|
|||
24 августа.
Эрна едет сегодня. Она похудела и как-то сразу увяла. Погас на щеках румянец и лишь по-прежнему беспомощно вьются кудри, словно просят пощады. Я надолго прощаюсь с нею. Она стоит передо мной, хрупкая и печальная. Ее опущенные ресницы дрожат. Она говорит тихо: — Ну, вот, Жоржик, конец. — Ты рада? — А ты? Я хочу ей сказать, что я счастлив и горд, но в душе у меня сегодня нет ликования. Я угрюмо молчу. Она вздыхает. Под кружевом платья ее грудь ходит порывисто и глубоко. Она, видимо, хочет мне что-то сказать, волнуется и не смеет. Я говорю: Когда поезд отходит? Она вздрагивает. — В девять часов. Я равнодушно смотрю на часы. — Эрна, ты опоздаешь. — Жорж … Она все еще не решилась. Я знаю: она заговорит о любви, будет просить участия. Но во мне нет любви и я ничем не могу ей помочь. — Жорж, неужели? — Что неужели? — Неужели мы расстаемся? — Ах, Эрна, не навсегда. — Нет, навсегда. Ее голос чуть слышен. Я отвечаю ей громко: Ты, Эрна, устала. Отдохни и забудь. И до меня долетает шепот: — Я не забуду. В ту же минуту я вижу: ее глаза покраснели и легко, как вода, покатились частые слезы. Она некрасиво трясет головою. Ее локоны мокнут в слезах, жалко свисают к шее. Она рыдает и шепчет невнятно, глотая слова: — Жорж, милый, не уйди от меня. .. Солнышко мое, не уходи… В памяти встала Елена. Я слышу ее звонкий радостный смех, вижу сияющие глаза. И я холодно говорю Эрне: — Не плачь. Она сразу умолкла. Вытерла слезы, уныло смотрит в окно. Потом встает и, шатаясь, подходит ко мне. Прощай, Жорж. Прощай. Я повторяю, как эхо: — Прощай. Вот она стоит у моих открытых дверей и ждет. И все еще шепчет с тоскою: — Жорж, ты ведь приедешь … Жорж? . .
|
|||
|