СТРАШНЫЕ СНЫ 1 страница

Часть 4

СТРАШНЫЕ СНЫ

Что было любимо — все мимо, мимо…

Впереди — неизвестность пути…

Александр Блок

Летом 1934 года бужениновский замок, утопавший в буйстве берез и акаций, если взглянуть на него издали — от реки или же от кромки густого, непроходимого леса, производил впечатление таинственного пришельца. Чужеродное это строение казалось заколдованным домом, волей капризной феи или злой колдуньи заброшенным за тридевять земель, насильно выдернутым из другой сказки. Шпили его красных кирпичных башен устремлялись в небо, о чем-то немо вопя, а вытянутые высокие окна скептически взирали на окружающий мир, словно не ожидая от него ничего хорошего.

Мир этот, живущий своей жизнью внутри и снаружи, никак не соотносился с прекрасной готической архитектурой, тонкими устремлениями формы. Ах, велика была разница между изначальным предназначением этой формы, особенностями ее духа и тем содержанием, которое наполняло замок теперь!

Впрочем, дух этот нет-нет да и проявит себя, как, например, случилось в одну из июньских коротких ночей, после шумного торопливого дождя со всполохами молний, с раскатами грома во все поднебесье, — средний этаж замка вдруг прорезал чей-то визгливый вопль, и следом без малого две дюжины детских босых ног топотом пяток взбаламутили безмолвие сурового строения.

Многоголосое «А-ааа! » и «О-ооо! » летело впереди орущих, закручивалось на лестничных пролетах, рассыпалось, раскатывалось эхом в галереях и коридорах, выплескивалось в холл, украшенный большими портретами вождей революции, скользило по перилам вниз, наконец достигло кухни и кладовки, где дремал сторож Михеич. Разбуженный визгом, Михеич вынужден был затеплить огонь керосиновой лампы, разогнуть скованные ревматизмом колени и сунуть вечно мерзнущие ноги в обрезанные валенки.

Вся эта какофония сотрясала пространство широкой парадной лестницы, рассыпалась по нижнему холлу, достигала заветных уголков шедевра немецкой архитектурной мысли. Ватага детей, подобно рою встревоженных пчел, летела вниз плотным комом, пока не наткнулась на искаженное желтым чахоточным светом сонное, мятое лицо Михеича. Заросшее седым неровным мхом, лицо это не выражало ничего, кроме покорного ожидания, и все же показалось до того страшным, что, на миг поперхнувшись, «А-ааа» и «О-ооо» усилилось, развернулось и понеслось в обратном направлении.

— Кутерьма, прости, Господи, — пробормотал Михеич, не трогаясь с места.

Теперь вопль страха несся наверх — к башням, к чердаку, к забранным решетками окнам, будто там, в вышине, могло находиться спасение от неведомого ужаса, что гнал перепуганных детей незнамо куда.

И когда босые ноги, наступая друг на друга, уже почти достигли последних ступенек витой лестницы — там, в темноте башни, в ее таинственной глубине, мелькнуло что-то белое. Лишь намек, подобие силуэта, призрак…

В тот же миг вся эта донельзя взвинченная компания с криком сорвалась вниз, покатилась, не разбирая дороги, падая, наступая на упавших, толкая и затаптывая друг друга.

— А-а а а!

— О-о о о!

Казалось, стихию эту невозможно остановить. Она грозилась смести засовы и пробкой вылететь во влажные просторы сонного парка, но… Вот хлопнула входная дверь, раздались торопливые шаги. В круг жидкого света вошла молодая женщина. Ее строгое и вместе с тем участливое лицо с преимуществом прямых безукоризненных линий встретилось взглядом с одним из детей. Им оказался мальчишка лет девяти с большими серыми глазами. Этого было достаточно, чтобы беспорядочный ком детских тел приостановил свое ускорение. Мальчишка раздвинул локти, останавливая товарищей.

— Августина… — раздалось у него за спиной. Визг надорвался и постепенно иссяк.

Только громко раздавалось чье-то сбивчивое тяжелое дыхание.

— Кто кричал? — спросила воспитательница, обводя усталым взглядом объятую ужасом ораву.

Михеич приподнял фонарь. Теперь уже перед женщиной предстали все действующие лица ночной мистерии — такие жалкие, одинаково остриженные, с вечно голодным выражением глаз. У женщины дрогнуло сердце. Но голос ничем не выдал чувств.

— Итак, я жду. Кто-нибудь в состоянии объяснить? Вперед выступила девочка в длинной, с чужого плеча, застиранной ночной сорочке:

— Августина Тихоновна, там… там… — Боясь оглянуться, девочка показывала пальцем назад.

— Привидение! — выговорил за нее мальчик, стоящий впереди всех.

— Опять привидение, — устало вздохнула воспитательница, забирая у сторожа лампу. — Хоть бы что-нибудь новенькое выдумали… — И, обернувшись, бросила: — Ложитесь спать, Кузьма Михеич. Я разберусь.

И пошла по лестнице наверх в плотном кольце детей, старающихся не выходить за круг зыбкого света.

Это была средняя группа. Тот самый пятый отряд, что доставлял педагогическому составу детского дома «Красные зори» наибольшее количество хлопот и постоянную головную боль. Второй раз за неделю отряд будил весь дом своими фантазиями о привидениях.

Августина проводила детей до спален, подождала, пока они улягутся.

Вошла в комнату девочек, держа перед собой лампу.

— Кто сегодня дежурит по комнате?

Десять острых подбородков торчали над полосками простыней.

— Я…

Рита Землянская — остроносая глазастая девочка с локтями в зеленке — села в своей койке. Пружины чуть скрипнули.

— Расскажи, Рита, как все произошло.

— Она не видела! Это Шульгина в уборную ходила и увидела! — выкрикнули из темного угла.

— Ты вообще спала, не встревай!

Августина чуть приподняла лампу, не обращая внимания на выкрики, подошла к дежурной.

— Я просила Риту рассказать. Итак?

— Августина Тихоновна, это все Машка Збруева!

В ответ на это заявление из дальнего угла незамедлительно возразили. Маша Збруева — рыжая, веснушчатая, тощая — высунулась из-под одеяла:

— Я?! Чуть что, сразу Збруева!

— Это Машка весь вечер рассказывала страшное про мертвую девочку! Нарочно, чтобы все боялись! Я говорила — всем спать, а она не слушалась.

— Итак, Маша рассказывала страшную историю, — обобщила Августина. — Что же это за история?

Рыжая Маша вытаращила глаза и закатила их к потолку.

— Только покороче, Збруева, — попросила Августина.

— Когда-то давно в замке жила больная девочка… Она ходила по галерее, играла на пианино в верхнем холле…

«Когда-то давно… — усмехнулась про себя Августина. — Кажется, что это было вчера. А ведь, в сущности, действительно давно. Тогда мне было шестнадцать, а теперь тридцать четыре. Как и тогда, у меня нет своего дома. Только тогда имелись еще иллюзии и надежды, а теперь — ни того ни другого. А оказывается, человеку необходимы иллюзии. И уж конечно, надежды на счастье».

— Ну а дальше?

— И вдруг она умерла! — выпалила Збруева, сделав страшные глаза. Соседка вжалась в кровать и с головой накрылась одеялом,

— Вот как? Ну и что? — спокойно поинтересовалась Августина.

— Как — ну и что? — искренне удивилась Машка. — Была революция, и замок у ее родителей отняли. Теперь здесь живем мы. Мертвой девочке это не нравится! Каждую ночь она выходит из башни…

— А может, из подвала! — живо перебила рассказчицу Рита Землянская. Ей стало обидно, что все снова слушают выскочку Машку. — Ты что, сама видела?

— Видела! — со взглядом фанатика выпалила Машка. — Вот те крест, видела!

— Крестится, крестится! — засмеялась Рита, показывая пальцем на Збруеву. — А еще пионерка!

Августина поморщилась, опустила лампу.

— Рита, некрасиво показывать пальцем, — бросила дежурной и снова повернулась к рассказчице: — А кто тебе рассказал про мертвую девочку?

Машка упала на подушку и натянула простыню до подбородка. Она явно не желала выдавать кого-то.

— Да старшие девчонки ей рассказали! — доложила Рита. — У нас все знают про это привидение!

— Вот если бы вы спали ночами, а не страшные истории сочиняли, было бы больше пользы, — строго сказала Августина. — Сейчас всем спать. Я буду в коридоре и прослежу, чтобы никаких привидений не появилось.

Августина напоследок прошла меж коек воспитанниц, поправляя одеяла. Невольно пришла мысль о том, что дети эти чем-то похожи на них, детей начала века. Те же игры в привидения, ужасы и разговоры по ночам. И все же они другие. Непоправимо другие. У этого поколения детей иные лица. В них нет той доверчивости и мечтательности, и еще — на лицах этих детей печать сиротства. Она сквозит даже в самых красивых лицах. Читается в глазах, в осанке, в жестах — во всем. И они, педагоги, ничего с этим поделать не могут. Для них стало главным — накормить детей. Забота о хлебе насущном для «Красных зорь» — главное. Преподаватели с ребятами и рыбу ловят, и по грибы ходят, и ягоды на зиму запасают. Фактически это детское государство, нацеленное на самовыживание.

Августина покинула комнату средних девочек и заглянула к малышам. Там почти все спали. Только с краю, у двери, ворочался тот самый большеглазый мальчик Костя.

— Спи, — тихо посоветовала воспитательница, опуская руку ему на плечо. — Привидений не бывает.

— Бывает, — громким шепотом возразил он. — Я сам видел!

— Сам? Какое же оно?

— Чуть пониже вас ростом, — деловито примерился мальчик. — Белое и костлявое. Так и гремело костищами-то!

— Ах, Костя, Костя! Ну почему оно мне-то не показывается?

— Наверное, оно детей больше любит…

— И ты его боишься?

— Не-а…

— Тогда спи.

«И малыши не такие, — с грустью и даже с какой-то непонятной обидой подумала Августина. — Попадают к нам запущенные, голодные, вшивые, пугливые, с рахитичными животами. И прежде чем их тела и лица приобретут нормальный вид, дети успевают подрасти и перейти в среднюю группу. К тому времени их взгляд напрочь утрачивает доверчивость. В нем недостает наивности, которая придает ребенку столько привлекательности. А может, это и правильно? Зачем нужна наивность, если ей суждено столкнуться с действительностью…»

Августина прикрыла дверь спальни малышей и направилась в холл, где и надлежало находиться дежурному воспитателю, когда услышала торопливые шаги в правом крыле. Кто-то направлялся в спальни со стороны лестниц. Уборные находились в конце каждого крыла, и для того, чтобы попасть туда, не было нужды ходить на другой этаж.

Августина прибавила огня в лампе.

— Кто здесь? — крикнула она.

Шаги на секунду замерли, а потом возобновились. Человек побежал. Повинуясь внезапному порыву, Августина сорвалась с места и ринулась вслед за бегущим. Она быстро миновала холл и бежала уже подлинному коридору правого крыла, когда убегающий от нее метнулся к дверям спальни. Сейчас влетит в комнату, юркнет в кровать и притворится спящим! Выясняй потом, кто и зачем ходит ночью по замку…

Однако беглянка, а это была именно беглянка — в сорочке до колен — торкнулась в двери и осталась на месте. Двери кто-то запер изнутри.

Когда воспитательница приблизилась, девочка оставалась стоять лицом к двери, прижавшись лбом к ее крашеному полотну.

— Варя?

Варя Коммунарова повернулась и прямо взглянула в глаза воспитательницы.

Лишь учащенное дыхание выдавало то, что она убегала. Во взгляде не было ни смущения, ни раскаяния. Только вызов да какое-то упрямое спокойствие. Августина почувствовала, как холодок пробежал по спине под этим почти враждебным взглядом.

— Варя, что ты делала на лестнице?

— Я ходила взглянуть… мне показалось, кто-то кричал… вы разве не слышали?

Августина внимательно наблюдала за воспитанницей. Надо же, она совсем не похожа на Соню! Нет, конечно же, в чертах лица есть повторение, но выражение глаз, образ совсем другой. Эта смесь сходства и непохожести всякий раз поражала Августину, когда она смотрела на дочь своей подруги.

— Но… зачем же ты тогда от меня убегала?

— Откуда же я знала, что это вы, Августина Тихоновна? Я думала, это оно…

—?

— Привидение.

Варя старалась придать своему взгляду полагающуюся наивность, но она еще не знала, как выглядит такой взгляд со стороны. Августине стало неуютно под этим взглядом. Она ощущала беспомощность и начинала злиться. Варя стояла перед воспитательницей, прислонившись лопатками к двери, босой ногой трогала порог и, будто невзначай, при этом пару раз довольно громко стукнула в дверь пяткой. Волосы закрывали уши, спускались на шею — Варя пыталась отрастить косу.

— Только не рассказывай, что ты, такая взрослая, веришь в эти сказки о привидениях. Тебе сколько лет сейчас?

— Четырнадцать.

Юлиану было бы шестнадцать, привычно перевела Августина. Он тоже из этого поколения. Каким бы он был сейчас?

Наверное, ее старший сын не был бы похож на этих обездоленных детей. Он рос красавцем и умницей.

За дверью послышался легкий шум, вероятно, из двери вынули засов. Варя пожала плечами:

— Я не верю. Но вдруг?

Августина вздохнула:

— Ступай, Варвара, ложись спать. Привидений не бывает. Но прежде чем воспитанница скрылась за дверью, Августину обожгла ее странная полуулыбка.

Удивительное свойство имеет утро! Какой бы страшной и неприятной ни казалась ночь, звонкое июньское утро способно смыть любое неприглядное впечатление с ее темного лица. Когда Августина возвращалась во флигель после ночного дежурства, в акациях уже допевали свою песню соловьи. Вокруг разливался густой медовый дух цветущего разнотравья, ветер доносил снизу влажные речные запахи, на песчаных дорожках после ночной грозы извивались дождевые черви. Яркая зеленая трава не успела сбросить тяжелые капли, и они сверкали в первых лучах.

Четырехлетний крепыш Владислав стоял на крыльце флигеля и наблюдал за работой крупного навозного жука, который тянул что-то через дорожку. Брови серьезного наблюдателя были сдвинуты к переносице, и от умственной работы лицо выглядело насупленным, сердитым. Повариха тетя Глаша попыталась потискать ребенка, умильно протянула к Владику большие полные руки, но тот ловко увернулся, спрыгнул с крыльца и спрятался за поленницу. Наблюдая эту сцену, Августина невольно улыбнулась.

— Не дается! — кивнула повариха в сторону поленницы. — Бука он у тебя, Августина.

Мать на цыпочках подобралась к поленнице и заглянула сверху в тот угол, где прятался сын. Малыш стоял, прижавшись к поленьям, серьезно слушая ворчание поварихи, стараясь ничем не выдать себя. Круглое щекастое лицо его выдавало досаду. Теперь из-за назойливой тетки Глаши не успеть проследить за жуком. Не всякий день выпадает такая удача — застать огромного блестящего жука за работой, и вот на тебе — вечно кто-нибудь помешает.

Не слыша больше ворчания толстой поварихи, Владик чуть-чуть подвинулся и осторожно выглянул из-за поленьев. Увидев повариху, развешивающую на веревке белье, мальчик немедленно скрылся.

Тогда Августина присела на корточки, став вровень с сыном. Когда он снова попытался проследить за поварихой, нос к носу столкнулся с матерью. В первую секунду отпрянул, распахнул глаза, а в следующую — смущенно и радостно разулыбался.

— Ну, какой же он бука, тетя Глаша? — громко возразила Августина. — Он мамин защитник и помощник!

Взявшись за руки, мать и сын прошествовали мимо поварихи. Та только головой покачала.

В маленькой комнате флигеля царил порядок. Кровать, на которой спал Владик, была неумело, но старательно застелена грубым шерстяным одеялом. На столе у окна стояла накрытая полотенцем посуда.

— Сейчас будем пить чай, — объявила мать, зажигая керогаз.

Сын подставил к столу табурет, влез на него, неторопливо снял с посуды полотенце, достал два блюдца, чашки, расставил на нужном расстоянии. Затем освободил от газеты четвертинку ржаного кирпичика, вынул из стола нож. Проделав эти необходимые действия, мальчик взглянул на мать.

— Молодец, сынок. Посмотрим, что у нас найдется к чаю. Мальчик сполз с табуретки, присел на корточки перед створками стола-буфета. Августина открыла их и вместе с сыном заглянула внутрь. Там стояла банка с остатками сливового повидла, и в миске лежало несколько яиц.

Яйца, пожалуй, можно оставить на вечер. Утром их еще ожидает каша тети Глаши, а вот вечером после детдомовского раннего ужина мальчик наверняка успеет проголодаться.

— А к чаю у нас повидло, — заключила она и, подождав, пока сын вытащит из недр стола банку, налила в чайничек со смородиновым листом кипятку, накрыла полотенцем, затем намазала повидлом кусок для сына. Заглянула в банку — тут ему еще на два раза хватит — и убрала в стол.

— А тебе? — спросил сын, внимательно наблюдая за манипуляциями матери.

— Что-то не хочется, сынок.

— Всегда тебе не хочется…

Во дворе уже играли побудку. Физкультурник Федя Абрамов в своих бессменных сатиновых шароварах пробежал в сторону спортплощадки.

Неторопливо попивая чай, мать и сын посматривали в окошко. Вот, ежась от утреннего холода, появились малыши. Сразу же рассыпались горохом. Воспитательница Зиночка носится за ними как клушка, не может собрать. У них уже ноги в росе, кто-то поднял с земли червяка, и началось…

Свисток физкультурника ветром сдувает со двора малышей. Им на смену появляется пятый отряд. Сонные, сердитые — не выспались. Еще бы, полночи от призрака носились. Солнце, трава и роса смеются над их страхами. А сами подростки злятся — лучше бы спали!

Старшие покидают замок в последнюю очередь. Без энтузиазма они плетутся на спортплощадку, ворча и потихоньку ругаясь. Кто-то убегает курить за березы. Мать и сын переглядываются. Оба они любят эти минуты утреннего чая, когда им никто не мешает. Потом будет каша в общей столовой, шум и толкотня детского дома, чужое вторжение в их маленький мир. Но теперь они только вдвоем и им не нужны слова.

Выпит чай, Владик ставит чашки одну в другую, собирает крошки со стола — для птиц. Вот теперь можно поговорить.

— В город пойдем? — спрашивает мальчик, подперев кулачком щеки.

— Сегодня собрание, — вздыхает Августина.

— Какое собрание?

— Обзор международных событий.

— Каких событий?

— Политика мира у нас и политика войны у них, — объясняет Августина, моя чашка в эмалированной миске. — Приедет лектор. Будет читать лекцию.

— А потом?

— А потом — производственное собрание.

— Ругать будут? — серьезно продолжал спрашивать сын.

— Не без этого, — соглашается Августина.

— А кого?

— Это уж найдут кого.

— А пускай он спрячется.

— Кто?

— Тот, кого ругать. Тогда не найдут.

— В том-то и дело, что никто заранее не знает, кого ругать станут. А то бы непременно спрятались.

— А тебя станут? — насупился сын.

Августина посмотрела на него и с трудом сдержала улыбку. Насупленный и воинственный, Владислав выглядел таким потешным!

— Нет, что ты! — живо возразила она. — Меня не посмеют. Все знают, какой у меня защитник подрастает.

После заверения матери Владик вздохнул, распрямил бровки. Ну, если мать ругать не станут, то, конечно, пускай идет на свое собрание.

— А ты чем займешься, сынок? — серьезно спросила она, зная, что с Владиславом нельзя разговаривать как с ребенком.

Сын оглядел комнату, нашел, что здесь полный порядок и его участия вроде бы и не требуется, взглянул в окно. Там вдалеке, на лужайке, паслась их кормилица — коза Муська.

— Пойду погляжу, где травы для Муськи побольше.

— Да, уж ты посмотри, сынок, только далеко не уходи. Муську мы ведь далеко не отпустим, ее волки утащить могут.

Владик серьезно кивнул, не останавливая свое внимание на таких мелочах, как волки. Уж он-то с ними сумеет разобраться.

Когда Августина поднялась в библиотеку, там уже собрались все, кроме дежурных воспитателей. Лекция шла полным ходом. Лектор яростно и красноречиво повествовал о положении в Европе.

Увидев опоздавшую, лектор замолчал. Он выдерживал паузу, пока она пробиралась вдоль стеллажей, нашла свободное местечко и села.

Сердитый парень из райкома в сатиновой косоворотке смотрел в окно, ожидая полнейшего внимания.

— Посудите сами! — предложил лектор, обернувшись и уставившись прямо в глаза Августине. — В Австрии ликвидируются профсоюзы, создается единая фашистская профорганизация, руководители которой будут назначаться правительством. Подписано торговое соглашение между Германией и Данией. Пока — торговое! Англия и Франция всячески потакают германскому империализму, не замечая нарушений Версальского договора! На путь агрессии также вступила Япония, и у нас на Дальнем Востоке сейчас образовался опасный очаг!

Августина опустила глаза. Она почувствовала, что веки предательски слипаются. После ночного дежурства ужасно хочется спать. Она не могла сосредоточиться на лекции, хотя лектор говорил страстно и грамотно. Чтобы отвлечься, она стала смотреть на сидящих в первом ряду. Там, держа спину прямо и кивая в такт ритму рассказчика, восседала замдиректора Тамара Павловна Слепцова. Это выглядело так, будто она лично научила лектора, как и что говорить, и теперь вполне довольна. Рядом с ней пристроился физкультурник, то и дело покручивая головой и меняя позу, поскольку сидеть на одном месте ему было чрезвычайно трудно. Дальше сидела пионервожатая Нюра. Она не сводила с лектора восторженных глаз.

— Куда же смотрит пролетариат тех стран, где наглеют фашисты? — вдруг громко спросил библиотекарь Слава Крохин. От вопроса, раздавшегося над самым ухом, Августина вздрогнула и вместе со Славой воззрилась на лектора. На них обернулся весь первый ряд, включая замдиректора Тамару Павловну.

Лектор вновь выдержал паузу. Дождался, пока все обратят взоры к нему.

— Хороший вопрос, — согласился лектор. — Но рабочее движение не дремлет! В Австрии вовсю льется кровь восставшего пролетариата, Чехословакия стала центром эмиграции австрийских коммунистов. Причем мужественные австрийские повстанцы утверждают, что их вдохновлял в борьбе пример русских рабочих.

— А другие-то что молчат? Те же англичане и французы?

— В том-то и дело, что не молчат! Жизнь и борьба в Европе бурлят! Пролетариат всех стран ждет только удобного момента, чтобы объединиться! ЦК Французской компартии обратился с воззванием ко всем трудящимся, призывая к сплочению единого фронта отпора фашистам! В городе Лилле две тысячи рабочих разгромили собрание фашистской организации и организовали антифашистскую демонстрацию.

— А как же мы? — удивился Слава и оглянулся на коллег. — Что же мы-то молчим?

— Резонный вопрос, товарищ! — похвалил лектор. — Однако именно он предваряет законный интерес — какова же политика нашего государства? Кто хочет сделать предположения по этому вопросу, товарищи?

Как школьница, вытянула руку кверху пионервожатая Нюра.

— Пожалуйста, товарищ! — снисходительно разрешил лектор.

— Одним из первых актов нашего правительства был декрет о мире, и это стремление к прочному, действительному миру красной нитью проходит через всю деятельность советской дипломатии! — отчеканила идейно подкованная пионервожатая.

— Правильно, товарищ! — вдохновился лектор. — Политике агрессии и интриг мы противопоставляем нашу политику мирных актов и экономического сотрудничества народов. Конечно, мы поддерживаем воюющий пролетариат, вместе со всем прогрессивным человечеством выступаем против фашизма и приветствуем рост революционного подъема в капстранах. Но мы открыты для сотрудничества!

И лектор бодро зарапортовал об успехах нашей дипломатии.

В его речи мелькали названия стран. Августина вдруг вспомнила Льва. Как всегда в таких случаях, подумалось: где-то он сейчас? Удалось ли осуществить свои планы? Ушел ли он тогда за кордон или, схваченный пограничниками, был осужден? А возможно — и расстрелян? Она поймала себя на мысли, что хочет думать, будто ему все удалось. Тогда, в Средней Азии, его исчезновение никто не воспринял как побег. Все выглядело так, будто басмачи выкрали архитектора. К таким их выходкам все привыкли. Поговорили — и забыли. Возможно, теперь он в одной из названных лектором стран, занимается архитектурой… Помнит ли он о ней?

— А сами-то немцы? Германский пролетариат куда смотрит? — не унимался Слава. — Когда они повернут штыки против своих же капиталистов?

— Эдак они и до нас доберутся, — поежилась Тучкова. — Эти фашисты. Что ж, снова воевать?

— Да мы их сразу задавим! — выкрикнул физкультурник. — Вон в Гражданскую — на нас откуда только не совались! Не вышло!

На реплику физкультурника неожиданно отозвался учитель немецкого Шварц — человек разносторонний и начитанный. С ним было интересно поговорить на любую тему, и поэтому, когда заговорил Шварц, Августина вынырнула из своих мыслей и прислушалась.

— Напрасно вы так оптимистичны в этом вопросе, Федор Николаевич, — негромко возразил Шварц. — Если, не дай Бог, разразится война с Германией, лихие тачанки не понадобятся. Необходима будет совершенно новая военная техника. Я бы даже сказал — новейшая.

— Вы, Генрих Артурович, поклонник всего немецкого и, боюсь, склонны преувеличивать боевую мощь фашистских вояк, — вставила Слепцова.

— Нет, дело не в этом… Их авиация, например, значительно превосходит нашу, и это только один аспект…

Лектор внимательно наблюдал за возникшим спором, а затем ловко встрял, чтобы прекратить его:

— Никто с Германией воевать не собирается, наши страны сотрудничают, и весьма успешно!

— Зато правительства других стран повсеместно ведут травлю Советского Союза! — не удержался библиотекарь Слава. Августина подозревала, что Слава просто желает показать свою начитанность. Очень уж любит он вставлять реплики.

— Согласен, — наклонил голову лектор. — Именно поэтому не стоит терять бдительность, товарищи! Опасность военного похода против СССР сохраняет свою актуальность, ибо она питается ненавистью всех капиталистических держав к отечеству всемирного пролетариата! Вот почему трудящиеся всех стран под руководством Коминтерна должны быть готовы к защите СССР и к грядущим боям за свержение империализма! Концовка лекции потонула в аплодисментах, лектор, покрасневший от успеха, собирал свои записи. Тамара Павловна поднялась, пожала лектору руку и, распрощавшись с ним, повернулась к коллегам. Улыбка, предназначенная гостю, растворилась в озабоченности, немедленно проступившей на лице замдиректора.

— Сейчас начнется, — прошептал Славик, наклонившись к Августине. — Спасайся кто может…

Августина промолчала. Сама не помнит когда, она завела себе это правило: говорить только в случае крайней необходимости. Это ее правило не раз сослужило хозяйке добрую службу. В коллективе ее уважали и к ней прислушивались, хотя иные и считали несколько высокомерной. Она держалась особняком и не сплетничала. Вероятно, поэтому многие доверяли ей свои секреты.

— Товарищи коллеги! — обратилась к собравшимся начальница. — Вот мы тут сейчас слушали о международном положении и еще раз убедились, что наша первостепенная задача — вырастить достойных бойцов, защитников Отечества. А между тем дисциплина в стенах этого дома страдает! Донельзя мы распустили детей!

Начальница говорила неприятно звонким и оттого почти визгливым голосом. Никак не могла Августина привыкнуть к выкладкам новой начальницы после тактичной, интеллигентной прежней. Особенно резали слух эти «тонкие» намеки на дисциплину, которую якобы «распустила» прежняя директор, Наталья Ивановна. А вот как раз у Натальи Ивановны-то и получалось руководить, никого не обижая. Захочет поругать, вызовет в кабинет, скажет твердо, но без подковырки. И не обидно.

— Резко упала трудовая дисциплина! Дети отлынивают от работы! Второй отряд дошел до того, что уснул в кустах во время прополки свеклы!

— А где воспитатель был? — поинтересовалась соседка Августины, воспитательница Тучкова.

— А вот мы сейчас и спросим. Товарищ Абрамов, коллеги интересуются, где же вы были, когда вверенная вам бригада детей устроила лежбище на лужайке близ поля?

— За водой ходил! — живо отозвался физкультурник. — Пить-то охота. Жара, мухи…

— И как вы наказали нарушителей, Федор Николаевич?

— Как наказал? Заставил взять мотыги — и на поле. Какое тут может быть наказание?

Тамара Павловна развела руками. Дескать, о чем говорить с таким воспитателем.

— Вы хоть понимаете, что они устроили открытый саботаж?

— Я и слов таких не знаю, — усмехнулся физкультурник.

— Ну а как с ними сладишь? — поддержала Тучкова. — Какие у нас детки? Особенные. Беспризорники да дети врагов народа. Наказывать надо как следует! Ужесточить наказания!

— Это как так — ужесточить? — с интересом повернулся в ее сторону библиотекарь Слава. — Пороть?

— Пороть не пороть, а в карцер сажать надо!

— Согласна! — подхватила начальница. — Давно пора оборудовать карцер. Подвалы у нас просторные…

— Опять подвалы! — взвинтился физкультурник. — Я же просил подвалы под тир оборудовать!

— Вы что, серьезно? — Брови пионервожатой Нюры полезли вверх. — Карцер… в подвале…

— А что особенного? — мило улыбнулась Тамара Павловна. — Во все времена в учебных заведениях существовали карцеры — такие комнаты для отпетых нарушителей. Мы же все нянчимся.

Коллеги оживились.

— Раньше розги были, так давайте введем! — крикнул кто-то. Рядом охотно засмеялись.

— А что? Розги бы не помешали. Тем более есть где взять. Лес кругом…

— Вы напрасно иронизируете, товарищи! — оборвала развеселившихся подчиненных начальница. — Только за последние две недели у нас столько случаев вопиющего безобразия! То, что половина наших воспитанников курят, думаю, не новость. Меня интересует, где они берут табак и куда при этом смотрят воспитатели?

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒