МОЛЧАНИЕ.. МОЛЧАНИЕ.

МОЛЧАНИЕ.

Ну, вот. А ты, дурочка, боялась, даже юбка не помялась. Ну, что молчишь? Разбил я тебе смысл жизни на неделю? Я понимаю, конечно, что ты от тоски дохнешь, а я-то почему с тобой должен в твои фуфуськи играть? Мне это не в лом. В смысле, мне это по барабану. Мне это - как зайцу триппер, понимаешь? Ну, прости, что я такой. Но ведь сам говоришь - надо быть честным, вот и я честно перед тобой. Прости. Бывают в жизни огорченья - вместо хлеба ешь печенье. Так ведь? Так. Или что ты думал: я сяду и полдня по одной штучке буду из сумки эти говнюшки вонючие доставать и вместе с тобой обнюхивать, в реестр вносить? А в рот тебе не плюнуть жеванной морковкой, нет? Нет, не буду я. И никто не будет. Идиоты вы, старые идиоты. Геральд я, из Москвы. Геральд из Москвы тут был. Был тут Геральд из Москвы. Джеральд, я бы даже сказал. И никакой у меня деревни где-то у степи, где летом тёплый ветер, зимой холодный, обжигает - нету. (Снова пошёл к двери. ) Ну, чего, обмочился, залил в галоши, наделал в ползунки? Чешуя всё. Не буду я тебя бить, надо оно мне. Хотя хотелось бы врезать. Пока-покасеньки тебе. Чао.

МОЛЧАНИЕ.

СТАРИК. Вы смелы и это радует. Но только всё обманчиво в мире. Сегодня ты смелый, а завтра я. Только что глупостей наделал всяких, а, глядь, у тебя и внуки.

ПАРЕНЬ. (Остановился. ) Чего?

СТАРИК. Так просто подумал, что всё так изменяется в жизни, такие повороты, что не дай тебе Боже. Призрачно всё, обманчиво. Успех, удача и всё-всё-всё обманчиво. От сумы да от тюрьмы не зарекайся, говорят. Так и есть. Все так меняется, вы не представляете. (Встал на колени, собирает всё назад в портфель. ) Призрачно всё в этом мире бушующем. Кто сказал? Я сказал. Я вот когда увидел вас, то подумал, что вы Ваня и из деревни у степи, а вы Джеральд-Геральд, и из Москвы. У меня больное место - национальность, и я поэтому очень часто говорю: мы, русские, мы, русские. Я сам - тёмный, чёрный, я бы даже сказал, черноватый, так, да? Я всю жизнь думал, что я - цыган. Мать русская, а отец - цыган. Он мне сказала, что он был солдат срочной службы и цыган. Она просила меня ничего про отца не спрашивать и просто сказала: он был цыган, твой папа. И я поверил. Всю жизнь пытался учить цыганский язык, правда, так ничего и не выучил. Однажды на улице цыганка мне подарила бубен пробитый - старый, ей некуда было деть его, она подарила, кинула мне, а я подумал: о-го-го, это некий знак! Я пел цыганские песни, мечтал стать артистом, но стал кем? Проводником вагона. Цыган, да. И знаете что? Пять лет назад мама умерла, и я нашел такой же вот портфельчик, который она от меня прятала всю жизнь, куда только не прятала: в стиральную машину, на антресоли. Там-то я и нашел его, на антресолях, в пыли и грязи. И в нем были письма отца. И знаете, что выяснилось? Выяснилось, что отцом моим был не романтичный цыган, а пошлый узбек. Солдат срочной службы, это она не наврала, но - узбек, не цыган. Мне - пятьдесят лет. Я ездил к нему, два года назад, в Узбекистан, разыскал его. Хотел посмотреть на него. И посмотрел. У него дом, урюк, осёл, дети. Он мне тюбетейку подарил. Я держу её вот в таком же вот портфельчике вместе с цыганским бубном. Он подарил мне тюбетейку и плакал. И я плакал. Он мне жизнь поломал. Дал и поломал. Видите, как всё в мире странно и непонятно. Вот и я про вас думал: вы добрый русский, а вы - Геральд из Москвы. Стыдно мне. Так стыдно, будто кто-то вошел в комнату, а я выдавливаю прыщи, и на ногтях гной.

Собирает в портфель вещи, разглядывает их. Парень молчит.

ПАРЕНЬ. К чему вы это?

СТАРИК. (Взял веер, машинально обмахивается им. ) Вы идите, идите. Так, ни к чему.

ПАРЕНЬ. Нет, к чему?

СТАРИК. К тому, что я узбек, а не цыган. И к тому, что, как поётся в опере: “Сегодня ты, а завтра - я”.

ПАРЕНЬ. Всегда - я, никогда - ты. Ты, кореец, слышишь?

СТАРИК. Я узбек.

ПАРЕНЬ. Тем более.

СТАРИК. Оперу не перепишешь.

ПАРЕНЬ. Положи опахало своё.

СТАРИК. Это веер.

ПАРЕНЬ. Ну, тем более - положи.

СТАРИК. Идите.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒