Часть первая 33 страница

Он ответил: “Я серьезно над этим подумаю”.

Я сказал: “Представим, что я все еще Ларри Спивак, а вы сидите за тем столом, перед вами стакан воды, и я спрашиваю: “Как вы думаете, кто- то может передвинуть этот стакан по столу силой мысли? ”

Он ответил: “Да, я думаю, это возможно”.

В комнате находились люди, которые поставили все на этого парня и видели себя в Белом доме. И они не могли поверить в то, что слышали. Они махали руками и говорили, что этого не может быть. Я продолжал говорить, но они перебивали: “Все совсем не так, как он говорит” и “Не о чем волноваться, все можно решить” и что даже Авраам Линкольн верил в нечто подобное. Было ясно, что они об этом знали. Наш проект неумолимо шел ко дну. Я никогда не видел ничего похожего. И то, что они все мечтали работать на президента США и потратили на подготовку годы, делало развернувшееся действо еще более захватывающим”.

Наконец свою реплику вставил Джо: “Сенатор, скажите Уоррену, что если он задаст еще один подобный вопрос, то вы сделаете так, что он исчезнет”.

На это я ответил: “Вот что я вам скажу, сенатор. В американской политике слишком много жуликов. Они утверждают, что верят в Бога, ходят в церковь каждое воскресенье и все такое. Все это ложь, но им верят. Вы же, с другой стороны, действительно верите в то, что говорите, и у вас есть на это свои причины. Но я говорю вам: вы можете потерять около десяти процентов голосов демократов или еще больше голосов других людей только из-за того, что вы во что-то верите, тогда как ваш соперник получит голоса из-за того, что он во что-то не верит. Это суровая действительность”. Тем временем остальные говорили: “Не обращайте внимания. Что Уоррен понимает в политике? ” Хьюз сказал, что устал и хочет прекратить обсуждение, а отдохнув, сделает нечто, что положит конец всем спорам»⁶.

Так и произошло. Десять дней спустя Хьюз дал интервью Des Moines Register, в котором сказал, что недавно целый час разговаривал со своим умершим братом через медиума⁷. И это был конец президентским стремлениям сенатора Гарольда Хьюза⁸.

* * *

Случай с Хьюзом стал одновременно и высшей и низшей точкой, и — частично благодаря переизбранию Ричарда Никсона — концом карьеры

Баффета в качестве создателя «королей». Но все это время Баффет обращал особое внимание на огромное влияние СМИ в политике; он хотел быть частью этого. Развоз газет, которым он занимался в детстве, дружба с журналисткой из Fortune Кэрол Лумис, покупка газеты Sun, поиск других газет на покупку, инвестиции в Washington Monthly — интерес Баффета к издательскому делу рос из года в год. Он наблюдал за все возрастающей властью телевидения начиная с шумных 1960-х и убийства Кеннеди и заканчивая войной во Вьетнаме и движением за гражданские права. Теперь, когда прибыльность телевидения стала очевидной, он хотел быть частью этого бизнеса.

А потом Билл Руан организовал обед в Нью-Йорке со своим знакомым Томом Мерфи, возглавлявшим компанию Capital Cities Communications, которой принадлежало несколько радиовещательных и телевизионных станций.

Мерфи, сын судьи из Бруклина, с детства вращался в политических кругах Нью-Йорка. В 1949 году он поступил в Гарвардскую школу бизнеса. Широколицый, лысеющий и добродушный Мерфи начал управлять обанкротившейся телестанцией в Олбани настолько бережливо, что не только привел ее дела в порядок, но и наметил контуры будущей величественной империи. Он начал скупать вещательные и кабельные компании и издательские дома, создавая собственную медиаимперию. В скором времени он переехал в Нью-Йорк и нанял на работу еще одного своего

одногруппника по Гарвардской школе бизнеса — Дэна Берка, брата президента компании Johnson & Johnson Джима Берка.

После этого обеда Мерфи с Руаном разработали план, как заполучить Баффета в свой совет директоров. Руан сказал, что они добьются расположения Баффета, только если приедут к нему в Омаху. Мерфи сразу же отправился в путь. Баффет угостил его стейком и привез домой, чтобы познакомить с Сьюзи. К этому времени она уже знала, чем все это может закончиться, — ее муж нашел новый объект увлечения. Баффету нравилось показывать новым людям свои «тотемы»: офис, Сьюзи, а порой и свою игрушечную железную дорогу. После этого он с гостями сыграл несколько партий в ракетбол в комнате для игр, и Мерфи пришлось бегать по залу в своих оксфордских парадных туфлях. Баффет видел, к чему тот клонит, задолго до того, как Мерфи сделал свое предложение. «Вы знаете, Том, — сказал он, — я не могу стать членом правления, потому что тогда я захочу занять еще более высокое положение в вашей компании, а ваши акции слишком дорогие»⁹. Даже когда остальная часть рынка катилась под гору, вокруг акций телевизионных компаний всегда был ажиотаж. Кабельное телевидение было еще новинкой, и местные компании с правом франшизы объединялись в акционерные общества, что вызывало немалую шумиху среди инвесторов. «Вы можете обращаться ко мне просто так. Для этого совершенно необязательно включать меня в совет директоров», — сказал Уоррен¹⁰.

И Мерфи начал звонить Баффету каждый раз перед заключением очередной сделки. Баффету, которому только недавно исполнилось сорок лет, льстило внимание «старика» Мерфи, которому, впрочем, еще не исполнилось и пятидесяти. При этом Баффет отдавал должное тому, что Мерфи был очень толковым человеком... «Я трепетал перед ним, — рассказывал Уоррен, — и считал его величайшим бизнесменом». Однажды вечером Мерфи позвонил ему домой и сообщил, что на продажу выставлена телестанция Fort Worth¹¹. Баффет заинтересовался, но по каким-то причинам, которых он уже и не помнит, ему пришлось отказать Мерфи — впоследствии он считал это одной из самых больших своих

ошибок в бизнесе¹²

Баффет действительно очень хотел бьггь издателем. Как то-раз он даже посчитал, что у него есть сенсационная новость, но, услышав ее, редакторы Washington Monthly отнеслись к ней с насмешкой. «Я искренне верю, — говорил издатель Washington Monthly Чарльз Питерс, — что редакторы были попросту обижены тем, что инвестор рассказывает им, о каких новостях нужно писать». Они сказали Питерсу, что эта «история не соответствует духу Washington Monthly», и Питерс согласился. Тогда Баффет обратился в Sun, которая, может быть, и не имела национального масштаба, но все же была газетой. Питерс рассказывал, что чуть не распустил всех сотрудников, когда статья была напечатана.

Новость Баффета заключалась в том, что приют для бездомных мальчиков «Бойз Таун» — одна из священных коров Омахи — оказался изрядно прогнившим местечком. Приют был организован в старом особняке неподалеку от центра города в 1917 году ирландским священником Эдвардом Флэнаганом, который хотел спасти сирот и брошенных детей и уберечь их от бродяжничества, преступности и наркомании. «Отец Флэнаган был известен в городе тем, что, как только в его распоряжении оказывалось пять долларов, — рассказывал Баффет, — он сразу же тратил их на какого-нибудь ребенка. Когда же ему удалось получить девяносто долларов, он смог организовать приют для двадцати пяти мальчиков»¹³. В первые годы приюту не хватало денег, однако, несмотря на нужду, он постоянно расширялся. К 1934 году он занимал университетский городок площадью 160 акров, расположенный в десяти милях к западу от Омахи, и состоял из школы, общежитий, часовни, столовой и спортивных залов. В 1934 году благодаря помощи Говарда Баффета в «Бойз Таун» построили свое почтовое отделение, что изрядно способствовало сбору благотворительных взносов¹⁴. В 1936 году городку присвоили звание деревни, а в 1938-м на экраны вышел фильм, получивший впоследствии «Оскара», со Спенсером Трейси и Микки Руни в главных ролях. «Бойз Таун» стал известен на всю страну.

Когда профессиональный сборщик средств Тед Миллер посмотрел фильм, он понял, как можно превратить просьбы о сборе денег на нужды приюта в огромную национальную кампанию. Каждый год на Рождество «Бойз Таун», который теперь назывался «Городом маленьких мужчин», рассылал миллионы писем, начинавшихся словами: «Для многих бездомных и брошенных мальчиков Рождество в этом году не будет таким уж радостным праздником... », и описывал известную благодаря фильму картину уличного мальчишки с младенцем на руках и табличкой, на которой написано: «Мне не тяжело, Отче... Ведь это мой брат».

Даже если каждый адресат письма делился всего одним долларом, сумма оказывалась немалая: писем с этой историей было разослано не меньше 10 миллионов¹⁵. Заваленный вкладами, «Бойз Таун» разросся до университетского городка площадью 1300 акров со стадионом, сувенирным магазином, фермой, где работали мальчики, и учебнопроизводственным комбинатом. Отец Флэнаган умер в 1948 году, но деньги продолжали прибывать и при его преемнике —• монсеньоре Николасе Вегнере. Это была настоящая святыня и самая большая достопримечательность штата.

«Я слышал истории о том, как Национальный банк нанимал дополнительных служащих задолго до Рождества, чтобы обработать все благотворительные чеки, поступавшие в “Бойз Таун”. И конечно, я видел, что количество мальчиков, проживающих там, уменьшается».

В первые годы работы приюта Флэнаган внимательно изучил массу судебных вердиктов и принял в приют определенное количество закоренелых преступников, даже нескольких убийц. Но к 1971 году эмоционально нестабильные, умственно отсталые мальчики и юные преступники отсеялись. Среди обитателей остались только бездомные, у которых не было никаких других существенных проблем¹⁶. По плану «Бойз Таун» вмещал тысячу жителей, теперь в нем работало около шестисот человек, обслуживая 665 мальчиков¹⁷. Тем не менее подобный институциональный подход к размещению детей в изолированном от окружающего общества пространстве с опекунской, даже можно сказать тюремной атмосферой становился все более устаревшим¹⁸. Режим регулировался звоном колоколов: по первому сигналу дети молились в гигантской «столовой», по второму — садились за столы, по третьему — приступали к еде, по четвертому — откладывали вилки вне зависимости от того, успели доесть свою трапезу или нет, вставали и молились по пятому и выбегали из столовой по шестому. Их корреспонденция изучалась цензором, и им разрешался всего один визит посетителя в месяц. Дети даже были лишены права выбрать, кого хотели бы увидеть, — за них выбирало руководство приюта. Они занимались низкооплачиваемым трудом, практически не отдыхали и не имели возможности общаться с противоположным полом. В «Бойз Тауне» предпочитали низкосортное профессиональное обучение: сбор бобов и изготовление скворечников.

Однажды вечером в июле 1971 года на встрече в доме Баффетов Уоррен и редактор Sun Пол Уильямс разговаривали о «Бойз Тауне» и решили написать историю о том, каким образом город рос и на что тратил свои деньги. Sun сделала пару пробных запросов, и руководство приюта ответило, что они не хотят обсуждать с кем-либо свои финансовые дела¹⁹. Поэтому Уильямс усадил трех городских репортеров — Уэса Иверсона, Дуга Смита и Мика Руда — за работу над секретным «Проектом Б» — детальным расследованием происходившего в приюте⁴. Зная о том, что «Бойз Таун», по словам руководства, никогда не получал денег от какой- либо церкви или регионального или федерального правительства, Мик Руд пересмотрел кучу отчетов в Капитолии Небраски в Линкольне и обнаружил, что это неправда²⁰. И теперь, в свете новых фактов, подозрительными выглядели и другие заявления руководства приюта.

Продолжая свое расследование, репортеры получили отчеты о налоге на недвижимость, об успеваемости воспитанников и документы о регистрации учреждения. Они узнали, что приют был в натянутых отношениях с социальной службой штата; монсеньор Вегнер, который в настоящее время руководил «Бойз Тауном», отказался подвергать внешнему аудиту деятельность своего заведения, несмотря на рекомендации собственных сотрудников²¹. Действуя через свои источники в Конгрессе, Уильямс получил отчет о деятельности почтового отделения приюта и обнаружил, что оно рассылает в год по 35-40 миллионов писем с просьбой о пожертвовании. Это была огромная цифра — сборщики пожертвований, работавшие на другие организации, рассказали, что подобные объемы рассылки позволяют получать доход порядка 10 миллионов долларов в год. На основании своих финансовых знаний Баффет сделал вывод, что текущие эксплуатационные расходы приюта тянут не больше чем на половину этой суммы²². Иными словами, в «Бойз Тауне» было куда больше денег, чем он мог потратить. Активная деятельность приюта по сбору средств началась в 1948 году. И если прибыль приюта с того времени составляла пять миллионов долларов в год, то сумма денежных излишков к моменту проведения расследования должно была составлять около ста миллионов долларов. Однако пока что у репортеров было недостаточно доказательств.

Баффет вошел в состав правления местного отделения Urban League, что помогло ему познакомиться с хирургом Клодом Оргэном, единственным темнокожим мужчиной в правлении «Бойз Таун». Баффет считал его вполне достойным парнем.

«Мы завтракали в отеле Blackstone через дорогу от моего офиса. Я говорил и говорил, пытаясь вызвать его на откровенность. Не вдаваясь в подробности, он сказал мне, что я неправ. И это было даже лучше. Его молчание позволило мне понять, что в этой истории есть зерно правды, пусть даже точные цифры и оставались мне неизвестны».

Доктор Оргэн начал негласно координировать деятельность команды репортеров, помогая им продвигаться к своей цели, но не раскрывая конфиденциальную информацию²³. Репортеры ловили сотрудников приюта то тут, то там, пьггаясь вызвать на откровенность, но тщетно — большинство их просто боялись говорить. В погоне за сенсацией Баффет

бродил по Омахе в потрепанных старых теннисных туфлях, ~ изъеденном молью свитере и штанах, вымазанных мелом²⁴. «Это был кайф, — говорил

он. — Если бы существовал мужской вариант Бренды Старр”, девушки- репортера, это был бы я». К этому времени Уоррен подружился с другом Сьюзи Стэном Липси, который все еще работал издателем Sun, и они начали вместе заниматься пробежками и играть в ракетбол в игровой комнате дома Баффетов.

И тогда у Уоррена возник план. Он знал, что Конгресс принял закон, который, помимо прочего, предписывает некоммерческим организациям

_гос2М265

подавать налоговую декларацию в 1RS

«Я сидел в гостиной и заполнял форму 990 для Фонда Баффета, и тут меня осенило: если я должен был подавать декларацию, возможно, и они

тоже».

Репортеры выяснили, что форма 990 приюта находится в отделении IRS в Филадельфии, и нетерпеливо ждали целых двадцать дней, пока ее найдут в архиве²⁵.

Два дня спустя пакет прибыл в Омаху. Пол Уильямс нанял нового заместителя главного редактора Рэнди Брауна — частично для того, чтобы координировать работу над репортажем о «Бойз Тауне». В результате состав команды вырос до четырех человек. «В первый же мой рабочий день форма 990 оказалась у меня на столе», — вспоминает Браун²⁶ Баффет, который только что купил компанию See’s и отправлял конфеты своим друзьям по всей стране, тем не менее настолько увлекся историей приюта, что сразу же бросился помогать Брауну. Как и следовало ожидать, чистая стоимость активов «Бойз Таун» составила 209 миллионов долларов и росла со скоростью около 18 миллионов долларов в год, что в четыре раза превышало сумму, необходимую для обеспечения деятельности приюта. Баффет ликовал. Всю жизнь он ждал, чтобы какая-нибудь монахиня совершила преступление, которое он смог бы раскрыть по отпечаткам ее пальцев. Теперь он использовал налоговую декларацию, чтобы поймать монсеньора на месте преступления.

Они перенесли столы, шкафы и три телефона в игровую комнату в подвале дома Уильямса. В конце концов, как рассказывал Липси, «отследили все, кроме двух счетов в Швейцарии. Туда мы просто не смогли прорваться». Репортеры Sun были потрясены тем, что пожертвования в «Бойз Таун» в три раза превосходили пожертвования в

фонд Университета Нотр-Дам“. По самым консервативным подсчетам, на одного мальчика приходилось 200 000 долларов. Мик Руд назвал «Бойз Таун» «городом маленьких мужчин с большим портфелем»²⁷. Денежная машина приносила 25 миллионов долларов в год и могла легко покрыть

все текущие расходы за счет инвестиций, без привлечения каких-либо

_ 268 дополнительных благотворительных взносов. Во время написания

истории репортеры собрались на встречу в отеле Blackstone. Так уж

совпало, что правление «Бойз Тауна» также проводило собрание в номере

дальше по коридору. Репортеры ходили на цыпочках и надеялись, что их не

заметят²⁸. Интрига усилилась, когда они

начали обсуждать очевидные вопросы. Что руководство «Бойз Тауна»

собирается делать со всеми этими деньгами? Зачем привлекать еще больше

средств? Последний этап расследования должен был пролить свет на

создавшуюся ситуацию.

За сбор средств приюта отвечал его руководитель, семидесятичетырехлетний преподобный монсеньор Николас Вегнер. К тому времени он уже знал, что газетчики начали задавать вопросы. «Бойз Таун» принялся поспешно составлять программу реформ. Но репортеры были уверены, что в приюте ничего не знают о том, что его налоговая декларация уже лежит на столе редактора. Они боялись, что историю перехватит газета Omaha World-Herald, которая, обладая значительными ресурсами, могла накинуться на эту сочную новость, ждавшую своего часа. Существовала вероятность того, что «Бойз Таун» совместно с World-Herald могли нанести превентивный удар, опубликовав историю с более

дружественными по отношению к приюту акцентами.

Репортеры решали, как подобраться к Вегнеру и архиепископу Шиану, его настоятелю в епархии.

Тридцатилетний задира Мик Руд, с волнистыми волосами до плеч и усами в форме велосипедного руля, отправился на встречу с Вегнером. Первой его реакцией была жалость к этому человеку, лысый и морщинистый череп которого выглядывал из рясы, как голова древней черепахи из панциря. Монсеньор выглядел крайне хилым и ранее перенес пятнадцать операций, некоторые из них были тяжелыми. Во время интервью он неосмотрительно нес всякий вздор и отрицал получение каких-либо средств от государства. Когда же Руд попросил его объяснить необходимость сбора средств, тот ответил: «Мы постоянно по уши в долгах». Зная, что это неправда, Руд направился прямо к Уильямсу и отдал ему запись интервью. После расшифровки Уильямс положил ее в депозитарную ячейку в банке.

В то время как Руд разговаривал с Вегнером, Уильямс попытался подловить на лжи архиепископа Шиана. Они хотели организовать интервью одновременно с ним и Вегнером, но не смогли застать их на месте в один и тот же день. Шиан, которого, по всей видимости, успели ввести в курс дела, подтвердил слова Вегнера, но отказался добавить что- либо еще. Однако репортеры с доказательствами на руках в сопровождении фотографов внезапно появились в офисе по сбору средств, который был расположен не в «Бойз Тауне», а в Омахе, в здании с вывеской Wells Fargo. Они зашли без стука и сфотографировали длинные ряды женщин, печатающих прошения и благодарственные письма. Им также удалось поговорить с некоторыми сборщиками средств, которые просили: «Пожалуйста, не упоминайте о сборе средств в статье. Люди могут неправильно нас понять. Они решат, что мы богаты» и «Мы хотим,

чтобы люди думали, что письма посылают сами мальчики»²⁹.

Другие репортеры тем временем изучали состав совета директоров. Это были в основном люди, которые отнюдь не стремились обокрасть священную корову. Среди них — банкир, управлявший инвестиционным портфелем «Бойз Тауна», сын архитектора, который построил этот приют и руководил фирмой, выполнявшей текущие строительные работы, ритейлер, поставлявший одежду для мальчиков, и адвокат, занимавшийся всеми правовыми вопросами «Бойз Тауна». У многих директоров имелись свои финансовые интересы в приюте, и все они явно испытывали удовлетворение от того, что входили в состав правления самого уважаемого учреждения Небраски, при этом практически ничего не делая в его интересах. Вегнер предпочел проигнорировать размышления репортера на эту тему и не моргнув глазом сказал Руду, что «они никогда особенно нам не помогали» и «они ничего не смыслят в социальном обеспечении... или образовании»³⁰. По словам Уильямса, независимо от того, что члены совета директоров знали на самом деле, их реакция на вопросы журналистов варьировалась от «испуга до отрицания вины или полного незнания»³¹. Позже, оглядываясь по сторонам, один из работников «Бойз Тауна» скажет: «Правление не особо помогло отцу Вегнеру... Они могли хотя бы посоветовать ему притормозить сбор благотворительных средств»³².

Вероятно, Вегнер решил накопить как можно больше денег, помня о бедности, которая царила повсюду в годы Великой депрессии. Возможно, ему казалось, что (по выражению Рэнди Брауна) «волк уже у ворот»³³. Возможно, другие директора видели схожую картину, и это настолько поглотило их внимание, что они не задавались вопросом об истинном смысле действий Вегнера. Однако Уоррен Баффет, воспитанный в том же самом обществе с теми же самыми побуждениями, намеревался покарать их всех. И преступление, по его мнению, заключалось не просто в накапливании денег, а в том, что это не имело никакого смысла, не подразумевало какого-либо плана их использования. «Бойз Таун» даже не имел своего бюджета³⁴. А отказ от принятия на себя ответственности за управление деньгами от имени других был в глазах Баффета большим грехом.

Журналисты лихорадочно работали над историей все выходные и по мере написания отдавали материал Баффету и Липси. «Мы были всего лишь скромным еженедельником, — говорит Баффет, — но при этом они смогли создать материал, удовлетворяющий самым высоким журналистским стандартам». В итоге рабочая группа разложила все материалы на полу и начала придумывать заголовки и подписи под иллюстрациями. Основной заголовок гласил: «“Бойз Таун”: самый богатый город Америки? ». История, занимавшая восемь страниц в специальном разделе с боковыми врезками, начиналась со стиха 16: 2 Евангелия от Луки

— «дай отчет в управлении твоем».

В день перед публикацией — это была среда — Уильямс разослал текст статьи в Associated Press, UPI, World-Herald и на телевизионные станции. Баффет вспоминал следующий день, 30 марта 1972 года, как один из самых величайших дней своей жизни. Статья не только выражала его желание праведно управлять бизнесом, но и начиналась цитатой из Библии о его любимом понятии — управлении, через призму которого он теперь рассматривал все остальное в своей жизни: обязанности, моральные обязательства и ответственность, неотъемлемо связанную с доверием со стороны других людей. К концу недели история «Бойз Тауна» облетела всю страну и вызвала национальный скандал³⁵. В субботу состоялось экстренное заседание правления «Бойз Тауна», на котором было решено прекратить сбор средств и отменить последнюю рассылку, материалы которой были уже наполовину готовы³⁶. В самом начале новой эры журналистского расследования драма выросла до таких размеров, что по всей Америке прокатился целый поток реформ, связанных с управлением некоммерческими предприятиями. Историю подхватили Time, Newsweek, Editor & Publisher, LA Times и многие другие³⁷. После этого разоблачения был проведен неофициальный аудит в 26 приютах, и оказалось, что в трети из них выявились сходные проблемы³⁸.

Однако заместитель и ученик Вегнера монсеньор Фрэнсис Шмитт, взяв на себя некоторые его обязанности, немедленно направил письмо покровителям приюта, в котором назвал Sun «бульварным листком». В его письме говорилось: «Эта история завязана на предубеждениях, ревности, зависти, финансовой заинтересованности (по имеющимся у меня данным) и является не более чем примером работы “желтой прессы”». Он намекнул, что в основе расследования лежит предубеждение против католической церкви. После этого журналистам пришлось приложить немалые усилия, чтобы очиститься от этих обвинений. Кроме того, Шмитт заявил, что статья просто кишит «подлыми инсинуациями», и все из-за «дешевого редактора дешевой газетенки, владелец которой сам миллионер»³⁹. Вегнер тоже остался при своем мнении. Он заявил, что «Бойз Таун» будет там же, где есть сейчас, в то время как об этом желтом обрывке бумаги все забудут»⁴⁰. Всем, кто присылал ему письма с вопросами о репортаже, он отправлял в ответ стандартное письмо, в котором говорилось, что Sun распространяла «преувеличенное и частное мнение о проблеме местного значения» и что в настоящее время «Бойз Таун» не нуждается в пожертвованиях, поскольку «ценность нашего имущества и средств существенно увеличилась... КАК И НАШИ РАСХОДЫ»⁴¹. Письмо было напечатано на обычной почтовой бумаге с указанием внизу двух фраз: «На ваши благотворительные взносы вы можете получить законную льготу при уплате подоходного налога» и «Мы не нанимаем сборщиков средств — мы не платим комиссионные».

* * *

Спустя несколько месяцев после появления статьи пресс-клуб Омахи устраивал свое ежегодное шоу. Элитное общество Омахи (и приезжих деятелей) развлекали певцы, высмеивавшие «Бойз Таун» и монсеньора Вегнера:

Мы открыли приют для мальчиков Около пятидесяти лет назад;

Мы попросили пожертвования,

И деньги потекли рекой.

Мы обратились за помощью И собрали кучу денег.

Наконец-то наши бездомные мальчики Были вполне себе обеспечены.

Но затем на нас обрушилась трагедия,

Наши данные были обнародованы_у И благодаря Уоррену Баффету Все спрятали свои бумажники.

Кто вставил палки В колеса отца Вегнера?

Теперь о нас знают все,

Как будто мы больны оспой.

Вам не кажется, что это подло,

Зачем Уоррен Баффет вставил палки В колеса отца Вегнера?

Большие люди из Голливуда Даже решили сделать кино.

Микки Руни показал всем,

На что идут их деньги.

С римским пиететом

Сыграл свою роль Спенсер Трейси.

Мы продали столько попкорна,

Что сможем купить AT& T.

Мы пустили кружку по кругу;

Потому что тоже хотим сладкой жизни.

А потом пришел Уоррен Баффет И показал всем наш баланс.

Мы построили роскошные дома,

Чтобы привить мальчишкам хоть немного вкуса. По пятницам вместо рыбы У нас был парной фазан.

Мы часто жаловались на бедность,

Но никогда не влезали в долги_уПотому что, оказывается, на каждого Приходится около 200 тысяч.

Баффет устроил скандал По этому поводу;

Видимоу он боялсяу что мы станем Такими же богатыми, как он! ⁴²

Баффет никогда не испытывал большего удовольствия, чем при чтении налоговой декларации приюта, и очень хотел, чтобы вопреки предсказанию монсеньора никто не забыл Sun. Мысль о Пулитцеровской премии, самом большом признании в мире журналистики, «заставляла мою кровь бурлить», говорил он⁴³. Уоррен поручил Полу Уильямсу подготовить документы, необходимые для подачи заявки на премию. Уильямс разработал подробную схему и передал ее Баффету, у которого, к слову, были свои собственные стратегические мысли по этому поводу. «В стране, где экономика неизбежно приводит к шродам-однодневкам, — писал Баффет, — Sun должна подчеркнуть необходимость альтернативного печатного издания». Такая газета, как, например, еженедельник для жителей пригорода, «с точки зрения обеспокоенных гигантов будет работать на них» и расскажет историю, которую основная газета побоится рассказывать, чтобы не показаться глупой»⁴⁴.

Мик Руд написал еще одну историю о «Бойз Тауне», которая могла потрясти Голиафа ничуть не меньше первой. В ней упомянул о ряде расистских комментариев отца Вег-нера, а также историю о том, что недалеко от озера некоторые воспитанники приюта выращивали марихуану. Пол Уильямс отказался публиковать эту статью, сказав, что Sun должна вести себя честно, во-первых, потому что на кону стоит ее репутация и будущее, а во-вторых, чтобы избежать еще одного обвинения в антикатолических высказываниях. К тому же в том году процесс рассмотрения заявок на Пулитцеровскую премию проводился со значительным опозданием. «Это очень плохо», — писал Руд в своих заметках⁴⁵.

Коллектив газеты знал, что у них очень сильные соперники. Они сражались с серией статей, напечатанных в Washington Post журналистами Карлом Бернштейном и Бобом Вудвордом, в которых речь шла о незначительном на первый взгляд событии — краже в офисе Национального комитета Демократической партии в отеле «Уотергейт» во время избирательной кампании Никсона—Макговерна 1972 года. В итоге оказалось, что журналисты смогли вскрыть акт политического шпионажа и заговора огромных масштабов. Поэтому Sun не удалось насладиться своим триумфом и получить премию за 1972 год.

В марте 1973 года национальное общество журналистики Sigma Delta Chi присудила Sun свою высшую премию «За служение обществу»; газета Washington Post победила в номинации «За выдающееся расследование». Во время коктейля перед церемонией награждения, когда Стэн и Дженни Липси кружили в толпе гостей в надежде мельком увидеть Вудворда и Бернштейна, Дженни ткнула мужа под ребра и сказала: «Предлагаю пари. Ставлю сто долларов на то, что вы выиграете премию». Несколько недель спустя раздался телефонный звонок. Sun выиграла Пулитцеровскую премию в номинации «За выдающееся расследование местного уровня», и

отдел новостей разразился аплодисментами. В этот раз они поменялись местами с Washington Post, победившей в номинации «За служение обществу». Чтобы отпраздновать это событие, Сьюзи Баффет устроила вечеринку и разместила на столе в гостиной дома огромный крендель в виде слов: «Sun — лауреат Пулитцеровской премии». Кроме этого, они также праздновали и реальные результаты. «Бойз Таун» начал вкладывать деньги в различные проекты и объявил об открытии центра по исследованию и лечению дефектов слуха и речи у детей. Это было просто великолепно. Начиная с этого времени в приюте появился формальный бюджет и любой желающий мог оценить его финансовое положение.

⇐ Предыдущая 28 29 30 31 323334 35 36 37 Следующая ⇒