещи прекрасно разместились в просторном двустворчатом платяном шкафу.

Распаковав вещи, фрау Брухмайер заказала легкий обед в номер и пару часов отдыхала в шезлонге, потом приняла душ и начала не спеша готовиться к вечеру. Сегодня в первый раз откроет двери ночной клуб, но до этого ее пригласили на ужин с хозяевами отеля.

Она застегнула браслет с брелоками – последний подарок мужа – и спустилась на лифте в холл.

Примерно в то же время Афродити тщательно выбирала драгоценности для сегодняшнего вечера. Она открыла ключом верхний левый ящичек туалетного столика. Почти не глядя, взяла пару серег и вдела в уши. Серьги были круглые, как пуговицы, с огромными аквамаринами в центре. Потом надела широкий золотой браслет (великоватый для ее тонкого запястья, но она не успела отдать его в переделку) с восемью такими же аквамаринами и повесила на шею толстую цепь с кулоном. Камень в нем размером затмевал все остальные. И наконец кольцо. Весь гарнитур отличался простотой, все дело было в огранке камней. Они были прекрасны сами по себе, поэтому не было нужды их украшать. Прозрачный голубой и светло-желтый были красками острова, вероятно, поэтому ювелир назвал свою коллекцию «Хромата тис Кипру» – «Цвета Кипра». Это были цвета, в которых каждый островитянин купался каждый день, но только Афродити была их обладательницей в таком виде.

Утром она проводила родителей в аэропорт, а потом ничего не делала. Прощание было накаленным от сдерживаемых эмоций и полного отсутствия проявления чувств. Глядя на них, посторонние могли бы заключить, что шестидесятилетние супруги приезжали на родину на похороны члена семьи. По какой еще причине женщина оделась бы в черное в такой солнечный день?

В это время года аэропорт Никосии кипел жизнью. Самолеты приземлялись и вылетали каждый час. Зал прилета был заполнен толпой предвкушающих волшебный отдых туристов. В зале вылета ожидали своих рейсов загорелые курортники, сожалеющие, что их пребывание в раю подошло к концу.

– Я так рада, что вы пришли вчера, – обратилась Афродити к обоим родителям. – Для меня это много значит.

– Отель великолепен, кардия му[14], – отозвался отец. – Уверен, вас ждет успех.

– Папа, без твоей помощи ничего бы не получилось.

– Деньги – всего лишь деньги, – улыбнулся он. – Твой муж приложил столько усилий… И ты, конечно, тоже.

– Надеюсь, вы снова выберетесь в скором времени, и на подольше… – Афродити сказала это автоматически и без всякой надежды, зная, как и они, что это вряд ли случится.

Она стиснула руку матери, и Артемис опустила голову, уклоняясь от поцелуя дочери.

У Афродити пересохло в горле.

Через мгновение она оказалась в объятиях отца.

– До свидания, дорогая. Рад был тебя видеть, – сказал он. – Береги себя.

– И вы себя тоже, – твердо ответила она.

Афродити смотрела, как родители проходили паспортный контроль и потом скрылись из виду. Только отец обернулся и помахал ей рукой.

После того как вечер состоялся и отель был открыт официально, дел у Афродити убавилось. Возвращаясь из аэропорта, женщина чувствовала себя усталой и опустошенной. Она не знала, чем будет заполнять время. Несколько месяцев Афродити готовилась к торжественному открытию, придумывала цветочные композиции, пробовала канапе, составляла списки гостей. Ее работа по меблировке тоже была завершена.

Как ей поддерживать свой статус, если вся ее роль сводится к подготовке редких мероприятий и появлению на коктейлях и ужине?

Однако это тоже требовало тщательной подготовки, включая ежедневное посещение парикмахера.

– Кирия Папакоста, представляю, какой вчера был прекрасный вечер! – воскликнула Эмин, когда Афродити появилась на пороге салона красоты. Парикмахерши уже прочитали отчет в газете. – Все, кто что-то собой представляет, были там! Самые важные лица, я хотела сказать!

Эмин и Афродити вели себя непринужденно, как люди, которые знакомы много лет. Для турчанки-киприотки Афродити была и дочерью, и клиентом, а теперь еще и работодателем. Возможно, последнее предполагало более официальный стиль общения, но по молчаливому согласию обе не придавали этому значения.

– И вы так прекрасно выглядели!

– Спасибо, Эмин, – ответила Афродити. – Я получила много комплиментов по поводу прически!

– У нас сегодня не было отбоя от посетителей, – сообщила парикмахерша. – По-моему, приходят даже посторонние, чтобы воспользоваться случаем и осмотреть все.

– Но и гости отеля тоже? – поинтересовалась Афродити.

– Полно! – ответила Савина.

Сегодня Афродити выбрала ярко-зеленое платье – оно эффектно оттеняло прозрачные аквамарины – с рукавами до локтей, чтобы был виден браслет. Юбка пышная, в сборку, подчеркивала тонкую талию.

– Эти цвета вам очень к лицу, – тихо заметила Эмин, расчесывая волосы Афродити, доходившие той до талии. – Вы такая красивая!

– Ты такая милая! Я сегодня чувствую себя немного усталой. Вечер затянулся.

– Ваши родители побудут немного? – Савина протирала зеркало рядом.

– Нет, к сожалению, – ответила Афродити, и они встретились взглядом в зеркале. – Они уже улетели. Ты же знаешь мою мать.

Обе женщины прекрасно ее понимали.

Эмин помнила, как в первый раз встретилась с Артемис Маркидес после смерти ее сына. Та словно вдвое уменьшилась в размерах, а волосы, как потом рассказывала Эмин, из каштановых сделались седыми за одну ночь.

– Я много раз слышала, что так бывает, но не верила, – говорила парикмахерша друзьям. – А тут увидела сама, собственными глазами!

– Жалко, что они так быстро уехали, – вздохнула Савина. – Говорят, в Англии такая плохая погода… А ваша мать любила посидеть на солнышке.

– Мне кажется, она теперь ничего не любит… – пробормотала Афродити. Повисла пауза. – Можешь сделать строгую прическу? Подними опять волосы наверх, но только без локонов, – попросила она.

Эмин еще раз провела расческой по длинным густым волосам Афродити и разделила их на две части. Обе парикмахерши принялись заплетать их в косы и скручивать в пучок наверху, выше, чем было вчера вечером. Чтобы закрепить тяжелые блестящие косы, потребовалось несколько десятков шпилек.

Убранные наверх волосы подчеркивали длинную изящную шею Афродити и делали более заметными серьги в ушах.

Савина поднесла зеркало, чтобы клиентка могла рассмотреть прическу сзади.

– Катапликтика! – ахнула та. – Фантастично!

– Даже лучше, чем вчера, – заметила Эмин.

– Сегодня еще более важный день, – сказала весело Афродити.

Настроение у нее улучшилось: с Эмин и Савиной она могла расслабиться и не изображать жену босса.

– Первый настоящий вечер. Настоящее начало!

– Да вы волнуетесь!

– Это правда. И Саввас тоже.

– Как именины в детстве. Мечтаешь, мечтаешь о них, не веря, что этот день в самом деле настанет.

– Как долго мы этого ждали! И вот свершилось.

– Кто сегодня будет?

– Все, кто живет в отеле. У нас что-то вроде банкета.

Несмотря на утонченную внешность, Афродити вела себя как ребенок. Она спрыгнула с кресла и закружилась, словно игрушечная балерина на музыкальной шкатулке.

Улыбаясь, женщины любовались ею. Все трое отражались в зеркале, Афродити встала между ними, и на мгновение они взялись за руки.

Потом Афродити отпустила их руки.

– Мне пора, – сказала она. – Увидимся завтра. Спасибо за все.

Когда она появилась в холле, Саввас уже встречал первых гостей и направлял их в сторону террасы.

Маркос был на месте и отдавал распоряжения своим сотрудникам обносить гостей напитками. Фрау Брухмайер стояла рядом с ним, держа в руке бокал и беседуя с гостями из Германии. Она оживленно жестикулировала, и кольца на ее тонких пальцах стукались друг о друга, а брелоки на браслете позвякивали. Новый дом привел ее в восторг, а другие гости с интересом и восхищением слушали ее рассказ о том, как уроженка Берлина стала жить под голубыми небесами Кипра.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒