|
|||
Annotation 13 страницаУ нас нет возможности сомкнуть Малышевичей и Мишиничей в одну цепь генеалогических связей: в середине – второй половине XIII в. сведения о том и другом роде прерываются на полстолетия. Но мы уверенно можем утверждать, что на рубеже XII–XIII вв. комплекс усадеб, хозяевами которого спустя сто лет были Мишиничи, принадлежал Малышевичам. Еще в 1954 г. во время раскопок усадеб «А» и «Г», расположенных к северу от Холопьей улицы, были найдены две грамоты – №№ 114 и 115[430]. Первая обнаружена в слоях 16-го яруса (1197–1224 гг. ), вторая – в слоях 17-го яруса (1177–1197 гг. ). Автором первой был Богош, т. е. Богуслав, автором второй – Прокош, т. е. Прокша. Если идентификация Прокши и Богши соответственно с Прокшей Малышевичем и Богуславом Прокшиничем верна, то, даже не решая вопроса о связи Малышевичей и Мишиничей, мы имеем основание утверждать, что Малышевичи на рубеже XII–XIII вв. распространяли свое влияние на значительный район Новгорода, от церкви Сорока мучеников до усадеб на Холопьей улице, тогда как в XIV–XV вв. этот же участок принадлежал Мишиничам. Иными словами, картина городского землевладения новгородских бояр, установленная для XIV–XV вв., обретает характер традиционности. Резюмируя изложенные наблюдения, мы приходим к выводу, что при любом решении вопроса о путях сложения такого порядка городское землевладение боярства в Новгороде осуществлялось в специфических формах, при которых в руках одного боярского рода находилось много усадеб. Крупные боярские семьи владели не мелкой ячейкой городской территории – усадьбой, а целыми районами в своих концах. Эти районы составляли основу объединения под властью или влиянием владевших ими боярских семей тех отрядов зависимого от бояр населения, которое поддерживало их в политической борьбе. Устойчивость внутрикончанских связей, столь характерная для Новгорода на всем протяжении его независимости, уходит корнями в эту особенность кончанской организации. Сама традиционность таких связей могла бы служить существенным аргументом в пользу изначальности прослеженных форм боярского городского землевладения. В этой связи большой интерес представляют наблюдения П. И. Засурцева, который, анализируя особенности застройки исследованной Неревским раскопом территории, пришел к выводу, что усадьбы южной части раскопа, т. е. как раз те усадьбы, где в XIV в. жила посадничья семья, во второй половине Х в. составляли часть уходящего в основном за южную границу раскопа первоначального поселка. Противопоставляя этот поселок остальной раскопанной площади, исследователь писал: «Поселение, открытое в южной части раскопа (и датируемое серединой Х в. – 953 г. ), по-видимому, было уже городом»[431]. Наши наблюдения не расходятся с выводами Б. Д. Грекова, который собрал интереснейшие материалы, свидетельствующие о том, что концы Новгорода были не только формой членения города на районы, не только частями городской территории, но и формой объединения ее более дробных элементов. Предполагая, что кончанское деление могло быть не только исконным, но и догородским, Б. Д. Греков сопоставлял его с кончанским делением новгородских волостей, в системе которых концами обозначались административные совокупности деревень[432]. Эта мысль теперь находит подтверждение. Повидимому, концы в Новгороде возникли как объединение нескольких боярских поселков, сохранивших свою зависимость от боярских семей вплоть до последнего этапа существования Новгородского боярского государства. Новый этап консолидации боярства в середине XIV века Наблюдения над реформой посадничества в конце XIII в. заставляют различать две стороны республиканской боярской организации этого времени. Посадничество как таковое сохраняет древнюю форму единоправия. Его срок ограничен и регламентирован, однако организация республиканской власти еще не связана с существованием «степенного посадника» и «старых посадников». С другой стороны, эта организация уже содержит в себе прообраз будущих классических республиканских порядков, поскольку посадник является представителем не только своей собственной боярской группировки, но и общегородского боярского совета, образовавшегося из представителей всех концов Новгорода. Выборы посадника на определенный непродолжительный срок являются лишь дополнением к другим выборам, в ходе которых представители концов получали пожизненные полномочия и права преимущественного избрания в посадники. Посадничество вращается в замкнутом кругу кончанских представителей. И проникновение внутрь этого круга новых лиц обусловлено в каждом случае физической или политической смертью одного из членов правящей элиты. По существу, этот порядок уже содержит в себе противопоставление степенного посадника старым посадникам, но пока степенной посадник называется просто посадником, а старые посадники не имеют никакого титула. Во всяком случае мы должны строго различать посадничество и кончанское представительство в посадничестве. Иной боярин, став членом элиты после смерти своего предшественника, мог сделаться посадником лишь спустя несколько лет после того, как он получал преимущественное право быть избранным на высшую должность, поскольку, как уже отмечено, регулярной очередности в получении посадничества не существовало. Теоретически вполне возможен случай, когда какой-либо кончанский представитель так и не становился посадником. * * * Свидетельства документов, бывшие весьма отрывочными для начала XIV в., после 1316 г. становятся еще менее удовлетворительными. Новое посадничье имя сообщает впервые только договор Новгорода с Ливонским орденом, составленный в 1323 г. [433] В этом документе посадником назван Олфромеи, т. е. Варфоломей. Имя посадника Варфоломея названо также в известном Ореховецком договоре Новгорода со Швецией, датированном 12 августа 1323 г. [434], и в договоре Новгорода с Норвегией 3 июня 1326 г. [435] Летописные данные дополняют сведения об этом посаднике. Он упомянут под 1331 г., когда летописец повествует о встрече в Новгороде архиепископа Василия в день св. Потапия (8 декабря) после его поставления: «И рада быша новгородци своему владыце, а при князе Иване, при посаднике Валфромеи, при тысяцком Остафии»[436]. Под той же датой о посадничестве Варфоломея, названного в немецком тексте Олферием, сообщается в донесении Немецкого двора Рижскому магистрату о ссоре новгородцев с немецкими гостями 10 ноября 1331 г. [437] Скончался Варфоломей в 1342 г, и летописный рассказ о его смерти сообщает о происхождении этого боярина: «Месяца октября преставися раб Божии Валфромеи, посадник новгородчкыи, и положиша тело его у Святых 40 в отне гробе владыка Василии с игумены и с попы»[438]. Отчество Варфоломея Юрьевича указано также в летописи под 1334 г. [439] и в одном из летописных посадничьих списков. Происхождение Варфоломея от Юрия Мишинича позволяет установить те хронологические рамки, в которых осуществлялась активная политическая деятельность Варфоломея. Юрий Мишинич был убит в 1316 г., когда в новгородской элите таким образом открылась вакансия на место представителя Неревского конца в посадничестве. Упоминание сына Юрия Мишинича как посадника уже через несколько лет после гибели Юрия, по-видимому, указывает, что Юрий в этом представительстве был сменен Варфоломеем. Рассказ о погребении Варфоломея приобретает в этом смысле символический характер: преемник Юрия похоронен в одном с ним гробу в церкви Сорока мучеников, бывшей местом вечевых собраний граждан Неревского конца. В этом рассказе Варфоломей назван посадником, хотя, как увидим далее, он за несколько лет до смерти полностью отошел от политических дел. Рис. 43. Костяная икона Георгия и Власия Материалы многолетних раскопок в Неревском конце установили принадлежность ряда исследованных там усадеб боярскому роду Мишиничей В комплексе найденных при этих раскопках берестяных документов в слое, датированном 1300-ми – началом 1310-х гг., была обнаружена грамота № 391, написанная Варфоломеем и содержащая его хозяйственные распоряжения[440]. Варфоломей Юрьевич представлял в посадничестве Неревский конец с 1316 г. Это, однако, вовсе не означает, что посадником он стал уже в 1316 г. Напротив, мы хорошо знаем посадника 1316 г., избранного сразу же после битвы под Торжком, – представителя Прусской улицы Семена Климовича. Умер Варфоломей в 1342 г. Это не означает, что до смерти он оставался посадником, несмотря на его титулование при описании погребения. Владыка Василий хоронит его «с игумены и с попы»; участие игуменов указывает на то, что Варфоломей умер монахом. Существует интересное свидетельство, называющее его монашеское имя. В 1969 г. на Тихвинском раскопе, в котором продолжалось исследование комплекса усадеб Мишиничей, в слое первой трети XIV в. была обнаружена костяная иконка с изображением святых Георгия и Власия (рис. 43), заставившая вспомнить икону в собрании Русского музея, на которой изображен стоящий во весь рост св. Иоанн, а по сторонам его небольшие фигуры тех же, что и на костяной иконке, святых Георгия и Власия (см. илл. 44 цв. вкл. ). Еще одна находка на Неревском раскопе – деревянная ложка с надписью «Еванова Варфоломеевича» – познакомила исследователей с одним из сыновей Варфоломея Юрьевича и позволила цепочку имен «Иоанн – Власий – Георгий» сопоставить с цепочкой «Иван – Варфоломей – Юрий», полагая, что Власий стало монашеским именем Варфоломея[441]. Обычай давать посвящаемому в монахи имя, начинающееся с той же буквы, что и мирское, общеизвестен. Весь этот пассаж был бы мало убедителен, если бы не существовало прямых свидетельств отхода Варфоломея от политической деятельности задолго до его кончины. Под 6840 годом Новгородская Первая летопись сообщает: «В том же лете отъяша посадничьство у Захарьи и даша Матфею Коске»[442]. Этой фразой завершен годовой рассказ, что свидетельствует о соответствии изложенного события началу 1333 г. Матфей Варфоломеевич Коска был родным сыном Варфоломея Юрьевича и боярином Неревского конца[443]. Летописное сообщение 6840 г. свидетельствует о том, что к началу 1333 г. представителем Неревского конца в посадничестве был уже не Варфоломей Юрьевич, а его сын Матфей Коска, хотя еще в 1334 г. Варфоломей участвует в дипломатическом посольстве (не титулуясь при этом посадником)[444]. В дальнейшем Матфей Варфоломеевич упоминается в летописи под 1340 г., когда новгородцы посылают его вместе с другими воеводами под Торжок просить князя Семена Гордого[445]. В 1342 г., когда на Ваге был убит сын Варфоломея Юрьевича Лука, сын Луки «Онцифор с Матфеем созвони веце у святеи Софеи», обвинив в гибели Луки посадника Федора Даниловича. Столкновение с посадником привело к тому, что Матфей с сыном Игнатом был схвачен, а Онцифор убежал, после чего, однако, «доконцаша мир межи ими»[446]. В 1345 г. «отъяша посадничьство от Остафья Дворянинца и даша посадничьство Матфею Варфоломеевичю; Божиею благодатью не бысть междю ими лиха»[447] Других сообщений о Матфее Коске нет, но из изложенного очевидно, что по крайней мере с 1333 до 1345 г. он представлял в посадничестве Неревский конец. В 1316 г. в правящей элите открылась вакансия не только для Варфоломея Юрьевича. Смерть Андрея Климовича и Михаила Павшинича, погибших 10 февраля вместе с Юрием Мишиничем, должна была повести к появлению новых представителей от Плотницкого конца и от Прусской улицы. По-видимому, около той же даты наметилась и вторая вакансия от Прусской улицы, так как ее представитель Семен Климович, активная деятельность которого, начавшись в 1292 г., продолжалась уже четверть века, был далеко не молодым человеком. Во всяком случае в конце 1310-х и начале 1320-х гг. состав кончанских представителей, несомненно, коренным образом обновляется. Летописный посадничий список А после посадников, погибших в 1316 г., называет следующих лиц: «(50) Варфоломей, (51) Федор Ахмыл, (52) Захарья, (53) Матфей Коска, (54) Федор, (55) Остафья». Однако этот раздел списка обнаруживает зависимость исключительно от летописного рассказа, почему не следует основывать на нем каких-либо независимых выводов. Следует обратиться к сумме летописных и актовых свидетельств, чтобы познакомиться с современниками Варфоломея и Матфея, чередовавшимися с ними на посадничестве. Имя одного из них дают только акты; он не упоминается в летописи и потому не отражен в соответствующей части посадничьего списка. Это посадник Данила, от имени которого составлена договорная грамота Новгорода с великим князем Александром Михайловичем[448]. Датировка грамоты, предложенная ее последними издателями, основывается на датах великого княжения Александра (1326–1327 гг. ) и на словах самого документа, из которых следует, что он был составлен около «Великого дня». Л. В. Черепнин и А. А. Зимин уточнили датировку докончания, признав его составленным между 12 апреля и 15 августа 1327 г. [449] Надо полагать, что отмеченная в самом документе близость его составления к Великому дню (а Пасха в 1327 г. была 12 апреля) указывает скорее на весенние месяцы 1327 г. Следовательно, Данила сменил непосредственно Варфоломея, бывшего на посадничестве в июне 1326 г.; очевидно, что Даниле принадлежит следующий срок – с февраля 1327 по февраль 1328 г. То же посадничье имя упоминается в грамоте на Двину, датируемой 1328–1341 гг., поскольку одним из названных в ней лиц является великий князь Иван[450]. Эта датировка может быть решительно уточнена. Документ составлен при посаднике Даниле и тысяцком Авраме. Именно такое сочетание высших должностных лиц фигурирует в предшествующем документе 1327 г., а Аврам назван тысяцким в летописном рассказе также под 1328 г. [451] Князь Иван Калита был в Новгороде дважды. В первый раз в 1329 г.: «Прииде в Новъгород на стол князь великыи Иван Данилович, внук Александров, месяца марта в 26, на Збор архангела Гаврила» и оставался там продолжительное время, готовя поход на Псков, а затем участвуя в нем[452]. Еще раз великий князь Иван был в Новгороде в 1335 г., однако тогда посадником был Федор Данилович, а тысяцким Остафий Дворянинец[453]. Поэтому датой рассматриваемого документа может быть только 1329 г. Между тем уже в 1329 г. в рассказе о новгородском посольстве в Псков к князю Александру новгородским посадником назван Федор[454]. Это значит, что до конца указанного года Данила, по-видимому, умер. Что касается Федора, то, теперь уже с прозвищем: он назван в рассказе новгородской летописи о событиях 1332 г.: «Восташа крамолнице в Новегороде, и отъяша посадничество у Федора у Ахмыла и даша Захарьи Михаиловичю… В том же лете отъяша посадничество у Захарьи и даша Матфею Коске»[455]. Смысл этих важных событий станет ясным после того, как мы разберемся в принадлежности упомянутых посадников к определенным концам. Под 1335 г. в летописи упоминается посадник Федор Данилович, который вместе с владыкой Василием и тысяцким Евстафием заложил каменный острог на Торговой стороне от св. Ильи к св. Павлу[456]. По-видимому, тот же посадник, но не названный по имени, едет в 1335 г. с владыкой, тысяцким и «вятшими» боярами в Москву по приглашению великого князя[457]. К тому же году относится изготовление Васильевских врат, в надписи которых назван посадник Федор Данилович: «В лето 6844 индикт лет 4 исписаны двери сия повелением боголюбивого архиепископа новгородьскаго Василья при князи благоверном Иване Даниловиче, при посадничьстве Федорове Даниловича, при тысяцьком Авраме». [458] Этот памятник привычно датируют 1336 годом, однако указание индикта, которое свидетельствует о применении сентябрьского цикла, заставляет помещать дату изготовления врат между сентябрем 1335 и августом 1336 г. Если при этом учесть, что достоверный срок посадничества Федора Даниловича в 1335–1336 гг. замыкается между февралем 1335 и февралем 1336 гг., дату врат можно еще более ограничить сентябрем 1335 – февралем 1336 гг. Посадником Федор назван также под 1338 г., когда он возглавлял поход новгородцев под Орехов[459], и в 1342 г. в рассказе о столкновении с Онцифором Лукичем и Матфеем Коской[460]. В 1348 г. Федор Данилович, также будучи посадником, стал одним из инициаторов спора о вере со шведским королем Магнусом[461]. Последний раз Федор Данилович как посадник упомянут под 1351 г.: в июне «в 16 день отъяша посадничьство у Федора Даниловича и даша Онцифору Лукину»[462]. Летописный посадничий список А различает Федора Ахмыла и Федора Даниловича: «(51) Федор Ахмыл, …(54) Федор)». Однако, имея в виду уже отмеченное его восхождение исключительно к летописному рассказу, мы вправе не доверять этому списку и отождествить их как одно лицо. Еще один одновременный с Варфоломеем Юрьевичем и Матфеем Коской посадник – Захария Михайлович – упомянут в цитированном рассказе о событиях 1332 г. Это сын Михаила Павшинича: прямое родство его с последним указано в летописном посадничьем списке Б, показанию которого в данном случае вполне можно довериться, так как оно внесено вскоре после смерти внука Михаила Павшинича – Есифа Захарьинича, когда близкие родственные связи посадников еще были памятны. Как уже отмечено, Захария Михайлович, будучи избран в посадники в 1332 г., в том же году лишился посадничества в пользу Матфея Коски. Наконец, косвенное указание на существование еще одного современника Матфея Коски в посадничестве может быть извлечено из сравнения летописных текстов 1331 и 1340 гг. Под 1331 г. среди бояр, сопровождавших владыку Василия на поставление в Волынскую землю, назван «Валъфромеи Остафьев сын тысячкого»[463], т. е. сын Евстафия Дворянинца, который в 1331 г. действительно был тысяцким[464]. Однако под 1340 г. тот же Варфоломей называется уже «посадничим сыном Остафьевым»[465]. Следовательно, когда-то между 1331 и 1340 гг. его отец Евстафий был избран в посадники и, в частности, в 1340 г. отправлял эту должность. Можно высказать также аргументированное предположение о точной дате получения Евстафием места в правящей элите. Еще в 1335 г. он был тысяцким и в этом звании участвовал в строительстве каменного острога на Торговой стороне. Однако в том же году или в начале 1336 г. тысяцким стал Аврам, имя которого помещено на Васильевских вратах. Отказ Евстафия от должности тысяцкого может быть объяснен появлением вакансии в правящей элите и замещением ее Евстафием. Последний раз он назван с посадничьим титулом под 1346 г., когда был убит[466]. Таким образом, поставив перед собой задачу составить список новгородских деятелей, приходивших на посадничество между 1316 и 1346 гг., мы установили следующих лиц: 1. Варфоломей Юрьевич (Список А, № 50), был постоянным кандидатом на посадничество в 1316–1332 гг.; 2. Федор Ахмыл = Федор Данилович (Список А, № 51 и 54), постоянный кандидат в посадники в 1329–1351 гг.; 3. Захария Михайлович (Список А, № 52), упомянут как посадник под 1332 г.; 4. Матфей Варфоломеевич Коска (Список А, № 53), постоянный кандидат в посадники между 1333 и 1345 гг.; 5. Евстафий Дворянинец (Список А, № 55), постоянный кандидат в посадники между 1336 и 1346 гг.; 6 Данила (не отмечен в списках), посадник 1327–1328 гг. Не все эти посадники синхронны друг с другом. Если, например, взять отрезок времени с 1335 по 1345 гг., то в этих хронологических рамках сосуществуют Матфей Варфоломеевич Коска, Федор Данилович и Евстафий Дворянинец, которые, следовательно, представляют три разные территориальные группировки бояр. Принимая тезис о кончанском представительстве, мы должны допускать, что между некоторыми из перечисленных шести лиц имела место преемственность, а не сосуществование. В частности, очевидна преемственность в 1329 г. Федора Даниловича от Данилы, позволяющая говорить о них как о сыне и отце. Нам уже известна территориальная принадлежность некоторых из них. Варфоломей Юрьевич и сменивший его сын Матфей Варфоломеевич Коска были представителями Неревского конца, Сын Михаила Павшинича Захария – представитель Плотницкого конца. Впрочем, плотницкая принадлежность этого боярского рода несколько двусмысленна. В рассказе 1388 г. место жительства сына Захарии Михайловича – Есифа обозначено на Софийской стороне, хотя тут же продемонстрирована его теснейшая связь с Плотницким концом: «въсташа 3 конце Софеискои стороне на посадника Есифа Захарьинича. И звонивше веце у святеи Софеи, и поидоша на двор его, и хоромы розвезоша; а Есиф посадник бежа за реку в Плотничьскыи конець. И въста за него Торговая сторона вся... »[467]. В дальнейшем еще не раз будет отмечено, что освоение значительных территорий Плотницкого конца осуществлялось боярством Прусской улицы. Принадлежность других посадников к определенным территориальным группировкам может быть в значительной степени выяснена наблюдениями над летописным рассказом 1342 г. и другими сообщениями о столкновениях бояр в борьбе за должность посадника. Около того времени, когда умер Варфоломей Юрьевич, во всяком случае до зимы 1342/1343 г., на Двине был убит сын покойного посадника Лука Варфоломеевич. Эта смерть вызвала восстание новгородцев, которые обвинили посадника Федора Даниловича и какого-то Андрея. Дома Федора и Андрея были разграблены, а сами они бежали в Копорье, где просидели всю зиму до великого поста. В это время с Ваги вернулся сын убитого Луки Онцифор и бил челом Новгороду на Федора и Андрея. За ними в Копорье был отправлен архимандрит Есиф. По возвращении его с обвиненными было созвано два веча: одно Онцифором и его дядей Матфеем Коской у Софийского собора, другое – Федором Даниловичем и Андреем на Ярославовом дворище. Произошло столкновение сторон, в результате которого Матфея с сыном заперли в церкви, а Онцифор вынужден был бежать. На другой день мир был восстановлен, и Федор Данилович остался посадником. [468] Самый смысл этого летописного рассказа способен вызвать неверное представление о территориальной принадлежности Федора Даниловича. Он как будто связан летописцем с Торговой стороной, тем более что в 1335 г. Федор Данилович вместе с тысяцким Евстафием Дворянинцем заложили каменный острог в Славенском конце. Между тем другой летописный рассказ вносит полную ясность в обсуждаемую проблему. Когда в 1351 г. посадничество было отобрано у Федора Даниловича, «того же лета выгониша новгородци из Новагорода Федора посадника и брата его Михаилу, и Юрья, и Ондреяна, а домы их розграбиша, и Прускую улицю всю пограбиша, а Федор и Михаило и Юрьи и Ондреян побегоша в Пьсков, мало побывши, поихаша в Копорью». [469] Наиболее трудным представляется определение территориальной принадлежности Евстафия Дворянинца. Вполне очевидно, что он не мог быть представителем Прусской улицы, от которой при нем посадничал Федор Данилович, Не мог он также представлять Неревский конец, где в его годы посадником был Матфей Варфоломеевич. В 1345 г. «отъяша посадничьство от Остафья Дворянинца и даша посадничьство Матфею Валъфромеевичю; Божиею благодатью не бысть междю ими лиха»[470]. Он, следовательно, мог представлять или Людин, или Плотницкий конец. Более вероятно его представительство от Плотницкого конца. Плотницкий посадник Захария Михайлович не упоминается после 1332 г., а Евстафий представительствует в посадничестве к 1336 г. Сравнение достоверных дат посадничества показывает, что к 1346 г. порядок регулярной очередности представителей концов в посадничестве отсутствовал. Если бы такой порядок существовал, то представитель каждой из трех территориальных групп должен был бы приходить на посадничество каждый третий срок. Между тем Федор Данилович был посадником в 1335–1336, 1338–1339, 1342–1343 гг. В первом случае между его достоверными посадничествами прошло два года, во втором – три. Варфоломей Юрьевич был посадником в 1323–1324, 1326–1327, 1331–1332 гг. В первом случае между его посадничествами прошло два года, во втором – четыре. Обратим также внимание на полное отсутствие на протяжении рассмотренных десятилетий XIV в. в составе правящей элиты представителей Славенского конца. Как и раньше, вопрос о принадлежности высшей государственной власти решался каждый раз конкретным соотношением сил, успехами отдельных боярских групп в их борьбе между собой, политической ловкостью и хитросплетением обстоятельств. Если на первых порах создание новой организации власти было отражением внутрибоярского сплочения в борьбе с князем, завершившейся решительной победой боярства, то в дальнейшем эта организация продолжает демонстрировать прежде всего внутрибоярские противоречия. Порядок ежегодного обновления посадничества, не дополненный регламентацией очередности в замещении посадничьей должности членами правящей элиты, по существу, узаконивал состояние непрерывной политической лихорадки и подчинял развитие республиканской государственности превратностям внутрибоярской борьбы. * * * В отличие от первой четверти XIV в., вся вторая четверть этого столетия наполнена в Новгороде острой политической борьбой, постоянно затрагивающей организацию власти. В 1327 г. происходит восстание против Евстафия Дворянинца, бывшего тогда тысяцким. Восставшие грабят и сжигают двор Евстафия[471]. В 1332 г. «крамолнице» отнимают посадничество у прусского боярина Федора Ахмыла и передают власть плотницкому представителю Захарии Михайловичу. В том же году Захария теряет посадничество, которое переходит к неревлянину Матфею Коске[472]. В 1342 г. происходят уже подробно описанные выше события, вызванные гибелью на Двине Луки Варфоломеевича. Восстание 1342 г. направлено против посадника. В 1345 г. посадничества лишен плотницкий боярин Евстафий Дворянинец в пользу неревского боярина Матфея. «Божиею благодатью не бысть междю ими лиха», – отмечает летописец[473]. «Лихо» случилось в следующем, 1346 г. К Шелони, на устье Пшаги, пришел Ольгерд «со всею Литовскою землею» и обратился к новгородцам: «Хочю с вами видеться, лаял ми посадник ваш Остафеи Дворяниц, назвал ми псом». Ольгерд захватил Шелону и Лугу и взял «окуп» с Порхова и Опоки, что вызвало возмущение новгородцев против Евстафия, «и убиша Дворяниньца посадника на вече», говоря, что из-за него взяты новгородские волости. [474] Отыскивая причины заметной активизации внутренней борьбы в Новгороде, можно отметить несколько обстоятельств. Несомненно общее обострение социальных противоречий в это время. Летописец несколько раз сообщает, что «простая чадь» особенно активна в городских движениях. Рассказывая о восстании 1327 г., он пишет: «Наважением диаволим сташа простая чадь на анхимандрита Есифа, и створиша вече, запроша Есифа в церкви святого Николы; и седоша около церкви нощь и день коромолници, стерегуще его»[475]. Во время восстания 1342 г. еще до появления Онцифора в Новгороде инициативу захватывают «чорныи люди»[476]. Под 1344 г. летописец отмечает сильнейший антибоярский мятеж у соседней чуди: «Бысть мятежь велик: избиша Чюдь своих бояр земьскых, и в Колываньскои земли, и в Ругодивьскои волости, 300 их»[477]. Однако несомненно, что городские движения в Новгороде второй четверти XIV в. направлены в большинстве случаев к замене одного посадника другим и развиваются в духе традиционной внутрибоярской борьбы, в которой на стороне «своих» бояр принимает участие простой люд, произвольно разобщенный рубежами территориального соперничества. Показательно, что борьба вокруг посадничества постоянно принимает форму борьбы Торговой и Софийской сторон. Противоположность сторон прослеживается в 1332 г., когда прусский посадник сначала уступает плотницкому, а затем плотницкий – неревскому. Она в живых подробностях встает со страниц рассказа 1342 г., когда в ходе борьбы созываются два веча – на Софийской и Торговой сторонах. Она снова делается очевидной в 1345 г., когда на место свергнутого плотницкого посадника избирается неревский боярин. Эта одновременная и бросающаяся в глаза активизация социальной и внутрибоярской борьбы является основной особенностью второй четверти XIV в. в Новгороде. Нельзя не отметить и еще одного обстоятельства, сыгравшего немаловажную роль в развитии внутрибоярской борьбы. Если к началу XIV в. боярство добилось победы над князем, то на всем протяжении первой четверти XIV в. эта победа не кажется завершенной. Новгород активно участвует в борьбе между Москвой и Тверью. Великие князья еще не свыклись с мыслью, что прежний Новгород потерян для них безвозвратно. Более того, они иногда добиваются некоторого расширения великокняжеских прав в Новгороде. В частности, докончания Михаила Ярославича и Александра Михайловича возводят «старину и пошлину» ко времени Ярослава Ярославича, а не ко времени Андрея Александровича. Последним великим князем, активно подвизавшимся в Новгороде и водившим новгородские полки, был Юрий Данилович, убитый в Орде в 1325 г. С 1327 г., с появлением на великом княжении Ивана Калиты, отношения между князем и Новгородом складываются в окончательных формах автоматического признания суверенитета великого князя над Новгородом и практического невмешательства великого князя во внутренние новгородские дела. Именно с началом второй четверти XIV в. антикняжеская борьба новгородского боярства утрачивает прежнюю остроту. Отмеченную особенность новгородской политической жизни во второй четверти XIV в. можно формулировать следующим образом. Боярская государственность этой поры переживает серьезный кризис. Незавершенность организации государственной власти способствует постоянному возрождению внутрибоярской борьбы, способной в условиях несомненного роста социального антагонизма вести к еще большему обострению этого кризиса. Выходом из кризиса могла быть только реорганизация государственной власти, превращение посадничества в орган боярской консолидации. Боярство нуждалось в идеологе и талантливом организаторе. 40-е годы XIV в. не дают какой-либо развязки. Несмотря на исключительную фрагментарность сведений о посадниках этого времени, все же возможно сделать некоторые наблюдения. Перечислим прежде всего все прямые свидетельства летописи. В 1345 г. посадничество принадлежало Евстафию Дворянинцу, при котором было поновлено покрытие церкви св. Георгия в Юрьевом монастыре[478]. В том же году он был лишен посадничества в пользу Матфея Варфоломеевича, а в 1346 г. убит. В 1348 г. посадником был Федор Данилович, водивший в указанном году новгородцев в поход на шведов. [479]
|
|||
|