Annotation 5 страница

Нежата представлен не только грамотой № 586. Это имя фигурирует еще в двух текстах, найденных на Троицком раскопе. Один из них (грамота № 644) обнаружен в слое 10—20-х гг. XII в., другой (грамота № 635) – в слое конца 20-х – середины 40-х гг. XII в. [122] Грамота № 644 написана Нежкой, адресована Завиду, которого она осыпает упреками, заявляя, что не будет считать себя сестрой ему и Нежате, если не будет наконец выполнен ее ювелирный заказ. На первый взгляд, Завида и Нежату можно было бы принять за мастеров-ювелиров, однако более основательным представляется предположение, что Завид как господин над вотчинными ремесленниками лишь принимает поручение своей сестры для исполнения подчиненными ему людьми.

Справедливость высказанных наблюдений подтверждает дальнейшая судьба новгородского посадничества. Как уже отмечено, избрание в посадники Судилы Иванковича сопровождалось приглашением на новгородский стол суздальского князя Ростислава Юрьевича. Однако это приглашение не носило характера общего новгородского волеизъявления, а было предпринято вернувшимися из Суздаля Судилой, Нежатой, Страшком. Еще до бегства Святослава Ольговича и Якуна Мирославича новгородцы отправили в Киев к князю Всеволоду Ольговичу посольство «лепьших людии» с епископом Нифонтом во главе добиваться в князья только Святополка Мстиславича – брата Всеволода и Изяслава. Требование было сформулировано предельно жестко: «не хочем сына твоего, ни брата, ни племени вашего, но хочем племени Володимеря». Не желая уступать, Всеволод «новгородци держа зиму и лето и с епископом». Пока посольство упиралось в своих требованиях и «седеша новгородци бес князя 9 месяц», они «не стерпяче безо князя седити: ни жито к ним не идяше ни откуду же» и позвали из Суздаля Судилу и других бояр вместе с Ростиславом Юрьевичем. Тем временем посольство в Киеве добилось своего, Всеволод принял новгородские требования «и въда им Святопълка и-своею руку». В этом рассказе легко угадать неревское руководство новгородским посольством в Киеве, так как именно неревские бояре последовательно выражали свою приверженность Мстиславичам. [123]

В начале 1142 г., когда весть об успехе киевских переговоров дошла до Новгорода, Ростислав Юрьевич был схвачен, четыре месяца находился под стражей во владычном дворе и отпущен к отцу только 19 апреля, по приходе в Новгород Святополка Мстиславича. Трудно представить себе, чтобы Судила сберег посадничество в столь крутых для него и Ростислава Юрьевича обстоятельствах.

Летопись молчит о судьбах этой должности, однако, когда в 1144 г. Изяслав Мстиславич, «не уладившись» с Юрием Долгоруким и побывав после этого в Новгороде «у братии своеи», мирится с Всеволодом Ольговичем (иными словами, повторяется ситуация 1134 г. – союз Мстиславичей и черниговских князей), новгородцы «даша посадницьство Нежате Твьрдятицю»[124]. Снова возникает противостояние античерниговского посадника и князя, ищущего опоры против Юрия Долгорукого в союзе с Ольговичами. Можно предположить поэтому, что в промежутке между Судилой и Нежатой посадником был бескомпромиссный сторонник Мстиславичей, боярин из неревлян Костянтин Микульчич. Именно он приходит на посадничество в 1146 г., когда после смерти Всеволода Ольговича на киевском столе утверждается Изяслав Мстиславич, т. е. ситуация снова становится однозначной: «Тъгда же даша посадницьство Костянтину Микульцицю, и у Нежате отьмъше»[125]. Осенью 1147 г. новгородский князь Святополк Мстиславич совершает поход на Суздаль против Юрия Долгорукого, но возвращается от Торжка «распутья деля». В зиму с 1147 на 1148 г. умирает посадник Коснятин, а посадничество «даша Судилови Иванковицю опять». [126]

Предполагая причастность раннего комплекса берестяных грамот Троицкого раскопа к людинским боярам Ставру, Иванку Павловичу и Нежате Твердятичу, нужно отметить, что черты посадничьего быта демонстрируются и другими грамотами этого комплекса, не содержащими перечисленных здесь имен.

В слоях 60-х гг. XI в. – 10-х гг. XII в., в частности, найдены грамоты № 526, 562/607 (рис. 24) и 527[127]. Грамота № 526 перечисляет долги и должников в Руссе, на Луге, на Шелони, на Селигере и в Дубровне. В свое время она была квалифицирована как запись ростовщика, раскинувшего свою сеть на обширные территории Новгородской земли. Вероятнее, однако, видеть в ней список сборщиков государственных доходов с указанием недоимок в конкретных пунктах сбора. Грамота № 562/607 содержит донесение: «Жизнобоуде погоублене у Сычевиць, новъгородьске смьрде, а за ними и задьниця». Согласно Русской Правде, выморочное наследство смердов идет князю, т. е. превращается в государственное имущество. Любопытно, что Жизнобуда называет и старорусская грамота № 16 того же времени, которая тоже перечисляет недоимочные суммы[128]. Грамота № 527 трактована А. А. Зализняком как «письмо воеводы к своим домочадцам или к каким-то другим зависимым от него людям». Не связана ли эта грамота с соцким Ставром?

Рис. 24.

а – Берестяная грамота № 526, б – Берестяная грамота № 562/607,

В слоях второй половины 20-х – середины 50-х гг. XII в. обнаружена грамота № 630, в которой перечислены недоимочные количества соли (в общей сложности до семи тонн) и различные денежные суммы[129], что роднит ее с более ранней грамотой № 526, но также указывает на связь с Русой – главным источником соли для Новгорода.

Для завершения рассматриваемого сюжета обратимся здесь же к материалам второй половины XII – начала XIII в.

Судила Иванкович посадничал до 1156 г., когда «выгнаша новъгородьци Судила ис посадницьства и по том изгнании 5-и день умре; и потом даша посадницьство Якуну Мирославицю»[130]. К середине XII в. Новгород как политическая система обретает значительную самостоятельность от хитросплетений междукняжеской борьбы.

Мы уже видели, как в предшествующее время порой на вершине этой системы оказывались противоборствующие князь и посадник, хотя в конечном счете побеждало стремление к их политической гармонии. В 1156 г., по-видимому, побеждает первая тенденция: низложение Судилы и возвышение Якуна произошло именно тогда, когда Юрий Долгорукий переживал торжество своей карьеры: «На верьбницю въниде князь Гюрги Кыеву и седе на столе, а Изяслав избежя Давыдовиць Цьрнигову; и прия Гюрги сыновьць в мир с любовью, и волости им раздая достоиная; и бысть тишина в Русьстеи земли»[131]. В 1156 г. в посадничество Якуна впервые происходят вечевые выборы епископа, когда избранием Аркадия на место присланного из Киева и теперь умершего Нифонта замещение владычной вакансии становится результатом волеизъявления самих новгородцев[132].

Поскольку целью излагаемых наблюдений является определение территориальной принадлежности посадников, в дальнейшем нет необходимости подробного анализа их политической ориентации, так как такое определение достигается другими способами.

Во второй половине XII – начале XIII в. список сменяющих друг друга посадников выглядит следующим образом (в скобках указаны соответствующие страницы Новгородской I летописи по изданию 1950 г. ):

1156—? гг. Якун Мирославич (29, 216)

1160–1161 гг. Нежата Твердятич (31, 218)

1161–1167 гг. Захария (31–32, 218–220)

1167–1170 гг. Якун Мирославич (32–33, 220–221)

? —1171 гг. Жирослав (34, 222)

1171 г. Иванко Захарьинич (34, 222)

1171–1172 гг. Жирослав (34, 222)

1172–1175 гг. Иванко Захарьинич (34–35, 222–223)

1175–1176 гг. Жирослав (35, 223–224)

1176–1180 гг. Завид Неревинич (35–36, 224–226)

1180—? гг. Михалко Степанич (36, 226)

? – 1186 гг. Завид Неревинич (38, 228)

1186–1189 гг. Михалко Степанич (38–39, 228–230)

1189–1203 гг. Мирошка Несдинич (39–45, 230–239, 246)

1203–1205 гг. Михалко Степанич (45, 50, 246)

1205–1207 гг. Дмитр Мирошкинич (50–51, 246–248).

В подавляющем большинстве случаев изменения в посадничестве связаны с вечевыми столкновениями. В 1161 г. «отяша посадничьство у Нежате, а Захарии даша». [133] В 1167 г. «убиша Захарию посадника и Неревина и Несду бириця, яко творяхуть е перевеет дрьжаще к Святославу… Тъгда же даша посадницьство Якунови». [134] В 1171 г. «отя князь Рюрик посадницьство у Жирослава Новегороде, и выгна и из города, иде Суждалю к Ондрееви, и даша посадницьство Иванку Захарииницю». В том же году «иде, на зиму, Рюрик из Новагорода, и послаша новъгородьци к Андрею по князь; и присла Жирослава посадницить с мужи своими». [135] В 1172 г. «ходи арьхиепископ новгородьскыи Илия к Ондрееви, Володимирю, на всю правду. Тъгда же и даша опять посадницьство Иванъкови Захарииницю». [136] В 1175 г. «преставися посадник Новегороде Иванко Захарииниць, и даша Жирославу опять; и концяющюся лету тому, выгнаша Жирослава ис посадницьства и даша Завиду Неревиницю». [137] В 1180 г. «отяша посадницьство у Завида и въдаша Михалеви Степаницю». [138] В 1186 г. «иде Завид к Давыду Смольньску; и въдаша посадницьство Михалеви Степаницю»[139] В 1189 г. «отяша посадницьство у Михаля и вдаша Мирошки Нездиницю». [140] В 1205 г. «отяша посадницьство у Михалка и даша Дмитру Мирошкиницю»[141]

Основываясь исключительно на сведениях о вечевых столкновениях перечисленных здесь лиц, возможно реконструировать три боярские группы, внутри каждой из которых столкновений не было:

Группы

1-я

Якун Мирославич

Михалко Степанич

2-я

Захария

Иванко Захарьинич

Завид Неревинич

3-я

Нежата Твердятич

Жирослав

Мирошка Несдинич

Дмитр Мирошкинич

Относительно первой из этих групп нам уже известна ее принадлежность к Прусской улице. Вторая группа включает в себя, прежде всего, имена Захарии и его сына Иванки. Последнему посвящено специальное исследование А. А. Зализняка, обосновавшего связь с ним берестяных грамот № 80, 117 и 226, которые были найдены на Неревском раскопе в слоях середины – 70-х гг. XII в. Этот вывод максимально подкреплен тем, что на том же раскопе, но в слоях последней четверти XII – начала XIII в. обнаружены четыре грамоты (№ 165, 222, 225, 239), связанные с Юрием, а Юрием Иванковичем звали сына Иванки Захарьинича, посадничавшего в 1215–1216 гг. Дополнительным указанием на место жительства Иванки Захарьинича в Неревском конце является сообщение летописи о том, что в 1177 г. «погоре Неревьскыи коньць от Иванъковее», т. е. от двора вдовы умершего в 1175 г. Иванка. Что касается Завида Неревинича, то его отец Неревин, имя которого столь красноречиво свидетельствует о связи его носителя с Неревским концом, был убит в 1167 г. вместе с посадником Захарией в столкновении, принесшем власть Якуну Мирославичу, т. е. входил в одну с Захарией политическую группировку бояр. Однако связь Завида Неревинича с Неревским концом обозначена и находкой на Неревском раскопе в слоях середины – второй половины XII в. берестяных грамот № 103, 156, 228): две из них написаны от имени Завида, в одной это имя упомянуто[142].

Стоящий первым в хронологическом порядке третьей группы Нежата Твердятич выше отнесен к боярству Людина конца. Как уже отмечено, людинская группировка неоднократно демонстрировала свои преимущественные связи с Суздалем. Характерны они и для Жирослава, который в 1171 г., будучи изгнан из Новгорода, находит убежище у Андрея Боголюбского, откуда и импортируется вновь на посадничество в сопровождении княжеских мужей. Поэтому нет ничего неожиданного в том, что имя Жирослава появляется в комплексе берестяных грамот Троицкого раскопа. Оно фигурирует в грамоте № 657, найденной в слоях второй половины XII в., и в грамоте № 573[143], извлеченной из слоев середины XII – 40-х гг. XIII в. (рис. 25). В последней упоминается «Имъвъложе» – погост, находившийся под особым контролем новгородской администрации, как это следует из формулы более поздних докончаний Новгорода с князьями: «А на Имоволозьском погосте куны ти имати и на Важаньском»[144].

Рис. 25. Берестяная грамота № 573

Присутствуют в Троицком комплексе и документы, связанные с Мирошкой Несдиничем, о которых подробнее будет рассказано ниже. Таким образом, связь Троицкого комплекса с высшими руководителями боярства из числа посадников людинской принадлежности наблюдается на протяжении столетия. Завершая этот очерк, обратим внимание на то, что среди посадников XII в. полностью отсутствуют представители Славенского конца. Внутрибоярская борьба этого периода отражает взаимоотношения группировок только Софийской стороны – Неревского конца, Людина конца и Прусской улицы, которая в рассмотренный период не входила в состав кончанских территорий.

Мирошка Несдинич и Олисей-Гречин

Среди новгородских посадников конца XII – начала XIII вв. наиболее заметной фигурой был Мирошка Несдинич (иначе Мирошка Незнанич). Сын убитого в 1167 г. бирича Несды, он впервые появляется на страницах новгородской летописи в 1189 г., когда был избран посадником: «Того же лета отъяша посадничьство у Михалка и даша Мирожке Незнаницю»[145]. Конфликт, приведший к его возвышению, произошел между боярством Прусской улицы, ставленником которой был Михалко Степанич, и боярством Людина конца. Принадлежность Мирошки и его семьи к Людину концу в летописи обозначена известием 1191 г. о создании братом Мирошки – Внездом Несдиничем – церкви Святого Образа[146], находившейся в Людином конце в ближайшем соседстве с нынешним Троицким раскопом, на котором в слоях рубежа XII–XIII вв. были обнаружены берестяные грамоты, одна – адресованная Мирошке, другая – написанная им. Вот их тексты с переводом:

Грамота № 502. «От Мир(о)слава к Олисьеви ко Грициноу. А тоу ти вънидьте Гавъко Полоцанино. Прашаи его, кодь ти на господь витаеть. А ть ти видьло, како ти было, и я Ивана ялъ, постави и пьредъ людьми, како ти взмоловить». // От Мирослава к Олисею Гречину. Тут войдет Гавко-полочанин. Спрашивай у него, где он стоит на постое. Если он видел, как я Ивана арестовал, поставь его перед свидетелями, как он скажет (т. е. перед теми свидетелями, которых он назовет)[147] (рис. 26).

Грамота № 603. «(От) Смолигу къ Грецинови и (к) Мирославу. Вы ведаета, оже я тяже не добыле. Тяжа ваша. Нынеча жена моя заплатила 20 гривнъ, оже есть посоулили Давыдови князю». // От Смолига к Гречину и к Мирославу. Вы (двое) знаете, что я тяжбы не выиграл. Тяжба ваша. Теперь жена моя заплатила 20 гривен, которые вы посулили князю Давыду[148] (рис. 27).

Оба документа характеризуют упомянутых в них Мирослава и Гречина как главных вершителей «сместного» суда посадника и князя. Письмо Смолига называет своим первым адресатом Гречина, который может быть только «биричем» – представителем князя, которому в этом суде принадлежит формальное главенство: именно князь скреплял судебные решения своей вислой печатью и получал за это «печатную пошлину». В таком случае под Мирославом возможно понимать посадника, однако в хронологических рамках цитированных документов новгородским посадником был Мирошка Несдинич, бытовое именование которого является производным от полного имени Мирослав. Особо остановиться на этом обстоятельстве необходимо, так как составители именных указателей к летописи привычно производят «Мирошку» от канонического имени Мирон.

Возвращаясь к тексту грамоты № 502, заметим, что он может быть трактован как записка, собственноручно написанная Мирошкой Несдиничем во время судебного разбирательства по делу некого Ивана и адресованная биричу Олисею Гречину.

По всей вероятности, первым значительным действием избранного в 1189 г. на посадничество Мирошки было учреждение второго по важности республиканского поста – независимого от князя тысяцкого. Следует напомнить, что с начала XI в. население городских сотен находилось в юрисдикции князя, который распоряжался и назначением главы соцких – княжеского тысяцкого. Отныне тысяцкие избирались на вече из числа новгородцев и были носителями вечевой воли. Летописный список тысяцких открывается именем Милонега, о котором под 1191 г. летопись сообщает: «В том же лете святи церковь архиепископъ боголюбивыи Гаврила святого Възнесениа, создана Милонегомъ тысячкымъ»[149] Шестью годами раньше, под 1185 г., летопись, рассказывая о закладке Милонегом этой каменной церкви, никак не титулует его[150], что позволяет максимально приблизить учреждение этого республиканского поста к дате его первого упоминания.

Рис. 26. Берестяная грамота № 502

Рис. 27. Берестяная грамота № 603

Вполне вероятным представляется предположение об одной побочной цели этого акта. Как мы уже знаем, Мирошка стал посадником в результате столкновения людинской и прусской группировок, будучи избранным на место прушанина Михалки Степа-нича. Между тем Милонег – житель Прусской улицы: именно на ней находилась построенная им церковь Вознесения. Тем самым между соседними группировками оказались провозглашены мир и деловое сотрудничество за счет еще одного ограничения княжеской власти.

Новое ограничение княжеской власти не могло остаться без последствий. Усиливающийся конфликт с князем Ярославом Владимировичем (прямым потомком Мстислава Владимировича, который пользовался особым покровительством Всеволода Большое Гнездо, будучи его «свояком») заставил новгородцев искать помощи у князя Всеволода Юрьевича. В 1195 г. Всеволод позвал новгородцев участвовать в походе на Чернигов «и на все Олгово племя», но, когда они дошли до Нового Торга, отпустил их «с честью» домой. «И послаша новгородци к нему Мирошьку посадника и Бориса Жирослалица и Микифора сочкаго, просяще сына, а Ярослава негодующе». Однако Всеволод задержал у себя Мирошку и Бориса, а вместе с ними неких Иванка и Фому. В следующем году был отпущен домой Фома, но Мирошку и Иванка Всеволод продолжал держать у себя. Разгневанные новгородцы прогнали князя Ярослава, который, однако, продолжал княжить в Торжке, а Новгород оставался всю зиму без князя. Потом на новгородский стол пришел позванный из Чернигова Ярополк Ярославич, но через полгода новгородцы снова пригласили из Торжка Ярослава Всеволодовича.

Этот акт послужил к освобождению Мирошки: «и добро все бысть, и Мирошку посадника приведе, седевша 2 лета за Новъгород; и вси приидоша здрави, неврежене ничимже; и ради быша вси от мала и до велика»[151]. Надо полагать, что эта фраза отражает действительное всеобщее отношение новгородцев к личности и дипломатическим талантам посадника.

На следующий год по возвращении Мирошки в Новгород случилось несчастье в княжеской семье: «В то же лето, весне, преставистася 2 сына у Ярослава: Изяслав бяше посаженъ на Луках княжити и бе от Литвы оплечье Новугороду, и тамо преставися; а Ростиславъ в Новегороде; и оба положена быста у святого Георгиа в манастыре»[152].

К этому событию имеет прямое отношение берестяная грамота № 601, найденная на Троицком раскопе в слое рубежа XII–XIII вв.: «Посадьникоу 30 дани, а за сани по 5 коуно за довое, а третее возяле. А за мехо и за 3 попоне 5 коуно, а боле не дае. А княгынине дани десяте гривено, а за двое сани по 5 коуно, а за мехо и за дове попоне 5 коуно. А Станиславоу со дроугмо 7 гривено, а крытеное дове коуне и гривена»[153] (рис. 28).

Изложенную первой фразой грамоты ситуацию возможно понимать только так: кто-то вознаграждает посадника 30 гривнами «дани» и расплачивается за взятые у него сани, мешок и попоны. У посадника было взято трое саней; за двое уплачиваются деньги, а третьи возвращены владельцу. Кроме этих сумм, посаднику следует княгининой «дани» 10 гривен, или 5 кун за двое саней и 5 кун за мешок и две попоны. Идентичность позиций оплаты в первом и во втором случаях дает возможность догадаться о личности первого участника расплаты, дающего «дани» втрое большие, чем княгиня. Это, скорее всего, князь. Еще два человека оказываются получателями называемых в грамоте сумм: Станислав с другом. Им следует 7 гривен, а кроме того, «крытное» в размере 2 кун и гривны. Общее понимание смысла грамоты дает слово «крытное». «Крыти» – покрывать, но также скрывать, прятать, хоронить. По-видимому, это слово идентично «съкрыти», среди значений которого есть не только прятать, но и зарыть в землю.

Такое толкование находит неожиданное подтверждение в имени получателя за «крытное» Станислава. Летопись в первой трети XIII в. знает Станислава, упомянутого в ней как «Станило». В 1230 г. во время повального мора в Новгороде «постави скудельницю у святых Апостол в яме, на Прускои улице; и пристави мужа блага и смирена, именем Станилу, брат Домажиров, иконного писца, возити мертвеца на коне, где обоидуще по граду». [154]

Следовательно, в грамоте № 601 возможно видеть некий реестр расходов князя и княгини на двойные похороны, организованные посадником. В рассматриваемое время такие похороны случились в 1198 г., о чем рассказано выше, а посадником тогда был Мирошка Несдинич.

Рис. 28. Берестяная грамота № 601

Рис. 30.

Берестяная грамота № 549, б – Берестяная грамота № 558

Дальнейшая судьба князя Ярослава Владимировича хорошо известна. В 1199 г. он был выведен из Новгорода Всеволодом Юрьевичем, приславшим на его место своего сына Святослава, которому было 3 года. Княгиня Ярослава основала в Новгороде после смерти детей Михалицкий Молотковский монастырь[155]. Не исключено, что и сооружение Спас-Нередицкой церкви, начавшееся сразу же после смерти княжичей, имело мемориальный характер (см. илл. 29 цв. вкл. ).

Мирошка Несдинич посадничал до 1205 г., когда умер, «приимъши мнишькыи чинъ, и положенъ бысть в монастыре святого Георгиа; и по томъ даша посадничьство Михалку Степаничю»[156]. Не исключено, что найденная на Троицком раскопе в слое начала XIII в. берестяная грамота № 935 имеет отношение к смерти Мирошки: «У Фьдора 20, у Василя 10, у Фьдора и у Гавориле 4, у Сидора 4, у смьрьдо 4, у Соутимира 10, у Гюрьгева старости 10. А у Бориса 5, у Грицина 4, у Якима 24, у Григе со Радятою 30». [157] В этом реестре расходов вторая фраза называет ряд лиц, территориально связанных с местом находки грамоты: Борисом звали сына Мирошки Несдинича. Гречин уже известен нам по участию его вместе с Мирошкой в «сместном» суде. Имя «Радята» не чуждо месту обнаружения грамоты – она найдена на усадьбе Радятиной (Редятиной) улицы. Что касается первой фразы, то под «Гюргевым старостой» возможно понимать старосту Юрьева монастыря, в соборе которого был погребен посадник Мирошка. Не реестр ли это расходов участников поминального обеда по смерти посадника?

* * *

К эпохе княжения Ярослава Владимировича относится небезынтересный сюжет, прояснившийся в ходе археологических исследований на Троицком раскопе в Людином конце. Здесь была изучена усадьба с остатками иконописной мастерской последней четверти XII – начала XIII вв., принадлежавшая, как это выяснилось из обнаруженных на ней берестяных грамот, Олисею Гречину[158]. Этот человек не обойден вниманием летописцев. Он известен как церковный иерарх, домогавшийся в 1193 г. избрания на епископскую кафедру после смерти Григория-Гавриила; победил на этих выборах его конкурент Мартирий: «И пакы по времене сем новгородци же с княземь Ярославом, с игумены и с софияны и с попы и думаша собе: инии хотяху Митрофана поставити, а друзии Мантуриа, а и сии хотяху пакы Гричина; в них пакы распря бысть немала, и ркоша к себе: «да сице положим три жребиа на святеи тряпезе в святеи Софеи». И абие положиша и повелеша пети святую литургию, и по совершении службы и послаша с веца слепца, да которого дасть Бог, и вынеся Божиею благодатью жребии Мантуриев»[159].

Но прославила Гречина не столько духовная, сколько художническая карьера. Под 1196 г. в летописи содержится следующее сообщение: «Томь же лете испьса црковь на воротех архиепископ Мартурии святыя Богородиця, а писець Грьцин Петровиць»[160]. Имеется в виду церковь Положения ризы и пояса на Пречистенских воротах Детинца, которую заложили и окончили в предшествующем 1195 г. К сожалению, Пречистенская башня вместе с надвратной церковью рухнула 7 мая 1745 г., и роспись ее была безвозвратно утрачена.

Среди адресованных Олисею-Гречину берестяных грамот имеется несколько заказов на написание икон. Например, грамота № 549: «Покланяние от попа къ Грьцину. Напиши ми шестокрыленая ангела 2 на довоу икоунокоу, на верьхо деисусоу. И цьлоую тя. А Богъ за мездою, или лади вься»[161]. Или грамота № 558: «От попа от Минь ко Грициноу. А боуди семо ко Петровоу дени съ икоунами с тримо»[162] (рис. 30).

Изучение автографов Олисея-Гречина позволило выявить характерные для него ошибки в написании слов (например, МАРО-ФУ вместо МР ФУ – Богоматерь (рис. 31)), а это, в свою очередь, определило его участие и роль в создании выдающегося ансамбля фресковой живописи в церкви Спаса на Нередице, выполненного артелью мастеров в 1199 г.: Гречин возглавлял эту артель и, в частности, писал с присущими ему ошибками имена святых на наиболее ответственных участках нередицкого ансамбля.

Его руководящее участие в артели художников зафиксировано также в особо акцентированных изображениях святых в нижних ярусах нередицкой росписи на столбах церкви. Таких изображений 12. Пять из них – изображения святых жен, не поддающиеся интерпретации, поскольку конкретные крестильные женские имена, как правило, летописцу неизвестны. Для анализа доступны семь мужских фигур.

На северной грани юго-западного столба помещено в медальоне изображение мученика Никифора. Это имя носил киевский митрополит, поставленный на кафедру в 1182 г. Год окончания его святительства неизвестен, но он упоминается еще в 1198 г., когда строилась Нередицкая церковь. В Новгороде Никифор II пользовался особым уважением: в 1197 г. «постави церковь на острове святого Никифора Мартурии архепископ».

На восточной грани того же столба – в аркаде изображение св. Мартирия. Мартирием звали новгородского архиепископа, избранного в 1193 г. и умершего 24 августа 1199 г. Он, таким образом, – современник строительства каменной Нередицкой церкви.

На южной грани юго-восточного столба помещено изображение святого, неверно определенного прежде как Никифор, но канонически соответствующе св. Нифонту, имя которого читается в остатках надписи. Было высказано предположение, что эта фигура посвящена епископу Нифонту, занимавшему новгородскую кафедру с 1131 до 1156 г. Не при нем ли была сооружена первоначальная деревянная Нередицкая церковь? Современниками Нифонта были князья, носившие крестильное имя Иван. Между тем именно Ивана как инициатора создания этой церкви называет ктиторская фреска Нередицы.

На северной грани северо-восточного столба помещено изображение в медальоне св. Мины. Так звали попа, который дважды – в грамотах № 549 и 558 – заказывал Олисею храмовые иконы, в том числе и образы шестикрылых ангелов для алтарной преграды какой-то только что построенной церкви. По-видимому, имеются достаточные основания предположить в земном Мине иерея только что построенной Нередицкой каменной церкви. В таком случае мы наблюдаем на столбах церкви отражение всей иерархической триады: митрополит, архиепископ, иерей.

Рис. 31. Фреска Нередицы с изображением Богоматери

Однако эта триада нуждается в очевидном дополнении. Поскольку русская церковь входила в систему константинопольской патриархии, естественно было бы видеть среди изображенных и святого, соименного вселенскому патриарху. С 1191 по 1198 г. патриархом был Георгий II Ксифилин, небесным патроном которого является великомученик Георгий. Не это ли изображение остается не расшифрованным на южной грани северо-восточного столба Нередицкой церкви?

Наиболее важным для нас оказывается изображение на западной грани юго-западного столба. Здесь в медальоне помещен пророк Елисей, соименный Олисею-Гречину.

Последнее интересующее нас изображение – на восточной грани юго-западного столба, где в аркаде помещен преподобный Нестор. Если в галерее патрональных изображений имеется ангел-хранитель художника, то почему бы там не быть и ангелу-хранителю зодчего? Разумеется, можно говорить об этом в самой предположительной форме, коль скоро имени зодчего летопись не сохранила.

Как уже показано выше, Гречин был одним из главных участников «сместного» суда князя и посадника – представителем в нем князя, биричем. Отчество Олисея прочно связывает его с биричем Петром (Петроком) Михалковичем, должность которого унаследована его столь авторитетным сыном. Изложенное обстоятельство позволяет понять происхождение прозвища «Гречин» у исконно русского человека, новгородского уроженца. Князь Мстислав Юрьевич в 1157 г. был изгнан из Новгорода, а в 1162 г. его вместе с братьями изгоняет из Суздальской волости Андрей Боголюбский. Мстислав с матерью и братьями отправляется в Царьград и получает от императора Мануила земли «от Аскалона»[163] (на берегу Средиземного моря, на территории нынешнего Израиля). Надо полагать, что он делил свое византийское изгнание вместе с семьей, членами которой были жена Мстислава Анастасия и ее тогда малолетний брат Олисей, закономерно получивший по возвращении в Новгород прозвище «Гречин».

Восстание 1207 года

Избранный в 1204 г. посадник Михалко Степанич, однако, уже в марте 1205 г. лишился власти, когда Всеволод Юрьевич заменил на новгородском столе Святослава другим своим сыном – девятнадцатилетним Константином. Поводом для замены было малолетство Святослава и желание Всеволода видеть в Новгороде более независимого от новгородцев ставленика: «Того же лета присла великыи князь Всеволод в Новъгород, река тако: «в земли вашеи рать ходит, а князь вашь, сын мои Святослав мал; а даю вы сын свои стареишии Костянтин»[164]. Смена посадников – явный защитительный акт новгородцев, так как на место старого союзника Всеволода – Михалки Степанича – избирается сын популярного своей независимой политикой Мирошки – Дмитр Мирошкинич. Снова в Новгороде устанавливается политическое двоевластие посадника и князя, приведшее к событиям 1207 г., которые занимают в истории Новгорода значительное место.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒