|
|||
Глава 4 Зинка КабановаАнгелина сидела на обочине и пересыпала песок с руки на руку. Солнце на минутку прикрылось тучей, запахло луговой травой, с речки задул ветерок. Мимо толкала коляску толстая мамаша. Она говорила в мобильный телефон: — Нет, таки, вы думаете, что-то есть в моей груди? Таки вы ошибаетесь. Она пустая, эта грудь. Молока вы там не найдёте. И этот паршивец всё равно её требует. Таки это соска, а не грудь. Но я не могу быть соской, я занятая женщина. Ангелина поморщилась и дала себе слово никогда не заводить детей и уж точно не кормить их грудью. Она пробьётся в люди и станет заколачивать бабки. Чтобы никогда в них не нуждаться. Потом прошли две тётки в обтягивающих шортах-велосипедках и грязных, измазанных землёй, растянутых футболках. Они пели песню. «Не слышны в саду даже шо-орохи». — Ой, — одна остановилась, поправила очки и всплеснула руками, — это же Таткина внучка. Гелюшка? Как ты выросла… — И правда выросла, — подхватила другая, — эх, Гелюшка. Она явно не помнила Ангелину, но ей всё равно было, что подхватывать — хоть «Подмосковные вечера», хоть «Гелюшку». За «Гелюшку» Ангелина с удовольствием врезала бы обеим, но тут подошёл шатающийся усатый мужичок, и они втроём ни с того ни с сего расхохотались. Ангелина сообразила, что все трое — пьяные. Она проводила их глазами и подумала, что странно всё-таки слышать про бабку — Татка. Бабка и есть бабка. Старая, больная и вредная. А Татка — это как будто про девчонку говорят. А бабка, по мнению Энджи, девчонкой не была. Такой вот и родилась, старой, больной и вредной. Наконец на велике подъехал Вик. Он посигналил. — Брюссель! — бросила ему Ангелина. — Лондон! — ответил Вик и слез с велика. — Найроби! — Иерусалим! Он аккуратно прислонил велик к забору старой Кабанихи и махнул подошедшей Алёне. — Минск. — Канберра. — Была уже вчера. — Тогда… К… К… — Пожалей его, — попросила с улыбкой Алёнка. — Обойдётся, — усмехнулась Ангелина. Ещё чего — жалеть Вика. У него мамаша работает в музее. А он хвастал, что историю уважает. Так пусть отвечает! Сам, между прочим, предложил в столицы поиграть. Теперь вон пыжится. Вик и правда даже покраснел от напряжения. Краснота проступила сквозь веснушки, и он со своими пухлыми щеками стал похож на синьора Помидора. — Сейчас я вспомню… я вчера атлас смотрел. — А я не смотрела. — Врёшь? — поразился Вик. — Не-а. Ангелина смотрела столицы в интернете (специально сгоняла на местную почту), но не говорить же об этом синьору Помидору. Пусть лучше думает, что она гора-а-здо умнее. — Ладно. Вик почесал голову. — Вик, а чего ты с нами все шерохаешься? — вдруг спросила Ангелина, — шел бы к парням. — Так все разъехались, — пробормотал Вик, — лето же… Мишка к бабке под Тулу уехал… — А Димка рыжий? — Он же мелкий. Чего мне с ним делать-то? — Зануда ты, Вик, — скривилась Ангелина, — слова доброго у тебя не допросишься! — А! Ты про это? Мне с вами очень интересно! — А нам с тобой нет! — отрезала она, — потому что ты даже в города нормально играть не можешь. — Я сейчас… К… Алёнка, книжку мне принесла? — Ага. На багажник тебе прикрепила. — А что рисуешь? Девочка сидела на корточках и палочкой чертила какое-то подобие ключа. — Да вот, загадку про принцессу пытаюсь вспомнить. Что-то типа гуляла она по лесу и что-то потеряла. Не помните? — В моём детстве не было загадок про принцесс, — хмыкнул Вик. — А ты, Энджи? — А чего это ты вспомнила? — Не знаю. Я вообще люблю вспоминать детство. Здоровское было время. Во всё веришь… Я тогда была счастливее, чем сейчас. — А по-моему, мы в детстве были идиотами, — сказала Ангелина, — именно, что во всё верили. Такие наивняги… Ничего не знали. Как дети делаются, не знали. И взрослым верили. А они всё врут. — Ты бы не хотела снова маленькой стать? — спросил Вик. — А ты что, машину времени собрался изобрести? — Нет, но если бы мне предложили… — Не, ни за что. Я в детстве фишку не секла. А сейчас насобачилась. Так что — нетушки, мерси, идите в баню… Алёна же подумала, что она, к сожалению, в детстве «секла» слишком много «фишек». И про то, что родители всегда разговаривают друг с другом, как будто фехтуют. И что у Милочки под Орлом болеет племянница, а лекарство приходится привозить из Германии, потому что в России оно не продаётся. И про собак, которых сначала приучают к себе, а потом, когда надоедают, отвозят за три деревни и бросают. И вообще про всю несправедливость… Но всё равно — она была счастлива. Потому что Картория была рядом, близко, стоило запереть дверь ванной и — оп! В зеркале вместо Алёны появлялась Элен в серебристом костюме, готовая к битве со всеми несправедливостями сразу. — А я думаю, что в детстве… — начала Алёнка, но не закончила, потому что к воротам Кабанихи подкатила машина. Ангелина впилась глазами в новенький «Фиат». Ладный, синенький, блестящий, как леденец. Так это Зинка Кабанова, дочка Кабанихи! Вылезла из машины и говорит: — Привет, молодёжь! Как урожай в этом году? «Издевается, — поняла Ангелина, — догадалась, что бабка полоть заставляет. Вот зараза. Её-то учёная мамаша за всю жизнь ни одной грядки не вскопала. Только и знает, что чужих мужей отбивать». Ходили слухи, что муж старой Кабанихи сначала ухаживал за Ангелининой бабкой. А потом появилась эта. И захапала чужого жениха. Ангелине плевать было на чувства, ну не поделили бабки деда какого-то, он уже помер давно. Зинка ещё ребёнком была. Но дом-то вон какой Кабанихе оставил. На пальцах у Зинки — колец семь, наверное. А волосы паршиво покрашены. У них там, наверное, в Москве нормальных парикмахеров нет. Не зря Жанка к тёте Наде в Звенигород записывается. И нос у Зинки картошкой. Да целой репой. Как у мамаши, у старой Кабанихи. Уродки обе, и старая, и молодая. «Однако ж умудрилась эта уродина себе мужа в Москве надыбать, — подумала со злостью Ангелина, — может, он, конечно, на ней беременной женился. Но сын-то Колька уже в пятый класс ходит, а муж эту репоносую не бросает! Ну почему у Жанки, такой красивой, не выходит никого нормального из Москвы подцепить?! В чем прикол, а? » Зинка достала из машины пакеты, поставила их на землю и стала рыться в карманах в поисках ключа от калитки. «Фу-ты, ну-ты, какие мы занятые, — раздражённо подумала Ангелина, — сколько у нас пакетиков! » Она разглядела надпись «duty free» на одном из них. Ага, это дорогие шоколадки из командировок для старой Кабанихи! — Ребята! Помогите! — позвала Зинка. Вик подошёл. Зинка дала ему ключи, а сама продолжила рыться, теперь — в сумочке. Вик с важным видом подошёл к «Фиату», пикнул ключами, поднял крышку багажника и вытащил коляску. Инвалидную. — Разложи её, — попросила Зинка. Вик тряхнул коляску, и она растопырилась посреди дороги. Ангелине страшно хотелось уесть молодую Кабаниху, щёлкнуть по носу-картошке и за «Фиат», и за колечки, и за «duty free». Но в голову ничего не приходило, кроме… — Вик! Прокати-ка меня на этом скейте! Вик даже рот открыл, но Зинка ничего не успела возразить, потому что Алёнка подскочила и выпалила: — Не надо, Энджи! С этим не шутят. — Да ладно, — усмехнулась Ангелина, — я ничего не боюсь. — А почему ты Энджи? — спросила вдруг Зинка, — ты же Ангелина была. — Это прозвище, — буркнула Ангелина и про себя добавила: «Пояснение для тех, кто в танке». Она отвернулась и поняла, что картошконосая тётка с кольцами всё-таки уела её. — Вот он, — с облегчением воскликнула Зинка, найдя, наконец, ключ. Щёлк! Она вставила ключ в калитку и открыла. Вик подкатил коляску к калитке. Но она не пролезла. — Сложить обратно? — спросил у Зинки Вик. — Не надо, — сказала Зинка, — мне она в разложенном виде нужна, мне понять надо, сможет она тут проезжать или… Дай-ка я сама, короче! Зинка поставила пакеты на землю и принялась вертеть туда-сюда коляску. Но коляска наотрез отказывалась проходить сквозь узкую калитку. Зинка поджала губы. Ангелинина бабка такой рот называет «куриной гузкой». А нос-картошка ещё больше раздулся. — Тьфу, чёрт! — выругалась Зинка. Сама сложила коляску и кинула её в багажник. А потом подхватила пакеты и вошла в калитку. Поднялась по ступенькам дома и хлопнула дверью. Ни «спасибо» тебе, ни «до свидания». — Бе-бе-бе! — сказала ей вслед Ангелина, а потом развернулась к Вику, — на «К» — Кишинёв. Столица Молдавии. Вик почесал шею. — Слушай, точно. Блин. Ты молодец. — Вик, а чего мы с тобой всё даром играем? Давай на что-нибудь. Так интереснее. — На что? — На деньги, тупица. — Слушай, я это… насчёт денег не очень. Папаня всё на образование откладывает. — Он же вроде хотел из тебя охранника сделать. — Охранника для начала. А потом, говорит, я должен буду фирму свою организовать, охранницкую. А тут много в чём соображать надо. Документацию там вести. Законы знать. — Ну ладно, — миролюбиво сказала Ангелина, а у самой в голове вдруг засверкала, как гирлянда на ёлке, отличная мысль, — может, к магазу двинем? Там вроде привоз сейчас. Мороженого возьмём. — У неё памперсы там были, в пакетах, — проговорила тихо Алёнка. — У неё же взрослый пацан вроде, — удивился Вик, — старше нас. — Для взрослых памперсы. У моей бабушки такие были. — Она же умерла давно, твоя бабка, — сказала Ангелина, — откуда ты знаешь? Алёнка не ответила. Всё смотрела на калитку, в которую не пролезла коляска. — Небось себе их купила, — тихонько ухмыльнулась Ангелина, — ей вломак по ночам до толчка ковылять. Вик засмеялся. Ангелина чуть улыбнулась и кивнула. Но сама быстренько додумала мысль. Вот оно. Деньги были у Вика. Просто надо правильно их забрать. Буквально заставить его принести их. А сделать это просто. Надо, чтобы Вик в неё влюбился. Вряд ли будет сложно всё устроить. Вик странно поглядывает, когда они с Алёнкой переодеваются за деревом перед купанием в речке. Надо просто направить его мысли в правильную сторону. Ангелина уже целовалась с местными парнями на деревенской дискотеке и приобрела некоторые познания в том, как привлечь мальчика. Сами по себе эти познания её не интересовали. Она думала только о том, как пробиться в Рублёвскую гимназию и свалить из тупой деревни и от тупой бабки. Ангелина сунула руку в карман и нащупала несколько десяток. Последние. Но для дела — надо. — Кому мороженого за мой счёт? — спросила она, — угощаю в честь выигрыша. — Мне, — обрадовался Вик. — Знаешь, — сказала Ангелина, — а я думаю, из тебя шикарный охранник выйдет. У тебя вид такой… быковатый. Алёныч, ты идёшь, а? — Сейчас… Идите… я вас догоню. Они уже дошли до магазина, а Алёна всё смотрела и смотрела на стену дома старой Кабанихи. Красную кирпичную стену, увитую зелёным плющом.
|
|||
|