Часть первая 74 страница

Оказавшись в машине, Уоррен позвонил Сьюзи-младшей и сказал: «Тебе необходимо срочно приехать. Думаю, что у мамы удар». Через несколько минут он перезвонил еще раз и сказал: «Найди своих братьев и привези их с собой».

Сьюзи-младшая обнаружила Питера в Омахе, где он, сидя в гостиничном номере, готовился к шоу. Дэвон нашлась в магазине Wal-Mart в Индиане. «Где Хоуи? » — спросила Сьюзи. «Летит в Африку, — ответила Дэвон. — Самолет должен приземлиться примерно через полчаса». Сьюзи-младшая попыталась арендовать самолет Netjets для того, чтобы он сначала прилетел за ней в Бостон, затем в Омаху чтобы забрать Питера и уже с ним лететь в Коди¹⁸. К тому времени Хоуи приземлился в Африке и получил сообщение от сестры с просьбой немедленно перезвонить. Сначала он подумал, что что-то случилось с отцом. Затем испугался, что что-то плохое случилось с Питером.

«Я даже и не думал, что дело касается мамы», — вспоминал он. Больше всего в этой ситуации его напрягло то, что он не мог вылететь обратно раньше следующего дня¹⁹.

В то время как Сьюзи-младшая занималась логистикой, Герберт Аллен и его друг скульптор Келси ехали за «скорой помощью» в машине Аллена. Они были крайне расстроены неторопливым ходом медицинской кареты. Не меньше их расстраивал и тот факт, что Баффет, запертый внутри машины, вынужден терпеть эту мучительную медленную поездку. В какой-то момент они поравнялись со «скорой помощью», и Аллен закричал водителю: «Что, черт побери, у вас там происходит? », но ему никто не ответил.

Проведенная в больнице томография показала, что у Сьюзи обширное кровоизлияние в мозг. Уоррен ходил взад-вперед по комнате ожидания. Наконец к нему вышел доктор и сообщил, что у его жены крайне мало шансов дотянуть до следующего утра. Плачущий Баффет вышел в холл и сообщил новость Келси и Аллену²⁰ Затем вернулся обратно, вошел в палату Сьюзи и сел на стул около ее кровати. Они остались совсем одни.

Примерно в половине пятого утра приземлился самолет со Сьюзи- младшей и Питером. После того как их машина с ревом ворвалась на больничную парковку, расположенную на высокой горе, первым человеком, которого они увидели в холле, был Герберт Аллен. Первая мысль Сьюзи-младшей была: «О Господи, все выглядит точно так же, как было с миссис Грэхем».

Поднявшись наверх, они увидели своего отца, сидевшего рядом с матерью и державшего ее за руку. На столике рядом с ним стояла нетронутая банка вишневой колы. «Я сижу здесь уже пять часов», — сказал он. Сьюзи была совершенно тихой, из-под кислородной маски даже не было слышно ее дыхания.

Уоррен пошел вздремнуть на кушетке, стоявшей в соседней комнате. Питер лег на полу, и они оба заснули. Сьюзи-младшая села в кресло рядом с кроватью матери и время от времени касалась ее руки.

Через некоторое время она обнаружила, что Сьюзи уже не дышит. Она тут же вызвала медсестру, а потом собралась с духом и разбудила отца²¹.

Следующие несколько часов Уоррен провел в рыданиях, а его дети занялись печальными, но неотложными делами. Вместе с Гербертом Алленом они набросали пресс-релиз, подписали все документы, необходимые для выдачи тела и передачи органов на донорские цели, организовали встречу самолета в Омахе, а также позвонили Астрид, Кэтлин и многим другим людям, близким Сьюзи и Уоррену, чтобы они узнали о печальном известии не из выпуска новостей CNN. К полудню все сидели в салоне G-IV и готовились к самому ужасному полету в своей жизни.

Через некоторое время после взлета Уоррен глубоко вздохнул и спросил: «А в передней части самолета есть туалет? » Там его не было. «Тебе нужно пройти назад», — сказала ему Сьюзи-младшая. Он протиснулся в хвост самолета, но глаза его были прикованы к кровати, на которой лежало тело Сьюзи, упакованное в закрытый на молнию мешок²².

Наконец самолет приземлился в аэропорту Омахи. Самолет вкатился прямо в ангар, чтобы пассажиры смогли спокойно выйти из него, а их скорбь не была нарушена бандой папарацци. Уоррен отправился прямиком домой, зашел в спальню, захлопнул за собой дверь, выключил свет и

спрятался под одеялом.

Астрид знала, что в таких ситуациях лучше всего ничего не делать. Она убедилась, что у него есть снотворное, и оставила его в покое. Сама же пошла в комнату Сьюзи-младшей и принялась плакать вместе с ней. Все последующие дни она оставалась дома и заботилась об Уоррене как только могла.

Весь следующий день, пятницу, он так и провел под одеялом. Рон Олсон, близкий друг семьи, особенно детей, у которого были некоторые юридические обязательства в связи с завещанием Сьюзи, прилетел из Лос- Анджелеса со своей женой Джейн. Уоррен спустился к ним, и они провели некоторое время вместе. Примерно через час раздался телефонный звонок. Это был Дон Грэхем. «Где ты? » — спросила Сьюзи- младшая. «В гостинице Hilton в центре», — ответил он. Дону никогда не нужно было особое приглашение — он стремился на помощь даже тогда, когда его об этом не просили. Сьюзи-младшая пригласила пару своих друзей. В течение нескольких следующих дней они сидели в гостиной, помогали Уоррену отвлечься от его печальных мыслей и делали все возможное, чтобы он не оставался в одиночестве. В половине десятого вечера он поднимался к себе в спальню и принимал снотворное.

Через пару дней Уоррен собрался с силами и попытался позвонить паре знакомых. Но когда они подняли трубку, он не мог выдавить из себя ни слова, у него пересохло в горле. Он отказался от попыток общения и лишь рыдал в трубку. Затем, когда у него иссякли слезы, он выдавил из себя «прошу прощения» и повесил трубку.

Сьюзи-младшая уже связалась со всеми нужными людьми. В начале следующей недели к Уоррену зашли Билл Руан и Кэрол Лумис, которые провели с ним несколько часов. Пришла и Шэрон Осберг. Приехал Билл Гейтс. Прилетела Кэтлин Коул. Наконец, вернулся из Африки Хоуи. Это было самое длинное и мучительное возвращение домой в его жизни, и позднее он даже не хотел вспоминать о нем²³.

Билл и Шэрон продолжили подготовку к турниру по бриджу, который они планировали (вместе с Уорреном) провести на той же неделе. Однажды вечером во время проведения турнира он даже присоединился к ним и принялся наблюдать за игрой. Это немного отвлекло его от печальных мыслей. На той же неделе они зашли к нему домой, и Уоррен попросил их посидеть вместе с ним и посмотреть на видео интервью, которое Сьюзи дала Чарли Роузу. По понятным причинам Астрид не хотела его смотреть, а он боялся смотреть его в одиночестве. Они поставили диск в DVD-проигрыватель и нажали кнопку воспроизведения. Через некоторое время Уоррен принялся всхлипывать. Билл вышел из комнаты, а Сьюзи села рядом с отцом и принялась его баюкать, как ребенка²⁴.

Одно только упоминание имени жены заставляло Уоррена плакать. По мере приближения дня похорон для Сьюзи-младшей, занимавшейся приготовлениями, стало очевидно, что ее отца беспокоит кое-что еще. Она никак не могла взять в толк, что же это такое. «Тебе не обязательно туда идти», — сказала она отцу.

У Уоррена свалилась гора с плеч. «Я просто не могу этого сделать», — пожаловался он дочери. Сидеть на виду у всех погруженным в мысли о Сьюзи — это было для него слишком. «Я не могу туда пойти»²⁵.

В отличие от Уоррена сотни других людей готовы были отдать долг памяти Сьюзан Баффет на траурной церемонии. Однако семья решила ее не проводить. На похороны были приглашены лишь пара ближайших подруг Сьюзи, Боно и его жена Эли, а также Бобби Шрайвер. Музыкант и друг Сьюзи Дейв Страйкер играл на гитаре, преподобный

Сесил Уильямс из церкви Glide Memorial Church совершил обряд отпевания. Боно спел свою песню Sometimes You Can’t Make It on Your Own. Внуки Сьюзи плакали.

Через несколько недель все было кончено. В душе Уоррена зияла пустота. Многие люди, включая и его дочь, задавались вопросом, как он сможет прожить без Сьюзи. Уоррен так и не смог полностью оправиться от смерти своего отца, до сих пор не собрался с силами, чтобы разобрать бумаги Говарда, лежащие в подвале дома. По словам Шэрон, он привык думать от третьего лица. Но в этот раз он безгранично страдал от первого лица и столкнулся с необходимостью жить в настоящем, хотя это его страшно пугало.

Смерть Сьюзи напомнила ему о том, что и сам он смертен. Приближавшееся семидесятичетырехлетие отдавалось в его голове сигналом адского метронома. Ему было необходимо срочно взбодриться, и он попросил пару своих друзей, чтобы они включили в свои планы поездку в Омаху на его день рождения. Через несколько дней Сьюзи-младшая перезвонила им и попросила, чтобы они не приезжали²⁶. Уоррен не был готов. На самом деле отвлечение от проблем не было для него идеальным решением. Процесс оплакивания было невозможно сократить. Его нужно было пережить в полной мере.

Он не мог избавиться от скорби даже во сне. Его преследовали кошмары — каждую ночь одни и те же. Отъезд Сьюзи, разрыв, с которым он так до конца и не смог смириться, раз за разом прокручивался у него перед глазами. В своих снах он без конца ходил по коридорам больницы в

Коди, ехал в закрытой снаружи карете «скорой помощи», беспомощно смотрел на Сьюзи и не мог сделать ничего, чтобы предотвратить неизбежное. Силуэты молчаливых гор просвечивали сквозь вечерний туман. Водитель молча ехал своим путем мимо покрытых лесом холмов. Дорога расстилалась перед ними — миля за милей. По ее краям стояли деревья, напоминавшие странствующих пилигримов. В задней части кареты на носилках лежала Сьюзи, бледная и неподвижная. По мере движения в санитарной карете становилось все тише. Пряди можжевельника свисали со скал, подобно мху, а дорога впереди становилась все уже и уже. Черное небо над машиной освещалось лишь падавшими звездами. Время остановилось и превратилось в вечность.

Единственное, о чем Уоррен когда-либо просил Сьюзан, так это о том, чтобы она его не покидала, и она пообещала этого не делать никогда. Неважно, о каком количестве людей она заботилась и скольких поддерживала, неважно, куда сердце вело ее во всех путешествиях, неважно, в скольких направлениях она пыталась бежать... Сьюзи всегда возвращалась домой, к нему. Она никогда его не бросала.

А теперь от нее не было никакого ответа. Он нуждался в ней и не мог даже представить, что она покинет его. Он был готов держаться и биться за нее, она должна была остаться с ним.

«Скорая помощь» продолжала ползти вдоль темных гор. Тихий гул кислородного баллона смешивался со звуком его рыданий. За его спиной все было тихо. Лишь слышалось, как Сьюзи дышит, и казалось, что она не испытывает никакой боли.

У Уоррена же горела грудь, а сердце было готово разорваться при каждом обороте колес. «Ты не можешь покинуть меня, не можешь, пожалуйста, не покидай меня! »

Однако Сьюзи уже была слишком далеко от него. Она оказалась в других руках. И мощная сила, перенесшая ее из этого мира в иной, теперь рвала Уоррена на части.

Глава 62. Оплата по счетам

Омаха и Нью-Йорк • 2004-2008 годы

Близкие испытали шок, когда было оглашено завещание Сьюзи, хотя многие его пункты не являлись для них секретом. Она оставила практически все принадлежавшие ей акции Berkshire почти на три миллиарда долларов недавно созданному фонду Susan Thomson Buffett Foundation Еще 600 акций Berkshire, стоившие в то время 50 миллионов, отошли в фонды, принадлежавшие сыновьям.

Сьюзи всегда была щедра по отношению к людям, о которых заботилась, хотя степень ее щедрости, вне всякого сомнения, напрямую зависела от Уоррена. Каждый из детей по завещанию получил по 10 миллионов долларов. Суммы значительно меньшие должны были быть выплачены большому количеству людей, начиная с Кэтлин Коул и ее мужа. Но за год до смерти Сьюзи тайно включила в завещание дополнительное распоряжение, согласно которому восемь миллионов долларов получал Джон Маккейб. Один миллион она оставила Рону Парксу, своему другу, который в течение многих лет был де-факто финансовым директором STB

„.

Enterprises

Секретное дополнительное распоряжение шокировало всех. Сьюзи так и не смогла разобраться с противоречиями в своей душе до конца жизни и предпочла оставить все как есть. Ее главным наследием была жизнь, которую она прожила во имя других. А что касалось ее внутренних переживаний, то каждый мог теперь интерпретировать ее поступки по- своему.

Уоррен любил идеальный образ своей жены. Она была «приземленным реалистом, выступала для него звеном, связующим с внешним миром», «клеем, который склеивал всю семью воедино»¹. После смерти Сьюзи Уоррен не мог, не заплакав, взглянуть на ее фотографию. Но он не погрузился в безудержную депрессию, не покончил с собой, чего могла бы бояться Сьюзи. Он скорбел. На протяжении двух месяцев Баффет действительно пребывал в депрессивном состоянии. А затем, как и большинство людей в подобной ситуации, начал понемногу возвращаться к обычной жизни. Он смог, как всегда, «смыть в сточную трубу» плохие мысли, его любовь к Сьюзи оказалась сильнее всех проблем, которые были в их отношениях.

«Эта была главная из его привязанностей, — говорит Хоуи. — В этом нет никаких сомнений. Он очень сильно зависел от отношений с мамой. Но папа умеет выживать даже в самых сложных ситуациях. Если кому-то казалось, что он не сможет собраться после смерти мамы, то эти люди совершенно его не знали. Потому что отец вообще никогда не бывает в разобранном состоянии. У него есть внутренний стержень, хотя для многих людей это и неочевидно. Он не смог бы занять свое место, будь он

слабаком»².

Именно этот внутренний стержень помог Баффету приспособиться к сложившейся ситуации. Когда его убежденность в том, что «Сьюзи позаботится обо всем», лопнула, подобно мыльному пузырю, Уоррен начал демонстрировать прежде не свойственный ему прагматизм. С каждым месяцем он все больше и больше смирялся с фактом собственной смертности. Он начал по-новому общаться с детьми. По словам его сестры Берти, Сьюзи будто передала ему часть своей силы, малую долю своей эмоциональной гибкости и всю щедрость. Казалось, что Уоррен открывает для себя в своей внутренней жизни массу новых измерений. Он принял ответственность за «эмоциональную территорию», прежде бывшую уделом его жены, начал лучше разбираться в чувствах своих детей, в том, чем они занимаются и что считают важным.

Сьюзи-младшая достаточно быстро приняла на себя роль главы семьи, которую прежде играла ее мать. Особенно это касалось вопросов филантропии — работы, к которой она готовилась значительную часть своей жизни. Она начала нанимать на работу новых людей, расширяя деятельность фонда. Ее планы базировались теперь на куда больших суммах, доступных для благотворительности, чем раньше. Управление двумя фондами казалось ей прекрасной возможностью проявить себя, и она считала эту работу отнюдь не тяжким бременем.

Питер готовился к представлению своего шоу «Дух — Седьмое пламя» в парке National Mall в Вашингтоне. Шоу должно было стать частью большого праздника, посвященного открытию Национального музея американских индейцев. Как-то раз он позвонил отцу и сказал: «Пап, мы уже натягиваем тент! » Только потом он понял, что в прежние времена он позвонил бы матери, а уже та сообщила бы обо всем отцу. Ему было приятно, что теперь между ним и отцом установилась «прямая связь»³. Уоррен собрал друзей и полетел в Вашингтон, чтобы посетить коктейльную вечеринку и торжественный вечер, посвященный открытию музея. На тот момент Питер уже выпустил и принял участие в подготовке тринадцати альбомов и саундтреков. Но только сидя на представлении, Уоррен наконец почувствовал какую-то новую связь со своим сыном. Она возникла не благодаря успехам Питера. Оба они старались стать частью жизни друг друга.

Переехав в Филадельфию, шоу наконец получило признание в понятной для Баффета форме. Его сравнивали с «индейской версией танцевально-драматического представления Филипа Гласса “1000 аэропланов на крыше”», а гитарные партии в шоу «могли заставить Эджа из U2 провалиться под землю»⁴. Тем не менее высокие затраты на шоу приводили к тому, что даже при довольно высоких ценах на билеты гастрольные выезды с «Духом» приводили к убыткам. Питер временно прекратил тур и приступил к работе над новым диском под названием Gold Star (он впервые планировал выступить в амплуа певца).

Хоуи выпустил два альбома со своими фотографиями: «На грани» и «Гобелен жизни». Он активно участвовал в выставках, читал лекции о фотоделе и работе в странах третьего мира. Офис его фонда, как и прежде, напоминал комнату подростка — повсюду можно было увидеть игрушечные модели джипов, экскаваторов, какие-то детали, очень похожие на те, из которых он собрал свой первый радиоприемник. Несмотря на это, он приобрел немалый опьгг управления бизнесом. Теперь он входил в состав правления двух компаний — Lindsay Manufacturing и ConAgra, и перед ним стояла непростая задача — уволить двух CEO. С присущей ему аккуратностью в отношении денег он сохранил свои акции ССЕ и купил пакет акций Berkshire Hathaway. Последний жест, как ничто другое, укрепил узы, связывающие его с отцом. Уоррен внимательно наблюдал за тем, как на протяжении десяти лет сын постепенно обретал зрелость и стабильность в делах. Хоуи был эмоциональным человеком. Он был очень привязан к матери, но при этом на протяжении всей жизни жаждал и более теплых отношений с отцом. Теперь у него появилась возможность выстроить их. Они с Дэ-вон купили дом в Омахе, так что теперь всегда были рядом с Уорреном.

Что же до Астрид, то ее глубоко затронули события, произошедшие после смерти Сьюзи. Сначала она потеряла человека, которого считала своим лучшим другом. Затем выяснилось, что жизнь Сьюзи как бы протекала параллельно в двух измерениях, и второе измерение стало для Астрид полным откровением. Многие годы пребывая на вторых ролях из уважения к Сьюзи и ее браку (пусть и не совсем обычному), Астрид считала, что происходившее — чуть ли не идеальное решение в сложившейся ситуации. Но лишь до тех пор, пока не выяснилось, что вся эта система была построена на лжи. Она знала, что Сьюзи обладает чуть ли не гипнотической властью над Уорреном. Она знала, как легко Уоррен забывает обо всех неприятностях. Но была разгневана тем, что Уоррен слишком терпимо относится к происходящему, хотя при этом временами чувствует себя преданным и используемым Сьюзи. Сам Уоррен с большим опозданием узнал о том, какую высокую цену заплатила Астрид. Баффет принял всю вину за это на себя и начал работать над выправлением ситуации. Постепенно, по мере того, как утихала его скорбь, он начинал

все чаще вовлекать Астрид в свою общественную жизнь.

В декабре Уоррен разослал своим внукам в качестве рождественского подарка чеки на крупные суммы. До этого он оплачивал все расходы на их образование, но никогда еще не делился с ними деньгами без выставления каких-либо предварительных условий. Баффет написал каждому письмо со своими рекомендациями, как лучше потратить полученные деньги. «Повеселитесь немного, — писал он, — но не забудьте рассчитаться за свою ипотеку. Однако я не буду на вас в обиде, если вы просто прокутите их. В следующем году вы в любом случае получите от меня очередной чек»⁵.

Однако Баффет сделал два исключения. Он не послал чеки Николь и Эрике Баффет, приемным дочерям Питера. Большая Сьюзи любила Эрику и Николь. На ее похоронах они были одеты в длинные развевающиеся платья и рыдали в голос. В своем завещании Сьюзи оставила своим «обожаемым внукам и внучкам», в том числе Николь и Эрике, по 100 ООО долларов в качестве «прощального объятия». Однако уже через десять дней после похорон Сьюзи Уоррен сказал Питеру: «Кстати, я не считаю девочек своими внучками. И не хочу, чтобы они ожидали, что я упомяну их в своем завещании». Питер не мог найти объяснения этим действиям. «Ты уверен, что действительно этого хочешь? » — спросил он. Отец был непоколебим. Казалось, тот факт, что Сьюзи передала девочкам деньги, упомянула в завещании, что воспринимает их так же, как и других своих внуков, вновь разбудил в Уоррене собственнические чувства в отношении денег. Однако Питер решил не раздувать из случившегося историю. Он понял, что даже если отец и исключит девочек из своего завещания, сами они никогда не узнают, почему он это сделал. Когда пришло Рождество, они не получили чеки, но и не узнали, что оказались обделенными вниманием Уоррена⁶

Уоррен провел Новый год с Астрид в доме Шэрон Осберг и ее мужа Дэвида Смита, в California’s Marin County. Вместе с Осберг, Гейтсом и всеми остальными он погрузился в бесконечные турниры по бриджу, а Астрид занялась покупками в Trader Joe’s. Перед этим, в начале ноября, Баффет отказался от своего предубеждения, что такая мощная личность, как Гейтс, обязательно будет доминировать в правлении Berkshire, и пригласил его войти в совет директоров. Шэрон и Билл немного поговорили о проблемах, стоявших перед Buffett Foundation. Для того чтобы успешно распределить несколько миллиардов долларов после смерти Уоррена, фонд придется очень серьезно реорганизовать. Подобная трансформация пока не удавалась ни одному фонду в мире. С другой стороны, никто и не пытался этого делать: ни одна филантропическая организация (за исключением Gates Foundation) никогда не имела дел со столь значительной суммой.

Уоррен и сам много думал об этой проблеме. Осенью он записал целый фильм-монолог, состоявший из вопросов и ответов, а затем передал его доверенным лицам ф'онда. Он хотел, чтобы они четко и однозначно понимали, в чем состоят его желания, и помнили о них и после его смерти. Подобно Уолтеру Анненбергу, он хотел избежать малейшей возможности предательства после смерти. В конце концов даже «Бойз таун» в итоге предал отца Флэнегана. И если отец Флэнеган мог подвергнуться такому оскорблению после смерти, то почему этого не может случиться с Уорреном Баффетом?

В начале 2005 года Осберг «нашла приемлемый предлог» и поехала в Омаху, чтобы переговорить с Баффетом. Она спросила, не лучше ли было бы, с учетом его уважительного отношения к Гейтсу, завещать деньги Gates Foundation? Баффет отреагировал на это предложение уклончиво⁷, но на самом деле он еще до смерти Сьюзи размышлял над тем, чтобы передать Гейтсам часть своих денег.

Чарли Мангеру также понравилась эта идея. «Меня бы не удивило, если бы через какое-то время деньгами Уоррена стали управлять Гейтсы,

— сказал он вскоре после смерти Сьюзи. — Уоррен не склонен к помпезности. С его точки зрения, Гейтс ведет себя достаточно нетрадиционным, но правильным образом, а кроме того, ему всего пятьдесят лет, а не семьдесят четыре»⁸.

На протяжении долгого времени Баффет чувствовал, что для общества в целом будет лучше, если он будет зарабатывать деньги, а не раздавать их,

— в итоге это позволило бы отдать обществу значительно больше. Желание же отсрочить подарок до времени после смерти вполне соответствовало привычному для Уоррена принципу Белой Королевы из «Алисы в стране чудес», утверждавшей, что «завтрак будет завтра». С годами Уоррен превратился из мальчика, когда-то укравшего велосипед своей сестры или заставлявшего людей покупать у него гантели; из отца, каждый раз отвечавшего отказом на любую просьбу детей о деньгах, — в человека, дарившего им на каждый пятый день рождения по миллиону долларов и купившего своей дочери кольцо с розовым бриллиантом в форме сердца. Однако взаимоотношения Баффета с деньгами по-прежнему оставались сложными, тем более что их отчасти усугубило и оглашение завещания Сьюзи.

Тем не менее сейчас в поведении Баффета происходил глубокий сдвиг. Казалось, что он наконец нашел ответ на вопрос, стоит ли ждать

завтрашнего завтрака.

Разумеется, это не означало, что ему стало проще справляться с ощущением бренности бьггия. Через год после смерти Сьюзи Баффет понял, что его в высшей степени шокирует грядущий день рождения. Неужели он прожил уже три четверти века? Баффет произносил эту цифры, не веря самому себе. Тут же он начинал припоминать примеры здоровой и полной сил жизни людей почтенного возраста. Он вспоминал и о своей матери, которая прожила до девяноста двух лет. Он вспоминал и о тетушке Кэти, дожившей до девяноста семи лет, об Уолтере Шлоссе, который в возрасте девяноста лет продолжал играть в теннис. Разумеется, не забывал и о своей иконе — Розе Блюмкин.

Вечеринка по случаю семидесятипятилетия Баффета была организована в доме Шэрон и Дэвида. На нее были приглашены Астрид, Билл Гейтс и сестра Уоррена Берти. Подаренный Уоррену торт был сделан из белого шоколада в форме 100-долларовой купюры. В субботу утром Смит предложил Баффету сразиться с чемпионкой по настольному теннису, девятилетней американкой китайского происхождения Ариэль Хсинг. На глазах у зрителей и под прицелами видеокамер маленькая девочка наголову разбила его. Следующим утром, после турнира по бриджу, приглашенный Осберг и Смитом художник попытался научить Баффета и Гейтса рисовать пейзажи. Баффет храбро окунул кисть в акриловую краску, однако рисование в отличие от пинг-понга не было ни повторяющимся, ни ритмичным действием, поэтому результат его работы вызвал всеобщий смех. Он создал полотно, на котором были нарисованы три дерева, напоминавшие, скорее, коричневые леденцы. Тем временем партия в настольный теннис, проигранная им накануне, натолкнула Баффета на интересную мысль. Почему бы не включить эпизод, где он терпит сокрушительное поражение от малышки Ариэль Хсинг, в постоянно разрастающийся фильм, который он планировал показать на очередном собрании акционеров?

До 2003 года потребность Баффета во внимании со стороны внешней аудитории вполне удовлетворялась парой интервью в год и общением с акционерами на собраниях. Он всегда осторожно шел на контакты с представителями СМИ и делал это, скорее, из стратегических соображений. Однако начиная со времени болезни Сьюзи он, по странной причине, начал испытывать нужду во внимании со стороны журналистов, особенно телевизионщиков. Общение с журналистами было для него подобно наркотику. Интервалы времени, которые он мог проводить без общения со СМИ, становились все короче. Он сотрудничал с кинодокументалистами, часами беседовал с Чарли Роузом и стал настолько часто появляться в эфире канала CNBC, что это начало вызывать искреннее недоумение со стороны его друзей.

Баффет, жаждавший внимания, был совершенно не похож на Баффета, непрестанно сконцентрированного исключительно на делах Berkshire Hathaway. И многим казалась невероятной его способность переключаться из одного состояния в другое буквально за доли секунды. Он включил в состав совета директоров Билла Гейтса, а также организовал специальную «осведомительную линию», чтобы его сотрудники могли докладывать о любого рода злоупотреблениях. Кроме того, прекрасно понимая, что правлению Berkshire придется рано или поздно обходиться без него, Баффет предпринял еще один серьезный шаг — распорядился, чтобы несколько заседаний совета директоров прошли без его участия. При этом на вопросах инвестирования он концентрировался ничуть не меньше, чем в молодые годы.

С тех пор как ФРС после 11 сентября резко снизила процентные ставки, рынок уже успел оправиться от потерь и приближался к уровню «эпохи пузырей». В своем письме акционерам в 2004 году Баффет писал: «Я надеялся произвести несколько многомиллиардных приобретений, которые добавили бы к имеющимся у нас потокам доходов еще несколько новых и важных. Однако отказался от этой идеи. Помимо этого я нашел несколько интересных акций, заслуживавших приобретения. Тем не менее Berkshire закончила год с запасами наличности, составляющими 43 миллиарда долларов, что не очень хорошо». На следующий год Berkshire использовала часть денег для нескольких мелких приобретений. Она купила страховые компании Medical Protective Company и Applied Underwriters, компанию Forest River, занимавшуюся производством рекреационного транспорта, а также Business Wire, занимавшуюся распространением PR-материалов для ряда корпораций. Кроме того, она сделала и более

значимое приобретение, купив от имени MidAmerican Energy крупную электроэнергетическую компанию PacifiCorp. И хотя MidAmerican еще не начала серию крупных приобретений, на что надеялся Баффет, с каждым днем мудрость этой покупки казалась все более очевидной. Цены на нефть продолжали расти, a MidAmerican имела серьезный плацдарм в области альтернативных источников энергии. Она обладала прекрасными связями как с потребителями, так и с регулирующими органами. Многие считали ее CEO Дэвида Сокола потенциальным преемником Баффета, хотя сам Баффет предпочитал не раскрывать своих карт.

Баффет часто использовал письма акционерам, чтобы подтвердить, что он, как и прежде, негативно относится к перспективам доллара, и отмечал, что курс доллара будет снижаться и дальше. Однако доллар укрепил свои позиции, поэтому точка зрения Баффета все чаще подвергалась критике в финансовой прессе. Баффет снизил объемы покупаемой иностранной валюты, начал покупать больше акций иностранных компаний, но не изменил своей точки зрения в принципе. Как и прежде, он решительно выступал против чрезмерных выплат руководителям компаний. Говоря о деривативах (к этой теме Баффет обращался каждый год), он писал:

«Давным-давно Марк Твен сказал: “Человек, пытающийся привести кошку домой за хвост, получит урок, который невозможно получить иным образом”. Я каждый год подробно останавливаюсь на нашем опыте работы с деривативами по двум причинам. Первая достаточно неприятна и носит личный характер. В момент покупки General Re мы с Чарли были в курсе проблем, связанных с деривативами, и сообщили руководителям компании о том, что хотим выйти из этого бизнеса. Я должен был настоять на этом. Однако вместо того, чтобы незамедлительно разрешить сложившуюся ситуацию, я потерял несколько лет в попытках продать этот бизнес. Это было ужасно, потому что у нас не существовало никакого реалистичного решения, позволяющего избежать лабиринта обязательств, из которого мы бы не смогли выбраться и за десятилетия. Особые опасения вызывало то, что разрушительный потенциал этих обязательств было сложно измерить. Более того, мы знали, что в случае возникновения серьезной проблемы она будет достаточно сильно перекликаться с другими проблемами, повсеместно присутствующими на финансовых рынках.

⇐ Предыдущая 69 70 71 72 737475 76 77 78 Следующая ⇒